«Совы не то, чем они кажутся, совы… И поглотить тебя шторы готовы… Выход не каждый способен найти, Карлик с Гигантом нас ждут на пути…» из сериала «Твин Пикс» «В мщении и любви женщина более варвар, чем мужчина». Элберт Грин Хаббард, американский писатель «Месть — это слабых душ наследство. В груди достойных ей не место». Карл Теодор Кёрнер, немецкий поэт-патриот
I. Palazzo Вентурини.***
— Как Вы себя чувствуете, сеньора? — поинтересовался Эрих. Дама обнимала графа за шею, прижавшись к нему и уютно устроившись в надёжных руках. Она даже перестала изображать испуганную беглянку. Тем более, аромат ледяной мяты и морского бриза настраивал Лукрецию на романтический лад. Вопрос фон Кролока застал её врасплох, но играть дальше роль жертвы ей не составляло труда. — Благодарю Вас, — дрожащий голос должен был показать испуг и волнение, — но мне так неловко… Я ставлю Вас в неудобное положение, из-за меня могут возникнуть проблемы с герцогом. Я не могу этого допустить. — Что странного в том, чтобы воспользоваться родственным гостеприимством? — искренне удивился Эрих. — Вам где-то нужно провести день, я возьму на себя смелость пригласить Вас. «Ого, распоряжается, точно хозяин, мне это нравится… Похоже, Вито немного рассказывал ему, и у красавчика нет повода ненавидеть меня. Прекрасно!» — В таком случае с радостью принимаю приглашение, — Лукреция заметно оживилась. — Но мне не хочется показывать слугам своё присутствие. — Хорошо, — согласился Эрих. — Зайдём сзади, через чёрный ход. Неожиданное появление Лукреции Борджиа озадачило Эриха — он, конечно, не был легковерен и наивен, и для простого совпадения всё выглядело по меньшей мере странно. Но Витторио, неоднократно рассказывавший о Чезаре, ни разу подробно не поведал о его сестре и той роли, которую она играла в зловещем бессмертном тандеме. Почему? Ответ очевиден: герцогу было неприятно вспоминать о выходках племянницы, и тем более не хотелось посвящать возлюбленного в семейные дрязги. Так что если о Чезаре и Микелетто фон Кролок не просто слышал, а имел сомнительное удовольствие знать их лично, то сведения о Лукреции были скудными и расплывчатыми. О ней дон Вито упоминал только вскользь и очень нейтрально. Например, после обращения повесив вместо зеркала в комнате Эриха картину, он сказал, что раньше полотно принадлежало Лукреции Борджиа. Что знал о бессмертной Эрих? Почти ничего, ни плохого, ни хорошего: для него это была сестра Чезаре и дочь римского понтифика в прошлой жизни (правда, о нравах семейки отравителей ходила ещё та слава), а также двоюродная племянница герцога Вентурини. Истинный характер отношений в посмертии между братом и сестрой, племянницей и дядей был неизвестен фон Кролоку. Поэтому стоит ли винить его в легкомыслии и доверчивости? Скрытность и недостаточная искренность сослужат Витторио дурную службу. Оказавшись перед чёрным ходом, граф бережно опустил Лукрецию на крыльцо, открыл ключом потайную дверь и распахнул перед гостьей. — Прошу Вас, сеньора, — последовал приглашающий жест. Вампирша, прихрамывая и постанывая — она умело изображала страдания от вывиха — медленно вошла внутрь и схватила Эриха за руку. — Мне так неловко, — смущённо опустила глаза Лукреция, — но я всё ещё не могу идти… Фон Кролок молча подхватил её на руки и направился в гостиную. Зажжённые свечи освещали уютную залу, в камине потрескивали поленья — Витторио хотел, чтобы возлюбленному было уютно, и во многих помещениях дворца топили. Усадив Лукрецию на стул, граф наконец-то без спешки рассмотрел незваную гостью. Она сбросила капюшон и развязала завязки, яркий плащ упал на пол. Платье изумрудного цвета с богатой отделкой выгодно подчёркивало белизну лица. Безукоризненные черты и завитки-пружинки волос с рыжеватым отливом, украшенные золотой плетёной сеткой, ярко-зелёные глаза, удивительно гармонировавшие по цвету с бархатом расшитого золотом платья — Лукреция была очень хороша собой. Её кожа не казалась мертвенной, а выглядела как аристократическая белизна знатной дамы. Тонкая талия, высокая грудь, руки с изящными запястьями — казалось, красавица сошла с парадного портрета кисти Лоренцо Лотто. Точёное лицо и шею портили следы от недавних глубоких царапин. Вампирша