Пособие о том, как стать настоящим сильфом

      Вокруг слишком много людей, и это начинает немного нервировать Данилу. Сейчас, в несильном опьянении, в нем просыпается паранойя. Уже на свежем воздухе он достает сигарету, чиркает зажигалкой и жадно затягивается. Парень осматривается по сторонам и старается отойти в сторону от бара, где будет меньше людей. В толпе он чувствовал себя слишком неуютно.       Дайера не расстраивает то, что Антон терпит его только из-за сложившейся между ними ситуации. В голове проносится мысль о том, что нужно пробудить и усилить это раздражение, чтобы сосед понял, что ему стоит съехать и никогда больше не встречаться с сильфом. Да, Даня правда этого хочет, и пусть в этом с каждым разом все сложнее убедить самого себя. Потому что с каждым разговором, после каждой их встречи, с каждой открытой «новой стороной» — уверенность в подобном пошатывается. Рыжий думает о том, что он слишком размяк, что совершенно недопустимо.       Сигарета чуть прочищает мозги. Самую малость, на самом деле. Сильф рассматривает яркие огни поздних Афин, не вслушиваясь в слова окружающих его людей. Но тут кто-то обращается к нему на немецком с фразой «рыжий красавчик» — та самая девушка с аллергией на кальмаров. Она просит угостить её сигаретой, и после Дайер перекидывается с ней парой фраз, просто составляя компанию. Он и сам не знает, хочет ли возвращаться и пить. Какая-то глупая и вредная его часть твердила, что стоит. Пить, поить еще больше охотника, а потом вести себя еще более мудачески. В итоге испортить вечер им обоим. А вторая часть хотела не думать не о чем и просто провести время в свое удовольствие. — Идешь? — спрашивает Даня у девушки и кивает на вход в бар, когда та заканчивает курить. Та отвечает отказом, говоря, что ей еще нужно связаться с кем-то по телефону, а в помещении для такого разговора слишком шумно. — Тогда удачи.       Сильф машет на прощание, закидывает в рот пару подушечек жвачки и слишком медленно идет в сторону входа в бар. Кто бы что ни думал, но образ мудака забирает много сил моральных и физических. Хотя, за столько лет Дайер должен был с ним, как минимум, срастись. Парень не успевает зайти в бар, как краем глаза видит то, как несколько не особо трезвых парней подкатывают к немке. Та возмущается, говорит на своем языке, а парни лишь смеются и хватают блондинку за руку. — Я бы не советовал, — Даня разворачивается на сто восемьдесят градусов и вновь подходит к новой знакомой и быдло-компашке. Слышаться смешки на греческой вроде: «и что же ты сделаешь?» и «вали отсюда по хорошему». Рыжий лишь ухмыляется, показывая, что угроз он не боится. — А ты, я вижу, только в компании своих дружков можешь лезть к одиноким девушкам. Что, кишка тонка? — конечно, сильф провоцирует, он перенимает все внимание на себя, отчего в итоге руку блондинки отпускают. Та молча пятится назад, а когда кулак одного из компашки пытается ударить рыжего — бежит к входу в бар. А тем временем Дайер впечатывает одного из нападающих лицом в стену, зная, что после Божественная совесть размажет его за это.       Конечно, алкоголь сыграл в этой ситуации не последнюю роль. Но не самую важную, это стоит признать. Потому что будь Данила абсолютно трезв — все равно полез бы защищать девушку и обязательно ввязался бы в драку. Можно считать, что драки — это его хобби. За которое он после очень дорого и мучительно расплачивается. — Я вам покажу Kuzkinu mat'! — весьма эмоционально выкрикивает сильф, в порыве драки чувствуя, как адреналин в перемешку с алкоголем делает из него сверхчеловека. И дело даже не в способностях — их рыжий использовать не будет. Он бьет старым добрым кулаком, в то время как ему самому по ребрам (трое на одного одновременно вообще-то не очень-то