***
Чимину кажется, что он — это одна из тех букашек, которую поочерёдно передают друг другу жестокие дети и с каждым разом отрывают от его тела что-то новое, но не настолько важное, чтобы живая игрушка вдруг умерла. Сколько раз Пак подходил к этой черте? Один? Два? Три? Чимин не помнит. Не помнит так же, как и многие другие вещи. Всё это похоже на циклический сон, где Чимин убегает куда-то, испытывает боль, а затем отключается. И так по кругу. Каждый раз. Вот только сейчас он не может понять, по какой причине убегал. Впрочем, эти мысли обрывочны, как страшные сны, а боль всё так же рядом. Таится в тёмных углах и иногда внезапно бросается ядовитой змеёй, обвивая кольцами грудь и сдавливая собой рёбра. Пак отчётливо чувствует внутри себя нечто инородное. Оно мечется, словно запертое в клетку свободолюбивое чудовище, и пытается погнуть эти прутья. Царапает острыми когтями лёгкие и жжением, совсем как от открытого огня отдаётся в ладонях. А сам Чимин ощущает себя брошенным в эту клетку существом, которому предстоит укротить чудовище, заставить его подчиняться и выполнять приказы. Странные сны, странные образы дымными картинами вырисовываются в голове, исчезая и заменяясь новыми. Тело то проваливается в абсолютную тьму, то выныривает на поверхность, и в такие моменты Пак чувствует, что лежит на чём-то мягком и от спазмов сжимает в пальцах ткань простыни, но взять себя под контроль не может. Время теряет свой вес, превращая минуты в неопределённую бесконечность, однако, спустя двое суток, наступает момент окончательного пробуждения. Это сравнимо с гигантской волной, уничтожающей всё на своём пути. Первый осознанный глубокий вдох режет лёгкие. Чимин широко распахивает глаза, и весь мир вокруг него превращается в огромную пасть, стремящуюся сожрать множеством ощущений. Пак слышит в своей голове невероятное множество голосов находящихся в замке вампиров и даже вой вурдалаков за несколько километров от замка: эти звуки одновременно накладываются друг на друга, создавая адскую слуховую пытку. Из-за запахов невозможно нормально дышать. Пыль, ароматизированные масла, выпечка с кухни, гниение трупов животных — отвратительная смесь, от которой никуда не деться. Чимин сползает на пол, зажимая уши и пытаясь как-то абстрагироваться от собственного обострённого в сотни раз восприятия мира. Ему страшно. Ему кажется, что он вот-вот свихнётся от всего этого, а распирающая изнутри энергия работает против Пака, зеленоватыми искрами разгораясь на кончиках пальцев и неконтролируемо расширяя границы сознания на ещё большие территории. Чимин не представляет, как остановить это. Свою уродливую голову опять показывает ненависть. Безумно хочется уничтожить весь этот причиняющий страдания мир и больше ничего не чувствовать. Убить. Растерзать. Сжечь. — Чимин! — голос Юнги кажется криком. Усиливается в несколько раз, болезненным эхом отдаваясь в голове. Пак затравленно смотрит на вампира и дёргается назад, не в силах вынести этого. Цепляется ладонью за ножку кровати, задевает тяжёлые шторы и забивается в угол, наблюдая за им же неосознанно оставленными пламенными языками, будто жадными змеями ползущими к потолку. — Не подходи ко мне, если не хочешь сгореть так же, — шипит Чимин, упираясь своим непривычно-холодным взглядом в лицо Юнги. И теперь Пак говорит чистую правду. Если понадобится — он осуществит сказанное. Тем более сейчас, когда треск пламени раздирает мозг и доводит до бешенства. Мин понимает, что бессилен, а справиться с этим может только одно существо. Чимина колотит. Он в мясо превращает собственные губы, искусывая их до крови, и дико смотрит на творящееся вокруг него огненное безумие. А когда вместо Юнги в комнате появляется Чонгук, то злость накатывает с новой силой. Пак не хочет видеть абсолютно никого. У него в мозгу скрежещущее «сожги» отпечатывается, противиться которому больше не мешает совершенно ненужная жалость, поэтому Чимин вскидывает руки и выпускает огонь, направляя его прямо на идущую к нему сквозь дым фигуру. Пламя рассеивается в воздухе, не долетая до Чонгука. Оно врезается в противоположную стену, поджигает остальную мебель, но вампира не трогает. Как преданный своему хозяину зверь. Чимин продолжает атаки, превращая их в сплошную огненную стену, а Чонгук спокойно проходит сквозь неё к жмущемуся к стене Паку и садится рядом, практически с восхищением смотря на него. Чимин прекрасен. Жестокость ему к лицу — она смотрится гораздо правильнее бывшей мягкости. — Уйди, — хрипит Пак, понимая, что огонь против вампира бессилен. Сейчас Чимин напоминает сплошную взрывоопасную зону: лишь дотронься, и силового удара не избежать. Чонгук дотрагивается. Берёт ладонь Пака и тянет на себя, едва успевая выставить защитный барьер, обхватываемый новым энергетическим всплеском. Выводит Чимина из угла и останавливается посреди охваченной огнём комнаты. Треск пламени