Глава 3
(читать под Future Starts Slow — The Kills) — Сейчас не время, Сириус. Не обращая никакого внимания на такие жалкие попытки остановить его, Блэк лишь сильнее прижался к чужой спине. — Не произноси моё имя таким голосом, если хочешь прекратить, — Ремус чувствует ухмылку этого наглеца на своей шее. Холодные руки скользят вдоль рёбер, даже через ткань футболки заражая их дрожью, побуждая сердце к более быстрому темпу, загоняя дыхание в интенсивную ловушку. Ремус зажмуривается, когда эти невероятные пальцы заползают под одежду, обжигая своим холодом воспалённую эмоциями кожу. Оборотень покорно наклоняет голову ниже, теснее вставая к кухонной тумбе и радуясь, что свет выключен, а Гарри в своей комнате. Сириус довольно улыбается, следя за тем, как занудный друг (парень?) сдаётся и целует показавшиеся в наклоне первые позвонки. Язык обводит округлую косточку, ведя чуть выше. Люпин очень хотел пошутить по поводу любви Бродяги к его костям, но не успевает, забывая саркастичный комментарий на нервном, громком вздохе. Тёмные локоны спадают на лицо, раздражая своего обладателя, но это не мешает Сириусу сжать зубы на бледном плече рядом с едва заметной родинкой, оставляя красный и явно болезненный след. Он бормочет Ремусу что-то совсем несвязное на ухо, опаляя его влажным тёплым дыханием, заражаясь истомой общей ситуации. Они слишком долго не были вместе — быть опекунами чертовски сложно, особенно в двадцать лет. — Сладкий, отойди, я хочу тебя поцеловать, — шепчет Ремус, слегка отстраняясь. От этого «сладкий» Сириус со всей силой прикусил нижнюю губу, проглатывая позорный стон: в штанах настолько тесно и нестерпимо. Оборотень тянет брюнета обратно к себе за шею, аккуратно прикасаясь своими губами к его. Поцелуй выходит мокрым и до невозможного постыдным — с Сириусом всегда так. Между ними на протяжении всех их отношений было нечто звериное, может, свойственное их сущностям, может, вызванное скрываемой страстью. Контакт губ затягивается, а на столкновение зубов они не обращают внимания. Ремус прерывает поцелуй, награждая покрасневшие губы напротив парочкой укусов, и слизывает языком тонкую полосочку блестящей слюны с подбородка тяжело дышащего Блэка. Брюнет вцепился пальцами в чужую футболку, прикрывая глаза от всех манипуляций оборотня. Через секунду он оказывается прижатым к стене. — Воу, полегче, Ремус, ты же знаешь, что мне не нравится, когда веду не я, — хмуря свои аккуратные брови возмущается мародёр. — Ничего, сейчас это исправим, — острая ухмылка и мелькнувшее на дне радужки золото заставляют Блэка заткнуться. Он никогда не боялся Люпина всерьёз, но сейчас признаёт, что стоило, ведь таким плотоядным взглядом обычно разделывают мысленно жертв. Когда оборотень вжался в него немного сильнее, Сириус послушно положил ладони ему на талию. Сердце бешено стучало, разгоняя кровь по всему организму, почти крича мозгу об опасности, но Блэк знал, что до полнолуния ещё не близко и Ремус никогда в своём уме не сделает ему больно. Пальцы Люпина легли на его бёдра, плавно перетекая в карманы на заднице. Услышав возле уха едва уловимое рычание, Блэк судорожно выдохнул. Он не мог не признать, что это его, вообще-то, возбуждает. — А что вы делаете? Мужчины отскочили друг от друга, переводя дыхание. Гарри хмурился и смотрел на взъерошенных взрослых, что отправили его спать, а сами спрятались на кухне. — Мы обнимались, — только у Сириуса здесь хватает наглости врать ребёнку, пожирая взглядом спокойного как камень Люпина. — Обнимались? Перед сном? — Гарри не верит им, вообще никогда, но решает подыграть, видя старания этих двух. — Да, милый. А ты почему не в кровати? — голос оборотня звучит, как у профессионального учителя и Блэк без понятия куда делась вся его недавняя угроза. — Потому что услышал шум. Вы мне мешаете, — осведомил их ребёнок. — Иди в комнату, мы тоже уже ложимся, — всё так же мягко спроваживает его Ремус. — Ага. Гарри выходит из кухни, прекрасно зная, что спать его опекуны не намерены. Они глупые, если думают, что смогут обмануть семилетнего ребёнка, который однажды видел сериал по телевизору.*****