опустила глаза, и Эрих отвёл взгляд: столь откровенное разглядывание выглядело не совсем приличным. — Вы, наверное, голодны, — после паузы заговорил фон Кролок и взял колокольчик-кампану, чтобы вызвать Иштвана. — Прошу Вас, не надо! — испуганно воскликнула гостья. — Я не хочу, чтобы меня узнали. — Чего Вы боитесь? — вновь удивился Эрих, но не стал перечить гостье. Выйдя за дверь, он позвонил, и меньше, чем через минуту перед ним стоял Иштван. — Принеси крови и бутыль с вином, оставь поднос за дверью. Ах да, и бокалы — у меня гость, — пояснил фон Кролок. Камердинер крайне удивился, но хозяин не собирался ничего объяснять. «Теперь придётся импровизировать», — сосредоточилась Лукреция, но её лицо разгладилось, едва граф вернулся в гостиную. — Буду признателен, сеньора, если расскажете, что же у Вас случилось. — Называйте меня по имени, — неожиданно предложила гостья. — Мне очень одиноко, — изумрудные глаза наполнились слезами, но красавица сдержалась и не всхлипнула, — после того, что узнала, я лишилась и крова, и брата. Если дядя мне откажет, не знаю даже, куда идти… Раздался деликатный стук — Иштван быстро выполнил приказ и ждал за дверью. Фон Кролок вышел к нему и одобрительно кивнул. — Ступай, ты больше не понадобишься. Однако слуга не ушёл, а, встав в зашторенную нишу, решил подслушать разговор хозяина и таинственного гостя: происходящее вызвало его беспокойство. Андраши справедливо считал, что граф недостаточно освоился в новой роли и старался уберечь его от возможных неприятностей. Но Эрих воспринял по-своему. Прекрасно чувствуя постороннее присутствие, он поставил поднос на стол, в один прыжок он оказался за дверью и одёрнул ткань портьеры. — Ваше Сиятельство, не поймите превратно. Я обеспокоен, тем более, господина герцога нет дома, — без тени смущения и абсолютно спокойно заговорил верный помощник. — Я в состоянии принимать решения и отвечать за их последствия, — глаза графа побелели от гнева, —Уйди, сделай милость! Я не малое дитя, не нуждаюсь в опеке! — дверь перед Иштваном захлопнулась. Вампирша сидела за столом и довольно улыбалась: едва появившись в palazzo ненавистного герцога, она внесла раздор одним лишь своим присутствием.***
Фон Кролок слушал Лукрецию и испытывал странное чувство: история жизни прекрасной вампирши заставила Эриха вспомнить собственное горестное прошлое. И, конечно, ему было искренне жаль женщину, перенёсшую столько испытаний. — Возможно, всё выглядит безнравственно, но это только внешняя сторона моей жизни. Я трижды была замужем, но разве имела нормальную семью? В тринадцать лет я стала невестой Джованни Сфорца, а потом его женой. Стоит ли говорить, что браком такой союз назвать нельзя. Громкий развод — и позор, который невозможно было перенести, — Лукреция замотала головой, точно отгоняя неприятные воспоминания. — В отместку Джованни меня ославил, выставил падшей, кровосмесительницей! А ведь я была почти ребёнком и досталась второму мужу девственницей, — вздохнула рассказчица. — Какая мерзость, — возмутился Эрих. — Но почему Ваши родные оставили это безнаказанным? — Ваноцца была куртизанкой, пусть и обладала реальной властью. Я так и не назвала её матерью, не смогла. А отец и Чезаре, и два других брата… для них главным были власть и могущество, на мои чувства никто не обращал внимание. Я завидовала детям прислуги — у них не было ничего, зато их любили родители. Сделав несколько глотков крови, Лукреция замолчала. Фон Кролок должен был купиться на её переживания — так рассуждала хитрая бестия, когда обдумывала, чем разжалобить чужестранца. Эрих молчал, но думал о своём. Вампирша невольно заставила его вспомнить о сыне, живущем в достатке под присмотром заботливого дяди. Но был ли счастлив его мальчик? Нежный, ранимый Герберт тяжело перенёс смерть матери и отдалился от отца. Или всё-таки сам Эрих искусственно держал его на расстоянии? Теперь, после обращения, что-то изменить было невозможно, и фон Кролок свыкся с мыслью, что не увидит ни Герберта, ни Мариуса. Но сильнее его печалило другое: больше он никогда не принесёт на могилу со статуей скорбящего ангела любимые сиреневые лилии Габриэлы… — Простите, немного задумался. Боюсь показаться невежливым, но всё