Одержимость

Глава 6

Безмолвие и скованность стали неотъемлемыми частями жизни в Генсее, Сифер не настаивал на перемирии, вечно занятой какими-то записями, расчетами, просчетами, Орихиме наотрез отказывалась делать первый шаг, не осознавшая до конца, что вскорости подруга умрет по ее вине. Морозы сменились оттепелью, и влажное небо сыпало моросью; влажный взгляд, влажные от постоянных тревог ладони выдавали ее с головой, и Сифер заметил бы, если б смотрел на нее, а не только в свои тетради. Рассерженный нарастающей слабостью и постоянным ознобом он закрывал дверь на кухню и подолгу молча сидел вечерами, сдавленный отсутствием внимания и смеха женщины, от этой зависимости раздражаясь еще сильнее. Ничего не ладилось, ничего не шло так, как задумано, очевидно было, что вести о близкой гибели подруги только усугубили болезнь Орихиме, и он списывал неудачи на недостаточный контроль и рассеянность, свою неопытность, готовился к наказанию за провал задания и отказывался рассматривать вариант возможного собственного нездоровья. До возвращения в Лас Ночес оставалось еще шесть дней и столько же, чтобы попытаться что-то исправить. Не привыкший сдаваться, он порешил если не наладить отношения с женщиной, что, впрочем, никогда и не было в приоритете, то вернуть ей доброе расположение духа и приемлемое психофизическое состояние, и едва не ударился в угрозы, так и не научившийся дружескому общению, если бы не случайность. Улькиорра задерживался с ужином, и девушка начала нервничать. Он подавал еду всегда в строго отведенное время, вечные правила, гора условностей, которые так порицал он сам, но которых неизменно придерживался, раздражали, но и приносили некую иллюзорную идиллию, потому что все шло своим чередом, двигалось с той неизбежностью, с какой цунами смывает прибрежные постройки, не оставляло выбора, но и тем лучше, тем безопаснее и вернее. Она поймала себя на мысли, что начинает понимать суждения Сифера о благе жизни в служении и подчинении, начала разбираться, почему выбор – это действительно нечто жестокое и насмешливое, неподъемная ответственность для простых людей, не обладающих достаточной решимостью и силой воли. Гораздо проще смириться, думала та, отмечая определенное успокоение, потому что она ведь на самом деле ничего не может сделать, Улькиорра прав, а она нет, Улькиорра ее предупреждал, а она не послушалась, и не было ни единой причины, по которой ему не стоило бы ее наказывать. Она горько усмехнулась: еще немного, и она начнет даже оправдывать его и почти сочувствовать, ведь, в самом деле, он же не виноват, что ничего не знает о мире людей, и дружбе, и любви, и доброте, и так далее, и так далее – желудок предательски свело спазмом, ощущение неправильности, перелома в суждениях отдались тошнотой, и Орихиме закашлялась. Сифер опаздывал уже на двадцать минут. Отсекая тревожные мысли, та решила подождать еще немного, прежде чем заглянет в кухню. Когда отмеченное время прошло, а арранкар так и не появился, она, готовая, если нужно, хорошенько того отчитать за нарушения установленного им же распорядка и уже настроившаяся на это, осторожно вышла в коридор и прислушалась – тишина стояла такая, словно Кватро в гневе вырезал весь дом. Потоптавшись на месте еще несколько минут, теребя рукав свитера и набираясь смелости, она, вдохнув как можно глубже, гневно распахнула дверь на кухню, и осеклась. Тот сидел на полу, судорожно обхватив себя руками, дрожал и двух слов связать не мог, словно испугался чего-то, рассеянно взглянул на Химе, а потом едва не потерял сознание и свесил голову на грудь. - Что случилось?! – она подбежала, готовая его перехватить, уже опустилась на колени, но замерла, вспомнив внезапно, что от Сифера можно ожидать чего угодно. – Что случилось? – повторила она