Глава 8
На исходе был октябрь, жух и перегнивал сырой, стылой и серой листвой. Обсыпал мелкой моросью, сминал толщей волокнисто-сизого купола неба без намека на солнечный свет. Запах его пронзительно, упоительно сладко маскировал скорое приближение влажной и слякотной зимы, которую с недавних пор Орихиме ненавидела. Она потеряла свое солнце вновь и ощущала это обостренно, тревожно, изнывая от бесполезности. Изо дня в день бесцельно, беспомощно она бродила по городу в надежде почуять частицу знакомой реацу, безысходно проходила знакомыми улицами, где в окнах безликих домов неприветливо горел чужой свет. Она никогда не останавливалась, не замирала, увлеченная любопытством, напротив чьих-то судеб, как прежде, она словно искала, предчувствовала что-то неуловимое, неясное, едва ощутимое; оно притаилось здесь за углом и на крыше старого храма, за поворотом узкой тропы сквозь обнаженный осенью парк, как смутное, смазанное воспоминание, как вспышка в мозгу, исступленное озарение, возбуждение, аффект, амок. Как если бы неосознанно вместо Ичиго она старалась найти гарганту и Улькиорру, который пришел за ней и теперь нетерпеливо считает минуты. И тот действительно приходил, стоило ей, вернувшись домой, приклонить голову на подушку, образ его, словно в насмешку над ее «великой» любовью, возникал во сне, размытый и рассеянный, искушал пустотой. Она так же бродила в застенках Лас Ночес, пробиралась тайными лестницами, искала скрытые двери, ведомая предчувствиями на кончиках пальцев, памятью тела о мимолетном касании в последний момент. Она просыпалась в порыве коснуться его ладони и долго не могла развеять сон, мелькавший всполохами, зарницами зеленой реацу, шелестевший глухим бархатным голосом, замерший мягким поцелуем. Смаргивая наваждение, она обнимала подушку и принималась исступленно рыдать из-за того, что потеряла и Куросаки тоже. Она ничего не могла сделать, никогда никому ничем не могла помочь. Она чувствовала опустошение, обнуление, словно ее изнутри вымыли с хлоркой. Вновь обстоятельства и чужие решения сделали ее непричастной, неспособной повлиять на судьбу дорогого ей человека. Она прекрасно знала, что Ичиго всегда помогают другие: Рукия, Нелл, Рирука, но не Орихиме, потому что это Орихиме всегда нужна чужая помощь. И почти грешно грезила о начале новой войны, чтобы доказать всем свою небесполезность.***
Спустя несколько часов Ичиго наконец расслабился и впервые за прошедшие пару недель всерьез подумал о возвращении домой. Предстояло объясняться с семьей и друзьями, решить, что и кому говорить, чем унять их тревоги. И он думал уговорить Гинджоу солгать насчет тайного плана индивидуальных практик. Самочувствие значительно улучшилось, он даже сумел восстановить часть реацу благодаря напитанному рейши Уэко Мундо, тренировки во многом пошли на пользу, и Сифер с его бедами превратился в необязательную и давящую ношу; гарганту мог открыть и Джагерджак и наверняка бы сделал это в обмен на бой или даже даром. Но сам Куросаки отчего-то медлил с просьбой. Прошли почти сутки с их возвращения, сам Улькиорра не показывался, а Гриммджоу выглядел мрачным и напряженным. Ичиго пробыл здесь около месяца, около месяца тренировок, битв на смерть, где любая промашка могла оказаться фатальной, месяц, наполненный войной, в которой он давно не участвовал, но истинно жаждал, потому что это она жила в нем, горела и плавила нутро, делая возвращение в Генсей бессмысленным и обременительным просто потому, что он синигами и, Секста прав, сражения в его крови, а не пустое прозябание в отупляющем покое. Он думал об «Экзекуции» и совершенно нелепых спаррингах, которые те могли предложить и которых ему все равно не избежать, если не хочет вызывать подозрения. Он прятал тихую радость из-за того, что теперь в силах защитить сестер и нет нужды на кого-то полагаться. И в самую последнюю очередь он думал о друзьях, которые, стоило потерять способности убивать Пустых, словно отгородились от него, завязли в собственных мелких битвах так, как если бы это его, Ичиго, нужно было беспрестанно оберегать, заботиться. Это было неприятно. Отвратительно чувствовать себя слабым, нуждающимся в защите. И он понимал Улькиорру, который с презрением смотрел на Року и пренебрегал ее заботой и советами. Нет ничего хуже, чем вдруг лишиться того, что было у тебя с рождения. Для обычных людей, думал он, - это как потерять способность ходить или видеть. Это злило до ненависти, это вызывало яростное сопротивление и желание делать все наоборот: ввязываться в драки, подвергая свою жизнь опасности, создавать себе бесконечные проблемы, словно проверяя себя на прочность и испытывая судьбу, провалиться в пасть