***
Пак окончательно теряется во времени. Весь мир, суженный до подземной камеры, начинает казаться несуществующим миражом. Будто сквозь сон. Болезненный и лихорадочный. Поначалу Чимин пытается выкарабкаться из этого омута, уцепиться за ускользающий свет факелов, но потом это вдруг становится неважным и слишком далёким. Кажется, он несколько раз видит Рика за прутьями решётки, но картинка перед глазами то и дело расплывается, поэтому человек не обращает внимания. Борьба отнимает много сил, а Чимин слаб. Он пытался быть сильным. Думал, что сможет что-то противопоставить Чонгуку. Хоть самую малость. Так глупо. Не проще ли сдаться? Чимин думает об этом, когда его рвёт желчью куда-то в угол; думает об этом, когда дышать становится попросту больно; думает… Больше нет. Больше не может. Мокрая от холодного пота кофта неприятно липнет к телу, и Чимину хочется разодрать её на лоскуты, потому что озноб сменяется жаром. Пак лежит на каменном полу, вслушиваясь в монотонный стук редких капель с потолка, и считает их. Один… Два… Три… Способ удержаться на поверхности. Четыре… Пять… Шесть… Зачем? Зачем пытаться выжить, если Чимин не сможет принять себя таким — морально изуродованным монстром, который убивал людей? Как Чонгук. Семь… Восемь… Девять… Больше Чимин не слышит. Стук капель растворяется дымкой в воздухе, а вот биение собственного сердца, напротив, усиливается. Его ритм какой-то рваный и отчаянный. В отличии от сознания оно всё ещё работает: будто пытается что-то доказать стенам этой камеры. Перед закрытыми глазами плывут фиолетовые круги. Чимину настолько плохо, что он не может пошевелиться. Максимум, протянет ещё сутки. От воспаления лёгких умирают и за меньший период времени: Пак довольно неплохо продержался. Чонгука нет довольно давно, дня три. Впрочем, точно определить временные отрезки не получается. Кажется, будто вампир резко потерял интерес к своей жертве и бросил её гнить где-то под замком. С одной стороны это даже задевает. Пак заходится очередным приступом кашля и чувствует хлюпанье в лёгких, прежде чем окончательно провалиться в темноту.***
Эта ночь выдаётся неспокойной. Лунный свет загораживают тучи, а ветер то и дело бросает в окна пригоршни снега, злобно воя вокруг замка и свистящими сквозняками пробираясь по коридорам. Зима в Тёмной империи наступает раньше, чем за горами. Юнги не любит сильное освещение, поэтому на люстре под потолком библиотеки зажжена только половина свечей. Этого вполне достаточно. Мин сидит в глубоком кресле и переворачивает страницы книги, почти бездумно пробегаясь глазами по буквам. Текст написан на эльфийском — мелодичном, невероятно красивом языке, которому мать научила Юнги в детстве, читая на нём сказки. Но сейчас что-то мешает сосредоточиться на написанном, то и дело отвлекая. Несмотря на разбушевавшуюся непогоду, это первая спокойная ночь в замке за последнюю неделю. Когда Чонгук только притащил сбежавшего человека обратно, на него страшно было смотреть. Частичная боевая трансформация в случае неконтролируемой ярости — зрелище не для слабонервных. Вся прислуга попряталась кто куда, пока Чонгук с горящими красным огнём глазами метался по сгоревшей части замка, доламывая всё, что уцелело. Вымещал злость. Вздутые вены, удлинившиеся клыки и когти, больше напоминающие железные лезвия, рвущие ткань чудом уцелевших в некоторый местах штор. Мальчишку Чон запер в подземельях, чтобы не попадался на глаза. В боевой трансформации, когда все животные инстинкты берут верх, он мог бы запросто его убить. Таким злым Юнги за всю жизнь видел вампира только пару раз: и то, по более весомым причинам. Мин думал, что Чонгук всё же перебесится и отойдёт уже на следующий