Нарцисса любила те недолгие моменты, когда её муж, оставив в покое очередную бутылку вина, клал свою светловолосую голову на её фарфоровые колени, принимая ласку ухоженных пальцев. Так они, пусть и молча, но вели диалог, напоминая друг другу о своём существовании и поддержке. Люциус перехватил руку жены за запястье и запечатлел возле бьющейся венки целомудренный поцелуй. Такие поцелуи вошли у них в привычку ещё во время учёбы, когда будущий лорд только начинал свои ухаживания за мисс Блэк. Нарцисса улыбнулась той самой толком не уловимой улыбкой, за которую мужчины обычно и совершают различные романтические подвиги для своих дам. Они просидели на диванчике в саду почти весь день. До их скрытого в обильной зелени кустарников и пёстрой палитре цветов местечка доносились, то успешные, то не очень, попытки юного Драко освоить рояль. — Нам стоит больше времени уделять сыну, mon cher*, — Нарцисса смотрит в сторону стеклянных дверей вдалеке, которые нараспашку открыты и совершенно не стесняются делиться отзвуками чужой игры. — Влияние родителей зачастую пагубно, если не фатально, une fleur*, — Люциус не открывает усталых глаз, отвечая. Улыбнувшись на нелепое прозвище, женщина заправляет прядь длинных волос своего лорда за ухо, наслаждаясь его спокойным голосом. — Возможно, ты прав, но, думаю, спасибо за такое «не влияние» Драко нам потом не скажет. — Мы не лучшие примеры для подражания, и ты это знаешь. — Да, вот только что сделать с любовью к собственному чаду? — Никто не заставляет тебя избавляться от любви к нему. Просто любовь издали, тем более родителей с таким прошлым, как у нас, безопасней. Миссис Малфой лишь тяжело вздыхает, вновь повернув голову в сторону двери, но со словами мужа мысленно соглашается. Печаль сыпется с небес на их бледные плечи. Mon cher* — мой милый (с фр.) Une fleur* — цветок (с фр.)*****
Гарри не был уверен, но фотография в его руках казалась очень важной. Улыбающиеся и счастливые молодые люди смотрели на него с карточки, загадочно переглядываясь между собой. Мальчик точно узнал среди одетых в форму студентов своих опекунов — Ремуса и Сириуса. Они почти ничем не отличались от нынешних версий себя, только были более весёлыми, серьёзность ещё не посмела исказить их лица. Остальных юный Поттер не знал, но рыжеволосая девушка с такой лукавой, но на удивление ласковой ухмылкой привлекла его внимание больше всего. — Гарри, что ты делаешь? — видеть этого хулигана в собственной спальне Сириусу не хотелось вовсе: прошлого раза со сгоревшими шторами при практике невербальных заклятий хватило (то, что именно он был инициатором этих самых практик, мужчина, естественно, забыл). — Это мама? — голос ребёнка упал до шёпота, Гарри не был уверен, что эту тему можно поднимать. — Да… А отца узнал? — Блэк сел рядом на застеленную кровать. — М-м-м… нет, — качает мальчик головой, приводя в движение свои вихри. — Не смеши меня, вы похожи, как две капли, не может такого быть, чтобы ты не узнал его, — не успевает возмутиться он, как замечает озорную улыбку маленького Поттера. — Вот и почему ты такой? — Просто ты так смешно истеришь, — продолжает улыбаться мальчишка. — Я запрещаю тебе общаться с Ремусом, — почти обиженно выдыхает Сириус. — А он запрещает мне общаться с тобой, я не собираюсь стать жертвой этих распрей, — делано серьёзно произносит Гарри, но тут же довольно хихикает от сложного слова. — И вообще, расскажи мне о них. — Ты уверен? — Я бы не просил. Мне девять, а не два, хватит считать меня младенцем. — Мерлин, кого мы воспитали, — драматично сетует Сириус, но садится поудобнее. — Ты же знаешь, что они были героями? — Вы постоянно это говорите! Это абсолютно ничего не значит без остальной истории, вообще-то, — не замечая как Сириус вдруг осунулся, Гарри потеребил рукав рубашки своего крёстного. — Расскажи! — Хорошо, хорошо. Мы, в смысле я и Ремус, учились с ними и были их друзьями с первого дня в Хогвартсе… — Что это? — Не перебивай. Это школа в Британии, где мы раньше жили. Так вот, когда мы выпустились, в мире творились ужасные вещи, которые привели к войне. Твой отец, Джеймс, был самым храбрым и справедливым человеком, которого я знал. — А я думал, что самый справедливый это Ремус, он ведь нас всегда наказывает, когда мы виноваты, а мы всегда виноваты, — не удержавшись Гарри опять перебивает. — Да, несомненно, но Джеймс не уступал ему в этом. К тому же он был лучшим ловцом за всю историю нашей школы, его все обожали. А Лили отличалась добротой и пониманием, превосходно справлялась с зельеварением и стала бы великим магом в этой отрасли, если бы Тот-кого-нельзя-называть не уничтожил всё. — Как это понимать? Почему его имя нельзя произносить? — история о прошлом и вообще о родителях не могла прекратить быть какой-то красивой сказкой в глазах Гарри, но он терпеть не мог недосказанность. — Потому что он чудовище, многие попросту боятся это делать. — Скажи мне. Сириус внимательно смотрел в эти требовательные