Глава 2
Ветер маленькими шажками продувал пустые комнаты каменного дома, окутывая постройку сосудами-сквозняками. От его воздействия слегка скрипели покачивающиеся рамы пыльных окон. Весь дом будто говорил с вошедшими этими звуками и непонятными шорохами. — Здесь стоит основательно прибраться, — произнёс Люпин, внимательно осмотрев их новое жильё. — Здесь стоит всё снести, — кривится Сириус. — Не будь так категоричен. Ремус закрыл тяжёлую входную дверь, отливающую тёмно-коричневым на солнце. В руках у оборотня появилась его волшебная палочка. Пары взмахов кисти и нескольких невербальных заклятий хватило, чтобы всё в здании начало двигаться, перемещаться, чиститься и самостоятельно, лишь с помощью невидимой руки угодливой магии, приводить себя в порядок. Густые облака пыли поднялись со всех предметов, и Ремус поспешил вынести Гарри на свежий воздух. Нетронутость природы в этом месте поражала, приводила в восторг какую-то звериную часть сущности молодого человека. Укромный уголок живого леса на территории Финляндии казался Люпину лучшим вариантом из всех. — Тут хоть есть люди? — Блэк вышел следом, придирчиво оглядев армию старых, высоких деревьев, что возвышалась над ними. — Да, это же пригород, тут много дач, а чуть дальше город. — И как мы будем добираться до цивилизации? — Автомобиль, Сириус. — Хочешь сказать, нам нужно купить машину? — Да. — Прям машину? — Ты же водил магловский мотоцикл, что не так с машиной? — Люпин взглянул на хмурого друга. — Просто… всё это так странно, — тише, чем секунду назад, говорит брюнет. — Да, странно, — Ремус не спорит с очевидным. Блэк перевёл взгляд на своего крестника, что жался к оборотню, со страхом в своих зелёных глазах осматривая незнакомые места. Осознание ещё не совсем настигло слишком быстрый разум Сириуса, но мысли, невероятные и пугающие, преследовали его по пятам: Мы совсем одни теперь, Ремус. Я ответственен за жизнь Гарри, чёрт возьми. Рука с тонкими музыкальными пальцами тянется к острому плечу в оковах вязанного свитера. Секунда — и они бы сжали мягкую ткань. Движение умирает, не успев толком начаться. Сириус искал контакта ради себя самого, ради утверждения, что всё будет, не так, как было или как хочется, но будет. Усталость на лице вроде-бы-друга ломает желание прикоснуться, эгоистично потребовать слов поддержки или улыбки в ответ. Блэк, кажется, теперь не имеет права. Вообще никакого права на внимание Люпина. И схожесть нынешнего состояния с угрызениями совести после своей глупости с Северусом, полнолунием и хижиной выжимает из темноволосого мародёра потуги к примирению. Тогда все были живы, а оборотень не смел злиться на парня, что так уверенно просил прощения, зная о слабости Люпина к его ослепительной улыбке. Сейчас же рушится даже умение вести диалог. Ремус расценивает убитый в зародыше жест, как нежелание Сириуса принимать эту действительность. То, что они с Гарри являются частью этой действительности, усиливает во всей их ситуации привкус горечи.*****
Бывшие мародёры старались подогнать свою жизнь под новые условия реальности. Трудности заключались почти в каждой мелочи: от неумения Сириуса пользоваться многими магловскими вещами до незнания Ремуса, как не отпугнуть не таких уж далёких соседей из пригорода, в котором находился и их дом. Бытовые вещи сводили с ума их обоих, а невозможность нормально пользоваться магией из-за магловского окружения раздражала Блэка, который всегда полагался на волшебство. Стабильные ссоры несколько раз в день по поводу очередной, казалось бы, глупости превратились в каждодневный ритуал. Сириус не мог примириться с происходящим, постоянно впадая в состояние депрессивной тоски, неимоверно скучая по школьным годам и лучшему