Пособие о том, как стать настоящим сильфом

      Почему Дамиан советовал вернуться домой к пяти утра, Даня понимает только когда попадает под дождь. И это самый настоящий ливень, из-за которого видимость сокращается до расстояния вытянутой руки. Парень находит укрытие в виде остановки всего через десять секунд, но даже за это короткое время он успевает промокнуть до нитки. Обидно, а ведь до квартиры оставалось всего ничего. Хорошо еще, что остаток дежурства прошел спокойно, если не считать пьяную компанию, на которую сильфы наткнулись около двух ночи.       На часах пятнадцать минут шестого. Чернова дома не оказывается, а может быть он тихо и мирно спит в своей комнате. Дайер не знает и знать не хочет, он плетется в ванную комнату, оставляя за собой мокрые следы на паркете. У сильфа совершенно не осталось сил, но стоило принять горячий душ, чтобы не заболеть. Хотя уже в тот момент рыжий понимает, что это бесполезно. Поэтому после всех экзекуций роется в аптечке и закидывает в себя парочку таблеток. Вот теперь он точно сделал все, что мог. Сильф со спокойной душой проваливается в сон как только его голова касается подушки. Только для того, чтобы через пару часов проснуться от жара и кашля, раздирающего горло. — Приплыли, — ругается Данила, закутываясь в плед и плетясь на кухню для того, чтобы заварить себе жаропонижающий порошок. С прискорбным выражением лица парень отмечает что на этом, собственно, все запасы лекарств от простуды у него иссякли, а идти в таком состоянии в аптеку не хотелось совершенно. Сильф включает чайник, усаживаясь на стул и кашляя. Волосы после непродолжительного сна стоят торчком, а шальной взгляд упирается в букет цветов, что стоит на подоконнике… А точнее, в целую оранжерею, в которую превратилась их кухня за последнюю неделю. Дайер ухмыляется, после чего зевает и кутается в плед.       Не нужно было быть гением, чтобы понять, что сосед пытается подкупить Даню. Вместо того, чтобы съехать в другую квартиру и забыть про все, как страшный сон, Чернов оставался на месте. У него либо напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, либо совесть настолько сильно грызла, что иначе было никак. За эту неделю соседи практически не пересекались — Антон разумно отсиживался в своей комнате в свободное время, а если им «посчастливилось» встретиться на кухне — тут же исчезал из поля зрения сильфа, который вовсю игнорировал охотника. Они даже не здоровались. Чернов, похоже, питался только кофе и лапшой быстрого приготовления, так что даже кухню надолго не занимал. Это устраивало Данилу, хотя его больше бы обрадовало, если бы парень собрал свои вещи и съехал.       При всей атмосфере холодной войны, что повисла в их квартире, Антон не оставлял попытки задобрить Даейра. Постоянно оставлял то на столе, то в холодильнике овощи и фрукты. Сильфы ведь не едят мяса, их создатель распорядился так, что любовь ко всему живому распространялась даже на зверей. Благо, хотя бы яйца и молочные продукты было «можно». А вот все мясные продукты, а так же рыба, вызывали острый приступ, похожий на отравление. Конечно, охотник мог покупать подобное для себя, ему даже приходилось съедать «дары», к которым Даня не прикасался, когда те были на грани стать опасными для здоровья. Но вот цветы… Каждый день то на подоконнике, то столе, появлялся новый букет, цветы в которых никогда не повторялись. Все потому, что охотник знал о том, что сильфы не только не едят мясо, но и могут питаться цветами, а точнее их бутонами. Из них духи воздуха получали энергии больше, чем им мог бы дать килограмм яблок. Антон однажды решил попробовать сам, но на вкус розы оказались совершенно невкусными. И это вовсе не остановило охотника, который спускал на букеты половину своей зарплаты.       