честно) прилетает откуда-то со стороны. На секунду кажется, что дышать больше невозможно. А потом со стороны слышится свист. Даня думает: «Ну вот, и удара по ушам или голове не заметил. Привет нашим». Вот только компашка отвлекается и смотрит в сторону, где сейчас стоит Антон, с самый серьезным и боевым видом. Дане хочется смеяться от всей сложившейся ситуации. — Не лезь, — командует охотник сильфу по-русски. — Я сам справлюсь. — Сам не лезь, — почти по детски передразнивает Дайер, и в это время компашка смотрит на данный разговор с сомнением. Зато у сильфа есть время отдышаться. — Свали! Он не прав, полез не в свое дело и за это поплатится, — выкрикивает один из незнакомцев. Данила совсем не уверен, что Чернов поймет эти слова на греческом языке. — Не так уж важно, кто прав в этой драке. Важно, кто пострадает больше, — Антон отвечает на английском. Видимо, все же понял. А еще отвечает он совсем не компашке.       Его слова определенно предназначены для Дайера. Потому что он сильф, и даже если он одержит верх в этом замесе — страдать от Божественной совести только ему. А благородный охотник старается отгородить своего соседа от этой незавидной участи. Конечно, в нем все еще сильна вина, поэтому он так и рвется в этот бой. Только Данилу это больше злит, чем радует. — Эй вы… — а вот сейчас Антон обращается определенно к компашке. — Педики.       Такой себе уровень оскорблений, о чем рыжий хочет немедленно высказаться. Но подвыпившей компании этого хватает, так что Антону тут же прилетает в челюсть. А значит, его метод сработал. От второго удара охотник уворачивается. За парня Данила не переживает, потому что он все же член Ордена, а значит должен выстоять в драке с нечистью. Так что переживать за подвыпивших отморозков не стоит. — Я тебе сейчас покажу педиков! — в негодовании кричит один из компашки, явно оскорбленный таким обзывательством. — А кто вы еще, если втроем в переулке зажимаете парня, а не бабу? — Даня хохочет, закрываясь рукой от удара в лицо, тем временем второй рукой ударяя противника в живот. Ребра все еще отдают болью, но это сильф почувствует немного позже. Охотник в то время, аки Рембо, перетягивает на себя сразу двух противников. — Да я… Да я тебя за это… Да я тебя как трахну сейчас! — выдавливает из себя противник, явно плохо подбирая слова для угроз. Данилу это веселит еще больше, он разводит руки в стороны (чего не следовало делать, на самом деле) и смеется. — Чувак, ты только что подтвердил свой статус педика. Но я на первом свидании не даю! Ты мне даже конфет не принес, да я… — в этот момент кто-то особо прыткий (вышедший из его поля зрения) ударяет рыжего доской, да с такой силой, что та разлетается на щепки. Это больно, а еще чертовски неожиданно, из-за чего сильф вскрикивает всего на секунду, дезориентировано отступая в сторону. Он испуганно осматривает свою руку и бок, на которые пришелся удар, но никаких серьезных повреждений не находит.       Антон тем временем вырубает своего противника и ударяет того, кто бил Дайера исподтишка. Он, в отличии от рыжего, дерется молча, то ли показывая охотничий профессионализм, то ли не в силах избавиться от привычки, выработанной годами. Зато теперь их шансы уравниваются — двое против двоих. Даня с маниакальным блеском в глазах бьет своего противника по лицу. А потом откуда-то сбоку слышится крик: «копы!». Проблемы не нужны никому, поэтому все участники бросаются врассыпную.       