день. На следующий день Чонгук провёл массовую казнь Отречённых, целенаправленно выплёскивая ярость в подземельях Хембринга. Кровавые ошмётки предателей слугам пришлось долго отскабливать от стен, а Чонгук словно с цепи сорвался. Годы железной выдержки дали сильный сбой, причиной которого является Пак. Вампир начал отыгрываться на всех подряд, чтобы не дать себе сделать с человеком что-то окончательно непоправимое. Внутренний монстр этим решением неудовлетворён. Возвращается в замок Чонгук не один. Цепляет в личном борделе вампира сильных кровей, способного выдержать его, и эту ночь Юнги проводит в отдалённой части замка, чтобы ничего не слышать. На четвёртые сутки Чонгук более-менее приходит в себя и спускается в подземелья. Юнги чувствует сильный всплеск чёрной магии, и где-то в глубине души надеется на то, что Чимин там жив. Мину интересно. Этот человек отличается от тех обитателей Северного королевства, что вампир встречал ранее. Есть в нём некая внутренняя твёрдость, ощущая которую, нельзя назвать его пресмыкающимся сопляком. В Северном королевстве перед вампирами испытывают страх. Чимин тоже боится, но пытается пересилить себя и противопоставить этому страху что-то ещё. Наверное, то, что Юнги испытывает к нему — это доля уважения. Ещё два дня Чонгук срывается на своём любовнике, который после каждой такой ночи напоминает потрёпанный вурдалаками труп, однако регенерация исправляет повреждения уже через несколько часов. Выпустив остатки ярости, Чон почти сутки проводит на третьем этаже замка, с помощью магии пытаясь восстановить бумаги. Но основная часть уже успела превратиться в пепел, из которого невозможно что-то воссоздать. Получается, Чимин уже неделю находится в подземельях. Юнги видел, как Рик несколько раз прокрадывался в ту сторону и возвращался с хмурым лицом: видимо, этот человек стал ему как-то дорог. Щелчком пальцев Мин тушит свечи на люстре, вместо огня оставляя сизый дым, и кладёт книгу на полку. Этой ночью сон не идёт. Вампир не может понять себя и свои ощущения. По сути Чимин не имеет к нему никакого отношения, но тем не менее Юнги прикрывает глаза и обостряет свой слух, направляя поток вниз, под каменную толщу замка. Сердце Пака стучит рвано, перебоями. Мин сжимает кулаки и окончательно перестаёт что-либо контролировать. Наружу выползает давно забытая человеческая сущность, каким-то образом подавляя всю расчётливость и холодность. Юнги немного приходит в себя на входе в подземелья. Какого чёрта он здесь делает? Зачем? Внутри что-то царапает настойчиво, толкая вперёд. Сочувствие? Бред. Юнги никогда его не испытывал к пленникам. Жалость? Но Чимин не вышвырнутый на улицу маленький котёнок. Или всё же… Желание защитить? Юнги помнит о том, как предупреждал Пака не соваться в горы. Тогда им руководили зачатки того же чувства. Уберечь от опасности. Мин чувствует его. Смертный холод. Подобные ветру невидимые щупальца, что подбираются к обессиленному телу на каменном полу, норовясь задушить лихорадочное тепло в груди. — Ключи, — Юнги требовательно протягивает руку стоящему возле камеры стражнику. — Но повелитель не… Договорить вампиру не даёт сильный удар об стену. Юнги прижимает его к каменной поверхности и почти рычит, стискивая руки на шее стражника: — Мне плевать на приказы Чонгука. Либо ты сейчас подчиняешься мне, либо эти ключи я забираю у твоего трупа. Вампир судорожно начинает шарить рукой в кармане и вытаскивает железную связку. Мин забирает её и отталкивает стражника в сторону, словно ничего не весящую безделушку. Его невероятно бесит такое слепое, почти раболепское отношение к словам Чонгука: как богу и дьяволу одновременно. Ключ с нужной резьбой находится не сразу. От