же: почему Вы оказались неподалёку от нашего palazzo, да еще в такой ммм… сложной ситуации? — Я действительно отвлеклась, — вампирша вновь поднесла к губам бокал и отпила без всякого удовольствия. Её не устраивало содержимое, Лукреции очень хотелось попробовать на вкус самого красавца графа. «Уже скоро», — успокоила она себя, а вслух сказала: — Это связано с моим прошлым. Второй брак стал удачным, я полюбила нового мужа и была счастлива. Альфонсо Арагонский, он же герцог Бишелье, боготворил меня, я обожала его. По своей наивности я решила, что отец и Чезаре оставят меня в покое. Глупая девчонка, — Лукреция взглядом поискала салфетку, чтобы промокнуть глаза, и Эрих понял без слов, протянул носовой платок с монограммой. Ей хотелось прижать к лицу вещицу, которую только что достал из кармана приглянувшийся мужчина, но выдержка не подвела бессмертную. — Когда политическая ситуация изменилась, Альфонсо стал не нужен. Мы были женаты всего два года… первый ребёнок родился недоношенным и умер, а когда появился на свет малютка Родриго, нашему счастью не было предела! Потом, — пальцы нервно скомкали платок, а глаза загорелись, точно огненные всполохи, — на мужа напали. Я знала, что отец и Чезаре хотят от него избавиться, предлагала скрыться, но любимый не захотел оставить меня, — Лукреция отставила бокал в сторону и продолжила после паузы. — Убийца напал подло, из-за угла, у базилики Святого Петра в Риме. Стража, сопровождавшая мужа всюду, в ту страшную ночь почему-то оставила Альфонсо одного, — губы рассказчицы задрожали. — Его подобрали истекающим кровью. Бедняга получил три серьёзных ранения, но я выходила его. Эрих слушал внимательно, понимая, что скоро узнает ответ на свой вопрос. — Отец сразу открестился от нападения, сказал, что ему проще устроить развод, чем объясняться с семейством Бишелье. Тогда я поняла: это дело рук Чезаре. Он всё отрицал, и я почти ему поверила, вплоть до минувшей ночи, — вампирша зловеще усмехнулась. — Вчера, разбирая старые бумаги, я нашла переписку Чезаре с отцом. Его Святейшество действительно не отдавал приказ убить моего мужа, это сделал любимый брат. В первый раз наёмнику помешала стража, и Чезаре затаился, но не угомонился. Когда Альфонсо стало лучше и он пошёл на поправку, я первые за месяц отправилась навестить сына. Больше мужа живым я не видела, — Лукреция говорила медленно, последние слова дались ей с трудом, а затем вовсе замолчала. Взгляд её стал пустым и отрешённым. — И вот, спустя столько лет я узнала, что его задушил Микелетто, — прозвучало после паузы. — Отец посчитал действия Чезаре недальновидным поступком, который, однако, произошёл очень кстати и вовремя. Это я прочитала в письме Его Святейшества. Альфонсо похоронили тайно, не оказав посмертных почестей, в безымянной могиле, точно безродного бродягу. Мне даже некуда было пойти помолиться. Лукреция закрыла ладонями глаза и разрыдалась горько и безутешно, казалась очень искренней. Вид женских слёз всегда обескураживал графа, а уж если был подкреплен такой печальной историей… Эрих подошёл и опустился на колено, взял в свою ладонь изящную женскую ладошку и ободряюще пожал. Лукреция замерла, увидев кольцо Первородного на указательном пальце графа. Тот истолковал реакцию бессмертной по-своему и попытался отвлечь от тяжёлых воспоминаний. — У нас, оказывается, много общего. Вы потеряли любимого мужа — моя супруга умерла совсем молодой. Габриэла была ангелом ещё при жизни, — Эрих замолчал, выражение глаз стало отстранённым, отсутствующим. — Я очень любил жену. Никогда не прощу себе, что часто уезжал и оставлял её в одиночестве. Теперь мне кажется: будь я рядом, беды не случилось бы, — голос фон Кролока звучал глухо, но сколько было невысказанной горечи и муки в интонации! — Простите, Эрих, — вампирша первой назвала его по имени, — что заставила Вас страдать. Но я настаиваю: полная откровенность в обмен на мою откровенность. Поделитесь, и станет легче. — Она умерла с нерождённым ребёнком в страшных мучениях, не смогла разрешиться от бремени, — прозвучало в ответ. Отрывисто сказанные слова пронзала скрытая боль. — Вам это не может быть интересно, — не желая показать слёз, Эрих встал и подошёл к окну. Горе, от