Звук похорон в моем мозгу, И люди в черном там Все ходят — ходят — за моим Рассудком по пятам. Но лишь усядутся они, Как службы мерный бой — Стучит — стучит — как барабан — Над самой головой. — Эмили Дикинсон
Лимонные дольки порядком надоедают, когда они единственное, что отвлекает от настойчивого взгляда директора, который, видимо, собрался продемонстрировать чудеса терпения и выносливость роговицы глаз — прошло полчаса неловкого молчания, а (Гарри готов клясться на могиле собственной матери, если бы знал, где она находится, разумеется) этот человек ни разу не моргнул. Блюдце с нелепыми росписями в виде каких-то цветных клякс едва балансировало на краешке стола, держа свою ношу — те самые дольки, ядовито-оранжевые, почему вообще оранжевые, если они лимонные — подобно Атланту, что держит небо, так много сладостей в неё было навалено, прям с горкой. Конфеты не выглядели привлекательными, и Гарри, кажется, запомнил детали каждой из них. Он уверен, что смог бы при необходимости их отличить. Отрывать взгляд от набившего оскомину кондитерского изделия не хотелось вовсе, но в дыхании Дамблдора слышалось что-то саркастичное, Гарри не мог распознать посыл по глубине выдохов и вдохов, но посыл точно был, иначе почему его ещё не выгнали из кабинета и вся эта извращённая пытка продолжается: кто-то явно получает от происходящего удовольствие. Не выдержав очередного издевательского вдыхания воздуха, Поттер всё-таки посмотрел прямо на старика перед собой. — Гарри, мальчик мой, я получил письмо от твоих опекунов, они прибудут в Хогвартс через пару дней, — говорит наконец-то Дамблдор. Вот оно что. Гарри знал, что они приедут — не могли не, ведь случилось что-то из ряда вон и на ушах не только школа, но и вся страна. Почему — вопрос отдельный, ответа на который Поттер так и не получил. Он не догадывался насколько популярен в Англии, пока вчера не произошло то, что произошло. А когда произошедшее закончило происходить, никто так и не удосужился объяснить Гарри, от чего у всех вокруг так знатно припекло. Весь вечер директора школ обсуждали, что же делать, будто Турнир не какая-нибудь более усложнённая версия магической игры, а самый настоящий контракт с дьяволом, подписанный кровью выбранных чемпионов. В общем, Гарри не был в восторге от реакции взрослых, а от реакции студентов не был в восторге вдвойне, потому что, как оказалось, он тут что-то сродни знаменитости — спасибо Гермионе за перевод невнятного бормотания Рона на общечеловеческий. В целом картинка выглядела плохо, очень. Разговор с Дамблдором должен был разъяснить ситуацию, но из него Поттер понял только очевидное– участвовать в Турнире ему придётся, избавиться от внимания не получится, как его имя вообще закатилось в клубок — непонятно. Ещё директор говорил что-то о сгущающейся тьме, слегка поехавших провидицах, отсрочки чего-то длинной в пять лет и о каких-то знаках. Брюнет честно ничего не понял, примерно после его многозначительного молчания в ответ на это всё и повисла неловкая пауза в их диалоге на целых полчаса. Гарри чертовски рад, что Ремус и Сириус приедут, без них с этим кошмаром справляться было бы невыносимо. — Мне стоит знать ещё что-то? — в надежде уйти уже из кабинета, заставленного вещами разной степени ценности. Дамблдор блеснул глазами в сторону юноши, в поиске чего-то на его лице. Частая улыбка в уголках старческих губ незаметно померкла по мере этого странного анализа. Директор приподнял голову, возложив подбородок на сложенные ладони. — Я понимаю, что ты не доверяешь мне, Гарри, мы едва ли знакомы, это, несомненно, правильно с твоей стороны. Но я, как и все преподаватели этого учебного заведения, очень беспокоюсь о тебе. Так что, будь добр, скажи мне, если за последние время ты чувствовал что-то или, может, видел, что вызвало у тебя тревогу. Поттер поправил свои круглые очки и упрямо мотнул головой из стороны в сторону. — Может, тебе что-то мерещилось? — снова движение темноволосой головы. — Или снились кошмары? — Как мои галлюцинации, которых даже нет, и сны связаны с тем, что кубок выплюнул мое имя? Пожилой волшебник возвёл глаза к потолку, пораздумал над чем-то и ответил Поттеру с прежней веселой искрой во взгляде и призрачной улыбкой, тонущей в бороде: — Ты прав, никак. Что ж, ступай, тебе следует готовиться к состязаниям. — До свидания, профессор. С облегчением Гарри поднялся с неудобного деревянного стула, поспешив покинуть помещение. Дамблдор — чрезвычайно утомительный собеседник.***
