Четыре года назад
Бетти медленно открывает глаза, видя перед собой спящего Джагхеда. Его темные волосы спадали на лицо, заставляя морщиться от дискомфорта. Она чувствует себя абсолютно опустошенной и обессиленной, вспоминая жуткие мерзкие картинки, проносящиеся в голове. Глупый сон. Это ведь просто глупый сон? Все сейчас напоминает совершенно обыденную ситуацию, когда они уснули вместе после просмотра какого-нибудь интересного фильма. Но бросившиеся в глаза синие пятна на тоненьких запястьях в один миг больно бьют по голове, словно молотком. Она рвано выдыхает, осматривая свое тело, замечая заботливо приклеенные пластыри на содранных коленях. Ее взгляд вновь впивается в спящего парня, а слезы незамедлительно выступают на глазах. Неужели это правда? Девушка судорожно закрывает ладошками рот, пытаясь не закричать, проглотить этот застрявший в горле истошный вопль, который рвется наружу. Но парень все равно просыпается, испуганно смотря сонными глазами на ее покрасневшее от слез лицо. Она не успевает заметить то, как оказывается в его крепких мужских руках, которые заботливо поглаживают дрожащую спину. — Тш-ш-ш. — где-то в области затылка отдается мурашками, которые россыпью разбегаются по бледной коже. — Детка, тише. — он зажмуривает веки, стараясь стереть из головы обрывки вчерашней ночи, но ему до сих пор кажется то, что кожа на его руках пропиталась алой девичьей кровью, и ее не смоешь кислотой даже, если помоешь руки двадцать раз подряд! Она, словно въелась в поры, отравляя каждую клеточку его тела своей горечью. — Джагги, мне так стыдно! — Бетти взрывается рыданиями, утыкаясь носом в его домашнюю майку. Он совершенно непонимающе хмурится, от досады закусывая губу до мяса. — Я чувствую себя такой грязной. Будто бы использованная выброшенная вещь! Мне так противно. Меня тошнит от себя! — ее слезы горячим потоком промокают ткань, омывая его кожу. И как же все-таки болит у него в груди. — Родная, перестань. — просит, из последних сил пытаясь не зарыдать сам. Эта боль выжигает его душу настоящим пожаром, превращая в почерневшее сухое пепелище. — Тебе не должно быть стыдно, слышишь? — Тебе противно, да? — поднимая на него раскрасневшиеся глаза, в упор всматривается в изумрудный омут, ища ответ. — Я, словно испорченная вещь! Ты не должен быть здесь, Джаг! Ты не должен! Как вообще она могла об этом подумать? Почему ее терзают столь глупые мысли? Он бы ни за что не оставил ее, даже после того, что случилось. Злость разрывала его изнутри, желая вылиться наружу. Но эта злость ни в коем случае не была направлена на нее. Джаг собственноручно убьет того подонка, который сотворил это с ней. Но он никогда не будет считать ее грязной. — Милая, я люблю тебя, слышишь? — его ладони ложатся на лицо девушки, мягко поглаживая, стараясь не задевать синяков. — Я люблю тебя столько, сколько помню себя и поверь, это уже никогда не изменится. — бархатный голос успокаивающе проходится по ее натянутым, словно струны, нервам. — Я не оставлю тебя. Ни за что. Она не имеет возможности ответить, прикрывая глаза, из которых моментально льются соленые слезы. Ее дрожащие губы в миг накрывают его мягкие уста, оставляя трепетный, совсем невесомый поцелуй. — Пожалуйста, Джаг. Все уже не будет, как раньше, слышишь? Я уже не та Бетти, которую ты любил. Мне очень больно говорить это, но ты не можешь быть со мной. Слышишь? Не можешь! — она судорожно глотала воздух, умываясь слезами, пытаясь выбраться из его хватки, но парень усердно не давал ей этого сделать. С каждым мгновением, которое его девочка страдает, в нем неумолимо просыпается самый настоящий дьявол, который ищет мести. — Я не уйду, Бетс! — он буквально кричит, встряхнув девушку, пытаясь привести ее в