Уэко Мундо. В глубине души Ичиго был бесконечно рад, что оказался здесь и именно Улькиорра нашел его. - Ты спишь? – тихий голос нырнул в его размышления, вынуждая отвлечься. - Улькиорра… - Куросаки перевел на него пристальный взгляд. Его абрис тонкой фигурой обозначился в ярком свете дверного проема. Он быстро закрыл за собой дверь, словно беспокоясь, что кто-то их увидит или подслушает, и стоял теперь совершенно бесшумно, почти не дыша, казалось, выискивая в этой флуоресцирующей тьме отблески былых сущности или воспоминаний. Из коридора доносились хлюпающие, чавкающие звуки, как если бы кто-то отчаянно барахтался в болоте, хлопал ладонями по поверхности, без возможности выбраться и лишь дальше углубляясь в чернильную сиферову гладь. - Женщина убирает кровь, - спокойно пояснил тот в ответ на настороженное молчание. Синигами встревоженно взглянул: - Иногда мне нужно питаться. – И Куросаки почудилось, что с тонких паучьих пальцев до сих пор свисают красные капли так же, как было в их первую битву. Гроздья рябины на снегу. Обожженные куски плоти на белом песке. Сюрреализм символической памяти. Это психоделия, бесконечный цикл воспоминаний, спираль и винтовая лестница в сердце сиферовой души – в сердце Орихиме. Ичиго на пробу пошевелил пальцами, пытаясь распознать в этой темноте сон или гипноз и избавиться от них так же, как отчаянно с наваждениями каждую ночь на протяжении месяца боролась Принцесса. В этом бункере легко сойти с ума, подумал он, но никак не восстановиться. Вдруг эта женщина того и добивается, он украдкой посмотрел на дверь, слабый, управляемый Сифер принесет ей больше выгоды, чем независимый и сильный. Или убьет ее, когда надоест терпеть это трепетное поклонение. В конце концов, он не дурак, напряженно размышлял тот, в конце концов он обязательно найдет способ вернуть себе Орихиме. - Сейчас для меня это единственный способ быстро вернуть себе силы, - предугадывая недоумение синигами, равнодушно сообщил Улькиорра. - Ты изменился, - многозначительно проговорил он так, словно хорошо знал его прежде. - Я просто все забыл и, наконец, научился делать только то, что нужно, - его слова в самом деле не таили в себе больше подводных камней или иносказаний и значили ровно то, что он говорил. Сифер стал проще, его стало легче понимать и легче взаимодействовать с ним, - осознавал Куросаки, - и одновременно опаснее. Этот Сифер не будет выжидать годами, он станет действовать прямо и открыто, ворвется в жизнь Иноуэ и заберет ее себе, ничем и никем неконтролируемый и несдерживаемый, этот Сифер беспринципный и не погнушается подлых методов или гнусных уловок, чтобы получить желаемое, и теперь уж точно никого не пощадит. Ичиго медленно выдохнул, усилием воли заставляя себя расслабиться. - Рока говорит, что память скоро полностью восстановится, - он напряженно дернул уголками губ. - Женщина говорила с тобой о своем пребывании здесь? – он проигнорировал неловкое подбадривание и сразу перешел к сути и единственной причине, по которой продолжал удерживать мальчишку здесь. - Немного, - неохотно выдавил тот. - И что же она говорила? – он больше не заходил издалека, а откровенно требовал, готовый покарать, если нужно, за обман. Ичиго сдержанно и напряженно молчал, тщательно подбирая слова. Улькиорра уже задавал этот вопрос не раз и не два, он уже пытался вызнать у него о состоянии и самочувствии Орихиме, возможно, интуитивно ощущая, что Куросаки может солгать или не знает, что ответить. Он каждый раз буравил его непроницаемым взглядом, стремясь не упустить ни малейшего вздоха или движения глаз. Стало неприятно, словно бы он оказался в камере пыток или на лабораторном столе для препарирования, а Сифер готовится запустить в него свои обманчиво слабые руки, не собираясь больше сдерживаться и делать поблажки. И еще неприятнее было от мысли, что на самом деле ему нечего рассказать. Весь год они с Иноуэ практически не общались, неловко избегая друг друга. От Тацки он знал, что девушка охотится на Пустых и много тренируется, знал, что Исида и Чад по возможности ее прикрывают, знал, что она пропускает школу, и оправдывал это стремлением прийти в норму после войны или усталостью после ночных сражений. Ее эмоциональное состояние не волновало Ичиго вовсе. И, наверно, он не задумался бы об этом и сейчас, если бы не бесконечные расспросы Сифера, не понимая, как тяжело на самом деле ей пришлось здесь и зачем она совершила такую безумную жертву и предательство. И где-то в глубине души он все еще злился на нее за то, что не пришла за помощью, подставила всех и решила сделать все сама, доверившись врагам, а не близким. Ичиго сжал и разжал кулаки, успокаиваясь. Улькиорра, верно, устав