Сначала Данила хотел съехать с квартиры сам, понимая, что новое жилье Антон искать не собирается. Чтобы не провоцировать себя, чтобы каждый раз не ворошить раны прошлого. Но второй стороной медали выступал юношеский максимализм, амбиции и упрямство. Неужели он трусливо сбежит? Нет, лучше уж постарается давлением выжить охотника из квартиры. Поэтому рыжий оставался жить с Антоном, доказывая самому себе что-то. Что именно — пока сам даже не мог понять.       Сильф кашляет, дергаясь на стуле и понимая, что опять чуть не уснул прямо на кухне. Заваривает лекарство и переползает в комнату. Все дело в том, что к простуде наложилась еще и Божественная совесть, а может быть именно из-за неё парень сейчас чувствовал себя так плохо. Все-таки вчера (а точнее несколько часов назад) он ударил молнией человека. Да, этот пацан пытался его (и не только его) убить, но он не был нечистью. Поэтому вся сущность Дайера противилась подобному насилию, показывая сильфу, что так делать нельзя. Рыжий обреченно думает о том, что он побил собственный рекорд. Ведь между двумя этими «приступами» прошла всего неделя.       Данила чувствует себя морально подавленным. Это одна из сторон совести — апатия. Когда не хочется подниматься с кровати, даже если квартира начнет гореть. Он раз за разом прокручивает в своей голове все свои самые худшие поступки, а за двадцать два года их набралось удивительно много. Все тело ломает, трясет, при этом жутко холодно, что даже плед не спасает. Парень крутит в руках телефон, думая, кому он может позвонить. Тревожить Софию не хочется, хоть и живет она ближе всех знакомых рыжего. Блондинка и так не спала эту ночь, они разошлись по домам только под утро после дежурства. Дайер вздыхает, словно великомученик, набирая один из последних номеров. Он терпеть не мог быть слабым, а просить помощи для него было сравни подвигу. Приходилось ломать всего себя, проходя все стадии ненависти и неприязни. Поэтому приходилось очень часто с трудом расхлебывать что-то в одиночку, что с чужой помощью было бы намного легче сделать.       Даня коротко описывает ситуацию в телефон, прерываясь изредка на кашель. Пандора, с которой он говорит, обещает приехать как можно скорее. И уже через полчаса раздается трель звонка. Дайер еле заставляет себя подняться с кровати и открыть дверь. На самом деле парень хотел забрать лекарства и распрощаться, но подруга внезапно попросила воды. Отказывать было совсем не удобно, и сильф, вздыхая, впускает девушку. Та обеспокоенно читает лекции о простуде и постельном режиме, о том, как важен постоянный уход, а у рыжего просто нет сил спорить. — Давай я останусь? Сварю тебе куриный бульон — он тебя вмиг на ноги поставит. У меня младшая сестра, так что я частенько ухаживала за ней, когда она болела, — произносит Пандора с такой интонацией, что отказать ей очень сложно. Но Данилу чуть ли не подташнивает при упоминании куриного бульона, так что парень лишь устало вздыхает. — Спасибо, но не стоит. Еще заразишься, — говорит рыжий, и видит, как девушка уже открывает рот, чтобы выстроить целую теорию в пользу того, чтобы остаться. А этого допустить никак нельзя. — Захлопнешь тогда дверь, хорошо? А я пойду спать.       