Пособие о том, как стать настоящим сильфом

      Антон хорошо помнит слова Дани о том, что ситуация с ранением Чернова ничего не меняет. Охотник это прекрасно понимает, он даже не пытается лезть к сильфу, лишь упорно продолжает спускать деньги на цветы, каждый раз чувствуя себя глупо. Потому что их кухня все больше напоминает оранжерею или место поклонения какому-нибудь божеству. А потом одним самым обычным утром Антон обнаруживает, что у половины букетов отсутствуют бутоны. Это заставляет парня улыбаться так, будто он выиграл в лотерею самый главный приз.       А потом в душу закрадывается сомнение, вдруг с Даней что-то случилось? Может, сильф ранен и не может приготовить себе ничего поесть? Эта и еще тысяча самых невозможных идей заставляли Чернова нервничать. Но после этого охотник встречает в коридоре Дайера, который выглядит как и всегда: жив, здоров и недоволен. Антон даже начинает сомневаться в том, что это именно сильф съел те бутоны. Может сам охотник так зациклился на этих цветах, что начал лунатить и есть по ночам то, что обычно люди не употребляют?       Затишье продолжается еще дней пять. Они с Даней все еще даже не здороваются, но Антон все же более смело покидает свою комнату. А еще продолжает покупать цветы, которые постепенно увядают. А потом все повторяется. Чернов еле открывает глаза утром, плетется на ощупь на кухню за кофе, и там его ждут букеты, на которых не осталось ни одного бутона. Охотник просыпается мгновенно, осматривает всю кухню, заглядывает под стол и в холодильник — ни одного лепесточка или намека на то, что тут произошло. Парень выкидывает зеленые части и думает о том, в какой же момент его план свернул в тупик?       Сильфа Антон встречает через пару часов, когда выбирается на кухню для того, чтобы заварить себе лапши. Дайер сидит за столом и смотрит в одну точку, пытаясь пить кофе. На Чернова он не обращает никакого внимания, а выглядит так, будто… у него похмелье. Охотник взвешивает все «за» и «против», а после решает, что не хочет получить молнией от все еще не отошедшего от хорошего вечера Данилы. Поэтому быстро заливает кипятком лапшу и скрывается в своей комнате. Чтобы на следующий день после охоты зайти в цветочный и вернуться в квартиру с новым букетом.       Цветы привычно копятся на подоконнике. У Антона, честно, нет времени думать обо всей этой ситуации. Орден с завидным упорством раздает задания на уничтожение темных, которые, казалось, решили устроить масштабный шабаш в Афинах. А в свободное от охоты и сна время парень писал программу, так как сроки сдачи неумолимо приближались. И вот, когда последние строчки кода сохраняются и обрабатываются, Чернов откидывается на спинку стула, стягивает с себя наушники и трет глаза. И до его слуха доносится тихое пение. Охотник выключает музыку, оборачивается и осматривается, но никого в комнате не находит. А потом понимает, что голос все же не в его голове, а вполне реальный. И доносится он с кухни. Будь дверь в комнату плотно закрыта, как это бывает всегда, то Антон его и не услышал бы. А сейчас парень поднимается с места и аккуратно следует в сторону кухни на цыпочках. — Музыка громче, глаза закрыты, Это нон-стоп, ночью открытий. Делай, что хочешь, я забываюсь, Это нон-стоп, не прекращаясь!       Чернов выглядывает из-за угла как самый настоящий шпион, стараясь остаться незамеченным максимально долго. На кухне Даня, что, впрочем, и не удивительно. Сильф напевает на русском вслух, мычит мелодию, когда слова заканчиваются или наступает момент «проигрыша». В руках у него ножницы, которыми он не спеша срезает бутоны со свежих цветов, аккуратно, почти любовно, складывая те в большую тарелку. А еще он движется медленно и плавно, в такт собственного же мурчания, явно наслаждаясь происходящим. Так, будто он бухой. — Я задыха-а-юсь, помоги-и мне.       У Антона в голове проносится мысль о том, что слово «будто» здесь совсем не уместно. Дайер самозабвенно тянет слова, после отправляя один из бутонов себе в рот. Охотник смотрит на сильфа с бока, и, когда Данила поворачивается лицом полностью, прячется за косяком, так как боится получить молнией за такое «подсматривание». Уже находясь в укрытии, без шанса быть уличенным, Чернов задумывается о многом. Теперь некоторые вещи встают на свои места. Например, сразу проясняется то, куда исчезают бутоны. Наверняка рыжий не первый раз под воздействием алкоголя совершает набег на их маленькую оранжерею. Значит ли это, что он смог простить Антона? Или хотя бы на грамм меньше стал ненавидеть охотника, но не признается в этом даже самому себе? Может ли сейчас Чернов подойти к сильфу и попытаться завязать разговор?       