Сильф хватает Антона за руку и тянет в сторону бара. Уже под фонарем замечает, что у охотника разбит нос, и алая кровь не спеша капает на асфальт. Поэтому они идут вовсе не к своему столику, а в туалет. Тот светлый и просторный, с зеркальным потолком. Чернов включает холодную воду и умывается, а рыжий оставляет парня на несколько минут. В этом баре работает его знакомый бармен, который без лишних вопросов дает Дайеру мешочек со льдом. С которым и возвращается в туалет. — А ну повернись, — командует Данила, прикладывая к переносице холод и хмуро вглядываясь в лицо охотника. Прямо так же как и в тот день, когда Чернов пришел в их квартиру с сотрясением. Рыжий удивительно суровый, для человека с почти оторванным рукавом красной толстовки.       Дайер смотрит на побитое лицо охотника и ухмыляется. Сам он не получил по лицу, зато на его теле завтра будет просто куча синяков, что-то опухнет наверняка и будет сложно шевелить рукой, на которую пришелся удар доской. Но даже это ничто перед Божественной Совестью, которая просто размажет его. Но парню уже далеко не впервой испытывать подобное. Он с самого начала знал, на что идет. Главное то, что сейчас ему можно свободно дышать. Он ведь защитил девушку от подонков, он же поступил правильно, он же настоящий защитник… Наверное, это то, чего ему не хватает всегда, причина, по которой сильф раз за разом лезет в драку. Попытка доказать себе, что он не зря остался единственным живым из его семьи. — Ты то сам как, в порядке? Совесть не включилась? — Антон проявляет удивительное беспокойство, задавая вопрос, на который Даня не хочет отвечать. И который успешно игнорирует. Так вовремя ему подыгрывает открывающаяся дверь и входящая в туалет одна из немок, испуганно смотрящая на парней. — Вы в порядке? — девушка говорит на немецком, и она бледная, крутит в руках платок и не решается что-то сделать, даже толком войти в туалет мужской не может, лишь стоит с открытой дверью. — Спасибо! Могу я сделать что-то для вас? — Просто будь осмотрительней и не ходи в одиночку, хорошо? — рыжий улыбается, как будто не произошло совершенно ничего страшного. Будто он не слышал, как хрустнули кости одного из нападавшего под ударом Чернова. — А о нем я сам позабочусь. Отдыхай. Веселого праздника Иэроса! — блондинка немного улыбается, кивает и прощается, наконец закрывая дверь туалета. И они вновь остаются наедине. Даня все еще не убирает мешок со льдом. — Черт. И вот как мне завтра объяснять, почему я побитый, если я час назад отчитался, что закончил дежурство без приключений? — недовольно и немного в нос бурчит Антон. — Отшутись просто и все, — ухмыляясь произносит Данила, будто он так делает всегда. И… это правда — он так делает всегда. — Скажи, что тебе попалась страстная самбоистка, или что мы столько выпили, что ты упал носом мимо кровати, — рыжий сочиняет на ходу так же легко, как и дышит, кажется, совершенно не следя за тем, что он говорит. Может быть это адреналин, может азарт, но сейчас он будто не помнит того, кто на самом деле Антон и что именно связывает их в прошлом.       Антон морщится в ответ на шутку Дани и тут же шипит, потому что побитому лицу явно не нравится, что его используют для какой-либо мимики. Дайер опять придирчиво и чуть насмешливо смотрит на Чернова. Сильф убирает мешок. — Ну вот, кровь перестала идти, — после парень снова прикладывает мешок к переносице. — Но подержим еще, может завтра синяк будет поменьше. Как придем домой — дам тебе свои мази, так что завтра будешь…       Данила обрывает себя на полуслове, потому что замечает нечто необычное. Свет так странно отражается от кожи Антона, будто он вампир из «Сумерек», который вышел на солнце. Может, парень все же целовался с какой-нибудь девчонкой в туалете, пока сильф курил, и испачкался в ее «сияющей» пудре? Рыжий хмурится, скользя взглядом вниз от лица охотника к его шее. Это ненормально, это неправильно, это…       Дайер делает шаг назад, опуская руку с мешком льда вниз. Он смотрит на Чернова и не может выдавить из себя и слова. Парень смотрит на него в ответ удивленно, явно не понимая, почему сильф себя так ведет. Сияние на коже охотника усиливается, а потом собирается в одном месте, скользит под ворот толстовки, словно змея. А Антон этого даже не замечает. Что было в шоте Дани? Наркотики? Стимуляторы? А свет тем временем золотой нитью проходит через ткань, прямиком из сердца охотника, и тянется в сторону сильфа. Тот делает шаг назад, стараясь уйти с траектории удара, но эта нить оказывается быстрее.       