другу, а Ремусу приходилось почти в одиночку разбираться в документах, домашних делах, знакомствах с маглами и следить за Гарри Поттером. Изображать труп у Сириуса получалось даже слишком хорошо. Весь месяц валяясь на диване без особого движения, собирая длинные волосы в небрежный пучок, морщась каждый раз, когда Гарри начинал капризничать или плакать, перечитывая глупые книжки и превращаясь в собаку, как только Ремус хотел о чём-то попросить, поговорить, рассказать, осведомить, укорить, поругать (в общем, когда требовал взаимодействия с реальностью). Блэк не особо задумывался о времени, днях, людях и вселенной в целом. Так протекали сутки за сутками, полные бессмысленности и фрустрации, лишённые осознанности, но пронизанные тотальным эгоизмом. Темноволосому магу было плевать, что он ведёт себя хуже подростка, а всё чувство вины и понимание собственных ошибок как-то быстро испарились. Так продолжалось, пока до Блэка наконец не дошёл смысл чужих слов. Полнолуние. Да. Точно. Молодой человек перевёл взгляд с окна на своего вынужденного домочадца. Люпин был бледен, волосы растрепались, губы истрескались мелкими ранками от постоянных нервных покусываний, глаза были тёмными и усталыми. В этих глазах так и читалось красными заглавными буквами: «Не будь сукой, Блэк». — Что мы будем делать? От этого непривычного «мы» и неожиданного звука чужого голоса Ремус едва заметно вздрогнул. Едва, потому что Сириус заметил. Заметил и захотел к дементорам на поцелуй в засос — к чёрту душу, когда ты опять стал причиной страданий ничего не сделавшего Ремуса. — Тебе ничего не придётся делать, просто будь здесь и проверь Гарри, если он проснётся, — спокойный, размеренный, безэмоциональный голос разбудил мозг Блэка окончательно. Люпин позаботился обо всём заранее, выбирая дом, в котором им предстояло жить, рядом с лесом, в дали от города. В чаще из лиственных и хвойных деревьев была маленькая заброшенная хижина лесника, её светловолосый оборотень и купил, переживая за безопасность Гарри. Благо, что Дамблдор, будто предвидя, перевёл все средства «покойного» Блэка на счёт Люпина. — Мне стоит пойти с тобой, — попытался настоять Сириус, опуская глаза в пол. — Собираешься оставить ребёнка одного? — Да… В смысле, нет, ты прав, — брюнет мямлил, не решаясь поднять глаз. — Я справлюсь, просто присмотри за Гарри и всё, не первый раз провожу полнолуние в одиночестве. Этого можно было не говорить, но Ремус не удержался. Сириус всегда был сволочью, если никто не напоминал о границах и приличиях. Блэк больше не проронил ни слова, позволяя другу уйти и закрыть дверь с той стороны. Он застыл, напряжённо вглядываясь в окно и прислушиваясь к происходящему на улице. Волчий вой через два часа Сириус интуитивно почувствовал, а не услышал. Этой ночью не спал и мучился каждый из них. Опять.*****
— Как, чёрт возьми, я должен был, по-твоему, это сделать?! — возглас Сириуса пронёсся по всему дому. — Ты можешь не выражаться при ребёнке?! — Ремус знал, что вестись на эмоции Блэка не стоит, но всё равно ответил на крик криком. — Тебе нужно было просто накормить Гарри, как, скажи, пожалуйста, ты умудрился его так испачкать и получить синяк? — Он кинул в меня ложку, Ремус! — полным претензии и обиды голосом жаловался мародёр. — Мне нужно напомнить, что тебе двадцать два года и ты уже достаточно большой, чтобы увернуться от ложки, которую в тебя кинул ребёнок с плохим, на минуточку, зрением? — тяжело вздыхать за эти месяцы совместной жизни вошло у Люпина в привычку. — Я оставил вас всего на несколько минут, а у тебя получилось поссориться с годовалым младенцем. Сириус отвернулся от собеседника, пытаясь скрыть от него лицо. Признаться, что без Ремуса он не справляется ни с чем, было выше его сил.*****