спокойнее. – Ты нездоров? – тот слабо мотнул головой, отрицая предложенный вариант. Орихиме замолчала, продолжая смотреть пристально, изучать. Озноб, слабость, испарина, быстрая утомляемость, снижение аппетита - не ты один, Улькиорра-кун, умеешь наблюдать, - она едва не произнесла это вслух с заметным укором, но вовремя остановилась. - Это ведь не болезнь, правильно? – начала она, поймав настороженный и рассерженный взгляд. – Я уже видела такое. Это из-за долгого пребывания в гигае, - она терпеливо сложила руки на коленях, показывая, что готова к любому ответу и абсолютно спокойна. - Иди в комнату… Мне уже лучше, - он потянулся к стулу, надеясь встать, но лишь застонал и начал заваливаться набок. - Дай мне руку, - Химе перехватила его ладонь, - держись, я помогу, - тот не препятствовал больше и смог подняться, держась за ее плечо. Она медленно вывела его в коридор и придержала, читая на лице открытое удивление, когда тот собирался пройти в комнату, решив, вероятно, что она позволит ему прилечь. – Ты принимаешь таблетки, что дал тебе Заэльапорро? – тот снова мотнул головой. - Нет… - Почему? – Сифер молчал, все еще не желая посвящать ее в некоторые неудобства и нюансы духовных тел арранкар. Разве мог он показаться слабым перед человеческой женщиной, тем более здесь – в Генсее – да это почти саботаж! – Я могу помочь, - мягко предложила она, наблюдая за реакцией, зная, что Сифер заметил, что это не вопрос, но предложение. - Потому что они закончились почти неделю назад. Никто не думал, что придется задержаться еще на неделю. Деньги и препараты для меня были строго ограничены. Вероятно, если бы ты не настояла на управлении финансовой стороной, все было бы куда хуже, чем сейчас, и мы не смогли бы продлить твое лечение. Связи с Лас Ночес по-прежнему нет… - вывалил он все скопом, все еще опираясь на ее плечо и не скрывая больше, что ему тяжело стоять. И Орихиме поняла, что молчание тяготило не ее одну. - Ясно. Но я все еще могу помочь, - она коснулась его щеки, заставляя повернуть голову. - Чем? – без интереса протянул Сифер. - Давай одеваться, - и принялась натягивать на него дубленку и заматывать шею шарфом. - Прекрати… Не надо, хватит! – Кватро перехватил ее запястье. – Чего тебе надо? Я в любом случае сильнее тебя и даже в таком состоянии могу убить. Орихиме осудила его молча, не проронив ни звука больше, отдернула руку и оделась сама. - Идем, - тот не шелохнулся. – Улькиорра, я ведь знаю, что это из-за резкого падения реацу. Я не такая уж и дура, какой все меня считают, - почти обиженно добавила она. - Никто не считает тебя дурой, - спешно и хмуро оспорил тот. – Я думал… То есть я был уверен, что несколько недель в гигае без препаратов никак не отразятся на моем состоянии. И хотя никто не исследовал влияние искусственной оболочки на духовные тела арранкар, я был уверен, что ничего не случится. Синигами могут месяцами находиться… - Но ты ведь не синигами, - перебила она, открывая дверь на лестницу и подавая руку. -Да, конечно, - неохотно согласился тот. – К-куда ты хочешь идти?.. – голова закружилась, и он едва не упал, подхваченный Орихиме. - Вот видишь, тебе совсем плохо. Если не будешь меня слушаться, то совсем ослабеешь, и тогда я вернусь к друзьям, а потом Куросаки-кун придет и убьет тебя, - конечно, она блефовала, и арранкар знал это тоже, но аргумент оказался действенным, и тот неловко и торопливо зашагал к двери. Его лихорадило сильнее, дыхание сбилось, и он заметно нервничал. - Если бы ты сообщил раньше, такого бы не случилось. Почему ты так мне не доверяешь?! – вскинулась вдруг Иноуэ, когда они вышли на улицу. И Сифер бы мог припомнить массу причин, по которым не стоит доверять ни соратникам, ни тем более врагам, но благоразумно сменил тему. - Куда ты меня ведешь? – чуть слышно