чувства. — Я ни за что не уйду! Ты моя. Только моя. — его голос дрожит так же, как и пальцы, которыми он крепко сжимает ее плечи. — Я не хочу уходить. Я продолжаю тебя любить, несмотря на то хочешь ты этого, или нет. Девушка рыдает, отдаваясь в руки истерике, и кажется, что теперь ее просто невозможно успокоить. Имя. Ему нужно просто знать чертово имя того ублюдка, который сделал с ней это. — Детка моя, успокойся. — Джагхед просит, сжимая ее в своих руках, но ее трясет пуще прежнего. Бетти пытается вырваться, плача и крича, ненавидя саму себя и весь чертов окружающий мир. В его ладони появляется парочка таблеток, которые он забрасывает ей в рот, разжимая стиснутые скулы. Она дергается, пытаясь оттолкнуть его от себя, желая, чтобы он ушел. Она не хочет чувствовать себя такой, не хочет, чтобы он видел ее в таком состоянии, чтобы жалел, чтобы винил себя. Успокоительное действует минут через десять, когда она обмякает в его руках, не пытаясь сбежать. Он заботливо поглаживал ее волосы, перебирая их пальцами, успокаивающе шепча на ухо то, как сильно любит ее; что сделает все возможное ради нее. Элизабет вновь проваливается в объятия сна, на минуту забывая весь этот ужас, просто наслаждаясь ощущением его тепла рядом с собой и размеренным стуком сердца. Джаг замирает около нее, лежа рядом, изо всех сил стараясь оставаться спокойным, но внутри буквально все рвется на части, и руки трясутся от злости на того ублюдка, который посмел так поступить с его любимой девочкой. Парень еле касаясь, проводит подушечками пальцев порхающими движениями по ее коже, лаская линию подбородка, покрывшуюся синими пятнами. И он в который раз падает. Падает, ощущая то, как собственное сердце мертвенно замирает от одной лишь мысли о том, что ей пришлось пережить. Гадкие картинки подбрасывает воображение, словно специально рисуя в голове то, как какая-то тварь удерживает Элизабет силой, бросает ее на пол, бьет и упивается собственной силой в то время, как беззащитная девочка плачет, прося о пощаде. Джонс удрученно прикрывает глаза, зажмуриваясь, ощущая щиплющую влагу, порывающуюся вновь скатится по его щекам. Сложно. Непреодолимо сложно видеть то, что с ней произошло; знать, что мог помочь ей, что мог, черт возьми, не оставлять ее одну, ни отходить ни на шаг, будучи рядом. Он виноват. Он не спас. Он нарушил свое слово, обещая, что защитит от любой беды. Вина захлестнула его с головой, и из груди настойчиво вырвался сдавленный всхлип. Джагхед поджимает губы, ощущая соленые капли на искусанной плоти, пытаясь дышать ровно. Не получается.***
Элизабет медленно приоткрывает глаза, вновь не понимая, что произошло. Голова раскалывается на части, виски сдавливает так сильно, что в горле непроизвольно застревает ком тошноты, перед глазами все плывет, а тело одолевает слабость. Она кое-как приподнимает голову, осматриваясь вокруг: за окном снова темно, сама же лежит, завернута в теплое одеяло, рядом на тумбочке бинты и несколько тюбиков мази. Купер сглатывает горький ком, во рту пересохло, словно крупинки песка неприятно режут язык. Она почему-то абсолютно одна. Джагхеда нет рядом, и мысли непроизвольно твердят ей, что он все-таки ушел, не сумев смириться с тем, какой она стала. Порченная. Девушка тяжело выдыхает, чувствуя прилив новой истерики и то, как неумолимо стучится сердце, словно пытаясь пробить ей ребра. Пальцы дрожат от напряжения и волнения, и слезы сами застывают в глазах от горькой правды того, что теперь у нее никого не осталось. Ни близких людей, ни сил и ни смысла жить. Еле-еле поднимается с теплой кровати, садясь на краешек. Взгляд натыкается на кожаную Змеиную куртку, оставленную на мягком кресле, серая шапка валяется на столе, а на первом этаже слышится