Словно стрела, она в мгновение ока пронзает сердце Дайера. Это конец, смертельный удар, но парень не чувствует боли. Он не видит, но ощущает, как нить от его сердца ползет к шее, обвивая ту, словно удавка. Если это действительно то, о чем сейчас думает сильф, то он должен чувствовать тепло и облегчение. Но в нем лишь ледяной страх, сжимающий сердце и горло. Парень делает еще один шаг назад и из его рук выпадает мешок со льдом. Он смотрит на Антона, который выглядит непонимающим и растерянным. Охотник ничего не почувствовал. — Нет, — отрицательно машет головой Данила, не желая верить в происходящее. Он чувствует, как все его тело покрылось мурашками. Нить пропала, будто ее никогда и не было, но парень все еще отчетливо чувствует удавку на своей шее. — Нет.       Дайер резко разворачивается, дергает на себя дверь с такой силой, что та с грохотом врезается в стену, и выскакивает из туалета. Сейчас рыжий делает то, что прекрасно умел всегда — бежит. Он старается убедить себя в том, что все ему померещилось. Парень даже готов поверить и принять тот факт, что проснулась Божественная совесть, и у него начались галлюцинации. Даня молил Эрасмуса о том, чтобы это была она, он готов был пережить самые страшные муки, лишь бы это не оказалось чертовым запечатлением. Казалось, как только он выберется из бара на свежий воздух — все станет легче, окажется, что рыжий просто перепил и все ему причидулось. Вот только покинуть паб не получается. — Даня, постой…       Антон так и остался растерянно стоять в туалете, наверное, просто не понял, как ему действовать в этом странном срыве сильфа. Его голос звучит не со спины Дайера, его не перекрывает музыка и шум. Он раздается в голове рыжего, который в секунду оказывается вновь в туалете. Телепортация. Данила чувствует, как его мутит, то ли от неожиданного перемещения, то ли от усилившейся паники. Он никогда не думал, что запечатление пройдет так… В туалете какого-то бара, на парне, которого он ненавидит. Теперь сильф привязан к охотнику, будто воздушный шарик к руке ребенка. Привязан к тому, кто виноват в смерти его семьи. Рыжий чувствует, что ему практически нечем дышать. Накатывающая ли это паническая атака, или та Божественная совесть, о которой он так молил? Различить совершенно невозможно. — Блядь, — это первое, что говорит Чернов, когда понимает, что случилось. — Прости. Прости. Я не хотел…       Данила все еще смотрит испуганно на Антона. Может быть в глубине души он боится того, что охотник не поймет того, что произошло. Что тот посмеется или отшутиться, увидит в этом какую-то пользу для себя. Наверное, сейчас впервые за все времени у рыжего не осталось насмешек, сарказма или ехидства. Потому что произошедшее в туалете чертового паба настолько сильно резануло по нему, что парень никак не может прийти в себя и вспомнить, как он должен себя вести. — Я… это можно как-то отменить? Если можно, то я сделаю все что надо, обещаю, — Чернов делает осторожный шаг навстречу к Дайеру, словно боится спугнуть. Сильф ведь сейчас и вправду напоминает затравленного зверька, загнанного в угол. — Ничего уже… — короткий вдох, — нельзя исправить или отменить, — голос Данилы звучит обреченно и несколько болезненно.       