Сильф просто разворачивается и идет в свою комнату. У него совершенно нет сил на то, чтобы спорить и переубеждать Пандору. Возможно, сейчас он поступает грубо, но другого выхода из сложившейся ситуации не видит. Благо, прежде чем закрыть дверь своей комнаты, видит, как девушка направляется к выходу. Поэтому сильф со спокойной душой падает в объятия кровати и закрывает глаза, надеясь, наконец, провалиться в спасительный сон. — Привет, ты сосед Дани? — спрашивает Пандора, столкнувшись с Антоном на пороге квартиры, когда уже собиралась уходить. Она ловит на себе заинтересованный взгляд, ведь за всю неделю проживания Дайер не приглашал никого к себе. Поэтому Чернову было любопытно, кто же она? Подруга или девушка сильфа? — Привет, да. И можем перейти на английский? — спрашивает охотник, и девушка кивает, продолжая разговор именно на этом языке. — Ты там присмотри за ним, а то он совсем размяк, — от слов Пандоры Антон удивленно приподнимает брови. — Он делает вид, что все отлично, но я вижу, что ему плохо. Меня он выставил, а тебя не сможет. Так что ты позаботься о нем. А я вечером бульону куриного принесу.       Из этой непрерывной болтовни Антон делает вывод, что Даня то ли заболел, то ли смертельно ранен. Неужели жрецы не вылечили его раны до конца? Чернов нервничает, думая о том, что зря он так рано ушел, не удостоверившись в том, что с парнем все в порядке. А еще, он понимает, что девушка напротив явно влюблена в Дайера. И очень стремится накормить его куриным бульоном, который сильфам никак нельзя. — Не переживай, — широко улыбается охотник. — Я обо всем позабочусь. И бульон ему сам сварю. Он у меня уже завтра на ногах будет. А ты лучше пока не приходи, заразишься еще, — Антон выставляет девушку за дверь и неуверенно замирает в коридоре. Что дальше? Он пообещал этой девушке помочь Дане, но на самом деле даже не может зайти в комнату сильфа. И уж точно он не может сварить рыжему суп. В руках у Чернова небольшой букет тюльпанов — не из него же ему варить бульон. — Привет, что будешь в этот раз брать? — девушка за прилавком цветочного магазина, что находился рядом с их домом, встретила Антона, как старого знакомого.       Девушка была симпатичной, и Чернов даже пытался заигрывать с ней в первые три свои визита. А потом она как-то сказала, что очень завидует его девушке, которой он каждый день дарит цветы. А охотник просто не нашел, что ей ответить. Не говорить же, что он покупает цветы своему соседу. Так что пришлось подтвердить ее подозрения. — Какая же она у тебя счастливая, — вздыхает девушка и мечтательно улыбается. — Хотела бы я себе такого парня. — Ну да, счастливая, — бурчит себе под нос на русском парень, вспоминая о кухне, полностью заставленной цветами. Дары его Даня не принимал, и если фрукты Антон в какой-то момент съедал сам, то цветы не трогал, так что квартира медленно превращалась в филиал цветочного магазина. Чернов все чаще думал о том, что скоро у него точно начнется аллергия. — Дай мне… — парень обводит взглядом магазин, уставленный букетами на любой вкус. — Давай тюльпаны, — пожимает плечами он. — Какие именно? Есть красные, желтые, белые, розовые и фиолетовые. — А какие вкуснее? — ляпает Антон, забыв о том, что нормальные люди цветы не едят. — Что? — переспрашивает девушка. — Какие тебе больше нравятся? — улыбается Чернов. — Я очень люблю фиолетовые, — улыбается девушка, указывая на нужные цветы. Антон молча кивает и достает кошелек. Фиолетовые так фиолетовые. Все равно через две недели их выкидывать.       Антон долго бы еще стоял посреди коридора с букетом в руках, если бы из комнаты соседа не донесся кашель. «А, похер, — решительно думает парень. — Не убьет же он меня сейчас?». Так что Чернов решительно открывает дверь и… просовывает в комнату цветы, не спеша входить сам. — Охуеть, блядь. И когда же меня глючить начало? — ворчит себе под нос Данила, замечая, как у него из двери буквально вырастает букет фиолетовых тюльпанов. Из-за того, что температура все еще поднимается, Даня чувствует холод даже несмотря на то, что вся кожа у него горит. Именно поэтому из-под одеяла торчат только глаза да нос. — Даня… ты в порядке? — осторожно уточняет охотник, все же высовываясь