Пособие о том, как стать настоящим сильфом

— Дамиан, сделай же что-нибудь! — кричит на Верховного Антон, стараясь зажать рану на животе Дани и остановить кровь.       Майкл смотрит на него укоризненно за это, но Чернову плевать. Он видит слишком много крови, она пропитала одежду сильфа и, словно неуловимая вода, просачивается сквозь пальцы охотника. Дайер без сознания, лежит на полу очередного храма (за время слежки Бог посетил несколько десятков подобных мест) и умирает. Наверное, умирает, так кажется Антону, который стоит перед неподвижным телом парня на коленях и пытается сделать хоть что-то полезное в этой ситуации. Пока у него получается только орать на Верховного. — Я делаю, успокойся, все будет хорошо, — произносит Брошере, который стоит на коленях над сильфом с другой стороны его тела и просто держит за руку.       Чернову было бы намного спокойнее, если бы лечение с помощью магических сил жреца было более… видимым. Какое-нибудь золотое свечение, голубой свет или кровь, возвращающаяся опять в вены Дани. Охотнику бы помогла любая подсказка того, что Дайеру на самом деле становится лучше. Сильф и так безумно худой и бледный, с почти черными синяками под глазами. Будто Бог не кормил его все это время, а еще не давал отдыхать и спать. Чернов хочет высказаться, но Уильямс видит его открывающийся рот и перебивает: — Не мешай.       Сам бывший охотник следует своему совету — стоит в сторонке и не мешается, но при этом больше смотрит на Шера, чем на Даню. То ли ждет каких-то конкретных указаний, то ли беспокоится о том, как такое лечение отразится на Верховном. Антону хочется послать Майкла весьма нецензурно, и вместе с ним чертового совершенно не помогающего жреца. А потом Чернов чувствует, что крови становится меньше, и убирает дрожащие пальцы от раны. Ее края стягиваются ужасно медленно, но все же в какой-то момент охотник понимает, что смотрит на совершенно обычный участок здоровой перепачканной в крови кожи. — Нам нужно в больницу, — произносит Дамиан, и в представлении Антона это нисколько не вяжется со словами «все будет хорошо». Не удивительно, что парень вновь срывается. — Что? Ты не в состоянии помочь? — шипит Чернов, и у него все еще болит сердце от того, что Даня до сих пор не пришел в себя. — Зачем ты вообще здесь, если ничего не можешь сделать?! — Ауч, — восклицает Майкл, будто не он постоянно говорит то, что думает, не боясь задеть собеседника за живое. — Он истощен. Предлагаешь мне нарастить ему несколько килограмм жировой ткани? — ухмыляется Брошере, впрочем, голоса не повышает и остается спокойным, как и всегда. Это бесит еще больше, и Антон сейчас близок к тому, чтобы врезать жрецу. Потому что сам он еще более бесполезный, чем Верховный. — Сейчас ему нужен сон, покой и хорошее питание. Пока не очнется — внутривенное.       Чернову нечем возразить, а его бесполезная злость только делает все хуже. Антон устал, недели слежки за Эрасмосом были мукой. Потому что охотник каждый день видел Данилу, но не мог подойти к нему и спросить, в порядке ли сильф. Конечно не в порядке, каждый раз думал Чернов. И оказавшись так близко впервые и оценив физическое состояние Дайера, парень понимает, что его прогноз был даже излишне оптимистичным. Хотя бы сейчас хотелось сделать что-то, что помогло бы Дане. Он и так слишком много пережил за последние недели. — Почему все так? — потеряно спрашивает Антон, рассеяно касаясь волос сильфа, который все еще не пришел в себя. Они уже в машине, Майкл вдавливает педаль газа так, что стрелка спидометра едва держится на высшей отметки разрешенной скорости. И похоже, если бы не постоянный контроль Дамиана — их бы остановила полиция еще по пути в больницу. — Эрасмос получил все четыре артефакта, и он был неуязвим. Но когда Бог использовал их силу, чтобы пообщаться с Ментором, то те перестали его защищать, — высказывает свои догадки жрец у которого, похоже, на все был ответ. Впрочем, голос его не звучит слишком самоуверенно. — И культисты этим воспользовались. — Не зря мы следили за ним все время, смогли вмешаться, — ухмыляется Уильямс не отвлекаясь от дороги.       