ждать и желая сократить расстояние между ними, словно бы это могло помочь выпытать истину, сделал несколько шагов навстречу и присел на кровать. А тот снова, как месяц назад, коснулся спины арранкара. Влажная ткань косоде неприятно задевала пальцы, Сифер не шевелился, продолжая внимательно через плечо изучать его лицо, как если бы мог видеть в этой густой темноте. - Это кровь? – Куросаки брезгливо отдернул ладонь. - Я не здоров, - все тем же равнодушным тоном отозвался он. Сифер пришел его сожрать, стремясь восстановить силы. Это стало так очевидно, что Куросаки едва не рассмеялся и закашлялся для солидности, сдерживая приступ истерического хохота. Улькиорра продолжал ждать ответа на заданный ранее вопрос, не спуская взгляда с синигами. Он пришел тебя сожрать, Ичиго, - снова отозвалось в его голове, - а следом сожрать Орихиме тоже, потому что «сердце» и еще прочий бред, который обезумевший Пустой вобьет себе в голову. И это не кровь чавкает в коридоре под ногами, а его жадная до душ утроба. Впрочем, может, Ичиго не здоров тоже. - Она постоянно болтает, что счастлива вернуться к друзьям, что наконец-то этот ужас закончился, что можно расслабиться и не бояться, что кто-то нападет, - скороговоркой выпалил он. Сифер передернул плечами, словно ему вдруг стало противно. - Ты меня боишься?! – с легким недоумением спросил он. - Что? С чего ты взял?! – Куросаки напрягся, а потом нахально осклабился. – Иди нахрен, Улькиорра, кто вообще станет тебя бояться?! - Мне это неприятно, - оскорблено выдавил он и поднялся, словно решая, уйти сейчас или продолжить изматывающую обоих психоделическую пытку. В целом Ичиго практически не лгал, говоря, что Орихиме рада вернуться домой, важно было лишь то, каким образом он узнавал ее мысли. Они ни разу не говорили о ее побеге в Уэко Мундо, а том, что ей пришлось пережить и как она справлялась целый год. Он узнавал обо всем от Тацки, а та могла умолчать о тревогах подруги. И его это устраивало. Пока та была жива, сыта и в целом здорова, пока ей не грозила опасность, его это устраивало. В конце концов Ичиго никогда не горел желанием ни делиться своими переживаниями, ни узнавать о чужих. - Она винит в чем-то меня? – Улькиорра ссутулился, как если бы единственное, что было значимо для него, теперь приносило боль. - Не знаю, - честно признался Ичиго, - она вообще о тебе не говорит. - Ясно… - выдохнул он. И вдруг скинул косоде и по-хозяйски прошел в ванную, не включая свет. - Какого черта, Улькиорра?! – заорал синигами. - Нужно вымыться, - совершенно невозмутимо отозвался тот. – Мне некомфортно. - У тебя есть своя комната, иди мыться туда! Его непосредственность пополам с провокациями выводили из себя. Он никого не уважал, кроме Айзена, и плевал на личные границы, никому не доверял, но при этом щедро раздавал советы. Ичиго видел в тронном зале, как тот распускал руки и прикасался к Орихиме, он помнил слова Гриммджоу о том, что Сифер мог с ней «что-то сделать», и готов был пойти на что угодно, лишь бы уберечь подругу от влияния пустыни и особенно Кватро. Он сходил с ума в этом бункере на глубине. И Сифер сходил с ума тоже, лишившись ориентиров и целей. Впрочем, может, его безумие только сейчас стало очевидным из-за провалов в памяти и абсолютной безнаказанности. В любом случае, если он сейчас заявится в мир людей, это станет проблемой. Убить его Куросаки не мог, даже не рассматривал этот вариант, а значит, нужно было запереть его здесь навсегда. Сифер вышел из душа, одетый в теплый халат, и, как ни в чем не бывало, снова сел рядом с Куросаки. Тот закатил глаза, раздражаясь из-за его наглости. - Мне одиноко, - совершенно свободно сообщил он, словно они были давними друзьями. – Я испытывал нечто подобное до того, как попал в Лас Ночес. - Понятно, - нервничая, выдавил тот, недоверчиво косясь на арранкара. – Гриммджоу ушел? - Недавно. Я не прогонял его, - как бы в оправдание добавил он. – Думаю, он вышел на охоту и рано или поздно вернется. - Вряд ли. Он не смирится с жизнью в месте, где ты главный, - важно заметил мальчишка. Сифер молчал, чуть расслабившись. Казалось, душ пошел ему на пользу, и он сделался бодрее. – Тебя что-то гложет? – не выдержал, наконец, Куросаки. Тот продолжил молчать. – Слушай, я не мастер личных разговоров. Тебе грустно без Айзена? – наугад выпалил он. – Или без женщины? – и Сифер тут же прошил его ядовитым взглядом. - Нет, - едва слышно прошептал он и лег поперек кровати, закладывая руки за голову, как если бы не решался что-то сказать, тянул, подбирая верные слова, боясь задеть или спровоцировать собеседника. Но они оба знали, что это не так, и Сифер не умеет быть тактичным и тем более