Гарри Поттер и Три Пожилых Леди

      Делла Стрит резко сбросила газ, и мотор немедленно заглох. Один из копов мистера МакФергюссона оказался настоящим докой по части грамотной порчи автомобилей. В смысле, доехать до гаража в соседнем городке оказалось нетрудно — надо было всего лишь сбрасывать обороты перед светофорами и выездами плавно. Очень удачно получилось — заглохла она прямо напротив небольшой автомастерской, из дверей которой на рывком вставшую машину глядел широкоплечий мужчина лет тридцати пяти в заношенном, но довольно чистом комбинезоне.       Протерев руки тряпкой, мужчина подошел к машине, в которой пожилая леди яростно ворочала ключом зажигания и постучал в окно:       — Вам помочь, мадам?       — О, благодарю Вас, молодой человек, — улыбнулась Делла, опустив стекло, — признаться, я надеялась заехать в Вашу мастерскую сама, вопрос принципа, но — увы. Хорошо еще, что Ваш гараж попался мне по дороге. Не посмотрите, что с машиной?       — Разумеется, мэм, для этого мы и предназначены. Оставьте Вашу машину нам, и Вы позволите проводить Вас в тепло? Чаю?       — Если Вас не затруднит, кофе, — она приняла протянутую руку и проследовала за владельцем гаража. Тот усадил ее в залатанное разноцветным дерматином кресло и отошел в угол, к не первой молодости чайнику. Кофе был растворимым, но это в любом случае был кофе. Вручив леди приятно-горячую чашку и блюдце с куском явно домашнего бисквита, мужчина прошел в ремонтный зал и вскоре оттуда послышался звук открываемой двери и сдержанная ругань: два или три человека закатывали машину внутрь.       Делла оглянулась — собственно, в эту, несколько раз описанную подчиненными Дерека, комнатку она и стремилась попасть изначально. На полках стояли сваренные из автомобильных и мотоциклетных запчастей забавные скульптурки, две таких же, но побольше, стояли по углам. В отличие от прочих владельцев гаражей, так же не чуждых подобному виду искусства, у хозяина было чувство стиля. Но больше всего Деллу заинтересовали рисунки в простеньких рамках, развешанные тут и там по стенам. Один из них — тот самый — был особенно интересным, мисс Стрит поняла, что поездка не была напрасной и ее ожидания оправдались. Мелкими глотками отхлебывая кофе и пощипывая бисквит, она еще раз осмотрела фигурки и картины. Ничего примечательного за исключением той самой картины, но и этой одной было более чем достаточно.       Тем временем за дверью послышался звук стартера, затем взревел и сразу же заглох мотор. Мужчины за дверью посовещались, что-то несколько раз щелкнуло. Так повторилось еще пару раз за те пятнадцать минут, пока Делла потягивала кофе, после чего двигатель заработал ровно и уверенно. Звук несколько раз менялся, после чего мотор стих. Делла повернулась к одной из полок и с интересом, причем неподдельным, ей даже не нужно было притворяться — начала разглядывать фигурку встрепанной совы в круглых проволочных очках.       Хлопнула ведущая в мастерскую дверь, Делла оглянулась. Владелец гаража снова протирал тряпкой руки с довольным видом.       — Миссис…       — Мисс Стрит, молодой человек. А Вы?       — Джим Бейкер. Владелец этого сарая. У Вас барахлил карбюратор, пришлось кое-что заменить. Была погнута…       — Ой, оставьте, Джим. Я все равно не очень разбираюсь в моторах и карбюраторах. Знаю только, что они есть, и они где-то под этой крышкой спереди. А, да. Теперь я знаю, что там есть что-то, что можно погнуть. Я секретарша, и мне вполне достаточно этих знаний, чтобы не лишать Вас куска хлеба.       — Вы из Америки, мисс Стрит?       — Да. А как Вы догадались?       — Когда-то я был полицейским, знаете ли. Профессиональная привычка. Если Вам интересно, расскажу.       — Разумеется, Джим. Обожаю такое еще с мистера Дойла.       — Вы мне льстите, мадам. Тут все действительно элементарно. Во-первых, акцент. Он слабый, но он есть. Во-вторых, вы попросили кофе вместо чая.       — О, да. Мои подруги все время подшучивают надо мной по этому поводу.       — В-третьих — очень деловой подход, «то, что я не могу исправить, мне не важно», английские леди скорее поддержали бы светскую беседу даже на ту тему, в которой они абсолютно не разбираются. Пожалуй даже — «особенно на ту тему».       — Не думала, что англичанки обсуждают за чаем погнутые карбюраторы, — Джим усмехнулся, Делла вернула улыбку и продолжила: — Но я не прочь светски побеседовать. Например, об искусстве. Может быть, снова несколько на американский манер.       — Хотите приобрести что-нибудь? У меня часто покупают такие вот статуэтки. Занят я далеко не всегда, старых запчастей много, так что это хобби тоже приносит прибыль.       — Все, что сделано с душой, обязательно принесет что-то хорошее — деньги, или удачу, или еще что. Но меня совершенно очаровала вот эта сова, — фигурка дюйма в три высотой, с перьями из звеньев мотоцепи действительно была милой, — она напоминает мне одного моего знакомого, а скоро как-никак Рождество! Хочу ему подарить.       — Двадцать фунтов, мадам. И еще столько же за починку Вашего росинанта.       — Даже не буду торговаться, Джим. Я боялась, что вообще останусь без машины. А скажите, эти рисунки тоже Ваши?       — Да. Но они намного менее популярны.       — Мне понравился вот этот. Знаете, у моего па тоже был «Харлей», и па тоже казался мне огромным великаном. Разве что мистер Стрит был менее бородат.       — Воспоминания, да?       — Я так давно не была в детстве, Джим.       — Понимаю Вас, мисс Стрит. Я тоже давно туда не заглядывал, а надо бы. На самом деле, у меня таких рисунков целая серия, но этот — лучший.       — Таких?       — Я называю их «Забытые воспоминания». Знаете, у меня когда-то давно был приступ амнезии, поэтому я и ушел из полиции. Два или три дня просто вычеркнули из жизни. Врачи сочли, что такое недопустимо для полицейского. Наш старик пытался отмазать меня, но не смог. Он до сих пор считает себя виноватым: в первый раз он добрался до меня только пару месяцев назад. Впрочем, благодаря ему я получил кое-какую пенсию и смог открыть гараж. Иногда мне что-то снится, и мне кажется, что это именно то, что я забыл тогда. И тогда я пытаюсь нарисовать эти воспоминания по памяти. Они странные, но мне они нравятся.       — Мне очень жаль, мистер Бейкер.       — О, не стоит. На самом деле я стал полицейским, в основном, потому, что очень любил полицейские машины. А сейчас все окрестные бобби чинятся у меня, по старой памяти. И платят больше, чем я зарабатывал тогда — они гоняют своих коней в хвост и в гриву, и немудрено, что им часто нужен ремонт. Плюс до меня доходят все сплетни в округе, это тоже что-то стоит. Так что я ничего не потерял, а, скорее, приобрел.       — Тогда вряд ли Вы согласитесь продать эти рисунки. Очень жаль, но я, разумеется, Вас понимаю — мою подругу также преследуют проблемы с памятью. Впрочем, в нашем возрасте… Но картина действительно хороша.       — Вы правы, мисс Стрит. Эту картину я не продам. И я очень рад, что не пришлось Вам отказывать, потому что Вы даже не спросили о цене.       — Не считайте американцев совсем уж бесчувственными болванами с кошельком вместо сердца, Джим. Тем более, что я уже десять лет живу в Англии и избавилась от наиболее одиозных привычек. Но что если я попрошу Вас сделать фотокопию этого рисунка? В этом же размере или хотя бы в половинном? Я оставлю Вам еще двадцатку, а взамен Вы вышлете копию почтой?       — Согласен, мисс Стрит. За двадцать фунтов я, пожалуй, вышлю Вам всю эту серию — разумеется, копии. Рад, что Вам понравилось.       — О, это больше, чем я рассчитывала. И благодарю Вас за помощь с моим драндулетом. Пожалуй, мне пора, я и так задерживаюсь.       — Моим парням выгнать машину на улицу или Вы справитесь сами? — он завернул в чистую тряпочку стальную вихрастую сову и вручил Делле.       Мисс Стрит протянула мистеру Бейкеру шестьдесят фунтов и бумажку с одним из адресов, предоставленных Бутройдом:       — Я стара, мистер Бейкер, но не настолько, чтобы не справиться с выездом из гаража. К тому же на улице холоднее, чем в машине. Жду от Вас рисунков — пожалуй, они тоже станут рождественским подарком кое-кому. Большое Вам спасибо и счастливого Рождества.