прошептал он, поминутно вздыхая и заходясь от озноба. - В онсэн, - утвердила та, упорно таща слабеющего арранкара за собой. - И что, как мне это поможет?.. – сардонически выдавил тот. - Есть поверье, что в местах выхода источников всегда большое скопление благоприятной энергии. Если представить, что это рейши, а это наверняка она, потому что я видела неподалеку множество душ «плюс», то тебе станет лучше. Поэтому во все времена в онсэны привозили людей со всей страны поправлять здоровье, и им действительно становилось лучше. А все из-за положительной ци! Твое тело наполнится ей, и ты поправишься, - с улыбкой заключила она. У Улькиорры ни один мускул не дрогнул. – Но есть их я тебе не разрешу! – сурово добавила она и сдвинула брови. – Души «плюс», - уточнила девушка в ответ на нечитаемое выражение лица Сифера. - Ты несешь абсолютный бред, - резюмировал он, не рискуя больше ни о чем спрашивать до самого конца пути. Пока Иноуэ решала организационные вопросы, арранкар обратил внимание на несколько душ в самом деле блуждающих рядом, отмечая здесь поистине аномальное скопление рейши. Та расплатилась и, не отпуская сиферовой руки, повела его, негласно протестующего, по-прежнему за собой. - Здесь нужно раздеться, - попросила она. – Ты же не полезешь в воду в одежде, - и расплылась в смущенной улыбке. Улькиорра хмыкнул, помолчал, переминаясь с ноги на ногу, но неохотно снял одежду, нарочито медленно и настолько аккуратно все сложил, что девушка засмеялась. - Белье тоже снимать? – неловко осведомился тот, злясь, что не выходит убрать это дурацкое выражение растерянности с лица. - Да, - с готовностью ответила Химе, протягивая ему простыню. - А ты? Ты тоже пойдешь? – он удивленно вздернул брови, не зная, как верно отреагировать и поступить, чтобы не компрометировать ни женщину, ни себя. - Пойду, - от ее уверенности становилось только хуже. - Ясно, - он облизал губы и отвернулся, когда та начала раздеваться, продолжая задавать неловкие вопросы. – А что, здесь нет раздельных помещений? И когда ты приходишь сюда на процедуры, то вы все вместе… - Нет, нет! – напряженно рассмеялась девушка. – Конечно, нет! Просто я попросила совместное, потому что ты слишком слаб, и я беспокоюсь, что ты потеряешь сознание и захлебнешься. - Мне уже лучше, ты была права, - поспешил заверить он и машинально уставился на грудь, когда Химе повернулась, замотанная в протыню. Та густо покраснела, но промолчала и гордо прошла мимо, Сифер безысходно поплелся за ней. В дверях она остановилась, собирая остатки серьезности и давая последние наставления, словно подготавливая к важному сражению. - Я зайду первой, а ты через несколько минут за мной. Обязательно выжди хотя бы пару минут, - Улькиорра не слушал, больше беспокоясь, что тело выдаст и предаст его снова, чем то, что он увидит обнаженную пленницу и заставит ее смутиться. – Нужно снять простыню и забраться в воду, - с этими словами она скрылась в купальне. Сифер мешкал, ругая себя, что пошел на поводу у женщины, не противостоял ей и в итоге оказался в настолько глупом положении. Наконец, он открыл дверь и прошел внутрь, разделся, расположился поодаль и прикрыл глаза, всем своим видом изображая крайнее отвращение и оскорбление от сложившейся ситуации. Какое-то время они молчали, каждый укоряя себя за разное и четко очерчивая границы своих миров, потом, заметив, что лицо арранкара покрыл мягкий румянец, Химе расслабилась и позволила себе улыбнуться более открыто. - Тебе легче? - тот кивнул, не открывая глаз. – Так и будешь дуться? – примирительно протянула она. - За кого ты меня принимаешь?! – сходу ощетинился Сифер, и та лишь печально вздохнула. – Ты не должна так себя вести, - наставительно и с упреком начал он. – В мой приказ входит забота о твоем здоровье. Еще одна