Библиотека Хогвартса внушительна до крайности, тут собраны труды самых значимых волшебников всего магического сообщества, учебные пособия, оставшиеся чуть ли не со дня основания самой школы, фолианты и свитки с причудливыми заклинаниями, справочники с советами вроде «как отравить надоедливого соседа, что ворует ваши метлы, используя лишь семечки тыквы» — в общем, всякой несусветной чуши тоже полно, на то библиотека и такая обширная. Астрид честно не хотела проводить свободное время в окружении книг и пыли, но Гарри застрял у Дамблдора с самого утра, Виктор вместе с Каркаровым обсуждали что-то, скорее всего связанное с Турниром. Да и вообще все, кто только мог обсуждали Турнир, буквально. Девушка сбежала из гриффиндорской гостиной, надеясь найти Рона, а лучше его братьев, но по дороге отвлеклась на темную фигурку в форме Слизерина. Признаем, Астрид постоянно отвлекается на всякие привлекательные фигурки, но на этот раз взгляд приклеился и отрываться уже не захотел. Чёрные волосы, отрезанные по подбородок, бледная кожа, светлые глаза, накрашенные губы. В Хогвартсе девушки почти не красились, это всё же школа, поэтому красная помада смотрелась вызывающе. Если не вульгарно. Шварц невольно свернула по коридору, идя следом за незнакомкой, так, собственно и оказалась в библиотеке. Брюнетка села за стол к какому-то темнокожему парню, наверное, другу, и закинула ногу на ногу. Её юбка слегка задралась, и на худом бедре показалась полоска от чулков. Если до этого Астрид считала поездку не более, чем интересной, то теперь ей тут по-настоящему нравилось. Студентка Дурмстранга встала возле стеллажа с учебниками по истории, старательно делая вид увлечённого читателя. Слизеринцы находились за столом неподалеку и девушка могла слышать их разговор. — Панси, повторяю, я не собираюсь проводить все каникулы в школе только потому, что ты не хочешь видеть предков. — А ты, я смотрю, горишь желанием пообщаться с новым ухажёром твоей мамаши, — девушка, Панси, неприятно улыбнулась, чуть сморщив нос. — Почему мы спорим об этом осенью, скажи, пожалуйста, — парень откинулся на спинку стула и приподнял правую бровь. — Чем раньше я начну делать тебе мозги, тем быстрее ты сдашься, и у нас будет время, чтобы распланировать праздники. — Невероятно. — Знаю. И да, Блейз. — Что ещё? — Ты полностью ошибся в этом задании. Признай, руны — не твоё. Блейз начал с недовольством исправлять что-то в своих записях, ругаясь на глупость школьного образования в целом. Панси повернула голову вправо, аккуратно заправляя мешающуюся прядь тонким пальцем за ухо. Астрид поймала её взгляд и слегка улыбнулась уголком губ. Брюнетка заметила и, казалось, хотела как-то это прокомментировать, но передумала и отвернулась к другу. Улыбку на её лице, к сожалению или к счастью, Шварц всё равно заметила.***
Нельзя сказать, что Гарри соврал Дамблдору, отрицая кошмары, которых у него и правда нет, но ощущение давления, пульсирующего где-то внутри грудной клетки, его не покидало, а с приездом в английскую школу усилилось. Можно было списать всё на волнение, но на уровне подсознания Поттер понимал, что с волнением это чувство не связано. Оно не исчезало, не уменьшалось, не изменялось во что-то другое — просто гудело, разливаясь по телу неприятными спазмами, и создавало фантомный ком в горле. Что Гарри знал наверняка, так это полную инородность ощущения — будто в нём застрял кусочек, умеющий испытывать эмоции вне зависимости от самого Поттера. Идентифицировать эти эмоции не получалось, как бы Гарри к себе не прислушивался. Полное непонимание причин и следствий