Мягкий снег крупными узорами снежинок заполонял окрестности, всё усерднее и усерднее обрушиваясь на землю. Тёмным вечером весь этот снежный водопад за тонкой преградой оконного стекла не способствовал созданию праздничного настроения, а лишь усугублял мрачность атмосферы в маленьком домике с тускло горящими светильниками и замёрзшим молчанием. Завернувшись в тёплый и мягкий свитер тёмно-зелёного оттенка, Ремус возился на кухне, стараясь придумать на ужин что-нибудь, отвечающее привычным требованиям Блэка, и при этом не кинуть несчастный нож в спину этому капризному идиоту, вечно критикующему всё, что только попадётся на глаза. Рождество в этом году молодые люди решили не отмечать — ни сил, ни настроения на суету и фальшивые улыбки не было. К тому же Гарри был ещё мал, чтобы понять весь смысл праздника и его волшебства, а его детский режим жизни не позволял сидеть всю ночь в ожидании чуда — мальчик засыпал ближе к девяти вечера. Так что пышная ёлка, яркие гирлянды, открытки, носки над камином и тихий смех в гостиной отменялись на сегодня и откладывались на неопределённое будущее. Это было первое Рождество, которое Сириус проводил без Джеймса. За огромное количество лет их дружбы мародёр успел отвыкнуть от чувства одиночества в этот день. То, что теперь так будет всегда, вводило Блэка в оцепенение. Он был истощён своими мыслями и тоской по лучшему другу. Смерть Поттера переживалась тяжелее таинственной гибели родного брата, но Сириус игнорировал это. Он вообще игнорировал весь этом мир, периодически отвлекаясь от своей хандры на требующего внимания Гарри. В отличие от своего друга, для Люпина это Рождество не стало чем-то ужасающим — прошлый праздник юноша провёл в одиночестве из-за ссоры и недомолвок с ребятами (с Сириусом, если быть точными). Весь прошедший год был стрессовым и поменял в их жизнях всё, так что он не винил Сириуса за явную отстранённость и подавленность. Просто сам Ремус хорошо привык скрывать свои внутренние переживания и сейчас изо всех сил старался оставаться спокойным. Хотя бы ради подрастающего Поттера. Убрав короткую прядь пшеничных волос за ухо, Ремус взял поднос с фирменным какао, которое вошло в привычку делать на зимние каникулы ещё в Хогвартсе, и миской, полной шоколадного печенья. Чуть помедлив, он немного робко сел рядом с темноволосым магом на удобный диван, ставя поднос на небольшой столик рядом. Увидев сладости и любимый напиток Сириус улыбнулся, с благодарностью сжимая тонкие, узловатые пальцы оборотня, что потянулись за печеньем. Волшебники сидели плечом к плечу, расслаблено держа свои кружки, и не пытались нарушить тишины, что стала гораздо уютнее, как только они оказались ближе. Сириус радовался, что дистанция между ними потихоньку пропадала, а Ремус подумывал о покупке телевизора.*****
Это было невинно. Сначала. Сириус пытался избавиться от дистанции между ними. Он стал чаще касаться растерянного Люпина, почти крича своими действиями, мол, смотри, я тут, никуда не денусь, можешь расслабиться. Всего лишь провести ладонью по напряжённой спине. Сжать длинными пальцами тёплое плечо. Встать ближе, чем позволяют себе даже влюблённые на публике. Говорить специально на пару октав тише, ведя еле слышные диалоги, чтобы можно было склонить друг к другу головы. Гладить по голове и делать вид будто такое — это норма, будто не было больше года неверия, ссор, споров до крика, до горьких, обиженных слёз, будто не он считал Ремуса предателем, будто не он был готов обвинить во всех грехах, будто не у них погибли лучшие друзья, будто те последние недели перед окончанием Хогвартса вернулись. А потом Сириус не сдержался. Губы невесомо коснулись щеки опять напряжённого чем-то