копошение и грохот на кухне. Остался? Элизабет удрученно прикрывает глаза, понимая, что не может. Не может заставить себя думать о том, что удастся это пережить. Не может пытаться вытерпеть. И самое главное — больше не желает. На трясущихся ногах поднимается с постели, медленно бредя в ванную комнату. Ослабевшее тело пошатывается, едва не падая на пол, а все мышцы тянут от боли, и синие кровоподтеки отдаются резким дискомфортом. Ее, словно пропустили сквозь мясорубку, изощренно издеваясь и наслаждаясь криками боли. Она старается не скулить, судорожно прикрывая пересохшие губы израненными ладонями. Дыхание неровное, так и срывается на хриплые стоны, когда с усилием открывает дверь, почти не чувствуя металлическую ручку тонкими пальцами. Бетти хватается за раковину, едва стоя на своих двух, когда взгляд мгновенно сталкивается с собственным отражением в зеркале. Истерзанным паршивым отражением. Она выглядит такой жалкой, что отвращение к самой себе вновь тошнотой подступает к горлу. Темные пятна от грубых пальцев этого подонка «красуются» на лице и шее, мелкие раны около виска и абсолютно пустые глаза. Настолько стеклянные и пугающие, что кровь невольно стынет в венах лишь от осознания того, в какую глубокую яму ей пришлось упасть. В ушах громко звенит его удовлетворенный смех, а перед глазами его счастливое лицо и победная улыбка. Судорожно зажмуривается, пытаясь закрыть уши дрожащими руками, но шум никуда не исчезает, лишь только усиливается, сражая ее наповал. Девушка ослабевает все больше, прислоняясь к стене, стараясь удержаться, чувствуя то, что абсолютно не осталось каких-либо сил. Медленно приоткрывает глаза, скользя рассеянным взглядом по белоснежной ванной, где везде мерещатся капли крови, размазанные по сияющему кафелю. Слезы текут по ее бледному похудевшему лицу, горячими каплями спадая на объемный свитер, промокая и напитывая. Элизабет плачет, понимая, что на самом деле застряла в каменном тупике, из которого не было никакого выхода. Стеклянными глазами находит пузырек успокоительных таблеток на маленькой полке, и она тянется к ним, стараясь не замечать дрожь в ослабевших пальцах. Кое-как отвинчивает крышку, роняя под ноги, судорожно вытряхивая содержимое флакончика на израненную ладонь. Кровавые полумесяцы вновь смеются над ней, оголяя изуродованную правду и неприкрытую слабость. Слабая! Бетти закидывает в рот целую жменю снотворного, запихивая из последних сил, стараясь проглотить пересохшим горлом, сдерживая рвотный позыв. Полупустой пузырек падает на пол, звонко стуча об кафель, рассыпая остатки таблеток около ее стоп. Она наклоняется над раковиной, включая слабый напор воды, пытаясь сделать несколько глотков, но ноги с каждым мгновением становятся все более ватными, и тело в конце-концов не выдерживает, рухнув на холодный белоснежный пол. Она лежит, пытаясь в последний раз приоткрыть глаза, но веки упорно не поддаются, наливаясь тяжелейшим свинцом. Дышать становится все труднее, словно многотонный пресс ложится на ее ребра и давит, давит, давит. Купер тихонько стонет, тяжело вздымая грудью, а в глазах все белеет с каждой секундой все больше. Где-то в соседней комнате хлопает дверь и тяжелые шаги кое-как доносятся до ее слуха, но сознание ускользает все дальше, и она, кажется, забывает, как нужно правильно дышать. — Бетти? — взволнованный голос тонет в полнейшей тишине, и парень в ужасе осматривается вокруг, ища пропажу. Он видит свет, горящий в ванной комнате и рывком срывается к двери, предварительно стуча. В ответ лишь мертвенное молчание и негромкие звуки стекающей по раковине воды. — Детка, с тобой все в порядке? — подсознание, словно подсказывает, что нихрена не в порядке, и он опускает металлическую