глаза цвета той самой роковой авады и понимал, что отказать сыну Джеймса хоть в чём-либо выше его сил. Поэтому, на секунду прикрыв глаза и почти справляясь с отвращением, он произносит: — Лорд Волдеморт. — Волдеморт, — как-то завороженно повторяет Гарри, ещё не понимая, какие эмоции испытывает от звука этого имени. — Никогда его не произноси. Твоя мать отдала свою жизнь, чтобы уберечь тебя от него и нам повезло, что он исчез. — Так он мёртв? — Вроде того. Гарри ещё полминуты гипнотизировал крёстного через стёклышки очков, но вскоре обнял его со всей своей силой, выражая благодарность так, без слов. Весь оставшийся день и последующие годы он будет жить с мыслью о том, что его родители самые прекрасные люди и он должен стать достойным их обоих. На этот раз приукрашивание и идеализация Блэка остались не замечены.*****
Всевозможные зелья стояли аккуратным рядком на полке витрины, блистая на солнце гранями и причудливыми формами своих флаконов, как бы красуясь перед посетителями магазина. Драко вертелся возле особо приглядевшихся ему растворов омелы, ожидая, когда уже maman закончит эту бессмысленную беседу с одной дамой в отвратительной шляпке из перьев несчастных птиц. От щебета этих двух женщин будущий лорд устало закатывал глаза. — Ты фанат стекла или изображаешь из себя знатока ядов? — Я действительно разбираюсь в ядах и прекрасно осведомлён, каким из них будет действеннее всего тебя убить, — поворачиваясь на неизвестный звонкий голос, недовольно ворчит Малфой. — Ха, боюсь, mon ami sarcastique*, что моя мать, как хозяйка этого магазина, не позволит тебе такой вольности. Хотя можешь попробовать, что уж там, — усмехается дерзкий мальчишка, ни капельки не пугаясь холода от сверстника. Драко внимательно осматривает парня напротив, подмечая все мелкие детали. Паренёк был тощий, чем походил на самого Малфоя, но ростом казался выше на несколько сантиметров. Его волосы скручивались в петли завитков, придавая объём всей причёске. Цвет этих кудрей показался блондину странным — какой-то непонятный оттенок на границе рыжего и русого, только светлого тона, почти пастельного, — абсолютно ничего близкого с противно-яркими медными цветами, что типичны для рыжих. При свете солнца в них можно заметить отблески розоватого, но если уж и вешать более-менее точный ярлык, Драко бы сказал, что цвет волос у незнакомца персиковый — первая причуда в этом человеке. Глаза же, цепкие и пронзительные, при всём своём желании тяжести во время зрительного контакта не создавали — жидкий, полупрозрачный голубой цвет мешал должному эффекту. Образ дополняли белая рубашка и бежевые брюки. Мальчишка, казалось, весь будто выведен талантливым художником самым хорошим набором пастельных мелков на дорогой бумаге. Немного подумав, Драко протянул ему руку для рукопожатия. — Я Драко Малфой. — Меня зовут Пьер Петти. И я много о тебе слышал, англичанин, — улыбка словно призрак всё не сходила с его губ, точно прописалась в их уголках, когда он пожимал протянутую ладонь. — Англичанин? Как-то подозрительно много ты обо мне слышал, — он выгибает свою аккуратную бровь, выжидая пояснений. — Видишь ту мадам в откровенно ужасной шляпке? — дождавшись кивка, он продолжил. — Это моя мать, миссис Петти, она подруга Нарциссы Малфой и делает мне мозги рассказами об идеальном сыне этой леди уже третий месяц подряд. — Тебе будет полезно взять пример с неизвестного, но определённо ангельского ребёнка, верно? — Именно. Они понимающе улыбнулись друг другу, но продолжали изучающе рассматривать, всё ожидая или подвоха, или резкого слова. — Так твоя семья держит магазин? — Нет, у них целая сеть дурацких магазинов по всей Франции, просто матери нравится приходить и кричать на работников. Думает, что так способствует их продуктивности, — этот Пьер говорил о родительнице с нескрываемым пренебрежением. — У родителей есть отвратительное свойство заблуждаться, что они во всём правы, — Драко нравилось, что с ним можно обсудить невыносимость родственников. Пьер стрельнул глазами в сторону болтающих женщин и открыл витрину, заполненную склянками. — Держи, это концентрированный раствор из четырёхлистного вороньего глаза*. Подарок от заведения, — он отдал Малфою чёрный, вытянутый флакон. — Только не умри от него, это меня разочарует. — И не надейся, Петти. — Ну посмотрим. Мальчики ещё раз переглянулись, почти синхронно отходя друг от друга, как только щебет женских голосов прекратился. Выходя из здания магазина, Драко уже знал, что таких людей, как Пьер Петти, нужно либо держать совсем близко в качестве лучших друзей, либо бежать от них со всех ног. * Mon ami sarcastique — мой саркастичный друг (с фр.) * Воро́ний глаз четырёхли́стный, или Вороний глаз обыкнове́нный (лат. Pāris quadrifōlia) — ядовитое растение.*****