оборотня. Блэк лишь хотел поддержать его. Всего-навсего подбодрить. Но он, повторяемся, не смог, просто не сумел (не хотел, не собирался, даже не думал, что лучше «нет», забил на последствия, наврал себе самому снова, загнал их в опасную, напряжённую зону — совершенно осознанно) сдержаться. — Всё будет нормально, мы с… что-нибудь придумаем, как всегда, — улыбнулся непринуждённо Сириус, проглатывая это своё привычное «мы с Сохатым», такие въевшиеся под кожу фразы придётся выкинуть из речи, теперь навсегда. Возмутиться нарушению личного пространства Ремус не позволил себе сам. Слышать, как Блэк ломается на обыденных для них когда-то словах, неимоверно больно. Эти прикосновения были нужны обоим. И потом они свыклись с контактом опять. Просто мимолётные поцелуи в щёку, плечи, кончики ушей, шутливые — в ладони, до боли тяжёлые своей серьёзностью — в уголок сжатых губ. Каждый из них напоминал о надломленных, неправильных, душных отношениях, что разрушились от войны (или же война была поводом, не причиной). Перед выпуском из школы они целовались. Жарко, грубо, жадно, мокро, умоляюще. Три года напряжения и непонятных чувств друг к другу вылились в агрессию и сарказм, а они довели юношей до подвалов, пустых классов, тёмных коридоров и тихих мест в Запретном лесу, где такие поцелуи расцветали, сводили с ума, заставляли мечтать о них, фантазировать потом в одиночестве, в кровати, и вяли при каждом шорохе или приближении кого-то. Они не встречались. Точнее, встречались, но никто не знал, даже Джеймс с Питером. Блэк запрещал, буквально не давал оборотню рассказать о них, постоянно нервничал, стоило только Люпину отойти с Лили куда-то чуть дальше. Ремус думал, что атмосфера школы напрягает парня, что он просто не хочет лишнего внимания и боится осуждения со стороны друзей, успокаивал себя всевозможными оправданиями, чтобы не думать о том, что Сириус, со всей своей аристократичностью и репутацией, может стесняться подобной связи с ним. Заветных слов вслух произнесено ни разу не было, официальных предложений об отношениях тоже. Когда школа была позади, а Джеймс с Лили стали Поттерами, Ремус предложил рассказать. И они поссорились. Это был скандал. В чём-то Люпин был прав — Блэк действительно боялся, но боялся ответственности и разочарования оборотня. Всё закончилось без особого начала, а потом грянуло известие о предателе. Эмоции, злость разодрали напрочь основу их дружбы не хуже когтей Ремуса в полнолуние. А теперь снова становилось горячо. Поцелуи вызывали грусть, тянули ниточку боли, что шла красной полосой от сердца куда-то к душе, возобновляя тянущее чувство в районе груди, но рядом с этой нитью, почти впритык, находилась ещё одна, гораздо шире, похожая на торжественную ленту и окрашенная каким-то кроваво-важным цветом; наверное, эту ниточку и называют такой пугающей, испепеляющей, добивающей то, что посмело от тебя остаться, любовью.*****
Длинный ворс ковра прогибался под настырными короткими пальцами Гарри, когда он в очередной раз разрушил башенки из лего и сгребал цветные детали ближе к своим ногам. Зелёный, самый необходимый, по мнению Гарри, для нового сооружения кубик улетел слишком далеко, закатываясь под диван. Мальчик не знал, стоит ли ему обидеться на предавшую его деталь и гордо заменить её точно такой же или встать с насиженного места и попытаться отыскать её под далёким диваном. Растерянный этой дилеммой Гарри только задумчиво проговорил: — Вот чёрт! Звуки во всём доме прервались: Сириус выключил мгновенно телевизор, вода на кухне, где Ремус набирал жидкость в чайник, прекратила литься из крана. Даже обычно шумные птицы за окном вдруг умолкли. Заинтересовавшись такой резкой переменой, зеленоглазый мальчик поднял голову. Сириус и Ремус стояли друг напротив друга, разделённые лишь небольшим журнальным столиком, на котором позабытый всеми лежал пластмассовый самолётик маленького Поттера. — Что я говорил по поводу ругательств, Блэк? — Люпин сверкал злыми глазами на своего друга, что лихорадочно пытался придумать уместное оправдание. Гарри отложил все кубики в сторонку, отодвинув немного от себя. Схватив свою тарелку с нарезанными дольками яблока, мальчик любопытно переводил взгляд с одного своего опекуна на другого. Кажется, назревал скандал.*****