ручку вниз. — Я вхожу… Черт! Бетти! — в панике бросается к девушке, замечая ее лежащей на полу; рядом рассыпаны чертовы таблетки и пустой пузырек. Руки неумолимо трясутся от нарастающего страха, он в отчаянии зовет ее, поднимая со спины. — Элизабет! — голос дрожит, глаза наполняются горячими слезами, размывая картинку, но он быстро хватает ее, подтягивая к светлой ванной. Купер не реагирует на его голос, словно тряпичная кукла обмякая в его хватке, совершенно выпадая из сознания. — Нет, даже не думай! Нет! Он в отчаянии кричит, разжимая ее скулы грубыми движениями, проталкивая в рот два пальца. Ничего не происходит, и парень вводит их глубже, нажимая на корень языка, вызывая рвотные позывы. Рефлексы еще срабатывают, и девушку все же тошнит, извергая наружу не до конца растворившееся снотворное, которое не подействовало в полную силу. Джонс не прекращает своих действий, заставляя выблевать все до последней таблетки, невольно вспоминая то, сколько раз приходилось спасать так собственную мать от передоза психотропными еще будучи совсем юным подростком. Лицо умывается слезами, но он упрямо терпит, пытаясь привести ее в чувства, включая напор холодной воды, умывая ее лицо, замечая, как кожа покрывается мурашками. Элизабет рвано дышит, начиная хрипеть, пытаясь схватиться за его руку, которая крепко обвила ее талию, но ослабевшие пальцы лишь слабо давят на предплечье парня. Купер делает тщетные попытки приоткрыть глаза, когда брюнет прислоняется к стене, сидя на полу, притягивая ее к себе, укладывая спиной на свою грудь. — Девочка моя! — его жутко трясет от страха, и Джаг не стесняясь плакать, вслух рыдает, крепче сжимая ее в своих руках. — Не бросай меня, слышишь? Ты не можешь так поступить! Ты не можешь оставить меня! — голос отчаянно срывается, захлестывая своей горечью, а сердце бешено стучит под ребрами. — Я не смогу без тебя! Я не буду без тебя, ты слышишь? Я не буду! Одинокие слезинки скатываются по ее бледному, словно отборный мел, лицу. Его горячие поцелуи покрывают влажные волосы, а шершавые пальцы так неистово сдавливают ее тело, притягивая к себе, как можно ближе. Родное тепло чувствуется очень слабо, но Элизабет изо всех сил пытается им согреться. — Я умоляю, не оставляй меня… — судорожно шепчет, прислоняясь к ушку, обжигая горячим рваным дыханием. — Я так сильно люблю тебя… Купер приоткрывает посиневшие губы, изо всех сил пытаясь произнести хотя бы слово. — Прости меня. Джагхед слышит, одаривая ее макушку мелкими поцелуями, не имея возможности перестать дрожать от немыслимого испуга. — Скажи мне, кто это сделал, родная? — отчаянно просит, прикрывая глаза, изо всех сил пытаясь не закричать от напряжения. — Прошу тебя, просто скажи мне имя этого ублюдка. Всего лишь чертово имя. — голос срывается, пальцы все крепче впиваются в ее бледную кожу, боясь отпустить, боясь, что исчезнет и растает, словно мираж. — Джаг, я не… У нее не хватает сил договорить, она сухо сглатывает, чувствуя противный вкус во рту, пытаясь открыть глаза. Джонс наклоняется к ее лицу, зарываясь носом в светлые локоны в области ушка. — Прошу тебя, Бетти. — удрученно выдыхает, буквально умоляя. — Кто это был? Скажи мне его имя, детка. Ради Бога, скажи! Бетти не может собраться, сознание такое скользкое, и где-то рядом с ней, но в то же время так далеко. Она не до конца понимает, что делает, едва приоткрывая глаза. — Чак… Произнесенное на выдохе имя этого ублюдка меркнет в колючей тишине. Джаг чувствует то, как его начинает трясти пуще прежнего, и злость буквально заползает в каждую клеточку его тела, заполняя ненавистью и неконтролируемым огнем, расстающимся во всепоглощающий пожар. — Не надо, Джаг… Не трогай, прошу. Не делай… — она пытается связать слова