Пособие о том, как стать настоящим сильфом

      Даня замечает, что Эрасмос больше не входит в режим берсерка. То есть Бог перестает применять насилие в таком количестве, в каком еще некоторое время назад оставлял позади себя впечатляющий кровавый след. Неудивительно, что большинство культистов выдают информацию, как только понимают, кто именно находится перед ними. Некоторые не пытаются атаковать, лишь просят пощадить их. И Эрасмос даже оставляет таких в живых, хоть и пару раз это вызывает проблемы. Преданные Ментору все еще пытаются забрать у них артефакты, которых было уже три.       «Что ты сделаешь с ним, когда мы найдем четвертый ключ?» — спрашивает Дайер, наблюдая за дорогой.       Сильф чувствует себя усталым, и удивительно то, что это чувство не физическое. Делить тело с Богом… Сложно. Эрасмос слишком часто забывает о еде и сне, он сваливает все «скучные непродуктивные» дела на Данилу. Поэтому последнее время все, что чувствует парень — это голод, усталость и желание упасть в кровать и уснуть. Последнее обиднее всего, потому что сильфу катастрофически не хватает времени, когда именно он управляет телом. Дайер даже поговорить не может ни с кем, кроме Бога, а тот на самом деле не слишком любит разговоры и его вообще сложно назвать хорошим собеседником.       Иногда Данила думает о том, чтобы вновь связаться с Антоном. Но Эрасмос почему-то каждый раз пресекает эти попытки. Говорит, что они не должны отвлекаться от миссии, а все эти душевные разговоры только сделают их уязвимыми. Не то, чтобы у Дайера был выбор, так что он подчиняется. Иной раз сильфу кажется, что он видит лицо Чернова в толпе, где-то на периферии своего зрения. Но Бог никогда не позволяет Дане присмотреться. Поэтому парню остается только ждать момента, когда Эрасмос, наконец, освободит его тело.        А еще были вещие сны. И раньше Данила не представлял, сколько же хлопот они могут создавать. Потому что контролировать их никак не получалось. Сильф каждую ночь видит культистов, четвертый ключ, преследование. Это выматывает. А еще у него все чаще болит голова, навязчивое жужжание прямо в мозжечке никак не проходит. Дайер не знает, спихивает ли Бог на него все «побочные действия» или же испытывает и сам что-то такое.       Даня понимает, что начинает видеть все иначе. Не во сне даже, а именно во время бодрствования. Вещие сны становятся полноценным «всевещим» взглядом, и это сводит с ума. Его невозможно отключить, от него нельзя абстрагироваться. Дайер видит нити, окутывающие людей. Золотые, синие, черные. Видит движущиеся спирали, красные и серые, похожие на потоки воздуха. Или силы. Наверное, что-то такое должны видеть наркоманы под кайфом. Сильф не может понять их значение, и это немного пугает. Может даже не «немного», но парень старается не ударятся в панику. Он успокаивает себя тем, что когда Бог уйдет, то заберет этот пугающий «дар» с собой. — Я убью Ментора, — спокойно отвечает Эрасмос. — Мне казалось, ты должен был понять этого с самого начала нашего путешествия.       Даниле не нравится этот ответ. Потому что он не представляет, как все это будет выглядеть. Эрасмос призовет Ментора, а потом его убьет? Сколько еще ни в чем не повинных мирных людей должно пострадать в войне Богов? Ведь вряд ли два могущественных существа будут беспокоиться о такой мелочи.       «А нет ни какого… другого способа?» — с надеждой спрашивает сильф, хотя не ожидает услышать от Бога ничего хорошего. — Мы уже пытались запереть его. Сам видишь что вышло. Прошло всего две с половиной тысячи лет, а Ментор нашел способ связаться с людьми. Или те сами нашли упоминания о нем… Не имеет значения. Ты и без меня прекрасно знаешь, сколько людей и светлых существ погибло от рук Культа. Ты же не хочешь, чтобы эта ситуация повторилась?       