Два года. Гарри исполнилось два года, и, как они смогли прожить вместе столько месяцев, не убив друг друга, двое мародёров не знали. Только с этим фактом можно было уже их поздравлять. Гарри в своём жёлтом летнем комбинезончике с синей футболкой снизу бегал по площадке, собирая какие-то камушки и весело смеясь с другими детьми. Его кудрявые, совершенно непослушные волосы, под стать своему обладателю, торчали во все стороны, забавно подпрыгивая при быстрых движениях мальчика. — Мне кажется, стоит вас подстричь, — тихо и очень задумчиво проговорил Ремус, сидя на скамейке рядом с детской площадкой и наблюдая краем глаза за реакцией Сириуса. Большая чёрная собака тут же вскочила с земли, как-то испуганно тявкнув и отбегая от Люпина подальше. На такой явный протест анимага Ремус только улыбнулся. Волшебник подозвал к себе успевшего испачкаться Гарри и, взяв его на руку, отправился к машине. Ему пришлось сдать на права, чтобы возить ребёнка на прогулки и покупать продукты. Лохматая собака немного опасливо поковыляла за ним. Всю дорогу обратно Сириус напряжённо следил, чтобы они не свернули в сторону парикмахерской.*****
Как только Сириус, следуя точным инструкциям, смог нормально и без особо катастрофичных последствий для психики и здоровья оставаться наедине с очень активным маленьким Поттером, Ремус нашёл себе подработку. Проводить кучу времени с капризным, шумным, суетливым, приставучим и требующим к себе внимания существом было почти физически тяжело, хотя оставлять на него Гарри не хотелось. Люпин занялся репетиторством, помогая детям с английским и произношением. Это занимало не так уж много времени, но способствовало отвлечению и знакомству с разными милыми людьми. Несмотря на холод, в этом городе жили на удивление добродушные маглы.*****
Покупка телевизора была худшей идеей в жизни Ремуса Джона Люпина. Когда этот злосчастный продукт электрики и коммерции оказался в доме, Ремус думал, что это развлечёт Гарри. Мультики, детские передачи и, почему-то, новости действительно привлекли мальчика, но на долгое время от лего и плюшевых зверей не отвлекли. В отличие от Блэка. Первой его реакцией на технику было лишь: «Зачем ты портишь интерьер этой коробкой?». Второй, когда он увидел, как именно всё работает: «Но как можно сделать такое без волшебства?!» Третьей стала стадия страданий Люпина. Сириус увидел сериалы, после чего Гарри уже никогда не видел свои мультики и новости — пульт темноволосый захватил в плен. Изо дня в день по дому разносились признания в любви на грани пошлости и безвкусицы. Ящик крутил бесчисленные серии бесчисленных сериалов, а Блэк бесчисленное количество времени залипал на них. Как-то в маггловской газете он прочёл, что подобные сериалы снимают по мотивам любовных романов. С тех пор в подвале дома есть печатная машинка, Сириус, возомнивший себя гением писательского дела, и мертвые нейроны Ремуса. Подвал хотелось навсегда закрыть.*****