из-за букета. Сильф резко переходит в сидячее положение, из-за чего комната немного кружится. Рыжий почти заваливается на бок, но ловит все же равновесие, опираясь рукой о мягкий матрас. Антон не бросается к парню только потому, что боится получить молнией в грудь. Плед немного сползает с головы Дайера, переставая имитировать капюшон, из-за чего волосы стоят торчком, а глаза хмуро смотрят на соседа-смертника. — Я в полном порядке, разве не вид… — не договаривает рыжий, потому что заходится в приступе кашля, сгибаясь ближе к ногам. В легких отдается тупая боль, а горло неприятно дерет. Сильф берет себя в руки и вновь выпрямляется. Теперь говорит тише, стараясь не напрягать свой голос. — Ты чего припер сюда эти тюльпаны? Устроил из нашей кухни алтарь, будто я умер, и ты каждый прожитый без меня день почитаешь цветами. Не дождешься, — последнее уже бурчит, поправляя плед и вновь кутаясь в него. — Пандора, как увидела это безобразие, чуть дар речи не потеряла. Пришлось сказать, что у меня сосед извращенец-фетишист, который дрочит на цветы, — устало проговаривает Данила, вновь переходя в лежачее положение. Он надеется, что всей этой грандиозной речи хватит для того, чтобы Чернов быстренько смылся из его комнаты и оставил болящего в покое. — Хорошо, что я ей цветы не подарил, когда встретил в дверях, — отзывается Антон, все же заходя в комнату полностью. — А то была у меня такая мысль, — он легко смеется, будто его в самом деле веселят слова Дани. Так и есть. Охотник вообще редко обижается на людей за шутки, и его забавляют подобные ситуации. К тому же он считает, что юмор — лучший способ разрядить ситуацию. А им очень нужна разрядка.       Сильф еле сдерживает себя, чтобы не усмехнуться на шутку своего соседа. А то еще возомнит себе, что они стали друзьями, и опять придется ему морду бить, чтобы отстал. Даня вообще большинство своих проблем решал через драки, ему было проще ударить кого-то или получить самому, чем вести переговоры или открывать перед кем-то душу. Потому что синяки заживают гораздо быстрее, чем раны душевные. А может еще потому, что иногда рыжий просто не умел решать проблемы, как взрослый. — Так, какая у тебя температура? — деловито спрашивает охотник и подходит к столу, на котором свалены лекарства Дайера, положив с краю букет. — И как твои ноги? Жрецы же все залечили? — неуверенно спрашивает, потому что все еще переживает из-за того, что ушел тогда. Ему казалось, что теперь сильф в безопасности, и со спокойной душой отправился в Орден, докладывать о необычном парне, который смог превратить свою кровь в кислоту. Охотник выныривает из своих мыслей из-за очередного кашля сильфа, рассматривая упаковки с лекарствами, которые, конечно же, были на греческом. К счастью, рядом с лекарствами парень находит еще и градусник, который показывает температуру, превышающую 38 градусов. Еще недостаточно для скорой, но уже совсем не радует.       В медицине Антон слаб. Он знает, какой стороной вставлять градусник, и помнит номер скорой помощи. Ему этого всегда хватало. Потому что болезни Чернова делились на два типа: «ай, легкая простуда, само все пройдет» и «ой, у меня дырка в животе, надо вызвать скорую, пока я не умер». Состояние Дани не подходит ни под одно из этих описаний, а значит, нужно искать какой-то третий путь, не прописанный в алгоритме Антона. — Иди в пень, Чернов, — вяло отвечает сильф, хотя ему на самом деле не нравится, что охотник лазит по его лекарствам. Не то, чтобы рыжий думал о том, что Антон станет брать что-то у него. Просто не привык Данила быть слабым в чьих-то глазах. Это вообще одна из главных его проблем — пересилить себя, чтобы попросить помощи или рассказать кому-то о том, что у него проблемы. Он с этим боролся уже несколько лет, но ощутимого прогресса так и не достиг.       