такого состояния пугало больше неожиданного участия в играх с риском для жизни в качестве приятного бонуса. До первого состязания осталось несколько дней, стадион для квиддича переоборудовали, но во что — ясно не было, весь периметр загородили навесом. В Хогвартс съезжались репортёры, журналисты и представители чего-то там из министерства. На территорию школы их не пускали, заставляя ютиться в деревушке поблизости, чему Гарри был благодарен, ведь суматохи и шума хватало без них. Держаться в рамках приемлемого ментального здоровья помогали друзья и новые знакомые — чудесные ребята, пусть местами и чудаковатые, как Луна, или взрывоопасные, как Симус. Хагрид оказывал кучу поддержки, одаривал Поттера вниманием, приглашал в гости, угощал несъедобными результатами своих кулинарных стараний, разрешал возиться с псом и просто был очень добрым. Ещё один плюс этой школы Гарри упорно не хотел квалифицировать как плюс, но Астрид с ухмылкой сделала это за него — Седрик Диггори. Обворожительный, высокий, невероятно привлекательный, чертовски милый, умный, с приятным голосом, староста и просто хороший ловец. Он один из немногих, кто не попытался обвинить Поттера в чём-нибудь, наоборот, излучал понимание и дружелюбие, не проявляя никакой агрессии по отношению к сопернику. Нет, серьёзно, они будут должны сражаться за победу на этом проклятом Турнире, но Седрик ведёт себя так, словно это ничего не значит. И Гарри хотелось верить, что это действительно ничего не значит, но получалось довольно скверно, самовнушение — не его конек, когда дело касается отстойных ситуаций. А ситуация отстойная. Даже очень.***
Сириус возвращался в Англию с ощущением помилованного изгнанника, которому разрешили на старости лет вновь посетить родные места. Ремус всё предлагал ему выпить оборотного зелья, чтобы не быть узнанным кем-то из старых знакомых, но упрямый Блэк отказался от, как обычно, рациональных слов оборотня и провёл весь полёт на туманный остров и поездку до самого Хогвартса в облике собаки. Возмущённые комментарии Ремуса с изяществом игнорировались. Около часа мужчины потратили на ностальгическую прогулку по окрестностям школы, с улыбками вспоминая былые приключения. От посещения визжащей хижины обоих удержало мрачное осознание — тот самый член их дружного квартета, что мог добежать до гремучей ивы без последствий для себя и нажать на нужный рычажок, сейчас предатель и убийца. Возвращение сюда ещё никогда не было таким болезненными. Годы, почему-то, вопреки всем поговоркам, лечить не собирались. Дойдя до кабинета директора окольными путями, которые когда-то вручную наносили на пергамент мародёрской карты, бывшие гриффиндорцы переглянулись, собираясь с мыслями. Люпин постучал в резную дверь. Разговор обещал быть не из лёгких — все опасения, успевшие позабыться, воплощались чьим-то стараниями в жизнь.***
Шум заполнял уши, искажая слух, стуча по мозгам гулом снесённой стены водохранилища. Жидкость, тяжёлая, обжигающе холодная, вязкая, давила на череп и вытесняла кости. Липкие прикосновения скользили по коже, обвивая всё тело своей громадностью, сворачиваясь вокруг душными кольцами, сдавливая дыхательные пути. Пресс давления изнутри с силой гигантского потока сталкивался с давлением извне где-то на уровне тонкой кожи. И она трескалась. Кто-то говорил, говорил, говорил, будто скрежещущий о метал булыжник, и слова иголками вколачивались в голову, мешая прибывающую жижу с образовавшейся кровью. Я не исчез Помоги Не слушай их Подземелье Примкни ко мне Спустись ко мне Мы целое Нет. Нет. Нет. Нет? — Нет! — Гарри, ты чего? Дыхание вернулось грубым толчком прямо в лёгкие, горящие от напряжения. Горло сжималось в спазмах, а глаза покраснели. Он не дышал. Как долго? — Извини, — хрипло, — Извини, Виктор, просто кошмар, ничего серьёзного. — Точно? — Да, да, не волнуйся. Со стороны соседней кровати послышалась возня и через секунду стихла. Гарри вытер со лба проступивший пот и накрыл ладонями звенящие уши. Он всё ещё чувствовал, как в них заползают змеиные языки.