Гарри нёсся по улице, тяжело дыша и едва не задыхаясь. В ладонях мальчик держал очень симпатичную ящерицу, по его, конечно, мнению, желая показать её Ремусу, что остался на площадке. От предвкушения он совсем не смотрел по сторонам, да и не считал нужным это делать: все и так расступались, увидев его. Какая-то своевольная кочка не была всеми, так что как только Поттер наткнулся на неё, то полетел носом вниз, падая прямо на стоящую неподалёку девчонку. Крик детей услышал, кажется, весь район. Гарри поднял глаза на жертву его невнимательности. Девочка с сжатыми кулаками смотрела на испорченный ярко-жёлтый велосипед, что из-за них двоих угодил в каменистый овраг. Она резко повернулась к отряхивающему свои коленки мальчику. Её пепельные волосы, почти серого цвета, от резкого движения хлестнули по щекам, на скуле виднелась ссадина, а на голени уже проявлялся синяк. Но её эти вещи совсем, видимо, не беспокоили. Она взирала своими синими глазами, полными праведного гнева, на застывшего Гарри. — Ты вообще видишь, куда несёшься, придурок?! — Слушай, про… — Это вопрос риторический, очкарик, — она подошла ближе к начинающему тоже злиться Поттеру. — Я пытаюсь извиниться, не веди себя так! — Ну да, сначала портишь всё, а потом прощения просишь, нетушки. Вообще, ты видел, что с великом случилось? — Я же не специально. К тому же ты тоже виновата, могла отойти. Между прочим, я ящерицу потерял из-за этого! — Какая ящерица, dummkopf*? — девочка смотрела на него, как на непроходимого тупицу, но от эмоций её английский становился непонятным. Гарри улыбнулся странному слову, что она произнесла, но синеглазой фурии это показалось в высшей степени оскорбительным, и в следующую секунду она толкнула ладонями Поттера в грудь, отчего он снова оказался на земле. — Да ты сумасшедшая! — мальчик поразился такому поведению, еле сдерживаясь, чтобы не ударить задиру в ответ. — А ты слюнтяй! Послышался топот, и возле поругавшихся детей оказались взрослые. Ремус помог Гарри подняться, а к девочке подлетела какая-то строгая женщина с грубыми чертами лица и тугим пучком волос на голове. — Астрид, я же просила тебя быть вежливой! — хватая уворачивающуюся негодницу за руку назидательно сказала она. — Извините за неё, совсем от рук отбилась. — Ничего, мы понимаем, — Ремус сдержанно улыбнулся им и повёл мальчика в сторону машины. Гарри свирепо пыхтел, всё следя взглядом за ругающейся парочкой, что осталась позади. — Что вообще произошло? — Я нечаянно налетел на неё, пытался извиниться, но эта идиотка начала меня тут же оскорблять, — возмущался он, залезая на заднее сидение автомобиля. — Может, ты сильно её ушиб. — Да она просто бешеная! Откуда вообще взялась. — Я говорил с её няней, они тут у бабушки на каникулах. — Ну ничего, через два дня всё равно в школу, больше эту поехавшую я не увижу. Ремус только покачал головой и пообещал себе заварить побольше ромашкового чая. * Dummkopf — дурень (с нем.)*****
На аккуратно застеленной атласным покрывалом кровати лежали несколько раскрытых чемоданов. Драко ненавидел, когда кто-то касался его вещей, поэтому занимался сборами самостоятельно, тщательно сворачивая каждую рубашку, брюки, комплекты пижам и различные мантии. Набор разномастных кистей и альбом с плотной бумагой приземлились на мягкую одежду, а волшебная палочка в плотном футляре легла неподалёку. — Хозяин Драко, разрешите? — робко пропищали за дверью. — Входи, — не оборачиваясь, бросил юный Малфой. — Вам письмо от господина Петти, — склоняясь в поклоне пролепетал эльф, опуская конверт на стол. — Отлично. Ты свободен, — не успел Драко до конца проговорить последний слог, как домовик тут же испарился. Малфой принялся вскрывать конверт песочного цвета. От всех писем Пьера, как и от самого мальчика, едва уловимо пахло абрикосом и шалфеем. « Язва! Рад, что мы идём в одну школу, но ты уже видел их форму? Почему так много голубого? Кстати, я нашёл способ пронести с собой собственные зелья и ещё парочку штуковин. On doit s'amuser*! У меня есть знакомый, он староста, так что общая комната нам обеспечена. Надеюсь, в этой магической пародии на Версаль будет чем заняться, иначе я самостоятельно организую шабаш во имя Диониса. Р.S. Купи самопишущее перо — это определённо лучшая вещь, созданная для лентяев.— Тобою обожаемый Пьер.»