Дайер не хочет, поэтому замолкает на долго. В таком состоянии сложно вести счет времени, Данила то видит и чувствует все, как и Бог в его теле, то его выбрасывает в пугающую пустоту, где нет ничего, кроме него самого. Ни тела, ни света, только его мысли. Сильф знает о том, что вариант предложенный Эрасмосом — не правильный. Он именно знает, пусть даже не понимает, откуда в нем взялась эта уверенность. — Что Ментор сделал? — этот вопрос внезапно вырывается у Дани, когда тот чистый и безумно уставший лежит на кровати очередного мотеля. Он устал так, что, казалось, можно умереть. Но не спросить сильф просто не мог. — За что Вы лишили его сил и заперли?       «Это не твое дело, сильф. Ты много на себя берешь, решив влезть в разборки Богов», — Эрасмосу не нравится вопрос, это ясно по его голосу и ответу. А значит, Дайер на правильном пути. — Да брось, я уже влип по самое не балуй, — ухмыляется парень и зевает. Нет, спать нельзя. Только не сейчас. — Я позволил тебе занять свое тело ради благородной миссии. Тебе не кажется, что я заслужил немного правды?       «Ты не поймешь»,  — коротко отмахивается от него Бог. И это чертовски обидно. — Да брось, просто постарайся объяснить все простыми словами, — не унимается Данила.       В ответ Эрасмос молчит, это уже не обидно, а порядком раздражает. Но сильф старается держать себя в руках. Он терпеливо ждет и рассматривает то, как же странно горит прикроватная лампа. У нее вместо света — теплая желтая спираль. И это явно то, что видит только Дайер. Кажется, что он может протянуть руку и потрогать это. Но парень не решается так сделать. — Дамиан говорил, — силиться вспомнить сильф рассказ Верховного, который происходил несколько месяцев назад, — что в сказках для жрецов был Ментор. Что Вы изгнали его за то, что он был жестоким и гордым, считал себя лучше других. Неужели, это так, и ты прикрываешься сейчас загадкой только для того, чтобы не рассказывать правды?       «Сказки для детей должны быть поучительными, а не правдивыми», — парирует Бог, а Данила уже не знает, как ему надавить на него, чтобы расколоть. — «Все было не так просто». — И как тогда?       «Ментор решил, что он единственно важный Бог. Его главное творение — жизнь, во всех ее проявлениях. Без него вода, суша, воздух, огонь — лишь интерьер. Пустая неинтересная коробка. Скука. То, что без этой коробки жизнь не смогла бы существовать — его не волновало. Люди дают Богам часть себя, свою энергию, наполняют нас силой своей веры. Ментор считал, что все это принадлежит ему. Что люди только его создания, и только он достоин их веры. — Довольно… эгоистично, — ухмыляется Даня, не найдя другого подходящего слова. — Он хотел лишить Вас силы и править этим миром один, но в итоге Вы его опередили.       «Верно, мы решили, что так будет лучше для всех, » — говорит Бог, а потом продолжает после короткой паузы. — «Представь, как он будет зол, если сможет все же выбраться.» — Конечно, Вы мало того, что заперли его на две с половиной тысячи лет, так еще и Ваше общее творение… — сильф не знает, как точно описать, поэтому тянет что-то нечленораздельное, — мы? вышли из-под контроля. Но да, это тоже меня не касается.       В комнате вновь повисает тишина. Эрасмос не горит желанием продолжать разговор, а Дайер просто не знает, что сказать. Какие слова окажутся правильными для того, чтобы объяснить, что убийство Бога — это не выход. Такой социальной рекламы явно не хватает этому миру. — Тебе стоит попробовать понять его и простить, он же твой брат, — осторожно произносит Данила, не уверенный впрочем в том, что правильно понимает иерархию Высших существ.       «Все твои братья и сестры мертвы, если ты не забыл», — спокойно произносит Бог. — «Хочешь сказать, ты все-таки простил охотника за это?»       Это оказывается больно, сердце будто прокалывает игла, и каждое его сокращение загоняет острый край глубже в мышцу. Сильф даже дыхание задерживает, будто это поможет ему справиться. Он еще хорошо помнит голос мамы, лица старших братьев и сестер, их звонкий смех и теплые объятия. Если бы они были живы, вся его жизнь была бы другой. Светлой и теплой. Без ненависти ко всем окружающим и к себе, без попыток маленького существа собрать себя по кусочкам. Без недоверия ко всем, алкоголя и постоянного отталкивания подальше от себя даже тех, кто хочет ему помочь.       