Давнее дело

      Разговор с доктором Милцем оказался интересным.       — Я был прав, — сказал Александр Францевич, — монах убит одним ударом в висок. Возможно, кулаком…       — Именно кулаком, — кивнул Штольман и на удивлённый взгляд Милца пояснил: — Анна Викторовна… видела…       — Понятно, — произнёс доктор. — Удар был нанесён сзади, наотмашь.       — То есть убийца — человек физически сильный? — уточнил Яков.       — Да, хотя… височная кость такая тонкая, что её пальцем можно сломать… Ростом убийца примерно с монаха… — Милц помолчал. — А форму кровоподтёка видите? — Яков наклонился, чтобы рассмотреть. — Я такýю уже видел раньше.       — Тоже от удара кулаком?       — Именно. Хотя тогда моё мнение не приняли… Виновные уже были пойманы, и Артюхов — он тогда был начальником, как вы, — быстро закрыл дело.       — Когда это было?       — Десять лет назад.       — И вы так хорошо помните детали?       — Это было моё первое дело в новой должности. Такое не забывается, Яков Платоныч. Летом это было, в начале июля. Ограбили Селиванова, ювелира затонского, а в кабинете нашли тело его дочери Аделаиды… Ей всего шестнадцать было… убита была ударом в висок… Так вот кровоподтёк у неё был такой же… — Доктор подошёл к столу и взял старую тетрадь и показал он Штольману. — Мои записи тех лет… По совету моего учителя веду со студенческой скамьи… — Милц открыл первую страницу. — Да… вот: «кровоподтёк… на виске»…       Штольман посмотрел на тело монаха на столе.       — Удар был… в правый висок?       — Вы как всегда зрите в корень, Яков Платоныч. Именно в правый, когда убийца стоял лицом к лицу с жертвой.       — Левша, значит. Нашего монаха убили в левый висок, потому что сзади…       — Именно так. Вы, я вижу, заинтересовались тем, давним, делом?       — Я не верю в случайные совпадения.       — Я тоже, да тогда… — Милц тяжело вздохнул. — Я был… не столь авторитетен… и Артюхов… — Доктор покраснел, отвернулся к окну. — Короче, я не написал о левше в своём отчёте…       — Поищем в архивах. — Штольман оделся и взял в руки саквояж и трость. — Спасибо, Александр Францевич.       — Чем могу, Яков Платоныч. А заключение я занесу вечером в управление. Да, вот… — Доктор протянул скляночку, в которой лежал золотой медальон. — На медальоне вензель АС, внутри была миниатюра… Знаете, Яков Платоныч, вам лучше подробности того убийства узнать у Селиванова.       — Благодарю, я так и сделаю, — Яков завернул драгоценность в носовой платок и спрятал во внутренний карман. — До вечера, Александр Францевич.       — До встречи…       В кабинете Коробейников пил чай с вишнёвым вареньем. Чай был горячим, и Антон Андреич шумно прихлёбывал из ложечки, жмурясь от удовольствия. Он как раз прихлебнул, когда в кабинет быстро вошёл Штольман, и закашлялся, поперхнувшись. Закашлялся так сильно, что на глазах выступили слёзы. Яков замер с тростью в руках, потом покрутил головой и, подойдя к помощнику, с силой хлопнул того по спине ладонью. Кашель как по команде прекратился.       — Торóпитесь вы слишком, Антон Андреич, — сказал начальник. — Допивайте ваш чай — и в архив. Найдите дело десятилетней давности об ограблении Селиванова. Меня интересует всё, что связано с этим делом. А я — к ювелиру.       — Вы узнали, чей это медальон?       — Нет, но… думаю, что догадываюсь. За дело, Антон Андреич. Работайте, как любит говорить наш полицмейстер.       — Непременно, Яков Платоныч…       Селиванов пригласил Штольмана в кабинет.       — Вы хотите поговорит о кладе?       — Как быстро распространяются новости в Затонске!       — Ребушинский не дремлет, — протянул газету ювелир.       