***

      Гарри заметил, что миссис Кейн сильно изменилась за осень. Особенно это касалось Хэллоуина и приблизительно недели после него. Из глаз пожилой леди наконец ушли злоба и раздражение, но на их место временами накатывала непонятная мальчику тьма. Тоска, отчаяние, грусть — Гарри не мог понять, что это такое, возможно — потому что никогда подобного не испытывал. Но по крайней мере это была не злость.       Затем, к декабрю все, казалось, вошло в прежнюю колею. Они встречались, как и раньше, три раза в неделю. Гарри точно так же убирался, ходил в магазины и на почту, уже самостоятельно — тут они не пересекались. На занятиях по школьной программе особой разницы с началом осени тоже не было: миссис Кейн оставалась все такой же строгой учительницей. Зато после них, когда начинались, как она говорила, «разговоры на вольную тему», пожилая леди преображалась. Во-первых, она приподнимала оконную раму и, извинившись, закуривала вставленную в длинный мундштук сигарету. Гарри знал, что курить плохо, но миссис Кейн объяснила, что она курила еще во время войны, а теперь уже поздно менять привычки. Гарри одно время недоумевал, ведь ни, насколько он помнил, в школе, ни у себя дома до Хэллоуина пожилая леди этой привычки не имела, но потом просто решил принять все как есть.       Во-вторых, миссис Кейн как будто молодела, особенно рассказывая всякие интересные истории про войну и Францию. Как-то раз она рассказала, как они готовили с подпольщиками взрывчатку из подручных средств, Гарри аж подпрыгивал от возбуждения. Заметив это, миссис Кейн завела машину, они заехали в магазинчик для садоводов, в аптеку и на заправку, и затем из пластиковой бутылки, пары различных порошков, солярки, автомобильной лампочки, проводов и батареек (батарейки взяли из той самой коробки из дома Аткинсов) они соорудили настоящую бомбу. Которую и взорвали через неделю, отъехав в безлюдную местность на машине. Миссис Кейн заранее предупредила тетю Петунью, что Гарри надо съездить с ней за покупками в другой город, он даже доложил в предназначенную тете сумму четыре лишних фунта с собственного счета, чтобы тетя не заподозрила неладное. Миссис Кейн похвалила его за серьезный подход к конспирации, правда, четыре фунта не компенсировала, ведь это была не работа. На обратной дороге их даже остановили полицейские, которых вызвал кто-то из услышавших взрыв местных жителей. Но, разумеется, увидев в машине вместо террористов ИРА бабушку с внуком, немедленно их отпустили.       Гарри пытался выпытать у миссис Кейн секрет такой бомбы, но та сказала, что для начала надо выучить основы химии, и только потом можно приступить к освоению какой-то специальной поваренной книги. И вообще, Саманта не одобрит. Гарри удивился, ведь Самантой была сама миссис Кейн. Но та объяснила ему, что ее полное имя Саманта Шарлин, что во время войны ее звали Шарлин, и только после нее она снова стала Самантой. Еще через неделю Гарри догадался, что когда миссис Кейн ведет уроки, она Саманта и не курит, а когда рассказывает про всякие интересные вещи, включая бомбы, она уже снова Шарлин и дымит как паровоз. Тем не менее, учебник химии для средней школы он себе купил, снова на свои собственные деньги, и спрятал в чулане.       