Идей о том, как же ему действовать, у Чернова нет. Поэтому он просто достает из кармана телефон и начинает активно гуглить, как лечить людей. Гугл вообще решает за Чернова большую часть проблем. К сожалению, не всегда качественно. — Лечение капустными листьями, — зачитывает Антон. — Любишь капусту? Нет. Я ее тебе покупал четыре дня назад, ты ее не ел. Клизма… это вообще сразу мимо. Чай с медом. У нас есть мед? О, обтирание водкой. Вот это отлично подходит. Так, я за водкой и чаем. Жди меня здесь и постарайся не умереть. — Можешь не… — Дане не удается бросить эпичную фразу о том, что сосед может не возвращаться, так как кашель вновь начинает душить. Сильф упирается лбом в подушку и старается подавить в себе эти приступы, и это даже помогает. Рыжий просто прикрывает глаза и почти отключается.       Антону требуется пять минут и наведенный на кухне бардак, чтобы найти алкоголь. Правда это не водка, а виски, которое он получил от клиента неделю назад. Мед обнаруживается на одной из полок Данилы. Парень заваривает чай, добавляет туда столько меда, что горячую жидкость становится тяжело размешивать, берет виски и направляется обратно в комнату соседа. — Раздевайся, будем тебя растирать, — уверенно заявляет Чернов, поставив чашку на тумбочку у кровати сильфа. — Что во фразе «иди в пень» тебе не понятно? Могу более нецензурно выразиться, если ты только на матерном понимаешь. Отстань от меня, — бурчит рыжий, которому не дают спокойно поспать. И который, конечно же, не собирается устраивать стриптиз перед Антоном.       Охотник находится в комнате уже пять минут, а в него до сих пор не прилетела ни одна молния. Да что там, Даня даже не кинул в него кружкой или тапком. Антон приходит к выводу, что это хороший знак и, наконец, решается действовать немного увереннее. Потому что, если он тут будет ходить вокруг Дайера на цыпочках, то они до завтрашнего утра с лечением не закончат. И поэтому, когда сильф посылает его, Антон просто пожимает плечами и начинает разматывать одеяло, в которое уже успел замотаться сосед.       Данила сопротивляется так, будто отвоевывает свою честь. Цепляется за одеяло, шипит злобно на Антона, а потом даже пытается ударить охотника по роже. В итоге мажет куда-то по плечу, да и не очень сильно. Бесполезно. Сильф вздыхает тяжело и сдается, позволяя Чернову распутать плед и стянуть с себя футболку. Просто потому, что у него совершенно нет сил даже на то, чтобы злиться. Можно было, конечно, попытаться метнуть молнию. Но, если честно, рыжий боялся, что попадет и убьет охотника. Или же покалечит так, что Божественная совесть вывернет ему все органы за такой поступок. — Напомни мне тебе руку сломать чуть позже, когда у меня будут силы, окей? — бурчит Даня, ежась от холода. — Да, договорились. Только ломай левую, я правой дрочу, — автоматически отзывается Антон. Он привык в неловких ситуациях первым делом прибегать к юмору, и не всегда его шутки получаются удачными. Вот только в ответ на эту Даня усмехается и эта первая положительная эмоция, которую Антон видит на его лице. Чернов радостно улыбается. — Все понятно, чтобы наладить с тобой контакт, я должен шутить про дрочку, — решительно заявляет он. — А я-то старался, покупал цветы, деньги тратил.       Дайер мычит что-то утвердительное, а Антон смеется, представляя, как бы он выкрикивал пошлые шутки, пока сильф его избивал. Интересно, помогло бы? Может Дане стало бы жалко бить умственно отсталого. Сильф тянется за чашкой, которая стояла на тумбочке, а потом осторожно отпивает. Чай оказывается таким вязким и сладким, что парень начинает кашлять вновь, но уже не из-за болезни. — Нет, ты все-таки хочешь моей смерти, определенно, — бурчит рыжий, вновь возвращая чашку на место. — У меня от такого-либо сахарный диабет разовьется, либо жопа слипнется. — Мед — это полезно, — поучительно произносит охотник, отбирает у парня чашку и делает глоток. — Отличный же чай. Чего тебе не нравится?       