Давнее дело

      На столе в кабинете Яков нашёл папку с делом. «Молодец, Коробейников! Быстро сработал». Сел за стол, раскрыл…       Так… Кто обвиняемый?.. Братья Матвеевы, Павел и Пётр, 22-х и 23-х лет соответственно… Протокол осмотра места преступления: «…сейф вскрыт без внешних повреждений…». Стало быть, работал профессионал. А братья Матвеевы кто у нас? «Выпивали… дрались по пьяни… играли в карты…» Не похожи на медвежатника* Судебное решение: «осуждены на десять лет каторги… за грабёж и убийство». И как же сложилась их дальнейшая судьба?..       Тут в кабинет вошёл Коробейников, вернувшийся с обеда.       — Антон Андреич, а кто у нас из полицейских служит больше десяти лет?       — Так Старыгин, у него самый большой околоток в Затонске: и Слободка, и…       — А где он сейчас?       — В приёмной.       — Пригласите его.       Коробейников выскочил из кабинета и через минуту зашёл вместе с высоким усатым полицейским. На вид ему было лет пятьдесят, круглолицый, чуть полноватый, но выправка военная, взгляд прямой, открытый.       — Старыгин, Семён Петрович, — представился он, — околоточный надзиратель.       — Вы с делом братьев Матвеевых знакомы?       — Знаком, — неспешно отвечал полицейский. — Их на десять лет каторги осудили. Пётр вернулся недавно, с неделю, наверно…       — С неделю, говорите?.. — переспросил Штольман. Старыгин кивнул. — Доставьте мне его сюда, Семён Петрович.       — Слушаюсь.       Полицейский ушёл, а Яков продолжил знакомиться с делом. У братьев нашли деньги из сейфа… Протокол допроса Матвеева Павла:       «- Где взял деньги?       — Нашёл в кустах.       — В каких кустах?       — У дома Селиванова.       — Значит, ты залез в дом ювелира и украл деньги.       — Не крал я, говорю ж, нашёл в кустах…       — Как нашёл?       — Мы с братом Петром шли из трактира. Проигрались сильно. Темно ещё было, но скоро светать уже… А тут как через кусты напролом… трое…       — А вы в кусты полезли и деньги нашли?       — Да.       — А украшения куда дели?       — Какие украшения? В кустах только деньги были в шальке.       — В этой? (предъявлена шаль женская).       — Да, в этой.       — На ней пятна крови. Откуда?       — Не знаю. Так и была с пятнами.       — Вы убили Аделаиду Селиванову?       — Никого мы не убивали, говорю ж вам, в кустах в шальке деньги нашли и всё.       — Деньги, у вас найденные, взяты из сейфа Селиванова, шалька, в которую они были завёрнуты, принадлежала убитой, стало быть, это вы ограбили ювелира и убили его дочь.       — Да не было этого. Не грабили и не убивали, только деньги в шальке нашли…»       Пётр практически повторил слова брата… Стало быть, братьев осудили, но убедительных доказательств так и не собрали…       Закончив чтение, Штольман предположил, как это ни обидно звучит, что дело-то… сфабриковано. Он даже крякнул с досады. Ай, да Иван Кузьмич! Ай, да Артюхов! На этом деле он себе и чин заработал: в три дня нашёл грабителей и убийц, и повышение по службе получил: стал полицмейстером Затонска…       — Вы поглядели дело, Антон Андреич? — обратился Яков к Коробейникову, закрыв папку.       — Только протокол допроса, — виновато ответил помощник.       — И каково ваше мнение?       — Даже не знаю, что сказать… — замялся Антон Андреич.       — Вот и у меня нет слов…       В кабинет стремительно вошёл доктор Милц.       — Яков Платоныч! Я вспомнил! — с ходу заявил он.       — Что такое, Александр Францевич? Присядьте.       Милц нетерпеливо отмахнулся от предложения:       — Я вспомнил. Пономарь, что нашёл монаха сегодня, помянул нашего прежнего батюшку, отца Пахомия…       — Да… было что-то… — припомнил Штольман. — И что?       — По моим записям выходит, что отца Пахомия убили в тот же день, что и Селиванову, и тоже ударом в висок…       — А вот это на самом деле очень интересно! — Штольман даже дело отложил в сторону, а Коробейников подошел к столу начальника.       — Да, — продолжал Милц, не присаживаясь, — но и это ещё не всё. Был ещё один труп, и тоже в тот же день, и тоже с кровоподтёком на левом виске… К сожалению, имени убиенного я не записал, но он точно был… — Доктор перевёл дух и присел, не раздеваясь, на стул у стола Штольмана. — Много трупов было в тот день… Ещё один вечером выловили в Затони…       — Тоже удар в висок?       — Нет, того сначала зарезали, а потом утопили…       — Антон Андреич, вам снова — в архив. Дело об убийстве отца Пахомия и…       — Понял, Яков Платоныч! Ещё одно убийство в тот же день.       — Правильно поняли. Мефодия возьмите, если он свободен.       Коробейников, мигом одевшись, выбежал из кабинета.       — А где нашли отца Пахомия? Вы не помните?       — М-м-м… На церковном дворе. У крестильни. Её тогда строили… под крышу только подвели…       — А того, другого, имени которого вы не записали, где обнаружили?       — В овраге, за церковной оградой… — Милц изумлённо глянул на Штольмана. — Вы хотите сказать…       — Рано пока выводы делать, доктор, но дело становится всё интереснее. Вы не находите?..       