злости Мин уже думает о том, что гораздо проще снести решётку силовой волной, но это может навредить Чимину. С пятой попытки всё же получается отпереть замок. Юнги рывком распахивает дверь и заходит внутрь. Зрелище печальное. Свернувшись на холодном полу, Пак лежит без сознания. Щёки впали, веки распухли от слёз, а дыхание хриплое и какое-то поверхностное. Судя по сильной испарине на лбу, лихорадит человека действительно сильно. — Рик, я прекрасно знаю, что ты увязался за мной хвостом и сейчас наблюдаешь из-за стены. Подойди! — рявкает Юнги, оборачиваясь назад. Через несколько секунд молодой вампир появляется на пороге камеры, настороженно, с опаской поглядывая в сторону Мина. — Успокойся, болван, я не собираюсь тебя калечить, — уже спокойнее продолжает Юнги. — Сейчас ты бежишь наверх, говоришь прислуге нагреть чан воды и разжечь камин у меня в спальне; воду принести туда же, вместе с чистыми марлевыми кусками ткани для ран. Твоя задача: сделать это максимально тихо. В идеале так, чтобы Чонгук не узнал раньше времени. Всё ясно? Рик кивает и срывается с места. Он действительно хочет спасти Чимина: это видно по глазам. Юнги матерится сквозь зубы, снимая с человека оковы, под которыми скрываются отвратительные кровоподтёки. Такие браслеты не просто блокируют магию: если закованное существо слабое, то они медленно вытягивают жизненные силы. Чонгук привык к выносливости вампиров и не учёл этого факта. Из-за браслетов болезнь стала прогрессировать гораздо быстрее, вполне реально угрожая смертью. Лёгкий вес Чимина откровенно пугает. Юнги на руках выносит его из подземелий и до своего крыла добирается с помощью сети тайных переходов в стенах замка. Она отличается от коридоров, которыми зачастую пользуется прислуга тем, что туда невозможно найти вход, не зная точное месторасположение дверей, полностью сливающихся со стенами. Это отличный способ избежать случайного столкновения с Чонгуком, потому что тот не любит пользоваться узкими тоннелями. Где-то на задворках сознания судорожно скребётся мысль: «Мин Юнги, что ты делаешь, и зачем оно тебе надо?» — но вампир отмахивается от неё. Паку надо как-то помочь, а со своими мыслями и причиной внезапных порывов жалости к людям вампир будет разбираться потом. В покоях Мина почти всё готово: жар от камина начинает постепенно прогревать спальню, а на полу возле кровати стоит железный чан шириной с полметра, воду в котором с помощью магии нагревает какая-то вампирша из прислуги. Юнги кладёт Чимина на постель. Тот совсем бледный, но Мин чувствует его магию: то, как она оживает, давая организму силы на восстановление. Юнги вовремя вытащил его. Ещё бы сутки или, максимум, двое, и Чимин бы загнулся в той камере с браслетами. Но планы нарушаются раньше, чем рассчитывал Мин. Он едва успевает выставить силовой щит, когда в него летит сгусток Тьмы, а на пороге появляется злой Чонгук. Вся прислуга вжимается в стену, стараясь выглядеть как можно незаметнее, чтобы не отхватить от своего повелителя, который явно не в духе. — Какого чёрта ты в это вмешиваешься? — шипит Чон, кидая взгляд в сторону лежащего Пака. Опять на грани трансформации. Юнги хочется отпустить ехидный комментарий по поводу того, что хвалёная железная выдержка повелителя Тёмной империи уже который день плавает на океанском дне, но вместо этого преграждает путь к кровати и высказывает, наконец, то, о чём думал по этому поводу в последние дни: — Если ты так хочешь, чтобы он сдох, то не срывался бы тогда в горы и предоставил бы эту работу вурдалакам. Без моего присутствия. — Почему он тебя так волнует? К мучениям других пленников ты не проявлял ни малейшего интереса, — выплёвывает Чонгук, явно недовольный таким