щадить чью-то душу. Если подумать, они практически не разговаривали за этот месяц. Сражались, тренировались, препирались, но не общались так, как выходило у Ичиго с Гриммджоу, к примеру, словно между ним и Сифером всегда была стена, взаимная неловкость и внутреннее напряжение: Куросаки так или иначе продолжал винить себя за утрату контроля над Пустым, Улькиорра, осознанно или нет, но продолжал завидовать его связи с женщиной, считая его недостойным. Даже путешествие в Лас Ночес проходило в почти идеальной тишине под бархатный шорох песка под ногами. - Почему ты не используешь силу Пустого? – словно прочитав его мысли, спокойно спросил Улькиорра. - С чего ты… - вскинулся Ичиго. - Я не чувствую в твоей реацу присутствия Пустого, - перебил он его. - Я говорил, что лишился… - снова начал тот. - Там на крыше что-то произошло, из-за чего ты начал бояться своих сил? – он терпеливо ждал ответ. - Так ты в курсе о планах Айзена, но не помнишь наш бой? – с опаской уточнил Куросаки. - Только обрывки, - тихо ответил он. И на время все снова затихло, в этой темноте легко было решить, что Ичиго вдруг посетил призрак давно почившего врага. - Я потерял контроль… - Улькиорра медленно кивнул. – Это если коротко. Все пострадали. В том числе и Иноуэ, - с неохотой признал он. – В итоге тебе и Исиде пришлось меня спасать… Если это можно так назвать, - он тяжело вздохнул, словно вина за все преступления мира легла ему на плечи. - Вот как… - сдержанно протянул тот. – Это было ожидаемо. - Ожидаемо?! И это все, что ты можешь выдавить из себя? Вообще-то это ты убил меня, и Пустой захватил мое тело! Если это было «ожидаемо», нахрена ты это сделал?! – заорал тот, вскакивая. - У тебя было множество шансов покинуть Уэко Мундо или вообще сюда не приходить, - холодно отрезал Улькиорра. - Разве я мог бросить Иноуэ?! – Ичиго продолжал активно жестикулировать в темноте, негодуя. - Это твои проблемы. В конце концов, женщина сама отказалась от своих друзей и пошла за мной по своей воле, я ее не заставлял, - заметил он. - Ты лжешь! Перед нашим боем ты говорил, что привел ее силой! – кричал тот. - Я лишь слегка подтолкнул ее в сторону верного выбора, - выражение его лица по-прежнему оставалось равнодушным, словно обвинения мальчишки его не беспокоили вовсе. - Это и есть насилие, Улькиорра, моральное насилие! Ты заставил ее шантажом! – он не мог его прогнать, не мог вызвать на бой в таком состоянии, не мог уйти сам, и эта беспомощность выводила из себя сильнее, чем слова арранкара. - Я не заставлял ее скрывать наш разговор и отказываться от своих друзей, присягать на верность Айзену я ее тоже не заставлял, - спокойно парировал тот. Куросаки пыхтел ото зла, расхаживая из стороны в сторону и пытаясь справиться с желанием набить арранкару морду, но, наконец, сумел взять себя в руки и сел рядом, склонившись вперед. - В нашу первую встречу я почувствовал в тебе скачки силы. На пике она превосходила даже мою, - совершенно спокойно продолжил разговор Улькиорра. – Только я не предугадал сразу, что ее высвобождение лишит тебя рассудка… и приведет к таким последствиям, - обтекаемо добавил он. – В конечном итоге у меня был приказ убить тебя еще в Генсее. - Ты и убил, - мрачно буркнул Куросаки, - в итоге. Из-за тебя я… Ладно, - он снова сам себя оборвал, вздыхая и не желая развивать ссору, понимая, что злится на себя, а не на Сифера. - Гриммджоу ты тоже простишь все его выходки? – словно проверяя его, спросил он. - На самом деле прошло больше года, а я все не могу выкинуть произошедшее из головы… - откровенно признался Ичиго. – Я ведь винил себя за твою смерть. Иноуэ вообще почти год ни с кем не разговаривала и пропускала школу. Исида и Чад держатся от меня в стороне… А я только и делал, что дрался с толпами хулиганов… - Вот как, - Улькиорра ждал этого эмоционального прорыва, он готовил почву почти месяц, чтобы услышать, наконец, от Ичиго правду, а не отговорки, что «Иноуэ в порядке и счастлива», его мозг уцепился за предвкушение боли в груди Подлунной Принцессы, тщательно скрываемое, подавляемое; за ощущение связи, что возникла между ними, что он не мог вспомнить и видел только чужими глазами и со стороны. Иначе и быть не могло, Женщина не могла стать внезапно счастливой после пережитого здесь, она не могла стать счастливой, потеряв свое сердце в песках Уэко Мундо. – Это очень на тебя похоже, - сдержанно проговорил тот, скрывая удовлетворение от того, что глупый мальчишка угодил в очередную ловушку. - Смешно тебе? Это нихрена не смешно, понял? – озлобленно, обиженно выпалил тот. - Я не смеюсь, - он встал и принялся упорно с чем-то возиться на столе, сердясь, но не отступая. Наконец, он зажег