Вместо очередного куплета с кухни неожиданно раздается такой грохот, будто там как минимум рухнул потолок. Звон разбитого стекла вперемешку с бренчанием кастрюль, что кружатся по небольшому помещению, а одна из них даже прилетает к охотнику под ноги. Антон плюет на все свои метания, заскакивает на кухню, готовый вытаскивать Дайера из-под завалов бетона. Но видит лишь рыжего, который пытается удержать шкафчик, что висел у них на стене. Он до сих пор висит, правда, всего на одном гвозде. — Дурацкий гарнитур! Вот сколько раз я думал о том, что эта хрень рухнет в самый неподходящий момент? — смеясь произносит Даня вслух, видимо, заметив появление Чернова, который так и застыл на пороге кухни. Охотник от этих слов оттаивает, перешагивает через разбитую чашку и разбросанную утварь, приближаясь к сильфу, перенимая у него «ношу Атланта». — У нас есть гвозди и молоток? — с сомнением спрашивает Чернов. Он жил в этой квартире не так уж и долго, и до этого подобные инструменты ему были не нужны, так что он даже не узнал, имеются ли они здесь вообще. Парень все еще поглядывает на Дайера, который с его появлением и предложенной помощью не становится суровым и недовольным, как это было обычно. Только делает шаг назад, задумываясь о том, где у них лежит молоток. — Осторожно, там осколки. — Я осторожен, осторожен, — напевает себе под нос рыжий, поднимает руки вверх, поворачиваясь к Антону спиной и, словно Царица Лебедь, плавно перемещаясь по кухне в сторону ванной. Так неспешно, будто охотник не держит в своих руках тяжелую полку. Но Чернов не жалуется, лишь наблюдает за тем, как его сосед возвращается с молотком в руках. — Чур гвозди в стену ты забиваешь, — Даня касается пальцем кончика своего носа и улыбается. Голос его кажется довольным, интонация немного пьяная, это видно по тому, как парень растягивает слова. Дайер никогда не улыбался охотнику, особенно так — с нотками лукавства и хитрости. Антон замирает неподвижно на месте, смотря на сильфа удивленно. Тот смеется. — Только не говори, что до этого ты никогда не держал молоток в руках. — Нет, — выдает Чернов, а после поясняет. — То есть, держал, конечно… Я умею с ним обращаться. Подержи полку, а я все прибью. — Ага, только меня не прибей, — Данила ухмыляется, явно довольный своим каламбуром.       Они меняются местами, стараясь при этом не отдавить друг другу ноги. Дайер щедро высыпает из кармана на столешницу целую горсть гвоздей вперемешку с шурупами разной длины. То ли такой по натуре не жадный, то ли не верил в мастерство охотника. Антон сосредоточенно выбирает более внушительный гвоздь, стараясь не пялиться на рыжего, который даже в своем положении «атланта» тянется к тарелки с бутонами, грозя окончательно свалить все на пол. — Я не настолько неуклюжий, чтобы бить по гвоздю и попасть по тебе. Тут, скорее, пострадают мои пальцы, — охотник будто оправдывается, у него явно пунктик на все, что связано с насилием по отношению к этому сильфу. Чернов на секунду отвлекается от созидания гвоздей, подает один из бутонов Даниле. — Я вижу, насколько ты неуклюжий, — рыжий закидывает в рот лакомство, а после неожиданно касается фингала под правым глазом охотника. Антон чуть не попадает молотком себе по пальцу. — Что, опять тебе девчонка задницу надрала? — Ага, — Чернов прочищает горло, все же забивая несчастный гвоздь в несколько ударов, а после вешая шкафчик на место. — Мне везет на диббуков в женских телах… Хотя тут вообще была девчонка лет десяти. Всегда сложнее, когда нечисть занимает тела детей. Но повезло, что за этой девчонкой следили еще и жрецы. Так что они изгнали темного духа земли. Можно считать, что охота прошла удачно. — Мне вот всегда было интересно, о чем думают диббуки, когда занимают тела детей? — неожиданно спрашивает Данила, собирая с пола посуду. Антон замирает на месте, смотря на сильфа с сомнением. Он уже готов рассказать целую лекцию о том, как слабо сопротивляются захвату дети. — О нет, только не говори мне, что