На первой странице «Затонского Телеграфа» сразу бросался в глаза набранный крупными буквами заголовок: «Второй монах убит за клад!» Яков бегло пробежал глазами статью, пестревшую любимыми Ребушинским оборотами: «на залитом кровью дворе», «чёрный провал виска», «закинутые за спину руки», «бездонный взгляд мёртвых глаз», «останки кованого сундука», «пропавшие сокровища»…       — Не хватает только Джона Сильвера для полного счастья, — закончив читать, сказал ядовито Штольман.       — А вы знакомы с романом господина Стивенсона? — с удивлением спросил ювелир. — Не предполагал, что вы читает подобную литературу.       — Ознакомился по долгу службы, — положил газету на стол Яков. — И криминальная составляющая романа интересна.       — Не думал об этом, — усмехнулся Селиванов. — Так какое у вас ко мне дело?       — Может, вы знаете, что означает вензель ОДС или ЮДС?       Селиванов замер.       — Где вы видели такой вензель?       Штольман достал из саквояжа пыльную тряпку и вензелем наверх показал ювелиру.       — ЮДС, — сказал ювелир, — «Ювелирный дом Селиванова». Эта салфетка из нашего дома.       Штольман кивнул. Он уже знал ответ на следующий свой вопрос:       — Вы можете мне что-нибудь сказать об этом предмете? — и показал медальон.       Лицо Селиванова дрогнуло и побледнело.       — Позвольте, — хрипло попросил он, и Яков опустил украшение в раскрытую ладонь ювелира.       Тот долго смотрел, потом бережно перевернул обратной стороной, ласково потёр большим пальцем и, куда-то нажав, открыл. Яков молча наблюдал.       — Это медальон моей сестры. Адочка погибла десять лет назад. Её убили… а медальон пропал. Она всегда носила его, и мы решили, что… его забрал убийца… Где вы его нашли?       — Вы уверены, что это тот самый медальон?       — Конечно, уверен. Его изготовил мой отец к шестнадцатилетию сестры по моему рисунку.       — А вензель на крышечке?..       — Аделаида Селиванова. Внутри её миниатюрный портрет, к сожалению, почти не различимый, и дата, — ювелир протянул ладонь, и Яков увидел потрескавшуюся миниатюрку и «28 июля 1879». — День её рождения и именин, — пояснил Селиванов. — Через три недели мы собирались отметить её семнадцатилетие и помолвку… Для нас всех это был страшный удар: Адочку все любили…       — Расскажите мне об ограблении.       — Об ограблении, — повторил ювелир. Аккуратно закрыв медальон, он положил его на стол перед собой, расправив цепочку. — Сейф был вскрыт, всё, что в нём было, похищено. Позже деньги частично нашлись, а драгоценности пропали бесследно. И медальон вместе с ними.       — А что за драгоценности?       — Перечень я передал следователю. Думаю, в деле он сохранился.       — Я не об этом. Что-нибудь среди них было… редким, уникальным?       — Всё, всё было редким и уникальным. Мой отец был ювелиром-реставратором… Удивительный был человек. Начинал он у Карла Болина рисовальщиком и чеканщиком. Потом перебрался в Москву на фабрику золотых и серебряных изделий Игнатия Павловича Сазикова. Стал серебряником и золотых дел мастером. В 1851 году, на Всемирной выставке в Лондоне, в числе прочих и его работы были отмечены. Потом женился, перебрался в Затонск, открыл своё дело: оправка камней и реставрация ювелирных изделий. Потому подарки дочери, как и матери, делал сам. А мне доверил рисунок медальона… — Селиванов вынул из ящика стола тонкую папку и достал несколько листков. — Это рисунки тех украшений, что он делал. Именно они и пропали.       — Рисунки есть в деле?       — Вряд ли, — пожал плечами ювелир. — Было решено, что их утопили вместе с тем, кого нашли в Затони. — Селиванов невесело усмехнулся. — В тот год до самых холодов ныряльщики искали… А где медальон нашёлся?       — Убитый монах держал его в кулаке… — Штольман поднялся: — Спасибо, что времени не пожалели… Можно мне взять рисунки с собой? По окончании дела вам их вернут.       Селиванов кивнул и в свою очередь поинтересовался:       — А медальон по окончании дела можно тоже… вернуть?       — Посмотрим. Честь имею…