Антон старается не думать о том, что было бы с Даней, если бы их там не оказалось. Плевать на Бога и его планы, потому что они волнуют охотника меньше всего. Его сильф бы умер от потери крови в одиночестве на холодном полу храма. Одна только мысль об этом заставляет все внутри покрыться ледяной коркой. Чернов вновь проводит пальцами по рыжим прядям, будто пытаясь доказать самому себе то, что Дайер вновь с ним. Жив и почти здоров. В безопасности. — Так все закончилось? — спрашивает Антон у Верховного, а тот лишь вздыхает и неопределенно пожимает плечами. — Я не знаю. Подробности нам сможет рассказать только Данила, когда придет в себя.       Чернов боится, что Эрасмос все еще в теле сильфа. И когда тот очнется, то выясниться, что это не конец. Что их битва еще продолжается, и Дайер по прежнему не свободен. Что он все еще не принадлежит сам себе, что он оружие в руках Бога. Запертый в собственном теле, одинокий и потерянный.       Несмотря на то, что они уже далеко не в Афинах — у Брошере находятся друзья в местной больнице. Как понимает Чернов — тоже жрецы. Они размещают Дайера в отдельной просторной и светлой палате, крепят к нему кучу датчиков и капельниц, даже кислородную маску. Антон не знает, зачем, но вопросов не задает. Он не понимает, почему сильф все еще не приходит в себя, и спрашивать не решается. Потому что ответы могут быть не самыми радужными. — У него хорошие и стабильные показатели и анализы, — через какое-то время произносит Дамиан, побеседовав со своей знакомой. И все же он как-то странно поглядывает на сильфа, с определенным беспокойством. — Антон, я думаю тебе стоит сходить в кафетерий и поесть. Все равно пока что мы не может ничего, кроме как ждать. — А если он очнется, пока я буду пить кофе? — ухмыляется Чернов, не желающий больше оставлять Дайера. Ему хватило прошлого раза. — Поверь мне, он никуда не убежит, — вздыхает Дамиан и трет переносицу.       И на мгновение охотнику кажется, что жрец именно этого и хочет. Чтобы сильф очнулся, а Антон был в этот момент где-то далеко. Это… Подозрительно. Да и зачем Верховному это? Парень смотрит на Брошере с подозрением, но тот лишь разглядывает что-то на мониторе с показателями Данилы.       Так они проводят еще не меньше часа. Чернов почти теряет счет времени, и в определении его помогают только часы в палате. Охотник думает о том, что они могли все же облажаться. Сделали что-то не то, и сильф теперь просто не очнется. В голову лезут только самые плохие мысли, и Антон думает о том, что не отказался бы сейчас от чего-то высокоградусного.       А потом Чернов видит, как дергаются пальцы сильфа. Даня морщится во сне и медленно открывает глаза. Дамиан тут же оказывается рядом и снимает с парня кислородную маску. Дайер выглядит потерянным, у него все еще безумно-голубые глаза. Он смотрит вперед, поворачивая голову и обводя взглядом палату. Но не цепляется ни за кого из присутствующих.       Антон тут же подрывается со своего места и бросается к Дане. Не успевает, его перехватывает за плечо Майкл, смотрит устало и качает головой. Антон пытается вырваться, а потом просто замирает, глядя на сильфа. — Даня, — осторожно зовет парня Брошере, и тот реагирует как-то странно. Он закрывает глаза ладонями, и произносит: — Уберите их, — хрипло произносит сильф. — Вытащите. Заберите вещий взгляд. Вырежьте его из меня!       