самоволием Мина. — Потому что я знаю веские причины, по которым они сюда попали. А он, — Юнги указывает на Чимина, — просто жертва обстоятельств. Да, Пак спалил половину замка из ненависти к тебе, но она тоже обоснована. Не будь ты конченным мудаком по отношению к нему, возможно и Чимин относился бы к тебе по-другому. — Не смей, — рычит Чонгук, хватая Мина за воротник, — так со мной разговаривать! — Правда тебе не по вкусу? — вскидывает бровь Мин. Вампир не обращает внимание на то, что руки Чонгука злостно сжимают его рубашку: он всё равно не тронет. Слишком многое их с повелителем Тёмной империи связывает. — Ты прекрасно знаешь мою матушку и то, как она меня воспитывала, — чеканит Юнги, сужая глаза. — Я не выношу необоснованных смертей на собственных глазах. С этими словами Мин отцепляет от себя руки Чонгука и поворачивается к кровати, игнорируя тяжёлый взгляд. Диктует стоящему в дверях Рику список необходимых трав, а служанке отдаёт приказ налить воду в небольшой медный таз. Чон рыкает, когда Юнги начинает стаскивать с Чимина одежду, на что получает уничтожающий взгляд и шипящее: «не мешай». Чонгук стискивает зубы и встаёт у окна, но больше не говорит ни слова, молча наблюдая за тем, как Мин дорывает ножницами остатки напоминающей лохмотья одежды и скидывает их на пол. Скорее всего в глубине души понимает, что если вернуть Пака в подземелья, то протянет он там недолго. Чон не думал, что человеческий организм настолько слаб. Но вмешательство Мина невероятно раздражает. — Блять, — цедит Юнги, разглядывает лежащее перед ним исхудавшее тело. — Ты знаешь о том, что людям надо элементарно есть хотя бы раз в день? А ты продержал его там неделю! — Ему приносили еду. Он сам отказывался. — Потому что он болен, а ты — осёл, — грубо отрезает Юнги и кидает щепотку измельчённых трав в таз. Чонгук уже в который раз сдерживается, чтобы не покалечить Мина. Юнги же на это абсолютно наплевать. Из всей Тёмной империи только ему и Элен можно называть так Чонгука, но как бы он не бесился и не выпускал клыки, навредить этим двоим не сможет. — Зачем ты это делаешь? — напряжённо спрашивает Чонгук, когда Юнги берёт вымоченное в тазу с тёплой, почти горячей водой полотенце и начинает растирать им кожу Чимина, бормоча под нос отнюдь не лестные слова в сторону Чонгука. — Пытаюсь сбить температуру. Юнги больше не оборачивается на Чона и полностью сосредотачивается на Чимине. Благодаря своей матери-травнице, в области болезней Юнги знает достаточно. Когда Мин был маленький, Элен часто брала его с собой на прогулки в лес и рассказывала про растения и их свойства. Сейчас эти знания приходятся как нельзя кстати. Спальня наполняется запахом лекарственных трав. Чонгук пристально наблюдает за тем, как Мин растирает грудь человека, и не может понять собственных чувств. Разве что только невероятную злость от того, как Юнги прикасается к его Чимину. Мин спиной это чувствует и едва слышно усмехается. Чонгуку нет равных в плане силы и политической рассчётливости. В глазах народов за горным кольцом — тиран с огромным магическим потенциалом. Но каким бы жестоким он не был, сами вампиры его чуть ли не боготворят. Боятся, но понимают, что повелителя Тёмной империи хотят видеть именно таким. Юнги же знает другую его сторону. Его принципы, его слабости, его характер. Чонгук может быть искусным стратегом, но касательно своей пары он слеп. Привыкший к беспрекословному подчинению, он идёт тем же путём, что и обычно: пытается надавить силой. Сломить и заставить Чимина почувствовать вкус собственного поражения. «Так ведь интереснее, правда? — мысленно спрашивает Юнги, заваривая травы в небольшую деревянную ёмкость. — Истощить силы, ослабить