Антон любит сладкое. В чай, а тем более в кофе, он всегда добавляет сахара больше, чем самого напитка. Так что он удовлетворяется вкусом и отдает чашку Дане, а уже после этого думает, что не стоило пить из одной кружки с больным. Потому что сильф точно не станет его спасать, если Чернов будет умирать в соседней комнате от температуры. — А я и не говорил, что мед — не полезен, — произносит Даня, будто только для того, чтобы возразить. Он делает еще глоток из чашки, чай все еще приторно сладкий и его невозможно пить. Поэтому сильф открывает бутылку с водой, которую он предусмотрительно принес в комнату ранее, и доливает немного в чашку. Так теряется не только вкус, но и вся теплота напитка. Но теперь его хотя бы можно пить, пересилив себя. — Слишком много сахара, идиот, вот что не нравится. — А я думал, что сильфы любят сладкое. Вы же как пчелы, крылья есть, фрукты и цветы едите. А пчелы любят сладкое, — по голосу Антона никак нельзя понять, издевается он сейчас над Даней или говорит вполне серьезно. — Глюкоза помогает лучше думать. Я всегда во время работы пью кофе с большим количеством сахара, — парень открывает бутылку с виски, и разбавляет повисшую тишину. — Как ты себя чувствуешь? — уточняет Чернов, касаясь пальцами лба сильфа. — Какие таблетки ты пил? Тебе надо поспать? — он все еще не придумал план лечения сильфа и поэтому просто задает вопросы, что приходят ему в голову, стараясь не показывать своей неуверенности. — Жаропонижающие, противовирусные, от кашля… — перечисляет рыжий, вновь начиная кашлять, отворачиваясь чуть в сторону, чтобы не заразить соседа. — Конечно мне надо поспать. Я вообще-то уже двадцать минут пытаюсь это сделать, а ты с завидным упорством мне мешаешь, — Даня все еще выглядит недовольным, точнее он ворчит и бурчит, обвиняя Чернова во всех горестях этого мира, и во всех своих проблемах, заодно. — Извини, — голос Антона звучит виновато. Даня отвечает на его вопросы раздраженно, но попыток убить или хотя бы оттолкнуть не предпринимает и это вселяет в Антона надежду, что все он делает правильно и они смогут наладить дружеские ну или хотя бы нормальные соседские отношения. — Сейчас я закончу, и будешь спать.       Антон делает глоток виски из открытой бутылки. Все же жалко тратить дорогой алкоголь, заработанный честным трудом, даже не попробовав тот. Вытаскивает из шкафа сильфа какую-то футболку со словами «потом постираешь». А потом щедро выливает на нее виски. Смотрит в телефон, где подробно описано как и где нужно протирать спиртом, чтобы тот с испарением уносит температуру. Касается аккуратно, начиная от рук и двигаясь к грудной клетке. Выражение лица у него при этом такое серьезное и сосредоточенное, что Даниле хочется ухмыльнутся. — Повернись, — командует Чернов, явно набравшись смелости после удачной шутки. Он встает за спиной сильфа и резко замирает на месте, завороженно смотря на спину рыжего. Его внимание привлекла вовсе не россыпь конопушек, разбросанных по всему телу парня, а шрамы. Длинные, берущие начало выше лопаток, и почти доходящие до границы со штанами. Всего их четыре, они расположены симметрично, по паре пересекающихся в районе лопаток. Антон проводит пальцами по одному из них и спрашивает неожиданно севшим голосом, подозревая, что не хочет знать ответ. — Откуда у тебя эти шрамы?       