Последние слова Дайер уже кричит. Он дергается так, что все иголки под его кожей грозят выскочить, а монитор, показывающий давление и пульс, вдруг начинает мигать красным. Это нисколько не хорошо. И сильф тем временем то ли пытается ничего не видеть, то ли выцарапать свои глаза. — Даня, я сейчас вколю тебе снотворное, — жрец тянет руку к капельнице. Ему нужно только прокрутить колесико, и парень отключится за пару секунд. — Ты уснешь, и мы все исправим. — Нет! — мотает головой Данила и тут же начинает с остервенением вырывать иголки из руки. — Я не хочу больше отключаться, я не могу больше спать. Я хочу остаться в сознании. Просто вытащи его из меня. — Хорошо, конечно, никакого сна, я понял, — произносит жрец, а потом смотрит на Майкла. — Принеси из багажника мой рюкзак с машинкой.       Антон с испугом смотрит на сильфа. Он знал, что парню будет тяжело после пробуждения. Но не ожидал, что все будет настолько плохо. Чернов не знает, что ему делать, не знает, как помочь. Он снова чувствует себя совершенно беспомощным, и это злит. — Даня, — тихо шепчет Антон, делая шаг к кровати. — Данечка, все хорошо.       Конечно, все не хорошо. Но охотник не знает, что может сказать еще. Он осторожно касается запястья Дайера, желая показать, что он здесь, и снова бессмысленно шепчет: — Я рядом.       Антон понимает, что эти слова никак не помогут. Кто он такой, чтобы то, что он тут, могло помочь Дане? Они ведь даже больше не связаны. Но сильф все равно поворачивает голову на звук его голоса. И убирает, наконец, руки от лица. Его голубые глаза все еще напоминают о Боге, который некоторое время назад управлял его телом. И еще Дайер будто не может сконцентрироваться на одной точке. — Антон, — это утверждение звучит с излишне вопросительными нотками. И Данила тянет руку куда-то в сторону голоса парня. Он продолжает говорить быстро и резко, чуть ли не захлебываясь словами. — Я не вижу лица, не вижу предметы. Только спирали, чертовы спирали. Я будто под кайфом, ужасным кайфом, и я безумно хочу, чтобы меня, наконец, отпустило. — Сейчас Майкл вернется с машинкой, и мы все исправим, уберем все, — произносит Дамиан, кивая Антону, показывая, что он действует правильно. — Я поставлю тебе капельницу, не переживай, ты не уснешь. Но она облегчит твое состояние, — сильф больше не вырывается, и жрец аккуратно возвращает все иголки на место.       Охотников учат, как оказывать помощь тем, кто был под влиянием диббуков. Вот только существует два «но». Во-первых, Антон не предполагал, что эти знания ему когда-нибудь пригодятся, поэтому большую часть лекции пропустил мимо ушей. Во-вторых, диббук и Бог — все же разные величины, так что вряд ли эти знания оказались бы особо полезны.       Антону приходится выкручиваться самому. А очень хочется, чтобы кто-то умный подсказал, что ему делать. Потому что чувствует себя невероятно потерянным, а еще испуганным. — Я тут, все хорошо, — бормочет Чернов, и берет Даню за руку, сжимает ее. — Потерпи еще немного, хорошо?       Он понятия не имеет, за какой такой машинкой отправился Майкл, и что собирается делать Дамиан. Может, в самом деле станет вырезать Дане глаза, кто знает. Антон просто хочет, чтобы его сильфу стало лучше.       Уильямс возвращается с рюкзаком, передавая его Верховному. И тот извлекает из него тату-машину. Что-то налаживает, заправляет, меняет иголки. Майкл приносит стул и ставит его со стороны Брошере, почти в ногах Данилы. И, прежде чем начать что-то делать, говорит: — У жрецов случается так, что они не могут справиться с вещими снами. Они становятся почти угрозой для жизни и здоровья, и с этим нужно что-то делать. В таких случаях мы бьем татуировку — специальный символ, блокирующий эту силу. Сейчас я сделаю тоже и… Это будет неприятно. Но ты можешь выбрать место, если хочешь.       