настольную кидо-лампу, которая месяц пылилась, словно это знаменовало окончание важного этапа в их отношениях. - Не знал, что арранкары могут использовать кидо… - смущенно протянул синигами. - Все это могут, даже ты. При должном упорстве, - и снова сел на кровать. – Что с Кучики Рукией? – изображать заинтересованность было легко, он должен был заставить синигами думать, что сосредоточен не только на Орихиме. - Я перестал ее видеть, когда лишился реацу, и она ушла в Сообщество Душ, - теперь что-то скрывать не имело смысла. Если Улькиорра всерьез привязан к Орихиме, то сделает верные выводы, поймет, что их возможная встреча не принесет никому облегчения. И было забавно, что, пережив практически одинаковый опыт, имея одинаковый набор воспоминаний о бое, они приходили к противоположным выводам. Сифер жаждал, как считал Ичиго, вкусить отчаяние и боль Принцессы и забрать ее себе. Сам же он не хотел снова обрекать ее на скитания в подлунном мире, даже если та оставила здесь частицу себя. Впрочем отрицать их связь он уже не мог. - Неужели всесильный Готей не придумал, как тебе помочь? – иронизировал тот. - Насмехайся, сколько влезет, - обиженно процедил Куросаки. – На самом деле есть одна вещь, которую я заметил недавно. Мое удостоверение синигами… - Служит средством слежение? – перебил Улькиорра. – Это было в записях Айзена-сама, копии которых хранятся здесь на компьютере. Синигами сами инициировали твою потерю реацу тем, что отказались помогать в бою против Айзена. Где были Кеораку Шунсуй и Главнокомандующий, когда ты сражался с Владыкой? - Урахара и мой отец… - хотел было оправдаться он. - Да, я знаю, но разве их сила сравнится с мощью капитана Кеораку и главнокомандующего Ямамото? – Ичиго поджал губы. – Идеальным завершением войны для них была бы твоя и Айзена гибель. Но потеря сил тоже сгодится. - Я думал об этом, - мрачно отозвался он. - Надеюсь. В противном случае это бы означало, что ты совсем идиот, - беззлобно заметил Сифер. - Заткнись! – огрызнулся тот, но больше для проформы, признавая отчасти его правоту. - Ты стал слишком сильным для них, и тебя все сложнее было держать под контролем. Они опасались, что ты или перейдешь на сторону Айзена или сам станешь кем-то вроде Айзена, - самодовольно продолжил разъяснять тот. - В смысле? – он развернулся и теперь смотрел на него в упор, как перед атакой. - Захочешь стать новым богом. Завоюешь или разрушишь миры. Решишь изменить мир, - иронично уточнил тот. – Поэтому я и предложил Владыке не убивать тебя, а переманить на нашу сторону. Но он это отверг, - Ичиго мрачно молчал. – Я только недавно узнал, что у него были на тебя иные планы, - Улькиорра излагал подробно, без спешки, и было в этом что-то отвратительно циничное, словно все вокруг знали его лучше, чем он сам, знали расписание его жизни, каждый выбор был продиктован извне и спланирован кем-то, каждая мысль, которую он считал своей, была навязана кем-то. - И ты думаешь, что мог бы меня заставить? – самоуверенно бросил тот. - Расположить, уговорить, сломить, - с легкой насмешкой перечислил Сифер. – Я не из тех, кто действует силой. Я же внушил Орихиме Иноуэ, что она должна служить и подчиняться Айзену и мне. Пройдут тысячи лет, ее душа будет обретаться в Сейретее, но подсознательно она все равно всегда будет считать себя подданной Уэко Мундо. - Ты так говоришь, потому что ни черта не помнишь! – огрызнулся тот. - Неважно, что произошло на крыше Лас Ночес. У нее в подкорке вырезана связь со мной и этим местом, - он не храбрился и лгал, как всегда, и с полностью непроницаемым лицом лишь констатируя очередной очевидный факт, и Ичиго знал это, особенно ненавидя сейчас в нем эту черту. - Еще одно слово, и я тебе врежу, - выдавил тот, Сифер чуть дернул уголками губ, изображая подобие улыбки. – Значит, Гриммджоу был прав, и вы что-то с ней сделали. Ты не представляешь, какие ужасы ей пришлось пережить по возвращении! Синигами ее допрашивали! - Почему тебя это удивляет? Для них она теперь навечно предатель, - его спокойствие продолжало раздражать. - Не представляю, как ей было тяжело! Она смогла хоть немного прийти в норму только спустя год, и… - продолжать давить Ичиго. - Я бы рассердился, если бы она улыбалась и была счастлива сразу после возвращения, - насмешливо добавил Сифер. - Ты гребаный урод, Улькиорра! – тот развернулся и схватил его за ворот халата, внезапно обратив внимание, как тот тяжело дышит. Значит, восстановление сил займет больше времени, чуть успокоился Куросаки, расслабляя ладонь, значит, можно не опасаться, арранкар точно пока не пойдет за ним в Генсей. – Что это связь такая, когда она причиняет только страдания? – он отвернулся и пробурчал