которого он если не избавился с обращением, то отдалился, напомнило о себе. Щемящая боль утраты и опустошённость вновь, как в долгие годы вдовства, овладели фон Кролоком. — Нет-нет, напротив, — Лукреция неслышно подошла сзади и прижалась щекой к неестественно застывшему мужчине, — продолжайте. У Вас были дети? — Почему были? У меня есть сын, он почти взрослый, надеюсь, его жизнь сложится удачнее моей. Я не собираюсь ему мешать. Моё настоящее и будущее рядом с Витторио, Трансильвания осталась в прошлом. «Это мы ещё посмотрим», — мстительно подумала Лукреция, а вслух произнесла: — Я забыла, что Вы стали одним из нас совсем недавно… Возникла пауза. Эрих почувствовал неловкость и отстранился, вампирша отошла и вновь опустилась на стул. Она заговорила первой. — Теперь Вы поняли, почему я сбежала от Чезаре? Фон Кролок молча кивнул. — Не собиралась продолжать свой рассказ, но после того, что Вы рассказали о себе… Оказывается, у нас много общего. По-моему, это не случайность. И если Ваше Сиятельство хочет послушать… «Пришло время пойти с козырей. Теперь главное — не дать ему опомниться». — Прошу, продолжайте, сеньора, — заинтересовался Эрих. — Просто Лукреция, — мягко поправила гостья. — Отец не позволил мне долго носить траур и через год вновь выдал замуж. По иронии судьбы его тоже звали Альфонсо. Наследник герцога Феррары совсем не хотел на мне жениться, это было так ужасно! Если бы не огромное приданое и угрозы отца, гордые д’Эсте не пустили бы меня на порог. Отрывистые слова слетали с губ Лукреции, в них чувствовался жгучий стыд, не сгладившийся за несколько десятилетий. — К тому же, согласно обычаю, я не могла взять с собой сына. Родриго остался в семье Бишелье. Когда он заболел, муж не пустил меня в Неаполь. Да-да, здесь жил и умер мой мальчик, не знавший своего отца и не видевший любви матери. Сыну было всего двенадцать лет, когда его не стало. Ребёнок от любимого мужчины — стоит ли говорить, что я обожала его больше всего на свете? Это бесило мужа, и он отыгрывался на мне жестоко и беспощадно. Чем дольше слушал Эрих печальную исповедь, тем сильнее проникался участием. — Вы оказались жертвой политических игр, мне жаль, — искренне произнёс он. Лукреция лишь вздохнула. — Судьба нанесла сильнейший удар, когда умер Его Святейшество. Не обольщаюсь, что отец любил меня, но, по крайней мере, я была уверена в завтрашнем дне — понтифику был нужен инструмент в его интригах. Кто знает, сколько раз ещё я пошла бы под венец, не скончайся он так внезапно. «Рассказ заинтересовал простофилю, он мне уже сочувствует. Скоро я окончательно расположу его», — Лукреция была довольна: граф фон Кролок недавно стал вампиром и не успел утратить человеческое сострадание, не превратился в холодного, бесчувственного истукана. — Альфонсо не стал оформлять развод, хотя родня настоятельно советовала. Чванливое семейство д’Эсте мечтало избавиться от «отродья убийцы». Муж не любил меня, но обожал моё тело. Простите, — смущённо потупилась красавица и вновь сделала глоток крови. — Он доверял мне управление провинцией, часто бывая в отъездах, и совсем иначе относился как к супруге. Я была верной женой, богобоязненной и скромной, но Альфонсо слушал клеветников. У него был один выход оставаться спокойным за честь семьи — не знаю, сам он так посчитал или кто-то его надоумил… Его стараниями я превратилась в постоянно беременную самку, родила восьмерых детей, а до того много раз случались выкидыши. Каждый ребёнок отбирал силы и здоровье, но муж постоянно попрекал меня сыном от прошлого брака, — Лукреция вновь разрыдалась, уронив голову на стол. Эрих подошёл к ней и ободряюще погладил по голове. «Не стоило надевать сетку», — разум вампирши был холоден и ясен настолько, насколько убедительно звучали её речи. — В перерывах межу беременностями часто моим домом становился францисканский монастырь. Там я носила одежду из грубого холста и вкушала самую скудную пищу. Возвращаясь обратно во дворец, надевала власяницу под богатое платье, иссушала плоть бичеваниями и постами, молилась, старалась быть ближе к Богу. Теперь удивляюсь своей глупости — зачем? Ведь Он не явил мне милосердия, я умерла от родильной горячки и потери крови, — Эрих