Вообще с Шарлин было легче. Во-первых, она не злилась на Гарри, хотя именно внутри ее глаз чувствовалась непонятная боль. А у миссис Саманты внушенная кем-то злость по отношению к нему иногда прорывалась. Гарри все понимал и не обижался, но говорить с миссис Шарлин все же было приятнее. Кроме того, она показала ему настоящий пистолет и учила его заряжать, разряжать и чистить. Правда, стрелять не давала, да и сама не стреляла, чтобы не собрать весь Литтл-Уингинг, а однажды отвесила ему подзатыльник за нарушение мер безопасности, хоть пистолет и был разряжен и без магазина. А когда Гарри заплакал, объяснила почему так сделала. Гарри понял. И не обиделся: в самом деле, его дядя, когда распускал руки, делал это от собственной злости, а миссис Шарлин его учила, причем так же, как учат настоящих агентов. Это еще что, как она рассказала, их самих при обучении хлестали стеком, чтобы дошло поскорее. Или заставляли отжиматься до упаду и бегать кросс, а то и стоять часами с винтовкой на плече. Но для отжиманий и кросса Гарри был слишком недокормлен, а для винтовки еще и слишком мал.       Разумеется, Гарри знал, где лежит пистолет (миссис Шарлин сказала «на всякий случай»), но, опять же разумеется, без спроса его не трогал, ведь они же договорились! Как-то раз миссис Шарлин сказала, что года через три познакомит его с Германом, но для того, чтобы справиться с этим господином, Гарри придется как следует набраться силенок. Гарри решил, что Герман — тренер по боксу или какой-нибудь борьбе, и спросил миссис Кейн, как можно стать сильнее.       Миссис Кейн сказала, что единственный рецепт — постоянно тренироваться и что для волшебников тут тоже нет исключений. И что, пожалуй, кросс или даже полосу препятствий благодаря догонялкам с Дадли и компанией он пробежит и так, а вот силу нужно нарабатывать специальными упражнениями, и подарила еще одну брошюрку. Гарри ее внимательно прочитал, но, к сожалению, в чулане не было места для махания руками, ногами или гантелями, а вставать раньше и бегать на детскую площадку, где был турник и качалки, он просто не мог: времени на сон и так было мало. Так что и отжимание, и стояние под винтовкой, и мистер Герман с его боксом действительно подождут пару лет.       Хотя под винтовкой он все же постоял: во время очередной поимки констеблем и визита в полицейский участок Гарри попросил дать ему подержать дробовик из сейфа и показать, как ставят под ружье провинившихся. Не понравилось.       Впрочем, у миссис Саманты были свои наказания. Поскольку Гарри сознательно отвечал в школе не лучше Дадли (а это внезапно оказалось ой как непросто!), она проверяла его сама. И если оставалась недовольной, Гарри вместо интересных книжек приходилось вслух зачитывать учебники или решать огромные кучи примеров. Писать много-много раз одну и ту же фразу, как это делала миссис Аддерли, миссис Кейн не заставляла: на вопрос Гарри она фыркнула, как самая настоящая кошка, и сказала, что есть более полезные и осмысленные способы помочь ему решить свои проблемы. Гарри был с ней полностью согласен.       За неделю до Рождества Гарри снова привели в полицейский участок, и там он услышал, как констебли обсуждают, кто что кому подарит. Он задумался: до сих пор ему дарили только старые носки или мелкие монетки, но вряд ли три пожилых леди и мистер МакФергюссон обрадуются чему-то подобному. Пришлось преодолеть робость и спросить полицейских. Обсуждали долго, но в конце придумали. Правда, Гарри подумал, что и констеблям надо что-то подарить. А их самих не спросишь.       