Даня выдает какой-то странный смешок, сжимая крепче руку Антона. Его всего будто потряхивает немного, и он предпочитает держать глаза закрытыми. И все же тянется к Чернову ближе, будто парень может избавить его от этой боли. — А я думал, что набью первую татуировку пьяным, — немного нервно произносит Дайер, а потом обращается к Антону. — Стоит бить на заднице или выбрать более приличное место? — Пьяным бить тату больнее, — делится Майкл. Чернов вспоминает, что у мужчины несколько тату по всему телу. Видимо, он разбирается в теме.       Уильямс стоит у стены, скрестив руки на груди и выглядит настолько спокойным, что Чернов ему завидует. Хотя это же не Дамиан сейчас страдает. Может Уильямсу просто наплевать на Даню? — Хотя я не стал бы доверять Шеру, как тату-мастеру, конечно. Но он наш лучший вариант. Тату от меня ты бы точно не хотел. Я умею рисовать исключительно члены, — Майкл ухмыляется, и Антон вдруг думает, что вот это умение нести чушь даже в самой отвратительной ситуации — успокаивает. — Хочешь следующее тату набьем вместе? — спрашивает Антон у Дани, поглаживая его руку. — Я давно думал себе что-нибудь набить. Будешь держать меня за руку?       Он говорит, просто чтобы успокоить Дайера. Несет ту чушь, которая приходит ему в голову. И сильф выдает смешок, очевидно, представляя себе такую ситуацию. А еще он выбирает плечо, и Шер двигается ближе к нужной точке, садясь удобнее, и начинает работать. — Парное тату? — спрашивает сильф у охотника, а после шипит, вероятно, от боли. — Мне нравится. Выберем общий эскиз, а потом будем держать друг друга за руки, пока подпольный тату-мастер будет украшать нашу кожу вечными рисунками. — Вообще-то у меня есть сертификат. Знаете, сколько тату для жрецов я набил за свою жизнь? Вам и не снилось, — ухмыляется Дамиан, впрочем, обиженным таким высказыванием не выглядит. — Антон, — вновь зовет парня по имени Данила, сжимая руку охотника так сильно, что это отдается болью. — Ты получил мое сообщение?       Чернов вспоминает это голосовое, которое он получил только спустя пять долгих дней после исчезновения Дани, когда наконец сподобился купить себе новый телефон. И после прослушивания которого чуть не разбил свою покупку. Не из-за злости на сильфа, конечно. Из-за злости на самого себя, на свою слабость. Потому что в этом голосовом Дайер говорит то, что Антон так хотел услышать все это время. Говорит, что прощает его, что больше не ненавидит. И все это Чернов слушает, не имея возможности ответить. — Получил, — тихо отвечает Антон и во внезапном порыве касается губами пальцев Дани. — Спасибо.       Он не знает, за что именно благодарит. То ли за прощение, то ли за то, что Дайер справился. Смог выжить и оказаться рядом с ним. Даже несмотря на то, что Антон, как и тогда, много лет назад, ничего не мог изменить, Даня, как и в прошлый раз, смог выжить. Это стоит многого. — Даня, — осторожно спрашивает Дамиан, не отвлекаясь от своего дела. — Все закончилось? Эрасмос ушел? — Да, — выдыхает сильф и морщиться, все еще не открывая глаз. — Он хотел убить Ментора, но… Я справился. Они договорились, кажется. Не то, что мне позволили слушать. Но они ушли вместе. Я теперь один.       