в предложение, но мозг упрямо отказывается работать, и сил говорить абсолютно нет. Он прерывает ее, медленно укачивая, устраивая свою щеку на ее макушке. — Тш-ш-ш… — пытается успокоить, пытаясь казаться равнодушным, в то время, как все внутри жаждет самой ужасной мести. — Не беспокойся, родная. Я здесь. Я ничего не делаю. — шепчет, медленно целуя во влажные волосы, замечая то, как она обессилено лежит на его теле. Спустя время Джонс аккуратно подхватывает ее на руки, вновь оказываясь в спальне, заботливо укладывая девушку на мягкую постель, принимающую в свои объятия. Он укрывает блондинку теплым одеялом со всех сторон, поправляя подушку, усаживаясь рядом, наблюдая за ее сном. Джаг поглаживает тоненькое запястье девушки своими пальцами, устремляя свой взгляд на ее лицо. Страх до сих пор клокочет в груди, заставляя сердце перестать биться. Что было бы, если бы он не успел? Что, если бы в который раз не оказался рядом, не сумев спасти? Не может простить себе то, что позволил всем этим вещам случиться. Не может простить то, что она так страдает. Но отчетливо осознает, что не смог бы и дня прожить в мире, где не осталось бы его Бетти. Не смог бы. Не выжил бы. Джагхед наклоняется к ее губам, оставляя совсем невесомый поцелуй. Медленно поднимается с постели, аккуратно проходя к креслу, хватая свою курточку и шапку. Оборачивается, снова смотря на свою девочку, чувствуя то, как болезненно ноет в груди. Он обязан восстановить чертову справедливость. И он это сделает. Какой бы высокой не была цена слепой мести.***
Парень падает в грязь, холодный дождь льет, словно из ведра, выстроив перед ним стеклянную стену, но он отчетливо видит того, кто приближается шаг за шагом, устрашая своим разъяренным взглядом. Чак судорожно отползает дальше, пытаясь встать на ноги, но резко получает в лицо подошвой грубого ботинка, чувствуя боль в переносице, чувствуя горячую кровь на лице, чувствуя себя сейчас так же беспомощно, какой была Бетти пару дней назад. Джонс кажется абсолютно обезумевшим, рывком хватая его за ворот футболки, притягивая к себе. Его темные глаза обезумевшие пугают в это мгновение настолько, что непроизвольно начинают дрожать колени. — Сука! — он кричит, ударяя по лицу со всей силы, повторяя снова и снова, раз за разом, когда Клейтон совершенно не имеет возможности оттолкнуться, а из его носа неумолимо стекает ручьем алая кровь, проникая в рот тошнотворным металлическим вкусом. — Я ненавижу тебя, сука! — Джага буквально трясет от ярости, когда холодная рука ложится на горло парню, сдавливая ее своими пальцами. Клейтон в ужасе понимает, что не может выбраться из цепкой хватки, и страх все больше окутывает его тело вместе с болью, обжигающей его лицо. — Я не хотел! — хрипит, предпринимая попытки спастись, он готов извиняться на коленях, готов молить о пощаде в слезах, но видно, что брюнету совершенно плевать на все то, что он произносит. — Я зашел слишком далеко, я признаю! Я каюсь. Прости! — проглатывает ком страха в горле, когда в руках Джагхеда внезапно блестит лезвие складного ножа, и каждое движение полно неоспоримой решительности, подталкиваемой нечеловеческой злостью. — Ты издевался над ней, тварь! — его голос срывается, а глаза вновь застилает пелена слез, но дождь умело смывает их своими колючими холодными каплями. — Ты просто растоптал ее, ублюдок! — нож впивается в тонкую кожу на шее, не давая возможности даже сделать вдох. Клейтон чувствует, как его тело пробирает дрожь от страха, и этот человек не пришел для того, чтобы выслушивать его оправдания. Он видит то, насколько зол сейчас Джонс, как горят его глаза, желая мести. Кровавой, мать его, мести. — Я признаю это, Джаг! Я перешел черту, я совершил ужасную ошибку! Я все