Ему все еще не хватает воздуха, и парень дышит коротко и часто, будто легкие не могут расправиться до конца и взять достаточное количество кислорода. Сильфу хочется сделать шаг назад, скрыться, может даже закричать на Антона, чтобы тот убирался. Или даже ударить охотника, чтобы выместить на нем весь свой страх и непонимание того, как же все так получилось. Но рыжий только и может, что растерянно стоять на месте и стараться дышать.       И как только Дайер все же переносит вес своего тела для того, чтобы отступить — Антон обнимает его. Сильф замирает на месте и не шевелится, лишь чувствует то, как потряхивает его тело. Он не обнимает в ответ, но и не отталкивает и не ругается, лишь как-то жалобно всхлипывает, упираясь лбом в плечо… Своего подопечного. Даня закрывает глаза, чтобы даже боковым зрением не видеть своего лица во множестве зеркал в этом туалете. Нет, рыжий не плачет — он просто старается дышать и пытается понять, что чувствует. — Хоть бы постыдились и куда подальше от людей ушли, — фыркает какой-то пожилой мужичок, что зашел в туалет и скрылся в одной из кабинок, ворча себе под нос.       Сильф никак не реагирует на этот внешний раздражитель — он лишь глубже проваливаться в себя. Что он чувствует? Всепоглощающую панику и страх, которые мечутся от состояния «замри на месте» к «беги со всех ног и прячься». А если копнуть чуть глубже? Даня чувствует… Облегчение? В какой-то момент ему кажется, что все наконец стало так, как должно быть. До этого он был бракованным сильфом, отчасти так считал сам себя из-за крыльев, которых был лишен. А теперь это будто бы стало неважно. Будто в тот момент пришло осознание, что сила сильфа находиться вовсе не в крыльях, а в нем самом.       Дайер аккуратно и медленно поднимает руки и обнимает Антона. Тепло и правильно, даже несмотря на то, что боль от утраты все еще никуда не ушла, что в памяти свежа потеря, что ненависть на весь мир все еще сидит в нем. Но недостающий кусочек пазла нашелся, пусть и так неожиданно, что рыжий сам не хочет в себе в этом признаваться. — Теперь все закончится только тогда, когда ты умрешь. Но это не принесет мне облегчения, лишь еще больше боли. Теперь, если ты не умрешь от старости в своей постели лет через шестьдесят — виноват буду я, потому что не справился, — голос Дани звучит приглушенно, но искренне. — Либо, когда умру я — только мне-то в тот момент уже будет все равно, — дыхание восстановилось, оно больше не такое поверхностное, но все еще тяжеловатое. И сильф все еще не предпринимает попыток выбраться из этих объятий. — Значит мне нужно постараться не умирать, — Дайер не видит, но слышит в голосе Чернова улыбку. А еще некоторое облегчение, будто парень думал о том, что ему могут врезать за эти объятия. И не только за них. — Ага, это же проще некуда, правда? — все же ухмыляясь произносит сильф, так и не меняя позы. — Ты же у нас офисный клерк и лапушка, у которого нет даже недругов, — тут идет уже нескрываемая ирония. Потому что Данила осознает, что легко не будет. Что охотники рискуют своей жизнью очень часто, что даже не имея каких-то сверхъестественных сил они всегда лезут в пекло. А зная благородство Чернова можно понять, что проблем тут будет в два раза больше.       Поэтому они молчат еще какое-то время, обнимаясь посреди туалета и не обращая внимания на людей, которые попеременно заходят или уходят. Все вокруг становится совершенно неважным. Данила не знает, о чем сейчас думает Антон. В собственной голове же проносится мысль, что без этих объятий и опоры, парень просто развалиться на куски. Из него будто разом вытащили стержень и залили желе — ужасное ощущение. — Пойдем домой? — как сквозь пелену доносится осторожный голос Чернова. — Да, идем, — произносит Дайер уже без сарказма, а лишь устало. Он опускает руку и делает шаг назад.       