мысленное сопротивление, а затем раздробить светлую маску, с которой он прекрасно жил без тебя, и наблюдать за тем, как она по кусочкам отваливается, обнажая монстра. Такого же как ты. Идеальная пара, достойная повелителя Тёмной империи. Да?» Чонгук передёргивает плечами. «Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Это его сущность. Рано или поздно она бы всё равно вырвалась на свободу». «Или светлая сторона оказалась бы сильнее и подавила её, — резко парирует Мин. — Это ведь был ты, Чонгук. Тот, кто пробудил в нём эту силу. Под твоим влиянием он убивал тех людей. Как думаешь, насколько сильно Чимин возненавидит себя?» «Мне всё равно». Юнги успевает остановиться раньше, чем склянка с настоем лопнула бы в его руке. Медленно выдыхает и оборачивается к склонившей голову служанке с чистой одеждой на руках. Та протягивает ему простую, но мягкую пижаму, состоящую из широких штанов и свободной рубашки на завязках: самый удобный вариант в случае с Чимином. — Придерживай его за плечи, — не терпящим возражений тоном уже вслух бросает Юнги и начинает с рукавов пижамы. Чонгук присаживается на край постели таким образом, что голова Пака практически лежит у него на груди. Так близко… Вампир сжимает ладони на худых плечах и что-то внутри него упивается той мыслью, что Пак Чимин — это его собственность. Чонгук властен над его хрупкой жизнью и может вот так вот запросто её оборвать или же продлить на целую вечность: чтобы этот человек всегда был рядом. Его Чимин. «Я ненавижу тебя, Чон Чонгук. Ты чудовище» В этом теле всё ещё чувствуется огонь сопротивления. Чонгук пытался задушить его холодом и истощить оковами силы, чтобы погасить, чтобы Чимин сам молил о помощи и смотрел снизу вверх хоть с долей покорства. Но человек состоит на одну половину из страха, а на другую — из ненависти. Чонгуку разодрать когтями его хочется, когда в глазах эти две эмоции видит. Он привык брать силой и Чимина хочется заставить покориться так же, вот только упрямость эту сложно сломить, и монстр внутри бесится, требуя большего. — Он бы скорее умер там молча, чем позвал бы тебя, — каждым словом Юнги точно ржавые длинные гвозди в Чонгука забивает, заставляя испытывать почти физическую боль от осознания того, что это правда. В глазах красные искры тлеют, а руки сильнее сжимаются на плечах Пака, грозя кости сломать. Мин кидает предупреждающий взгляд. Чонгук отпускает человека, и тот падает на кровать безвольной куклой. — Потом прикажи перенести его в мои покои, — чеканит вампир, поднимаясь с кровати. Кончики верхних клыков опять начинают удлиняться. — Чтобы ты его окончательно там добил? — ядовито вскидывает бровь Юнги. — Нет. На время лечения он будет находиться под моим присмотром. Чонгук оборачивается. Говорит вкрадчиво и холодно: даже Юнги не по себе становится. Такое спокойствие высшего вампира зачастую кому-то обходится очень дорого. — Я и так слишком много позволяю тебе, Юнги. Если ты думаешь, что я настолько слеп и не вижу, куда ты уже на протяжении года время от времени летаешь на своём грифоне, то сильно ошибаешься. Но я не лезу в это, потому что рано или поздно тебе всё равно придётся сделать свой выбор. Так вот и ты не лезь в мои отношения с этим человеком. Не тебе решать, что будет с моей парой. Иначе тешить себя светлыми иллюзиями будешь гораздо меньше отпущенного времени. Юнги дёргается от этих слов как от пощёчины. Чонгук сознательно поднимает достаточно болезненную тему, зная, что это одна из немногих действительно больших слабостей Мина. Всё равно, что прикладывать лицом об острые камни. Слишком… жестоко. — Он значит для меня столько же, сколько для тебя Чимин, — тихо, но отчётливо произносит Юнги вслед