Двадцать первого декабря мисс Стрит предупредила Гарри, что праздновать их маленькая компания будет не как все, а на три дня позже, и спросила Гарри, почему. Почему-почему, ясно же, что из-за безопасности! Будет очень странно, если в Рождество все они, вместо того, чтобы праздновать с семьями — детьми и внуками — куда-то уедут. Хотя Гарри уехал бы и с удовольствием, но ведь он был не один в их Клубе! С ней-то он и поделился своими затруднениями.       Мисс Стрит посоветовала ему просто купить им какие-то сладости. Разумеется, взрослые мужчины больше обрадовались бы бутылке чего-то алкогольного, но такой подарок от десятилетнего мальчика будет несколько экзотичным. Не то чтобы сама Делла против экзотики или мелкого хулиганства (кстати, в этом она была похожа на ту миссис Кейн, которая Шарлин; впрочем, Шарлин, пожалуй, была не против и хулиганства крупного или даже особо крупного), но тут был не тот случай.       И тогда Гарри задал ей тот самый вопрос, который мучил его с самой встречи на ферме. Да, Шарлин, пожалуй, ответила бы ему, но ведь она была неразлучна с Самантой, которая, в свою очередь, была учительницей и вряд ли одобрила бы его идею. А Делла могла и умела молчать, Гарри это знал.       — Мисс Стрит. Если директор — мой враг, то зачем мне ехать в эту его школу?       Делла спокойно посмотрела на него и спросила:       — А ты думаешь, он оставит тебя в покое?       — Думаю, нет. Но ведь я могу убежать?       — Чтобы убежать от кого-то и спрятаться, нужно знать слабые стороны противника. Да ты же сам мастер в этом — ты всегда сбегаешь от кузена, используя те препятствия, через которые ему не пробраться. А в случае с мистером Дамблдором и прочими волшебниками…       — Я не знаю, через какие кусты он не может перепрыгнуть?       — Именно. Ты ничего о них не знаешь. И эта его школа — единственное место, где ты можешь изучить, кто такие волшебники, что они могут, а что нет. И если ты все-таки решишь сбежать, ты будешь знать, куда направить ноги. Ну и — наверняка ты встретишь кого-то помимо нашего дорогого директора. Не все из тех, кого ты встретишь, будут твоими друзьями, но кто-то наверняка станет союзником. Кроме того — считай это продолжением твоего приключения.       Гарри пожал плечами. Велика радость приключаться там, где легче легкого потерять память. Но с другой стороны, где-то в глубине его души потихоньку зарождалось новое чувство, если бы Гарри знал правильное слово, он назвал бы его азартом.       — Мой совет — просто веди себя, как Саманта во Франции, но не попадайся, как она, Гарри, — сказала мисс Стрит.       — А Вы знаете…       — Нет. Она никогда не говорит об этом специально. Только проговаривается с недавних пор. Видимо, возраст сказывается — за те восемь лет, что я ее знаю, я услышала от нее меньше, чем за полтора месяца, прошедшие с Хэллоуина. Полагаю, она получила какую-то встряску и стала хуже контролировать свою память. Не беспокой ее. Ей и так тяжело.       — Я знаю. Я чувствую. И я не буду спрашивать ее об этом.       — И правильно. Вот посмотри — довольно симпатичные наборы конфет, не очень дорогие, но красивые. Даже если наши бобби не съедят их сами — их дети с удовольствием им помогут.       Так что когда двадцать восьмого декабря утром мистер МакФергюссон заехал за ним на полицейской машине, чтобы отвезти на очередную профилактическую лекцию, Гарри был полностью готов. А подарки должна была захватить из своего дома миссис Кейн.