Данила жутко бледный, он старается не смотреть на Антона, переводя взгляд в зеркало и как-то криво ухмыляясь своему отражению. Умывается холодной водой быстро, а потом покидает туалет. Но не идет в сторону выхода — подходит к столу, за которым они сидели несколько минут назад. Официантка еще не убрала недоеденное и недопитое, потому что девушки-немки попросили её об этом, зная, что парни оправляются от драки в туалете. — О, Иэрос, ты один сейчас знаешь, что мне нужно, — бурчит себе под нос рыжий, хватая рюмку со своего шота и выпивая, даже не присаживаясь за стол.       Даня морщится, после чего хватает вторую. Он знает, что это худшая из идей, что могла прийти в его голову. Потому что Божественная совесть может решить, что он пытается обмануть и пережить её в опьянении. И за это его могут наказать еще сильнее. Рыжий выпивает еще рюмку некой зеленой жидкости, упираясь рукой в спинку стула и тянется к третьей. Этого будет достаточно для того, чтобы не провалиться в панику и хотя бы дойти до дома. А там он уже запрется в своей комнате, подальше от глаз Чернова, и будет решать все проблемы по мере их появления. Антон же мнется в стороне и смотрит на сильфа виновато. Но при этом не предпринимает больше попыток извиниться, что к лучшему. — Знаешь, а это удобно. Я теперь не буду добираться через весь город. Позвоню тебе, ты обо мне подумаешь и хоп! я уже дома, — Дайер невесело посмеивается, вливает в себя еще один шот и понимает, что ему хватит. Иначе Чернову придется тащить его на своем горбе до квартиры. — А вот теперь пошли… Нет, давай вызовем такси, — произносит Даня, зачесывая волосы рукой.       Такси приемлемый вариант — так риск подраться с кем-то упадет до нуля. Сильф же… Он же теперь даже в драку влезть не может, потому что Чернов кинется в драку вместе с ним. А этого допустить нельзя — все-таки Даня теперь защитник Антона и никак не может допустить, чтобы тот еще больше пострадал. От этой мысли где-то внутри нарастает тошнота. А может быть виной такому состоянию перемешанный алкоголь. — А это будет действовать всегда? То есть… если я случайно подумаю о тебе, скажем в Ордене, то ты тут же окажешься рядом со мной? — с опаской спрашивает Антон. — Тогда мне нужно научиться не думать о тебе, не хочу доставлять тебе неудобства.       Дайер смотрит на охотника так… Парень и сам не знает, как все выглядит со стороны. Он просто не хочет говорить об этом сейчас. Не зря же он влил в себя столько алкоголя, сильфу было необходимо заглушить все мысли в себе. А Чернов задает вслух те вопросы, на которые рыжий не хочет отвечать. Наверное, во взгляде Дани сейчас опустошенность и нежелание вести какие-либо беседы. — Не важно, — охотник мотает головой, кажется, все понимая. — Обсудим это потом. Нас машина уже ждет.       Едут они отчего-то ужасно долго (а может Дане так лишь кажется). Хочется больше свежего воздуха, благо, водитель разрешает открыть окно. Рыжий поворачивает голову, лениво рассматривая огни Афин. В какое-то мгновение он проваливается в небытие, и вновь возвращается в реальность, когда машина слишком резко тормозит. И только когда они покидают чертову жестянку, Дайер понимает, что надрался он прилично. Мир перед глазами плывет, все тело тяжелое и ленивое, а еще ужасно хочется спать. Хотел напоить Антона, а в итоге налакался сам.       