Сейчас, под влиянием температуры и алкогольных паров, рыжий даже не задумывается о том, что Чернов может разглядеть шрамы на его коже. Данила даже почти забывает сейчас, в данную минуту и секунду, о полосах, красующихся на его спине. И когда охотник касается его спины и ведет вниз — Дайер даже не понимает, что сосед касается его шрама. Из-за высоких температур даже касание к месту, где раньше «крепились» крылья, не вызывает особо сильного удовольствия. Это ведь слабое место всех сильфов. Но как только Антон произносит вслух — Данила дергается так, будто охотник его ударил плетью. — Папаша твой оставил, когда мои крылья вырезал, — сильф склоняется к коленям, почти складываясь пополам. Будто позирует, чтобы Антон смог получше все разглядеть. — Нравится? — голос его даже не звучит зло, как хотелось бы, а скорее устало. Рыжий окончательно ложится, обхватывая руками под коленками, почти обнимая себя, и утыкаясь носом куда в чашечку. Идеальной растяжки не получается, он горбится и сгибает ноги ближе к себе. И несмотря на температуру, чувство обиды и боли такое сильное, что Дане кажется, будто ему вновь четырнадцать, и он может разреветься в любой момент. У него больше нет ни семьи, ни крыльев. Он как сломанная игрушка, уже не сильф, но все равно и не человек.       Чернов не может отвести взгляда от шрамов Дани и слышит тот самый ответ, который слышать совсем не хотел. Он был так рад тому, что сильф выжил, что даже не задумывался о том, чем парню пришлось расплатиться за жизнь. А сейчас он смотрит на следы, оставшиеся от этой платы и испытывает… жалость? Нет, скорее ужас. Каково это потерять часть себя? Что бы чувствовал Антон, если бы его лишили рук или выкололи глаза? Что испытывает сильф, лишенный крыльев? Охотник снова проводит рукой по шраму, медленно и нежно, будто пытаясь стереть этот след с кожи сильфа. Ему нечего сказать. Извинения бессмысленны, слова жалости лишь разозлят Дайера. И поэтому Чернов тихо вздыхает и заставляет себя продолжить растирания, стараясь не касаться больше шрамов. — Давай, заканчивай свои маньячные процедуры быстрее. Мне холодно, — голос Данилы звучит приглушенно. Вдоль позвоночника ползут мурашки, и сильф ежится. Ему хочется вновь закутаться в одеяло и скрыться от глаз Антона. Будто охотник сейчас имеет доступ не просто к его обнаженной спине, а к оголенному нерву или части его обезображенной души.       Даня чувствует теперь явственно и остро, как Чернов ведет пальцами по его коже. От самого начала рваного шрама и до его конца. Парень мало кому позволял видеть, а тем более касаться его там. Место крепления крыльев все еще оставалось чувствительным, трепетным, одна из известных эрогенных зон всех сильфов. Даже тех, кто этих самых крыльев лишен. И сейчас, вместе с обидой и горечью, парень чувствует приятное тепло, едва заметно вытягиваясь в спине, когда пальцы охотника задевают особо чувствительные точки. И почему он даже в сексе не позволяет девушкам заходить далеко, ограничиваясь только плечами? Это странная привычка, будто способ очередной раз наказать себя. — Все, — сообщает Антон в конце своей работы и начинает закутывать Даню в одеяло, пока тот бурчит что-то себе под нос. — Спи, — он отходит от сильфа и замирает неуверенно в дверях. Ждет пару секунд, а после все же добавляет. — Я буду в своей комнате. Зови, если тебе понадобится моя помощь, — он уверен, что парень не позовет, и поэтому намерен прийти сам через пару часов, когда Дайер уже должен будет проснуться.       Даня чувствует облегчение. Не только потому, что теперь Антон должен будет уйти, а еще и потому, что его варварский метод разбазаривания алкоголя работает. Сознание немного проясняется, а кожа не так сильно горит. Сильф касается головой подушки и закрывает глаза, на переферии слыша голос соседа и проваливаясь в сон.