А потом Даня думает о Антоне. О тех словах в голосовом сообщении, что сильф оставил перед тем, как его тело захватил Бог. Дайер сказал охотнику, что они могут жить дальше, что он больше не навидит Чернова. Это были почти слова прощения, хотя они уже очень давно не касались в разговорах их прошлого. Потому что Данила на самом деле больше не злиться. Спираль на прикроватной лампе причудливым образом расплывается, будто парень смотрит на нее через толщу воды. — Мы можем отпустить прошлое и жить дальше, — повторяет сильф то, что говорил Антону. — Без боли и чувства вины.       «Я спрашиваю, простил ли ты его», — повторяет Бог так, будто эти слова могут сломать все в Дайере. Могли бы, если это все случилось пару месяцев назад.       Потому что Данила думает о Чернове и чувствует тепло. Будто внутри его грудной клетки появляется желтая, яркая словно солнце, спираль, и пусть ее нельзя потрогать, но сильф все равно касается кожи над своим сердцем. Мысли об Антоне больше не причиняют боли, Дайер до этого даже не задумывался над этим. А теперь впервые за все время по настоящему осознает. — Да, — выдыхает Даня и улыбается, чувствуя себя удивительно цельным и свободным даже несмотря на то, что в его теле сидит Бог и управляет им большую часть времени. — Это не случилось сразу, и я определенно не хотел этого. Но… Просто позволил себе попытаться.       «Наши ситуации совсем не похожи», — ухмыляется Эрасмос, при этом не пытаясь упрекнуть сильфа во лжи. — Знаю, но ты сам об этом заговорил, — отвечает Дайер, и, кажется, он прямо сейчас поучает Бога. После всего, через что они прошли (и через что им предстоит пройти) это даже не кажется странным. — Ты же Бог любви. А любовь — это всегда… понимание, прощение. Она делает нам больно, но все существа все равно тянуться к ней, восхваляют в самый красивых стихах, песнях, музыке. Любовь не о том, что тебя возбуждает, она настолько всеобъятна, что ее нельзя заковать в рамки.       «Ты говоришь так, будто твоя любовь не ограничивается любовью к дракам и алкоголю», — очевидно, что Эрасмос пытается задеть сильфа и показать, что он не прав. — Не ограничивается. Я же… сильф, — Данила смеется, чувствуя себя удивительно легко. — А мы все дети Бога любви. Ты отдал нам часть себя, не только плохое, но и что-то самое прекрасное. Как и всем людям, впрочем. И если мы способны любить и прощать, в тебе этого должно быть в сотни раз больше.       «Не только плохое?» — цепляется к словам Эрасмос, но Дайер его почти не слушает. — Я же не говорю о том, что ты обязан его простить. Просто позволь себе попытаться. Это не будет легко, но если у тебя получится — результат превзойдет все твои ожидания. Но не забывай, что он сидел в клетке… Сколько вы его там держали? Две тысячи лет? Вау, он наверняка будет в ярости. Но просто дай ему шанс. Дай вам обоим шанс исправить то, что вы допустили так давно.       Бог молчит, и Данила точно знает, что он не просто игнорирует слова сильфа, а думает. Размышляет над всей той кашей, что вывалил на него Дайер. А может быть Эрасмос копается в его воспоминаниях, пытаясь понять, не врет ли сейчас парень. И Даня знает, что не врет. Он все еще гладит свою кожу над сердцем и чувствует тепло.       Сильфу сейчас особенно сильно хочется оказаться рядом с Антоном и рассказать охотнику все. А еще поделиться с Эрикой тем, какого прогресса он достиг. Не в общении с Богом, конечно, а в гармонии с собой и своими эмоциями. Она бы наверняка им гордилась. И, может, Дамиану. Но Верховный жрец, кажется, и без этого все знает. Он знал об этом еще тогда, когда сам Дайер не подозревал о том, что способен простить и открыть свою душу для чего-то прекрасного.