Тишина похуже, чем в вакууме застыла внутри здания, застоялась и зацвела нежными белыми цветами какого-то редкого отчаяния, чьи тонкие лепестки сыпались на головы обитателей этого особняка. Вся прислуга наравне с домовыми эльфами растворялась в коридорах, чтобы не раздражать хозяев, почти освоив навык невидимости. От начищенного хрусталя люстр, бокалов, графинов и ваз отлетали неощутимые вибрации, спровоцированные то ли скрытым на ключ в своих покоях плачем Нарциссы, то ли хныканьем будущего лорда на руках у нянь. Хрусталь же в руках Люциуса с пугающей всех частотой был наполнен дорогим, невероятно хорошим вином. Никому из древнего рода Малфоев не стало легче от переезда. Солнечная и богемная Франция лишь растворила их самих в себе, не сумев вытравить из светловолосых голов дурные мысли и предчувствие какой-то необратимой и очевидной гибели.*****
Софа, обитая тёмным, синим бархатом аккуратно держала тонкое тело блондинки, удобно подставляя её острому локтю свой изгиб. Длинные ноги поместились на специально подставленный пуф. По ним, начиная с колен и поднимаясь выше, скользила голубая ткань утончённого платья, открывающего выступы натянувших кожу ключиц. Нарцисса перелистывала страницы книги в чёрном переплёте, блистая при этом движении мириадами драгоценных камней в её кольцах. Неподалёку от неё, на мягком ковре возился с игрушками Драко. Гувернантка пыталась занять его различными магическими вещицами, но ребёнок упорно игнорировал её, рисуя кисточкой чернильные пятна на швейцарской бумаге. — Maman, regarde! * — с восторгом, но еле выговаривая, сказал мальчик, в мгновение ока подлетая к софе. — C'est très gentil*, — улыбнувшись, как можно мягче проговорила миссис Малфой, так и не оторвав глаз от книги. Гувернантка поспешно увела юного хозяина в комнату для игр, а домовики незаметно убрали все разбросанные на ковре вещи. *Maman, regarde! — Мамочка, смотри! (с фр.) *C'est très gentil. — Очень мило (с фр).*****
Одетый в тонкую белую рубашку из хлопка, короткие шортики и начищенные ботинки с гольфами Драко хватался правой рукой за свою няню, что бережно накладывала исцеляющее заклинание на его подбитую и кровоточащую коленку. В глазах мальчика стояли невыплаканные слёзы, а нижняя губа дрожала в преддверии громких рыданий. Не вытерпев, ребёнок захныкал. Его голосок подпрыгнул на пару октав в акустике высоких сводов холла и разнёсся по множеству незапертых комнат. Гувернантка попыталась утешить Драко, но поплакать нужно было уже из принципа, несмотря на зажившую стараниями магии ссадину. Через несколько секунд его голос стих, дыхание стало вновь ровным. Чёткие, размеренные шаги пронеслись по помещению. Люциус, безупречно одетый, но имеющий теперь всегда какое-то преувеличенно высокомерное и мрачное выражение лица, медленно спустился по тёмным мраморным ступеням. — Что произошло, Луиза? — он не старался, тон его голоса постоянно отдавал звенящими заморозками. — Прошу прощения, сэр, Драко просто немного ушибся и испугался, но он уже успокоился, больше мы вас не потревожим, — робко пробормотала девушка, не поднимая головы. Немного нахмурив светлые брови лорд как-то лениво опустил тяжёлую руку с фамильным перстнем на голову мальчика, потрепав его аккуратно расчёсанные волосы. После чего мужчина устало прошествовал далее, к дверям, ведущим в зелёные сады, над которыми так сильно старалась прислуга, украшая. Полноценного взгляда собственный сын не удостоился. — Вот видите, вы помешали вашему папе из-за всех этих ненужных слёз, — мягко, но нравоучительно сказала Луиза после ухода лорда. — Папе? — Драко всё ещё смотрел вслед родителю, позабыв о испытанных переживаниях. — Да, он — ваш папа, вы должны вести себя очень хорошо при нём, молодой человек, — увещевала гувернантка, взяв мальчика за руку, чтобы отвести к учителям. Драко лишь кивнул своей белобрысой головой, опуская взгляд серых глаз на широкие ступени. Он всё ещё не особо понимал смысл этого слова.