себе под нос. - Спроси эту женщину. Мы провели несколько десятков вечеров за обсуждением этой темы, - казалось, его ничуть не задела выходка мальчишки. - Не могу понять, что у тебя в голове… - сдался, наконец, Куросаки. - Вероятно, я просто хочу увидеть ее, - все так же легко сообщил Улькиорра. - Думаешь, это вообще возможно, после всего, что произошло? После того, как она смирилась с твоей смертью? Как ты себе это представляешь? – сыпал вопросами он. То, что было нормально и очевидно для людей, казалось наносным неважным для Сифера. – Ты просто заявишься к ней в дом со своим этим «Я пришел за тобой, Женщина» и будешь вести себя, как будто ничего не произошло? – Сифер чуть смутился и нахмурился, возможно, отчасти признавая правоту мальчишки. – Она с ума сойдет от ужаса! Ты этого хочешь? Ты вообще не думаешь о том, что у нее внутри! – он обвинял его в том, за что следовало бы извиняться самому. - Как всегда, неугомонный и неуправляемый юнец,- только и выдохнул тот, понимая, однако, что, возможно, нужно дать женщине больше времени. - Может быть, мне показалось, но в тронном зале перед тем, как я пришел, - он смешался, зрачки Улькиорры сделались тоньше игольного ушка, словно он мог сужать их силой мысли, реагируя на предстоящую ложь, - но ты как бы… как это сказать… ты лапал ее! – выпалил он, краснея. Лицо арранкара по-прежнему осталось непроницаемым. – И потом во время боя ты упивался ее воплями, когда ее рвали две девчонки из фракции Айзена. Ты не пытался ей помочь или защитить, ты только пялился на них. Ты наслаждался ее страданиями, когда она умоляла тебя не убивать меня. И пока мы сражались… ты весь этот бой спрашивал меня о душе. Не знаю… словно все это было способом доказать Иноуэ что-то, посмотреть, что с ней случится, когда все ее друзья умрут. Улькиорра молчал какое-то время, обдумывая услышанное, анализируя. - Я видел записи, - Куросаки слегка покраснел, как будто ляпнул лишнего. – Но я не помню, о чем думал тогда. И то, что ты говоришь, очень на меня не похоже, - серьезно подытожил арранкар. - Знаю. Вчера ты дрался иначе. Собранно, сосредоточенно – так ты сражался в наш первый бой. А потом – словно какой-то морок, словно ты был в раздрае. Все это продолжалось несколько часов… Кровавое месиво, крики, горящие тела… В общем я не думаю, что Иноуэ будет рада тебя видеть, даже если она, как ты говоришь, была связана с тобой и этим местом. Ты сам все разрушил. И когда ты умер, я думаю, в той или иной степени она испытала облегчение. Мы все его испытали так или иначе, - честно признался он, - просто потому, что самый тяжелый бой в моей жизни, наконец, был закончен, и было уже наплевать, с каким результатом. Потому что иначе было нельзя, понимаешь? Иначе это длилось бы вечно, - сбивчиво бормотал он, но Сифер понимал его. – Конечно, я винил себя за твою смерть и, уверен, Иноуэ тоже, по крайней мере, она выглядела опустошенной, словно потеряла кого-то очень близкого и важного. Но иначе было просто нельзя. Ты сам должен это понимать. И Улькиорра понимал. Знал, что тот прав и в том столкновении миров и идеологий им двоим было не выжить просто потому, что женщина не могла выбрать двоих, не могла пустить в свое сердце двоих. Проиграв Пустому Куросаки, видя, как та, несмотря ни на что, остается на его стороне, он, вероятно, понял это и смирился, ибо она выбрала не его. Отдала свое сердце не ему. Он молчал, ломая себя изнутри и заставляя принять правоту Куросаки. Женщина не потеряла свое сердце в песках, потому что нечего было терять, она отдала его другому. Она лгала Улькиорре, манипулировала его неопытностью и интересом, не заметив, как привязалась в итоге. Но это не больше, чем связь жертвы со своим палачом. Он был жалок, вдруг подумал Сифер, он старался быть строгим и обходительным одновременно, но в итоге вызывал лишь снисхождение пополам со страхом и отвращением. Она терпела его просто потому, что не было выбора. Она подстраивалась под него потому, что не было выбора. Она привязалась к нему по этой же никчемной причине. Он ошибочно принял за интерес с ее стороны запуганное раболепство. Смотреть на это сейчас, спустя год, совершенно ясным взглядом, словно со стороны, было отвратительно. Ичиго прав, это и правда было словно наваждение. Не он привязал к себе и пустыне женщину, это она навечно припаяла его к своему сердцу, она управляла им через свои вспышки эмоций, она разрушила все в его голове. И даже теперь, после его условного перерождения, эта связь не изжила себя, а возродилась вместе с ним. Улькиорра вздохнул. Это было отвратительно. Он чувствовал себя зависимым, ослабленным, управляемым. Где-то глубоко внутри он испытал страх перед