вздрогнул, — разрешившись раньше срока. Девочка была очень слаба, и муж озаботился окрестить дочь раньше, чем та умрёт. Обо мне точно забыли — и Альфонсо, и прислуга. Я умерла вслед за Марией-Изабеллой — так назвали малютку. Исход был ясен всем, ко мне даже не пригласили врача. Зато около моей постели стояли два кардинала, чтобы совершить «таинство отходящих» и преподать «последнее напутствие» — причащение Тела и Крови Христа в момент перехода к Отцу, как гнусаво заявил один из них. *На самом деле дочка Лукреции прожила два года, а не скончалась вместе с матерью. И доктора при герцогине Феррары дежурили неотлучно, и муж уделял достаточно внимания. Всё сказанное — уловки, чтобы расположить к себе Эриха.* Тонкие пальцы сжались в кулачки, а голос дрожал. Кое в чём рассказ Лукреции являлся правдой — её уход из мира смертных был тяжёлым. — Я жалела в тот момент об одном — что не забыла имя Бога раньше, не стала грешницей, тогда не обидно было бы нести свой крест. Почему Он оказался ко мне незаслуженно жестоким? Стоит ли удивляться, что вместо слов смирения я отреклась от Всевышнего. Эрих слушал рассказ вампирши с возрастающим вниманием. — Когда я сказала, что Бог умер и забыт мной, святой отец заявил о помутившемся рассудке и только поэтому не проклял. «Дьявол старается отдалить от упования на Божественное милосердие», — взывал он ко мне. Второй кардинал тоже ужасался, но больше говорил о смирении и рае. Я рассмеялась и плюнула ему в лицо и перестала что-либо видеть перед собой — началась агония. Очнулась я в развороченном склепе, не попав ни в чистилище, ни в рай: Чезаре обратил меня. Лукреция замолчала, давая собеседнику возможность воспринять услышанное. Фон Кролок застыл, точно окаменел, и было от чего: смерть Лукреции выглядела точь-в-точь, как уход из жизни Габриэлы, а разрыв с Богом удивительным образом походил на его отречение. «Какие долгие сантименты, — насмешливо подумала Лукреция. — Похоже, он порядком впечатлён! Всё идёт, как я хотела». Вслух же прозвучало: — Воспоминания лишили меня сил. Давайте выпьем вина. — Простите, что не предложил. Сейчас, Лукреция, — фон Кролок не заметил, как назвал собеседницу по имени, получилось само собой. — Скажите, Ваша агония… Вы сильно страдали? «Как его зацепило! — обрадовалась лицемерка. — Всё же мужчины очень предсказуемы, даже самые незаурядные». — Себе налейте, Эрих, — потребовала она. — Отказ не принимается, — и поспешила ответить на вопрос графа. — Да, мои страдания были ужасны. Не только нестерпимая боль, но и несправедливость от того, что я умираю молодой. В тот момент мне сильнее всего хотелось жить. Я готова была стать нищей, бездомной бродяжкой, лишь бы живой. — Думаю, мы найдём, о чём поговорить до возвращения Витторио, — ответил Эрих. Он старался не показывать своих чувств, как подобало сильному мужчине, но губы его слегка дрожали, а глаза были полны отчаяния и боли; взгляд не бесчувственного вампира, но человека, пережившего трагедию. Минутная слабость, помноженная на личные переживания — и сострадание графа превратилось в симпатию. Коварная Борджиа могла быть довольна собой. Теперь ей следовало осуществить основную часть плана, и продолжение обещало стать приятным для обоих. — Я сегодня рассеян и не лучший кавалер, — извинялся Эрих, наполняя бокалы. — Ваш рассказ потряс меня, напомнил о прошлом. Вино насыщенного рубинового цвета выглядело точно угощение в великосветском кругу, а не дополнение к трапезе бессмертных. Да и разговор Эриха с гостьей смотрелся со стороны совсем по-человечески: казалось, элегантный дворянин беседовал с очаровательной аристократкой. — Ой! — вскрикнула Лукреция, и раздался звон стекла. Высокий тонкостенный бокал, изделие венецианского стеклодува, выскользнул из пальцев, упал на пол и разлетелся на мелкие осколки в тёмно-бордовой лужице. — Я такая неловкая. Фон Кролок отставил свой бокал, едва успев пригубить. — Сейчас принесут другой, — он потянулся к колокольчику, но Лукреция накрыла изящной ладошкой его руку. — Не стоит беспокоить слуг, они и так настроены враждебно. — Хорошо, — согласился Эрих и аккуратно сдвинул в сторону женскую ладонь. — Принесу сам, — и быстро вышел из гостиной. Забыв про подвёрнутую ногу, Лукреция