Последние слова Дайера звучат как-то странно. То ли он сам не может поверить, что тело только его, то ли это настолько непривычные ощущения, что сильф чувствует себя плохо. А может быть роль играет тот факт, что его кожу сейчас протыкают иглы. Или то, что Данила пережил месяц в одной маленькой камере с Богом. — Ты молодец, — кивает Брошере. — О, то есть теперь у нас на одного Бога больше? — недовольно морщится Майкл. — Как будто Четверо создавали недостаточно проблем.       Антон косится на Уильямса с недовольством. Нет, он, пожалуй, согласен с мужчиной. Как любой охотник, он считает, что в Богах нет ничего хорошего. А уж в Менторе, который создал столько проблем и из-за которого умерло столько людей — тем более.       Но Даня говорит, что «справился». Чернов не очень понимает, что это значит. Но, кажется, Дайер рад подобному исходу. А Антон не хочет сейчас расстраивать своего сильфа, поэтому он шипит на Уильямса и снова переключает все внимание на Данилу. — Не один, — тихо говорит он. — Я рядом.       Только озвучив эти слова, Чернов думает о том, как сопливо они звучат. И даже ожидает насмешек от Майкла, но тот, как ни странно, молчит. — Спасибо, — тихо выдыхает Даня, а потом Брошере выпрямляется и придирчиво рассматривает свою работу. И говорит: — Я закончил, можешь открыть глаза.       Дайер ещё несколько секунд жмурится, а потом осторожно, будто свет может его ослепить, открывает глаза. Его радужка больше не пугающего голубого цвета, а привычная серо-зеленая. Данила всматривается в потолочные лампы, будто видит их впервые, а после переводит взгляд на Антона, который все ещё держит его за руку. Изучает его лицо, а потом устало улыбается и говорит: — Привет. Рад тебя видеть. — Привет, — чувствуя себя немного глупо, говорит Чернов. — Я скучал. — Я тоже, — улыбается Даня, а потом его улыбка гаснет. Он было хочет сказать еще что-то, но его перебивает Дамиан. — Антон, пойдем в кафетерий. Мы уже часов шесть ничего не ели. Майкл пока присмотрит за Даней, а потом ты полный сил принесешь ему больничного высококалорийного желе. Идем.       Верховный кивает на дверь, убирая тату-машину обратно в рюкзак. А после смотрит весьма выразительно на охотника, будто за пределами палаты их ждет разговор уровня жизни или смерти.       Антон с подозрением в глазах смотрит на Верховного. Он помнит, что Дамиан пытался выгнать его из палаты еще до пробуждения Дани. В самом деле заботится о питании Чернова или же за этим стоит что-то большее?       А потом переводит взгляд на Майкла. Тот выглядит равнодушным и даже немного сонным. На человека с хитрым планом он не походит. Но Уильямс и на предателя не походил, так что доверять своим чувствам не стоит.       Последним Антон смотрит на Даню, ища ответа у него. Готов ли сильф остаться один? Хочет ли он видеть Чернова? Разрешает ли он уйти? — Если будет выбор, то возьми мне желе со вкусом киви. Или банана. Только не клубничное, — произносит Дайер, явно отпуская Антона. Но все же руку, за которую держался почти мертвой хваткой все это время, разжимает медленно.       Антон тянет еще пару мгновений, не отпуская руку Дани. А после выдыхает, и все же встает. Он все равно не сможет дежурить у постели сильфа все время. Они ведь не родственники, так что никаких законных оснований остаться тут на ночь у Чернова нет. — Я быстро вернусь, — тихо говорит он Дане, прежде чем все же выйти из палаты. — Я буду ждать, — так же тихо отвечает ему сильф.       Дамиан задерживается всего на секунду, а после выходит из палаты следом. Он уверенно ведет Антона в сторону кафетерия, будто знает отлично расположение больницы. Хотя, возможно, они все одинаковые. Или жрец лучше ориентируется в таких местах по табличкам. — Что знаешь о людях, которые перенесли захват тела диббуком и выжили? — спрашивает Брошере у Чернова, в то время, как они даже не добрались до пункта назначения.       