подобная выходка, и я буду вынужден доложить о провале миссии. Она хотела было возразить, что Улькиорра сам в этом виноват, но не стала вновь продолжать ссору. И все же напряжение заметно сошло, уверенность и безмятежность мерно возвращались, напитывая воду, воздух, капельки пара, заставляя невольно арранкара думать, что он, возможно, слишком жесток с наивной, самоотверженной женщиной. Конечно, в другой ситуации она бы просто воспользовалась своими способностями, но он ведь сам запретил ей это. Он поджал губы и расслабленно вздохнул, украдкой взглянул на нее, вовсе не собираясь извиняться, но желая, быть может, исчерпать враждебность ко всему новому и чужому со своей стороны, ко всему, что так дорого пленнице. - Я не убил его, - спокойно произнес он, глядя ей прямо в глаза, стремясь изобразить что-то вроде насмешки и разочарования из-за чужой доверчивости. Орихиме испуганно уставилась на Пустого. – Он в подвале заброшенного здания на окраине города. Синигами заботится о нем, - она задрожала, растерялась, не зная, то ли метаться в гневе, то ли плакать от радости. – Я не настолько беспринципен, кровожаден и жесток, как ты думаешь, - брезгливо заметил он. - А… А кровь? – неловко переспросила она, чуть приподнимаясь и вытягиваясь к Сиферу. - Я ранил ему руку. Я спланировал это сразу, как только узнал о письме. - Вот как, - закивала она, всеми силами пытаясь удержать в уме, что это попытка помириться, а не очередная провокация и издевка. – Я… я рада, - и растянула губы в нелепой, кривой улыбке. - Это и было твоим наказанием. Я хотел посмотреть на твою реакцию. Ты сразу и безальтернативно решила, что я его убил. И я не стал спорить, - он заложил руки за голову, источая покой и довольство удачным решением. - А Тацки-чан? – тихо произнесла она. – Ты ее… - Разве не бессмысленно убивать того, кто на данный момент не имеет никакого отношения к твоему посланию?! - Да, - осоловело кивнула Химе. - Однако я убил бы ее, если бы она получила это письмо, - таким она его и запомнила впоследствии – никогда не угрожающим откровенно, но всегда, в каждом слове, скрыто, негласно обещающим все прелести ада, и в конечном итоге ни разу так и не исполнившим ни одну из своих угроз. - Ты отпустишь доктора? – с надеждой спросила она. - Да, возможно, завтра, - беззаботно сообщил Улькиорра, полагая, что это должно ее ободрить. – Сюда тебя приводят каждый день? – неожиданно спросил он. - Да, - закивала Химе, радуясь, что так, наконец, сменил тему. - Меня сюда не пустили. Я как-то пытался узнать, в каких условиях ты находишься здесь, но мне запретили входить, - посетовал он. - Это потому, что Японии очень уважают частную жизнь, даже между супругами. Например, жена никогда не должна спрашивать мужа, почему он задержался и с кем проводит свободное время, - пояснила она, все более оживляясь. - Это же все формальности. Зачем ты воспринимаешь это настолько серьезно? – отмахнулся Сифер. - Но как же! – всплеснула руками она, едва не оголяя грудь и невольно заставляя того смотреть неотрывно. – Ведь все нас считают семьей! Это наше прикрытие. Мы должны держаться образа, - наставляла она с необычайно серьезным лицом. – Это как в шпионском боевике, где спецагенты притворяются парой, - и засмеялась совсем по-детски. – Ты знаешь, кто такие спецагенты? – спохватилась девушка. - Разведчики, наверное… - и по голосу нельзя было угадать, в хорошем расположении духа он или все еще сердится, но она решила, что непременно в хорошем, поэтому разрешила себе небольшую порцию радости перед войной, может, последнюю, отметила Химе, может, это поистине последний раз, когда она так ярко смеется. - Ты пялишься на мою грудь, - как можно серьезнее, чтобы скрыть улыбку, указала она Сиферу. Тот судорожно смерил ее взглядом и даже нахмурился. – А