Дверь кабинета распахнулась, и вошёл Старыгин.       — Господин Штольман, Пётр Матвеев доставлен.       — Давайте его сюда.       — Я пойду, Яков Платоныч, — поднялся Милц. — У меня ещё приём в больнице сегодня.       — Да, доктор…       Пётр Матвеев — седой, коротко стриженный мужчина. Если бы Яков не знал доподлинно, сколько тому лет, он бы дал Матвееву лет сорок. Тот сидел на стуле посреди кабинета, спина прямая, руки сложены на коленях, взгляд отрешённый. «Как у Анны, опоенной адептами», — подумалось Штольману.       — Где вы были сегодня утром? — начал он допрос. — С семи до десяти?       — В монастыре, — неспешно отвечал Пётр.       — И кто это может подтвердить?       — Отец Артемий.       Яков взглянул на Старыгина, и тот кивнул головой, подтверждая слова Петра.       — А второй брат где, — поинтересовался Штольман у Матвеева, — Павел?       — Умер. Полгода не дожил…       — Вы были осуждены за ограбление ювелира Селиванова и убийство его дочери Аделаиды. Так?       — Так… Только мы никого не грабили и не убивали. А деньги нашли в кустах. Завёрнутые в шальку…       — Вам знакома эта вещь? — Яков подошёл к Матвееву, протянул ему медальон.       Тот взял украшение правой рукой, покрутил и вернул.       — Нет.       — Чем в Затонске занимались, когда вернулись?       — В церкву ходил, на исповедь… В монастырь хочу уйти… Отец Фёдор одобрил и к отцу Артемию направил…       Штольман в задумчивости прошёлся по кабинету и остановился, глядя в окно на двор. Всё подтверждается. Матвеев не мог убить Лаврентия. Стало быть… Яков вернулся за стол.       — Вы свободны, Матвеев.       — Я, правда, могу идти? — чуть дрогнувшим голосом переспросил Пётр       — Да. Семён Петрович, проводите. Спасибо за помощь.       — Рад стараться, ваше высокобродь, — отчеканил полицейский и вместе с Матвеевым вышел из кабинета.       В дверях они столкнулись с полицмейстером и Коробейниковым. Проводив Старыгина и Матвеева взглядом, Трегубов бодро вошёл в кабинет. Коробейников замер у вешалки с папками в руках.       — Это кого Старыгин повёл? — спросил Николай Васильевич у Штольмана.       — Петра Матвеева, осуждённого на десять лет за ограбление и убийство.       — Он как-то связан с делом монаха?       — Вряд ли, но я должен всё проверить.       — Вечно вы, Яков Платоныч, всё усложняете!       — Я хочу быть абсолютно уверен…       — Ну, как знаете. Не буду вас отвлекать, торопить… — Трегубов вышел, но в дверях обернулся: — И вы не задерживайте с делом, Яков Платоныч!..       Коробейников разделся и подошёл к столу начальника.       — Быстро вы как управились, Антон Андреич, — удивился Яков.       — Так Скамейкин, как узнал, что для вас, быстро всё сам нашёл…       — Давайте, — нетерпеливо бросил Штольман и уселся за стол.       — Вы… отпустили Матвеева? — спросил помощник, положив папки перед начальником. — Он не имеет отношения к нашему делу?..       — Вы правы, — ответил Яков и погрузился в чтение дел.       Заключение Милца об отце Пахомии: «…смерть наступила от удара в правый висок…» Так, а второй? «…от удара в правый висок…» Интересное совпадение! И кто у нас второй? «Осип Семёнович Стрёмов, кличка Стрёма… каменных дел подмастерье…» Что ж тебя, Стрёма, на воровство-то потянуло?.. Что при тебе нашли?.. «…обнаружены нож… и монеты… десять штук…» Что за монеты? «…золотые пятирублёвые полуимпериалы… Елизаветы…» Ого! Какая редкость! И у вора в кармане?.. А были ли ещё дела с монетами?       — Антон Андреич, а Старыгин уже ушёл?       — Не ещё, — встрепенулся помощник. — В приёмной рапорт пишет. Позвать?       — Да, пригласите, — кивнул Штольман и обратился к вошедшему околоточному: — Семён Петрович, а вы дело Стрёмова помните?       — Стрёмы-то? Конечно. Его в овраге нашли, за церковью. А рядом — нож… видимо, дрался с кем…       — А странного в этом деле ничего не было?       — Было, — согласно кивнул околоточный. — Монеты при нём нашли, редкие, золотые. А Стрёма был вор по мелочи, по барахлу. А тут!.. Либо на большое дело пошёл, либо вор у вора дубинку украл, за что и был убит. Дело так и не раскрыли…       — А другие дела с монетами тогда были?       Старыгин задумался.       — Было ещё одно: Фомки-медвежатника.       — Медвежатника… — улыбнулся Яков.       — Да, — подтвердил околоточный, не понимая радости Штольмана. — Его нашли утопленным в Затони, а в кармане — монета, тоже золотая, но французская…       — Французская?! Антон Андреич…       — В архив, за делом… — сказал Коробейников и вопросительно посмотрел на Старыгина.       — Штырёв, Фома Иванович, — подсказал полицейский…       Пока помощник отсутствовал, Штольман ещё раз побывал у Селиванова и уточнил, хотя ему и так уже всё было ясно, про монеты. Ювелир подтвердил, что похищенные монеты были золотыми, редкими, среди них были и елизаветинские империалы, и испанские дублоны, и французские луидоры. Из тридцати похищенных монет найдены и возвращены владельцу было меньше половины.