Антон молчит какое-то время. Он знает не так уж много. Ему не приходилось встречать таких людей в своей жизни, и Чернов надеялся, что и не придется. Жизнь распорядилась иначе. — Знаю, что если им не хватает силы воли или если они были под контролем слишком долго, то они просто… уходят в себя, — Антона передергивает.       «Уходят в себя» — это мягко сказано. Такие люди остаются пустыми оболочками, которые ничего не хотят и ничего не делают. Чернов не представляет себе, что бы с ним стало, останься Даня таким. Одна мысль об этом пугает. — Верно, — кивает жрец. А потом продолжает: — Диббуки подавляют чужую волю, чтобы быстрее захватить контроль над чужим телом. Они все ломают то, за что человек будет бороться до последнего. И с Богом такая же ситуация. Ему нужно было, чтобы Даня не сопротивлялся. Чтобы он во время боя не повернул резко голову их тела в сторону, и они не погибли из-за этого.       Дамиан вздыхает, растирая нервно виски. Он толкает дверь, и они оказываются в кафетерии. Тут не так много людей, на самом деле. Больше врачей в белых халатах, которые обсуждают операции или свою личную жизнь, и их совершенно не замечают. — Они внушают своей жертве мысль, что они никому не нужны. Что самые близкие люди будут только счастливы избавиться от «обузы». Что любовь всей их жизни, на самом деле, не любит его. Сначала с этим можно бороться, но чем больше времени проходит в захвате, тем проще сломаться. — Не думаю, что я любовь всей его жизни, — ухмыляется Антон. — Ты ведь говоришь мне это, потому что думаешь, что Эрасмос внушал ему что-то такое про меня, да? Не думаю, что я когда-то был для него достаточно важен, чтобы это имело смысл.       Он вспоминает голосовое Дани и то, как сильф цеплялся за его руку сейчас. Вспоминает, как Дайер звонил ему, не Дамиану или Эрике, а ему, когда на краткое время получил контроль над своим телом. В самом ли деле он не важен для Дани? — Я его не оставлю, — тихо говорит Чернов. — Надеюсь только, он не начнет меня снова за это бить. — Я не делаю выводов, лишь привожу пример из жизни, что случалось в моей практике, — парирует Дамиан. — Просто прошу тебя не быть импульсивным, если он вдруг скажет какую-то глупость или обидит тебя. Старайся держать в голове то, что из его рта могут доноситься совсем не его мысли.       Брошере вздыхает так, будто его «пример из жизни» был довольно болезненным. Или же чувствует себя виноватым за то, что втянул во все это Дайера, и тот теперь чувствует себя плохо. Жрецы могут вылечить распоротый живот, но вот мысли исправить не в состоянии.       Верховный берет им два обеда и садиться за столик так, чтобы их никто не мог подслушать. Это почти похоже на привычку охотников выбирать такие места, из которых будет виден весь зал, места в которых не получишь нож в спину, потому что к тебе никто не подкрадется. — А еще теперь тело только его. Это наверняка то, о чем Даня мечтал все эти недели. Но… Когда ты долго сидишь в позе лотоса, например, бывает, что ноги колет иголками, и ты перестаешь их чувствовать. Они как будто не твои. Или будто ими управляет кто-то другой. Я знаю людей, которые резали себя, чтобы проверить, точно ли тело принадлежит только им. Однажды девушка воткнула в ладонь кухонный нож, потому что ей показалось, что рука дернулась без ее участия.       Чем больше Антон слушает Верховного, тем сильнее хмурится. Он представлял себе примерно, какой эффект оказывают на своих носителей диббуки. Но никогда не слышал таких вот жутких историй. Охотники вообще мало сталкивались с такими последствиями. Они, в отличие от жрецов, не пытались спасти тела, а просто убивали диббуков. Чернову становится страшно. Он вдруг думает о том, что Даня остался там один, что он может с собой сделать? Остановит ли его Майкл? — Я должен остаться сегодня с ним! — решительно говорит Антон. — У тебя же есть тут знакомые. Помоги мне остаться тут ночью. Я нужен ему.       