такие тела могут выдержать диббука не пять лет, а семь. Я не про это. Вот представь. Ты серьезный злобный дух, а тебя уже в десять отправляют спать. Заставляют ходить в школу, общаться с детьми. У тебя нет денег, ты не можешь пить, курить и даже заниматься сексом. Ну вот каким нужно быть извращенцем, чтобы подписаться на такое? — Я… Даже никогда об этом не задумывался, — честно отвечает Антон, пробегаясь взглядом по кухне. Когда весь беспорядок убран, и причин находиться в этой комнате у охотника не остаётся, он включает электрический чайник. Будто изначально пришел на кухню за кофе. Хотя это последнее, что нужно его организму, ведь после написания программы он планировал выспаться. — А что насчет тебя?       Данила удивленно хмурится, приподнимая одну бровь и явно не понимая суть вопроса. Чернов в ту же секунду сомневается в том, что хочет спросить. Они явно еще не на том уровне общения, где можно задавать личные вопросы. Но раз уж сегодня Дайер в таком хорошем расположении духа, то нужно постараться выжать из этого разговора по максимуму. Сильф ловит взгляд охотника на своих костяшках, которые вновь были украшены свежими ранками. — Ты про это? — спрашивает Даня, поднимая руку и шевеля пальцами в воздухе. Антон уверен, что на его вопрос не ответят, но все равно кивает, усаживаясь на стул и бросая короткий взгляд на чайник. — Просто дал пару раз по морде полуденному, который приставал к девушке в баре, — легко произносит сильф, закидывая в рот один из бутонов, а после возвращая себе в руки ножницы. — Точнее, когда я бил его, то еще не знал, что он полуденный. Но все получилось даже лучше, чем могло было.       Антон в очередной раз убеждается, что Дайер довольно радикально решает свои проблемы. Так, как обычно не рискнул бы поступить ни один сильф. Зная, что за причинение вреда человеку последует кара в виде Божественной совести, духи воздуха стараются не ввязываться в драки и приходить к компромиссу на словах. Данила же уже третий, на памяти охотника, раз нарушает данные его создателем правила. И это точно не то, чем можно гордиться. Зато то, что однажды может закончиться совсем не хорошо. — А как же ваша совесть? — спрашивает осторожно Чернов, а после поясняя. — Ну, ведь если бы он оказался человеком — тебе бы досталось, да? — Досталось бы, — кивает Данила, произнося это как само собой разумеющееся. Как-то, что уже не пугает его. — Конечно, Божественная совесть мне потом аукнулась бы за то, что я нарушаю правила, — вновь повисает тишина, и Антону первое мгновение кажется, что парень больше ничего не скажет. Но охотник ошибается, ведь сильф продолжает говорить даже не смотря на то, что Чернов не настаивает. — Люди профессионально научились закрывать глаза на то, что их не касается. Они проходят мимо, и их совесть даже не встрепенется. Сильфы такие же. Не все, разумеется, но если дело не касается нечисти, то совершенно не обязательно вмешиваться. А я вот не могу пройти мимо. Лезу в самую задницу, если знаю, что могу кому-то помочь. Я потом спать спокойно не смогу, если просто закрою глаза на что-то такое, понимаешь?       Дайер отрезает последний бутон, складывая его на тарелку к остальным, а затем тянется на полку за медом. Поливает сверху вязкой янтарной жидкостью, будто ничего страшного не произошло. А Антона парализует от такого градуса искренности. Сильф уже не кажется таким пьяным, есть в его взгляде что-то настолько обезоруживающе честное, хотя он даже не смотрит в сторону охотника. Конечно, Чернов осознает, что желание помочь не должно заканчиваться дракой или чьими-то увечьями, ведь всегда можно хотя бы попытаться договориться на словах, но… Антон понимает, что чувствует Даня. Они оба знают, какую цену можно заплатить за то, что ты однажды просто закроешь глаза. — Понимаю, — все же проговаривает вслух Чернов, и впервые за несколько минут их взгляды встречаются на прямую. Рыжий стоит у стола, держит в руках тарелку с бутонами и смотрит внимательно. Так, будто пытается разглядеть что-то не понятное Антону. Охотник же продолжает сидеть на стуле, он не шевелится даже несмотря на то, что чайник уже выключился, а он вроде как хотел заварить себе кофе. — Да уж, — тянет неожиданно Дайер, очевидно, находя то, что искал. Или не находя. — С каждым разом ненавидеть тебя становится все сложнее и сложнее.