вампиру. — Война принесёт много жертв, и я не собираюсь в этом участвовать. На секунду Чонгук останавливается. Смотрит на сжимающего челюсть уверенного Мина и роняет так же тихо: — Не я начал развязывать эту войну. Кибом изучил яд на той стреле: растение, из которого изготовлен основной компонент, можно найти только на территории оборотней. Намджун стягивает армию. Юнги судорожно выдыхает, а Чонгук уходит, оставляя за собой осадок горечи и безумной тоски. Мин не чудовище. Он не горит желанием убивать просто потому, что это война двух крупных держав, сводящаяся к противостоянию всего нескольких фигур, каждая из которых преследует свои цели. Комбинация опасная и потенциал с обеих сторон высок. Юнги — правая рука Чонгука, но он против той кровавой партии, которую эти стороны хотят разыграть, потому что война затронет то, что Мин тщательно оберегал на протяжении долгого времени. Разделит и искорёжит железом в прах. Сломает кости чудовищной болью и уйдёт, как пелена с глаз, обнажая сломанные души в таких же сломанных оболочках тел. Юнги отличается от других вампиров. Он может быть действительно жесток с врагами, со спокойной душой и каменным сердцем перерезая им глотки. А может быть тем, кто известен лишь немногим. Мин Юнги, в предках которого был человек. Кровь играет важную роль. Наблюдая за страданиями действительно невиновных существ, Юнги испытывает жалость, тщательно скрывая это под маской отчуждённости и непроницаемости, потому что в Тёмной империи не терпят слабость. Полный контроль над собственными эмоциями и способность игнорировать иногда рвущуюся наружу человечность — то, что Юнги за многие годы научился делать практически идеально. Чимин эту уверенность разрушает. Сейчас Юнги готов глотки рвать тем, кто посмеет причинить этому человеку боль, но Чонгук словно невидимый ошейник на нём затягивает своими словами. Юнги испытывает к Чимину что-то действительно глубокое и сильное, раз так вышел из себя. Это не связано с любовью. Мин словно что-то знакомое в нём чувствует, жадно вглядываясь в черты лица. Странное ощущение, отдающееся покалыванием на кончиках пальцев. Вампиру нужны ответы. Но Чонгук ясно дал понять, что Пак Чимин для Юнги — табу. И у Мина не хватит сил пойти против: в таком случае пострадает тот, с кем он сердце на двоих делит со всей отчаянностью, на которую только способен. Звук шагов немного отрезвляет. Рик заходит в комнату со стопкой сухих марлевых повязок — как раз то, что нужно для компрессов с лекарственными травами. На Чимина он смотрит с жалостью и беспокойством. Рик — полукровка. В Юнги тоже течёт кровь людей, хоть и в гораздо меньших количествах. Но тем не менее они похожи, поэтому Мин испытывает к Рику более тёплые чувства, чем к остальным обитателям замка. — Он ведь выберется? — осторожно спрашивает полукровка. — Его организм сильный. Раз смог продержаться в подземельях, то сейчас внутренняя магия точно не предаст. Обнадёженный этими словами Рик уходит, а Юнги садится на край постели и накладывает на грудь Чимина вымоченные в горячей воде травы, сверху накрывая марлевой тканью. Прикасаясь пальцами к коже человека, он чувствует то, что скрыто от чужих глаз: надёжно и глубоко. Сплетающаяся с потоками природной магии сила. Древняя, необузданная, но ещё не готовая выползти на самую поверхность и показать свою сущность. Организм начинает постепенно перестраиваться, чтобы принять её, однако для завершения процесса необходим мощный энергетический толчок, который приведёт этот механизм в действие. И Чонгук пойдёт до самого конца. Ветер стонет надрывно и озлобленно бьётся в стёкла, грозя их выбить. Юнги подсчитывает оставшиеся дни. До затмения осталось совсем немного.