Не сдержав улыбки, Драко комкает письмо и бросает куда-то к мусору. Любовь Петти к греческим богам постоянно проскальзывала в его речах и страсти к венкам. Малфой застегнул чемоданы и, выйдя из комнаты, направился в кабинет отца за этим самым пером, игнорируя скандалящих в своих покоях родителей. * On doit s'amuser — мы должны повеселиться (с фр.)*****
Гарри представить не мог, каким образом невидимая стена отделяет часть маггловского порта от магического, но, как только мальчик оказался за этой гранью, вокруг завертелся карнавал из тел волшебников в причудливых костюмах. Все неслись, боясь не успеть, особенно первогодки, как и сам Гарри, они постоянно озирались, путались под ногами взрослых и любопытно поглядывали на морскую гладь. Ребята же постарше, наоборот, чересчур спокойно смотрели на часы и переговаривались между собой. — Сильно нервничаешь? — Ремус положил ладонь на плечо мальчика, боясь потерять его в этом беспорядке. — Нет… Ну, может быть, совсем чуть-чуть, — признаётся Гарри, растерянно следя за несколькими мальчиками постарше, что давно отошли от провожавших их родителей. — Не забывай, что ты всегда можешь нам написать, мы же не зря купили Буклю, — на этих словах сова согласно угукнула, подтверждая своё присутствие. — Да, я помню, только там столько детей, а я никого не знаю, и это не круто вот ни разу. — В школах не настолько плохо, ты обязательно с кем-нибудь познакомишься. Не так ли, Бродяга? — Ремус взглянул на огромного пса у своих ног. Сириус был крайне недоволен тем, что Гарри придётся отправлять в эту отвратительную школу с отвратительной толерантностью к тёмной магии и отвратительной историей, но, как верно подметил в своём письме Дамблдор, неожиданное появление Гарри в Британии и, тем более, в Хогвартсе может оказаться опасным. Поэтому пёс лишь согласно вертит головой, утыкаясь носом в ладонь крестника. Через какое-то время вода в гавани начинает подозрительно бурлить, своим шумом затмевая все голоса скопившихся магов. Из морской тёмной глубины медленно появляются реи корабля вместе с гротмачтами, марсами, вантами, пока наконец не выныривает бушприт, а следом за ним нос и сама корма. Литры воды стекают с тёмной намокшей древесины, ручейками сбегая по мачтам. Алые, цвета спелого граната, паруса, на удивление, оставались сухими и колебались от усилившегося ветра. Эффект на первогодок и их родителей был произведён неизгладимый — корабль и магия, его окружающая, сводили море с ума, заставляя биться в истерике волнами о причал, а ветер заворачивать грузные облака над всем побережьем. — Ладно, тебе пора. Веди себя хорошо и не влипай в неприятности, — Ремус обнимает Гарри несколько секунд и взъерошивает итак лохматые волосы. — Постарайся не разбивать очки. — Ничего не обещаю, — мальчик улыбается, обнимает Сириуса на прощание и с багажом наперевес почти бежит к поднимающимся на борт ученикам. Всех прибывших провожают в трюм, обставленный бордовыми креслами и сервантами из тёмного дерева со всякими сладостями. Среди множества первокурсников Гарри замечает пепельный хвост чужих волос, через секунду на него уже смотрят синие глаза. — Ты?! — голоса Гарри и Астрид сливаются в один злобный возглас.