женщиной, боясь снова попасть в ее силки, испытал страстное желание ее убить, лишь бы избавить себя от угрозы чужого гнета. - Не вини ее, - словно прочитав его мысли, прошептал Ичиго. - Я не виню, - превозмогая себя, отозвался тот. – Ичиго, я обещаю, что больше никогда не потревожу ее, - произнес он с усилием. Они снова замолчали. Ичиго не испытывал удовлетворения, получив от Сифера обещание, которое жаждал услышать с момента встречи. Наоборот, отчего-то было предательски совестно, как если бы он разрушил чужое предназначение. Он успокаивал себя мыслями, что так лучше для Иноуэ, но от вида совершенно подавленного арранкара, на чьем лице теперь явно отражалась тоска, становилось погано и стыдно. Если на такой каменной глыбе, как Сифер, думал он, совершенно отчетливо проступали страдания, то страшно представить, что творилось в остатках его души. И вдруг испугался, что тот наложит на себя руки. - Как думаешь, почему Гриммджоу ушел? – невпопад спросил он, зная, что ранее сам же ответил на свой вопрос. Голос его звучал неуместно и по-юношески надрывно и весело. Теплый свет лампы стелился небрежно, сглаживая шероховатости бетонного пола и этой тяжелой беседы, оставляя нетронутые сиферовой пустотой, чистотой островки беззаботности, наивности, невинности. – Думаешь, он испугался твоей мощи? - Нет, он вернется, когда придет время, - было видно, что ответ дался ему тяжело. – Ему теперь есть, чем заняться. Он захочет увеличить свои силы и будет охотиться столько, сколько потребуется. - Ты говоришь так, словно знаешь все наперед, - в разговоре с друзьями он бы непременно нахально ухмыльнулся. В разговоре с Улькиоррой он мог только смотреть во все глаза, беспокоясь, что тот снова выкинет что-то непредсказуемое. Впрочем в мудрости и интеллекте ему нельзя было отказать, между делом подумал Ичиго, и тот действительно сумел многому его научить за этот месяц. Вдруг Улькиорра сел на пол и поджал колени под себя, как если бы собирался его о чем-то просить или извиняться. Ичиго наблюдал с минуту с нескрываемым любопытством, а потом повторил его позу и поставил между ними лампу. Словно два противника снова сошлись вместе, теперь ставшие чем-то единым, сплетенные общим горем и болью, душами и отсутствием душ. Здесь Ичиго стал чудовищем, а Улькиорра обрел сердце. Ичиго жаждал убить друзей, а Улькиорра спас врагов. Равнодушие рассыпалось мириадами обесцвеченных осколков. - Ты собираешься молиться? – совершенно спокойно спросил Куросаки. - Я не молюсь, - без тени смущения и надменности отозвался тот. - Тогда помолись со мной, - он смотрел в помутневшие от внутренней тоски зеленые глаза. Теперь, когда Сифер освободился от блажи чужих эмоций и мыслил ясно, можно было его не опасаться, когда он поклялся не возвращаться к Иноуэ, можно было вздохнуть, когда внутри разрасталось еще бОльшее чувство вины, можно было наконец и довериться. Потому что вина – это его зона комфорта. Морок этого места пьянил океанами воспоминаний, когда Ичиго впервые понял, что все не так просто, что сражения – это не только победа любой ценой, что враг может быть лучшим учителем, и от его смерти может быть больно и стыдно сильнее, чем после гибели друзей. - Что нужно делать? И он был уверен, что Улькиорра теперь, несмотря на путаницу в воспоминаниях, чувствует то же. - Подумать о самом сокровенном, о том, чего ты на самом деле хочешь. И нужно быть максимально искренним перед собой, - Улькиорра слушал внимательно. – Поклониться и сказать: «Милостивый Будда, прошу тебя исполнить мое желание», - и три раза хлопнуть в ладоши. - Разве ты веришь в бога? – он был серьезен. - Нет, но иногда я молюсь, - Ичиго помолчал и добавил, - когда совсем тяжело. И Улькиорра впервые за ночь смотреть мимо, осмысливая услышанное, ощутив некое подобие взаимопонимания, связи и связанности с этим человеком. И такой же связи искал с Орихиме и, возможно, получил бы ее, если бы не принялся убивать ее друзей у нее на глазах. Он знал о нем все, он знал больше, чем Куросаки сам о себе знал, он всегда сострадал ему, он не был лишен милосердия и всегда щадил его, словно младшего брата, до боя на крыше. Он едва не лишился рассудка из-за связи с ним и Орихиме. И предстояло решить, стоит ли дальше погружаться в безумие или больше не пытаться ничего вспоминать. Огонек кидо в лампе продолжал дрожать между ними, колебаться, словно не в силах выбрать сторону. - Пообещай, что никогда не вернешься на землю, - прошептал Куросаки. - Клянусь, - кивнул тот. - И никогда не вернешься к Иноуэ, - сдавленно попросил тот. Улькиорра молчал какое-то время. - Я уже обещал тебе это. Куросаки поджал губы, но не решился настаивать и спорить. Рока стояла