моментально преобразилась. Она вскочила со стула, метнулась к плащу и достала из кармана два небольших предмета, завёрнутых в ткань. Развернув один, ловко убрала баночку в потайной карман юбки, второй оказался прозрачным флаконом с притёртой крышкой и мутным содержимым. Вампирша отпила два глотка из бокала графа, затем щедро долила из флакона. Вино посерело и забулькало, но почти сразу приняло прежний благородный цвет. Потянув носом, Лукреция осталась довольна: запаха не было. Конечно же, хитрая бестия хорошо подготовилась и явилась в palazzo не с пустыми руками. Будучи одной из самых ярких представительниц фамилии Борджиа, Лукреция в совершенстве разбиралась в ядах и различных зельях ещё при жизни. В посмертии она продолжила совершенствовать и углублять преступные знания. Для графа фон Кролока каверзница прихватила с собой из замка не одно, а два средства, которые её ни разу не поводили. В бокал графа знаменитая отравительница добавила смесь «любовной настойки» и «вина любви» — популярные среди ведьм смеси. Сочетание строгих соотношений лаванды, имбиря и пачули должно было разбудить любовное желание. Сок дерева африканской воканги — идея добавить редкий яд являлась личным изобретением Лукреции — сначала полностью парализовывал волю, вызывал слабость в теле и делал покорным. Затем воканга убивала быстро и без мучений, но вампиру смерть в привычном смысле не могла угрожать. Небольшую баночку интриганка наполнила мазью собственного приготовления на основе болиголова и аконита с добавлением сажи. Любимое средство деревенских ведьм бессмертная усилила, добавив аккантовую фиттонию — редкое и очень дорогое средство из Нового Света; «дурман, вызывающий видения глазных яблок», как поведал в штурман одной из каравелл Колумба. За пару часов до осуществления коварного плана Микелетто наполнил дубовую бочку горячей водой, и госпожа совершила омовение. ЗасЫпав, не жалея, порошок обольщения из розмарина, тысячелистника и фиалкового корня, Лукреция высоко заколола волосы. Она подготовила себя так, как делала только для любимого мужа Альфонсо Бишелье. Соблазнительница помнила неистовую силу супруга после её омовения с порошком обольщения. В коридоре послышались торопливые шаги. Лукреция едва успела сесть обратно на стул и придать лицу горестный вид. — С трудом нашёл, — признался граф, наливая вино прекрасной даме, — зато теперь знаю, где хранится посуда. Он подал Лукреции бокал, взял свой и вновь пригубил. Вкус ему показался чуть более терпким, чем был раньше. Но фон Кролок подумал, что в последнее время стал редко пить вино и, возможно, начал забывать вкус хмельного зелья. — Прекрасный напиток в замечательном обществе, — вампирша улыбнулась. — Вы ведь станете моим другом, Эрих? — Конечно… Лукреция. — Тогда выпьем до дна, — заявила она и подала пример. — Теперь Вы мой друг. Фон Кролок осушил бокал, но ответить не успел: собеседница, только что мило беседовавшая с ним, откинулась на спинку стула и запрокинула голову. Бессмертный быстро оказался по другую сторону стола. — Что с Вами? — встревоженно спросил он. — Извините… я просто устала… мне пора отдохнуть… — словно с трудом ответила притворщица. — Я помогу Вам подняться, прилягте на диван, — предложил Эрих. — Так неловко получилось… Нет, Ваше Сиятельство, проводите меня в комнату для гостей. Вампирша опёрлась о предложенную руку и сделала несколько нетвёрдых, прихрамывающих шагов. Оказавшись в коридоре, Лукреция качнулась и стала оседать на пол — Эриху вновь пришлось взять её на руки. Он решил отнести гостью в ближайшие к гостиной покои, а проще говоря, в его собственную спальню. К тому же граф тоже почувствовал себя неважно и хотел поскорее устроить Лукрецию, а потом уйти в спальню Витторио. Дверь покоев неожиданно открылась — оттуда вышла Мария. Она регулярно меняла постельное бельё и растапливала камин, пусть граф и редко отдыхал в своих покоях. Новообращённая ойкнула от неожиданности. — Ваше Сиятельство, я… — сделав неловкий реверанс, заговорила она и едва не прикусила язык: Эрих устремил на неё мутный взгляд. — Подержи дверь и уйди, — резко ответил он. — Ты ничего не видела, ясно? Девушка кивнула головой и всё в точности исполнила. Удивлённая присутствием незнакомки, она, тем не менее, решила молчать: приказы обоих хозяев выполнялись беспрекословно. II Особняк Роберто Розетти***