Может ему просто хочется верить в то, что он нужен Дане. И на самом деле сильфу без него будет лучше. Но Чернов ни за что не простит себе, если снова будет где-то далеко, когда Дайеру будет плохо. — Ты прав, — кивает Дамиан. — Сейчас ему лучше не оставаться одному. Я договорюсь, чтобы тебе разрешили остаться на ночь и принесли в палату какую-нибудь кушетку.       Брошере берет в руку вилку и начинает есть. Будто на самом деле он позвал Чернова для того, чтобы утолить голод, а не за тем, чтобы объяснить некоторые правила поведения с жертвами диббуков.       Антон голоден, он не ел уже очень давно, но кусок все равно не лезет в горло. Он с трудом запихивает в себя еду, постоянно думая о том, как там Даня. С ним Майкл, но Уильямс совсем не похож на человека, способного поддержать и помочь. Может стоит бросить попытки поесть и вернуться в палату прямо сейчас? — Эти глаза… — вместо этого вдруг спрашивает Антон. — Татуировка поможет? — Да, — уверенно произносит Дамиан. — Не буду объяснять тебе все тонкости этого процесса, но это всегда помогает. И если бы не получилось — мы бы узнали, ему бы не стало легче. Больше его сны не будут показывать будущего, тебе скорее всего придётся объяснять это, если Дане будут сниться кошмары. Если все будет совсем плохо, то придётся пить таблетки, пока состояние не стабилизируется, — жрец произносит это так, будто такой вариант лучше оставить на самый крайний случай. — А татуировка не может ну… сломаться? — звучит глупо, но Антон не может подобрать другого слова. — Все же вряд ли она была предназначена для такого.       Слова про таблетки он предпочитает просто… пропустить мимо ушей. Думать о таком не хочется. Чернов просто будет верить, что Даня достаточно сильный, чтобы справиться. — Я… не уверен, — произносит жрец с таким прискорбным выражением лица, будто подобное незнание причиняет ему физическую боль. — Я ещё не встречал случая или хотя бы упоминания подобного случая. Боги уже очень давно не приходили в наш мир таким образом, и они точно не забирали чужой вещий взгляд, превращая его во что-то… Такое. Так что нам можно только надеется на то, что татуировка сдержит этот дар. Я думаю, если бы она не справилась, то мы бы увидели сразу. Если сам Даня не будет пытаться вновь пробудить в себе этот дар — то ничего плохого не должно случится.       Антон молча ковыряет вилкой в тарелке, пытаясь осознать рассказ Дамиана. Звучит… не очень оптимистично. Чернову сейчас хватило бы чего-то уверенного, вроде: «Да, татуировка не подведет». Но никто не может пообещать такого, подобное слишком неизведанное. Это злит. И расстраивает. И заставляет чувствовать себя беспомощным. Парня уже подташнивает от переизбытка этого чувства. — Эй, — привлекает его внимание Верховный и мягко улыбается. — Все самое страшное уже позади. Даня здесь, с нами, в безопасности. Он не ранен, стабилен не только физически, но и эмоционально держится… Не так уж и плохо. Нам просто придется немного помочь ему вспомнить, кто он такой и как он важе для нас. По-моему, мы справимся.       Антон хочет сказать, что это на словах только все легко, просто и хорошо. А на самом деле ему страшно и это совершенно не нормально. А потом охотник понимает, что теперь все зависит от него, он может повлиять на процесс выздоровления сильфа. И он приложит все усилия, чтобы помочь Дайеру. — Да, — кивает Чернов. — Справимся.