за дверью, впитывая каждый звук нитями негасьона, замирая от ужаса, ибо решалась ее судьба тоже. - Я обещаю, что больше никогда не потревожу тебя и сохраню твое воскрешение в тайне, - в свою очередь произнес Ичиго. Улькиорра желал бы услышать другое, он хотел бы знать наверняка, что женщину больше никогда не будут впутывать в чужие войны, что она останется жить в покое, и особенно что не достанется Куросаки. Он не хотел ее счастья с ним, сама мысль об этом вызывала злобу и зависть к ее любви. Это было не то, чего так жаждала пустая душа, о чем изнывала, трепетала в предвкушении, одержимо стремилась к чему. Но в итоге он лишь молча кивнул. Ичиго знал это тоже, но боялся озвучить и отрицал. - Я никогда не был ни с кем так откровенен, как с тобой, и не был ни с кем так близок, - наконец подытожил он. Улькиорра скосил тихий, чуть заинтересованный взгляд. - О чем ты молился? – бесцеремонно спросил он. – О том, чтобы больше никогда не встречаться со мной или Айзеном? - А ты? - Я молился о том, чтобы Орихиме Иноуэ была счастлива и забыла нас обоих. Потому что я думаю, что связь, которая возникла между нами тремя, непременно принесет всем страдания. Я молился о том, чтобы женщине больше никогда ничего не пришлось отрицать. Ичиго ощутил неприятный укол зависти и одновременно стыда. Он бросил Иноуэ на год, даже не пытался сблизиться с ней, а Сифер даже после смерти все равно думает только о ней, беспокоится только о ней, знает и чувствует ее лучше, чем все друзья, и его самого видит насквозь. - Я молился о том, чтобы быть в состоянии всех защитить, я молился и просил силы, - с вызовом бросил он. - Ясно. Это ожидаемо, - согласился Сифер. Улькиорра никогда не думал себе. Даже пережив опыт воскрешения, он продолжал мыслить коллективно, совершенно не беспокоясь о себе и переживая только за других. Ичиго хотел силу для себя, он жаждал сражений и изнывал без них, его кровь кипела при мысли об этом, он думал, что защитить кого-то можно, только имея огромную мощь. Сиферу это было не нужно и бои не нужны были тоже. Они продолжали сидеть друг напротив друга, прорастая, проникая, подменяя. Ичиго потянулся к его лицу и коснулся эстигмы, надавливая так, что нижнее веко натянулось, открывая розоватую прослойку слизистой. Сифер моргнул, и Куросаки отдернул ладонь с виноватым видом, словно дотронулся тайком до ценного экспоната и нечаянно запачкал его, осквернил, стремясь нарушить его целостность. - Извини. Я просто все еще не верю, что это ты, - пробормотал он. Показалось, что Улькиорра слегка улыбнулся. Еще через мгновение он вышел. А утром открыл гарганту, словно принял какое-то важное для себя решение за эту ночь и Куросаки теперь ему мешал, и молча, без напутственных слов и длительных прощаний, отпустил мальчишку домой. Ичиго хмурился, идя по осеннему парку, подыскивая слова для родных. Это был самый продуктивный, думал он, и самый противоречивый по уровню пользы опыт, который он пережил. Сифер обучил его многим приемам в бою, но в то же время совершенно смешал мысли своей бесконечной скрытой жертвенностью и отсутствием личного мнения, своим стремлением делать только то, что нужно, и проницательностью. Сифер был слуга, думал Ичиго, раб и последователь Айзена, он это прекрасно понимал, но не испытывал к тому ненависти или негодования, как другие арранкары, а воспринимал спокойно и даже с гордостью. И, думал Ичиго, или Сифер был не так умен, или Айзен не так плох. В конце концов, возможно, Орихиме была права хотя бы отчасти, когда говорила, что мотивы синигами-перебежчика не поняты и на самом деле не так уж неверны. - Вы были очень добры с этим юношей, - Рока накрывала на стол и выглядела очень довольной. - Это ведь ты все устроила. Для чего? – она замерла на секунду, но затем продолжила расставлять еду. – Ты могла бы привести сюда женщину, но выбрала его. Отвечай. - Улькиорра-сама, я… - она попятилась, когда тот сделал несколько шагов к ней. - На что ты рассчитываешь? Думаешь, сможешь мною управлять или занять место подле меня? – он смотрел с отвращением. – Ты – всего лишь мусор, обладающий некоторой долей знаний, полученных от Заэльапорро, и особенностями, которыми он тебя наделил. - Простите, Улькиорра-сама, - прошептала та, пряча глаза. - Не смей лезть в мои дела или в мою память. Не смей подслушивать. Еще одна подобная выходка, и я тебя убью, - холодно бросил он. - Да, - она низко поклонилась, ругая себя за опрометчивость. Сифер спокойно закончил с ужином, словно ничего не произошло, и отправился к себе. А через несколько часов перенес вещи в покои Айзена, принимая на себя ответственность, истину и судьбу, не догадываясь пока, что квинси уже начали действовать.