исправлю, я извинюсь, я возмещу ущерб! Ради Бога, отпусти меня. Я все сделаю, что нужно! Джонс громко смеется, истерично мотая головой в стороны, слишком сильно закусывая губу. — Как?! Его громкий восклик и отчаянный горький смех разносится эхом по округе, утопая в тишине и проливном дожде. — Как ты это исправишь, сукин сын? — удары вновь сыплются на его лицо, превращая в настоящее кровавое месиво с синими темными кровоподтеками. Джагхед наблюдает за стекающей алой кровью, которую живо смывает ливень, и в его голове моментально всплывают картинки того, какой он застал Элизабет. Ее кровь, застилавшая пол в ванной, ее синяки на бедрах, ее израненное лицо и опустевшие глаза. Злость настоящим цунами бурлит внутри, отодвигая остальные мысли куда-то на задворки сознания. — Она не хочет жить именно из-за тебя! Ты, чертова гнида, сделал это с ней! — кричит изо всех сил, чувствуя вкус своих слез на кончике языка. — Тебе было плевать, когда она умоляла тебя не трогать ее! Тебе было срать на то, что ей больно! — отчаяние разрывает, пытаясь сжечь все его внутренности в это же мгновение, и в горле режет ком неистовой боли. — И мне срать на то, что ты меня просишь, тварь! — нож с размаху впился в живот парня во всю длину, из его горла вырвался нечеловеческий крик, от чего барабанные перепонки Джага грозились лопнуть, а руки задрожали в тот же миг. Он сделал это, черт возьми. — Сука! Ты испортил все, что было и могло быть. Я ненавижу тебя, и ты сдохнешь, истекая кровью! — он больше не мог себя контролировать, не понимал, что происходит, но чувствовал ту злость, которая выходила из него с каждым резким движением, заставляя вновь и вновь наносить ему удары острым лезвием, впиваясь в его живот и грудную клетку… Джагхед остервенело выдохнул, неистово дрожа. Бездыханное тело омывалось дождем, стеклянные глаза Чака устремились ввысь, когда сам он лежал в грязи и собственной луже крови. Так подыхают свиньи. Джонс медленно поднялся на ноги, смотря на свои окровавленные руки, понимая, что это самый настоящий конец. Его жизнь оборвалась, остановилась, свернула с пути, по которому они с Бетти шли вместе. Эта липкая темная кровь была буквально везде, на его футболке, штанах, кедах. Тошнота подобралась к его горлу, заставляя опорожнить желудок в ближайших кустах, выблевав все, что в нем находилось. Слезы умывали его лицо, а из груди вырывался отчаянный крик. Он никогда не думал, что станет настоящим убийцей. Отберет жизнь другого человека, так нещадно нанося глубокие рваные раны. Но чертова месть была удовлетворена, вновь и вновь подкидывая картинки того, что эта тварь сделала с его Бетти. Его самой искренней любовью. Парень утирает лицо от остатков рвоты, вытирая рукавом кофты слезы и капли застывшей чужой крови. Его кожа пропиталась этой темной жидкостью, ее металлический вкус заполнил рот, а противный запах бьет в нос снова и снова. Он снимает верхнюю одежду, снимает футболку, доставая из-под сидения мотоцикла канистру бензина, поджигает. И, несмотря на жуткий ливень, вещи горят. Горят синим пламенем, и с ними горит кровь того, кто навсегда уничтожил его любовь. Джонс бросает свой нож в грязь рядом с бездыханным телом, зная, что утром за ним обязательно придут. В темноте ночи опасно блеснула гравировка на рукоятке оружия — «J.J». Он не собирается прятаться, как подлый трус. Не собирается скрывать, его совесть запятнана кровью этой твари, но он будет честен. Джаг осознанно сделал свой выбор, сделал ход, который заставил его проиграть эту партию. Он садится на мотоцикл, заводя мотор, уезжает прочь, насквозь промокая под холодными каплями дождя. Ему всего лишь нужно попрощаться. Ему нужно сказать ей то, как сильно любит. В последний раз. Он отомстил.