теперь ты смущаешься, - смешалась она и покраснела сама. - Бред. Перестань переносить на меня свои эмоции, - он все же отвернулся. – И ты ведешь себя так, словно каждый день оказываешься в подобных ситуациях, - провокационно парировал тот. Веселость прошла в мгновение. Орихиме замолчала и сразу подобралась, осуждая того за грубость и намерение задеть, а затем взглянула иначе, совершенно искренне, не скрывая ни одиночества, ни тоски, ни внутренней слабости, думая, что Сиферу можно увидеть ее такой, он сам, как и любой Пустой, не знал счастья и сравнить ему не с чем. - Нет, я не оказывалась в таких ситуациях никогда, - укоризненно прошептала она, всерьез заставляя того думать, что снова был слишком груб с подлунной Принцессой. – Я ведь тебе уже говорила, что обо мне никто никогда не заботился. Мой брат погиб, когда я была еще ребенком. Позже он стал Пустым и напал на меня. Мои родители были наркоманами, и приходилось терпеть постоянные побои и издевательства, позже мы с братом сбежали. Я ужасно завистлива на самом деле и очень малодушна, я постоянно сомневаюсь в себе и часто думаю, что и вовсе не должна была бы рождаться, - за всю свою жизнь она не говорила об этом ни с кем, даже с Тацки, она старалась изображать крайнюю степень счастья и беззаботности, словно если бы кто-то из друзей узнал ее историю, то тут же заклеймил бы изгоем. В конечном итоге она так привыкла лгать всем, что даже наедине с собой продолжала смеяться через силу, болезненно и навзрыд. Это то, что впоследствии Сифер запомнил о ней, - в ней текла та же пустота, то же отчаяние, только Орихиме наловчилось его скрывать и даже обрела способности в угоду этому своему стремлению. – Поэтому, Улькиорра-кун, что бы ни случилось, я не смогу считать тебя своим врагом. Что бы ни произошло. Тот слушал внимательно, не пропуская ни единого звука, напряженный до последней мышцы, стараясь вернуть контроль над телом, ощущая так неуместное сейчас, крайне глупое и примитивное желание. Ему бы сострадать, Сифер умел это делать, испытывая иногда нечто похожее на логическое милосердие, а не бороться с предательской похотью. - Это просто приказ, Женщина. Не подменяй одно другим, - заученно ответил он и прерывисто выдохнул, стремясь отвлечься от напряжения в паху, облизал губы и тяжело задышал ртом. Орихиме заметила это тоже, как и его нелепую попытку оправдаться, которая звучала сейчас равносильно признанному поражению, - Это от жары. Я плохо переношу жару, - и даже не пришлось изображать смущение. Та продолжала смотреть в глаза, как будто весь мир застыл в этом мгновении, полном приливной похоти, подросткового эгоизма и невинности, гипертрофированных страданий и ненормального удовлетворения от них, и оно будет тянуться вечно, пока кто-то из них не нарушит границу, условно проведенную Айзеном, синигами и Пустыми. - Я знаю, - лицо вспыхнуло, и Химе закусила губу, - но мне иногда кажется, Улькиорра, - и произнесла его имя так призывно и трепетно, что тот едва успел подавить желание прикоснуться к ней, вбивая себе в голову, что уж тогда бы точно опозорился не только перед женщиной, но и перед ками, которому, неминуемо, пришлось бы обо всем доложить, - что для тебя этот приказ все-таки очень личный. Тот молчал секунду, лихорадочно пытаясь взять себя под контроль, а потом выдавил механически: - Чушь, - не осмысливая сказанное, прошептал он и в порыве бездумно подался вперед. Орихиме раскрыла рот, потом внезапно зажмурилась, словно приходя в себя и смаргивая сон, и принялась хлопать себя по щекам, нервно посмеиваясь. Сифер застыл, на секунду лицо исказило осознание чудовищного провала, и он отвернулся, молча ругая себя за несдержанность. Это мир людей на него так влияет или женщина, или отсутствие Айзена и Эспады, или возможная