Уже больше трёх часов Витторио находился в малой гостиной Роберто Розетти. Рачительный хозяин был приятно удивлён появлением гостя, редко удостаивавшего своим присутствием светские приёмы. А тут за довольно короткое время герцог Вентурини в третий раз нанёс визит. Доменико Кальвино, так необходимого бессмертному, среди гостей не было. «Наверняка он уже не появится, — герцог был откровенно расстроен и хмурил брови. — Пожалуй, пора возвращаться домой, нет смысла задерживаться». Всё так и произошло бы, не помешай его намерению хозяин дома. Розетти порядком наскучили обычные гости, с которыми он регулярно обменивался визитами и обсуждал городские новости. Появление герцога тем более оказалось кстати, что у Роберто были вопросы к Вентурини. А потому, заметив, что откровенно скучающий гость направился в сторону входных дверей, хозяин дома неучтиво оставил собеседника и поспешил наперерез. — Messer, уже уходите? — спросил Роберто и тут же доверительно понизил голос, — я получил письмо от моего друга из Трансильвании. — Да, благодарю за гостеприимство. Не сочтите невежливым, мне надо закончить пару важных писем, — и резко оборвал. — Простите? — Витторио вопросительно приподнял брови, точно не понял, о чём идёт речь. — Мой друг, Дитмар фон Мирбах, неужели Вы забыли? Родственник графа фон Кролока. — Ах вот что… да-да… — словно с трудом припоминая, ответил герцог. — И что же Вы хотите от меня? — Граф куда-то исчез, — пытливо глядя на невозмутимого собеседника, сказал Роберто. — Вы не знаете, где он? Эрих был дружен с Вами. — Это, пожалуй, громко сказано, — улыбнулся Вентурини. — Граф был у меня в гостях пару раз, как-то мы вместе посещали театр Сан-Бартоломео. Но теперь его нет в Неаполе. — Messer, Вы не могли бы сказать точнее? Я заезжал в особняк Мирбахов и выяснил, что Ваш слуга забирает письма, адресованные графу. — Извольте. Хотя Ваше недоверие мне крайне неприятно, — в мягком, вкрадчивом обычно голосе явственно звучало недовольство. — Именно из-за любопытных родственников Его Сиятельство не оставил своего адреса. Но раз Вы так настаиваете — я отвечу. Он отбыл в Испанию, точнее сказать не могу. Граф на тот момент не определился с маршрутом путешествия. Розетти согласно кивал головой, дон Вито продолжал: — У нас договорённость: приходящие на его имя письма я буду переправлять в моё имение в Вильяхойсе. Надеюсь, я удовлетворил Ваше любопытство? — закончил он ледяным тоном и в упор посмотрел на Розетти. За кажущимся спокойствием собеседника Роберто отчётливо уловил угрозу, и ему стало неуютно. Более того — мужчина, находящийся у себя дома в окружении многочисленных гостей, почувствовал страх, сковавший его липкими щупальцами: лоб покрылся испариной, язык будто прилип к нёбу. Бредни, которые изредка распускали завистники блистательного Вентурини, сеньор Роберто всегда высмеивал, не воспринимая всерьёз, но теперь, как назло, они упорно лезли в голову. У него закружилась голова, пришлось опереться о стену, чтобы устоять на подкашивающихся ногах. Дон Вито находился рядом, почти впритык к нему и спиной к окружающим. Со стороны это выглядело так, словно мужчины решили о чём-то посекретничать и отошли от основного кружка беседующих. На самом же деле было совсем иначе: карие глаза собеседника с вытянувшимися вертикально зрачками пронзали Роберто насквозь, подобно узким лезвиям двух стилетов. Внезапно он оказался в темноте в абсолютном одиночестве. Затуманен был не просто разум — силы покинули Розетти. Он хотел поднять руку и смахнуть пот со лба, но куда там! Руки не слушались команд тела, а в голове звучало грозное: «Не лезь, куда не следует! НЕ ЛЕЗЬ!» — Друг мой, что с Вами? Прозвучавший вопрос заставил Розетти дёрнуться и открыть глаза: он полулежал в кресле, над ним заботливо склонился герцог Вентурини с флаконом нюхательной соли в руке. — Роберто, дорогой, — щебетала рядом сеньора Бьянка, его супруга, побледневшая и взволнованная, — я же говорила: не стоит так налегать на мясное блюдо. Или же вино оказалось слишком крепким… — Успокойся, мой ангел. Я в порядке, — взгляд Розетти