Парень поднимает голову и смотрит на самый верх многоэтажки. Прохладный воздух дарит своеобразную свободу, но спать хочется больше, поэтому сильф не спеша плетется в подъезд. Лифт он принципиально игнорирует, сразу следуя к лестнице. Данила, конечно, пьян, но не столько, чтобы зайти в эту ужасную коробку. Сильф скашивает взгляд на Чернова и ухмыляется. Потому что охотник следует за ним, пешком по ступеням. Молча, как будто так и должно быть. Только вздыхает, очевидно вспоминая, на каком этаже они живут. — Ты что, тоже за ЗОЖ? — ухмыляясь спрашивает Дайер, пока они поднимаются. — Нет, просто не хочу тебя в таком состоянии одного оставлять, — честно отвечает Антон и уже веселее добавляет: — Еще останешься спать где-нибудь на шестом этаже спать, а мне утром соседи это выскажут. — Я бы заглянул к симпатичной старушке с восьмого этажа. Она так часто приглашает меня на чай или «посмотреть ее трубы», что сейчас бы пустила ночевать за добрую душу… — сильф смеется. — Правда, боюсь, что цена за такой ночлег была бы высока.       С каждым этажом скорость их падает, а точнее тормозить начинает рыжий. И на четвертом Данила останавливается, понимая, что сейчас просто выплюнет свои легкие. Опирается на стену, чтобы мир так не плыл перед глазами. Нужно немного перевести дух. А в идеале — покурить (еще одна «хорошая» идея). — Бросай меня, спасайся! — ухмыляясь произносит Дайер, копируя фразы из заезженных фильмов.       Сильф хлопает себя по карманам в поисках сигарет. Действия производит преимущественно левой рукой, так как именно на правую пришелся удар доской. И именно она сейчас ныла тупой болью. А это ведь даже не Божественная совесть… Кажется, сегодня Даню ждет чудесная ночь, а может быть даже сутки. Охотник усмехается, смотрит на парня с сомнением. А потом подходит к тому и решительно закидывает здоровую руку Дайера себе на плечо. — Идем, горе ты мое, — слова эти Чернов говорит легко, а потом осекается и даже как-то сжимается. Данила не может решить, возможно ли такое панибратство между ними. С другой стороны, они теперь связаны до самой смерти. — Эй, я даже покурить не успел! — рыжий не сопротивляется. На самом деле он даже старается идти, чтобы парень совсем уж не тащил его на себе, как буксир. И это даже получается (хотя без Антона сильф явно разбил бы себе нос в одном из лестничных пролетов). — Разве не должно быть наоборот? — Чернов начинает говорить слишком много, наверное, боится тишины. — Я же теперь могу «вызвать» тебя, если переберу? Очень удобно, выпил больше, чем следовало и думаешь о сильфе. Хоп, и вот тебя уже везут домой со всей заботой. Стоит как-нибудь попробовать. — Я тебе не проститутка, чтобы меня вызывать, — вздергивает нос Даня, при этом умудряясь рукой, которой он опирался на Антона, ущипнуть парня, чтобы он даже не думал о таком. — Тем более у меня тариф такой, что ты до конца жизни не расплатишься, — фраза до ужаса двусмысленная, и рыжий не дает ни малейшего намека на то, как же все-таки правильно ее растолковать.       Они продолжают подниматься еще медленней, но все же прогресс был. В это время сильф двигает ногами только с помощью силы своего упрямства. Остается всего пара этажей, и они, правда, похожи на последний круг ада. В голове в очередной раз проносится мысль о том, что пора бросать курить… И пить. Антон открывает дверь, и они вваливаются в квартиру. В воздухе витает приятный аромат цветов. Дайер опирается о стену, стаскивает с себя ботинки ногами, и следует на кухню. При этом на распев щебечет: «Где же мои любимые тюльпаны?». — Дальше сам справишься? — устало спрашивает Чернов, заглядывая в кухонный проем. Надо же, какая забота.       Данила же только отмахивается, отворачивается спиной к охотнику и привычно срезает один из тюльпанов. Антон перестает прожигать рыжего взглядом и уходит. А Дайер думает о том, что сейчас ему как никогда сильно хочется выпрыгнуть в окно. Не стоило провоцировать тех парней, не стоило столько пить. Одна только мысль о том, что произошло около часа назад вызывает такое странное и непонятное чувство, что хочется ножницы себе в руку всадить. Чтобы только не думать об этом. Рыжий плетется в комнату, надеясь, что ему удастся уснуть.