безнаказанность?! - Нам, наверное, уже пора выходить, - смущенно пробормотала Химе. – Час уже почти прошел. Я брала абонемент только на час. Тебе ведь уже лучше, да? - Да, - сдавленно пробурчал тот. - А то ведь мы заплатили только за час… Ты отвернись, пожалуйста, - но Сифер и так не смотрел в ее сторону, мрачный еще больше, чем обычно. Закончив с одеждой, они вышли на улицу, каждый не решаясь нарушить вновь навалившееся молчание, и мерно побрели домой. Орихиме держала его крепко под руку, а тот не протестовал, осмысливая произошедшее не со стороны приказа, а со своей собственной стороны – со стороны Улькиорры – заинтересованный, смущенный, сбитый с толку, но влекомый пуще прежнего, внезапно увидевший в ней не только упрямую пленницу, а кого-то, кому он – Сифер – может быть интересен тоже, кто смотрит на него иначе и совершенно точно не использует это, чтобы ему навредить, заметивший в ней самую яркую и необычную душу из всех, что ему доводилось встречать за свою недолгую жизнь, может быть, еще и потому, что на секунду ему показалось, что эта душа рождена для него. - Я хотел бы поблагодарить тебя, - скупо и даже нарочито безэмоционально сказал он, когда Орихиме погасила свет и улеглась в постель. - Да не за что! – тепло рассмеялась девушка. – Я бы все равно не смогла придумать ничего лучше. Сифер все стоял посередине комнаты, словно не слыша ее, замкнутый на чем-то своем, чудовищно далеком и драматичном, выражая благодарность больше за откровенность и боль, которыми она поделилась и о которых, возможно, собирался поведать он сам. - Ты сказала, что о тебе никто не заботился, - он говорил глухо и отстраненно, внутрь себя. – Я всегда был один, сколько себя помню. Я искал товарищей… когда-то… очень давно. Желая унять свою пустоту, я искал хоть кого-то, с кем бы я мог ее разделить. В конечном итоге чем сильнее ты надеешься, тем глубже твое отчаяние, - и Орихиме уже знала, к чему он вел: конечно, для такого, как Улькиорра, логичного, серьезного, строгого, самоотверженного материалиста и отчасти нигилиста, жизнь без смысла – лишь мука и бремя. – Поэтому я благодарен тебе, - он по-прежнему стоял спиной, но и не надо было видеть его лица, чтобы знать, что каждое его слово выстрадано, высечено из камня и от того так тяжело, что ценнее самой чистой любви. - Улькиорра… - почему она никогда не может сдержать слез, почему эмоции всегда душат ее и портят самые важные моменты в жизни. - Спи, Женщина, уже очень поздно. Завтра нам рано вставать, - он разделся и лег на диван, спеленатый воспоминаниями и удивленный немного неожиданному завершению дня. А Иноуэ могла лишь бесшумно плакать, пропитанная его словами и чувствами, настолько личными, близкими, словно они ощущали и переживали одно на разных концах параллельных миров. Если бы кто-то когда-нибудь спросил ее, каким он был, Химе без сомнения ответила: «Замкнутый до предела, театрально высокомерный и в то же время никогда не думающий о себе. Никакого эгоизма или самодовольства в нем на самом деле не было, а только бесконечная, запредельная жертва – ради приказов Айзена, ради его идей, ради общего дела, ради членов Эспады, в конце концов, даже ради меня, но ни разу, никогда для себя, ни единой мыслью для себя. Он всегда стремился быть нужным, значимым, отчаянно желал обрести смысл. Улькиорра был идеалистом. И как все идеалисты, ушел рано, разочарованный тем, во что верил». Он был именно таким, как сейчас, как в эти минуты. Поэтому Орихиме пыталась заместить эту дыру в его сердце пониманием души, но лишь смогла взрастить в нем жадность, зависть, ревность и прочие пороки и именно поэтому он всегда будет лишь подделкой под людей и никогда не станет настоящим человеком. Именно таким он был для нее, именно таким она его видела и именно это особенно сильно любила в нем.