остановился на герцоге. — Messer, благодарю Вас за заботу, и простите, что заставил волноваться. Господа, я оставлю вас на попечение супруги. Мне надо прилечь. Многочисленные гости с пониманием закивали головами, а сеньора Бьянка обратилась к Витторио: — Герцог, прошу, на правах друга проводите Роберто в его покои. — О, разумеется, — Вентурини склонился в учтивом поклоне. Хозяйка дома, пусть и не совсем успокоившись, вернулась в кружок жён и дочерей приглашённых гостей. Витторио протянул руку, помогая Розетти подняться и, придерживая под локоть, медленно направился вместе с ним во внутренние покои особняка. Роберто шёл молча, с отсутствующим выражением лица и пустым взглядом, точно сомнамбула. Вампир, не произнеся ни слова, без малейшего труда управлял его сознанием. В кабинете мужчина открыл запертый на ключ ящик бюро, безошибочно вытащил нужный тубус и вложил в протянутую руку Вентурини. Тот открыл, бегло прочёл письмо и кивнул. Подчиняясь безмолвному приказу, смертный поднёс свёрнутый в рулон лист бумаги к свече. Пламя быстро охватило злосчастное письмо. Когда пепел сгоревшего послания начал осыпаться, а кончики пальцев едва не оказались обожжены, носферату положил ладонь на лоб заторможенного человека. — Забудь, — глухо прозвучало в тишине, и Роберто опустился в кресло с закрытыми глазами. Очнулся он от холода примерно через полчаса. Перед изумлённым взглядом мужчины предстал улыбающийся герцог Вентурини. — Наконец-то пришли в себя, друг мой! Вы порядком перепугали очаровательную сеньору Бьянку и гостей. — Что это было? Я ничего не помню… Почему так холодно? Откуда Вы здесь, Messer? — Вам стало нехорошо из-за неумеренности в еде и возлияний Бахусу, так сказала Ваша жена. По её просьбе я проводил Вас и осмелился открыть окно. Свежий воздух привел Вас в чувство. — Но я чувствую запах гари, — потянул носом Роберто. — Неужели Вы не замечаете? — Нет, уверяю, вам показалось. Розетти рассыпался в благодарностях за проявленную заботу, герцог снисходительно улыбался и молчал. Вместе они вернулись в малую гостиную. Там никто не расходился — все беспокоились о здоровье хозяина. Вентурини вновь принял немалую толику благодарности и восторгов от сеньоры Бьянки, ощутил множество восторженных взглядов дам и не меньше завистливых от мужчин. Получив несколько приглашений лучшие дома Неаполя, герцог никак не мог покинуть особняк — многочисленные гости отвлекали его со всех сторон. К тому же Роберто приказал принести лучшее вино в честь его чудесного друга герцога Вентурини. «Уйти в такой момент — верх невежливости и вызовет ненужные разговоры. Их и так предостаточно», — Витторио стиснул зубы и через силу улыбнулся. Его не покидало безотчётное чувство тревоги.***
«Я так и не дождался Кальвино, жаль, конечно. Зато понял, что слишком загостился в Неаполе. На какое-то время Роберто отстал от меня, но ненадолго, до следующего письма от Дитмара. Скорее бы состоялся бал! — герцог прикрыл глаза, убаюканный мерной ездой. — Надо получить разрешение Первородного и обратить Ану-Марию, принцесса не должна погибнуть. Но сначала ненадолго уедем в Тоскану, Эрих хочет увидеть имение и виноградники. Потом — путешествие по Европе». Витторио рассеянно смотрел в незашторенное окошко. Он был уже недалеко от palazzo, когда увидел карету со знакомым гербом — красный бык, стоящий на зелёной траве золотого поля. Вентурини вздрогнул от дурного предчувствия — ему показалось, что необузданное похотливое животное подмигнуло ему. «Проклятье! Снова Чезаре!» Он выскочил из кареты на ходу и, не теряя ни мгновения, обернулся в крылана. Вампир приземлился за воротами своего владения на несколько минут раньше, чем подъехала карета. Иштван спешил к хозяину, вид которого не сулил ничего хорошего: развевающийся плащ и перекошенное гневом лицо выглядели более чем красноречиво. — Messer, у Его Сиятельства неизвестный гость, — заговорил камердинер, но Вентурини, не слушая его, уже взбегал по ступеням парадной лестницы. В дверях неожиданно возникла Мария. Герцог в ярости отстранил её, но служанка бесстрашно схватила его за руку. — Хозяин, это не гость. Его Сиятельство в своей спальне с женщиной.***
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