сводит с ума, но вампир не позволяет закрыть уши. — Представь, как твоё сердце леденеет, — спокойно говорит Чонгук, будто в метре от него не проваливается деревянный каркас кровати с истлевшим до тла балдахином, — как холод распространяется по телу и застывает на кончиках пальцев. Представь, что ты сам превращаешься в ледяную глыбу. Обуздай этот огонь. Он — зверь, который подчиняется тебе. Чонгук говорит тихо и уверенно. Вкладывает каждое слово в наполненное паникой сознание Пака, чтобы утихомирить разошедшийся хаос, и это влияет на Чимина. Пусть даже эти слова и переплетаются с внутренними голосами ненависти и страха, шепчущими «убей». Пак слушает вампира. Чонгук сильный. Он знает, что делает. Вызывает подсознательное доверие. Приручает Чимина, как дикое животное. Постепенно менять природу силы не получается. Паника всё ещё сильна, и она мешает мыслить здраво. Вместо холода ладони Чимина обхватывает ещё большее пламя, не вредя Паку, но сжигая рукава его рубашки. Кажется, гореть в этой комнате больше нечему: даже стёкла — и те от высокой температуры расплавились, но этой силе мало. Неконтролируемый стихийный всплеск невероятно трудно усмирить. «Это твоя сила, Чимин» «Почувствуй её. Ощути каждой клеткой своего тела» «Она подчинится, если приложить усилия» Лёд. Среди бушующего пожара думать о нём сложно, но Чимин закрывает глаза и заставляет себя представить это в голове. То, как сердце покрывается коркой льда, прячущего внутри огонь, а энергетические потоки меняют свою стихию, превращаясь в холодное твёрдое вещество. «Не останавливайся» — голос Чонгука перекрывает шум из той тысячи чудовищных звуков. Придаёт уверенности. Чимин стискивает зубы. Да, он сможет заставить эту силу покориться ему. Пак не для того загибался от невыносимой боли, чтобы страдать от полученного результата. Чимин ведь так хотел стать сильным. А теперь вот они — разрушительные возможности — все принадлежат ему. Надо лишь подчинить их. Но эта сила всё ещё не прижилась к новому хозяину. Она слишком нестабильная и своенравная. Под стать самому Паку. Довольно иронично. Это похоже на взрыв. Огонь сменяется льдом: Чимин всем своим нутром ощущает этот холод, после жара кажущийся смертельным. От такого резкого перепада температур он скапливается в огромный энергетический сгусток и разрывается в пространстве несколькими волнами подряд. Первая сшибает с ног Чимина, а следом за ним и Чонгука. Затылок обжигает боль от столкновения с каменной поверхностью, а перед глазами мутнеет, но в следующую секунду это становится неважным. Вторая волна — самая мощная — покрывает льдом всю комнату. Огненные языки безжизненно застывают в воздухе, и на фоне виднеющихся из-под прозрачного твёрдого слоя обгоревших деревянных обломков это выглядит жутко. А потом Чимин кричит от боли: ему кажется, что внутренности пронзает множество острых лезвий, в конечном итоге концентрируясь на ладонях. Третий всплеск — это трансформирующиеся в острые ледяные шипы энергетические сгустки, хаотично летящие во все стороны. Ещё в самом начале откинутый к стене Чимин приподнимается на локтях и видит, как эти осколки на большой скорости практически врезаются в Чонгука, но тот буквально в последний момент вскидывает руки и превращает лёд в пыль. Пак несколько секунд напряженно прислушивается к своим ощущениям, ожидая новой волны, но её нет. Паника покидает тело вместе с магическими выбросами, и на замену ей приходит чувство усталости, как моральной, так и физической. Правило первое: просто иметь колоссальные возможности — мало. Чимину предстоит долгая работа над собой — он должен научиться этой силой управлять. Разруха вокруг адская. Сожжённую мебель, пол и стены покрывает толстый ледяной слой, а сквозь оконные проёмы со свистом врывается зимний ветер, полностью вымораживая ещё совсем недавно пылающую комнату. Пак смотрит на свои невредимые, без единой царапины ладони, и ему странно осознавать то, что всё это он сделал своими же руками. — Для первого раза — неплохо. Чонгук стряхивает со своей одежды остатки льда. Чимин смотрит на него, пытаясь понять, в чём подвох, но вампир говорит серьёзно, разве что с лёгкой долей снисходительности, будто всё произошедшее здесь — это детская шалость. Шалость, от которой по всему замку случился переполох. Пак болезненно шипит, отчётливо слыша крики, взволнованные голоса и топот ног, набатом отдающийся в ушах. Несколько секунд после последнего выброса энергии он абсолютно ничего не слышал, и эти мгновения были самой настоящей отдушиной, а теперь всё возвращается на свои места совершенно непрошенными ощущениями. Формирование тёмного магического сгустка получается непроизвольно. Он зависает в воздухе над ладонью, и когда в дверном проёме начинает скапливаться любопытная прислуга, принося с собой невероятно много шума, Паку кажется, что ещё немного, и он убьёт их всех. — Не сегодня, Чимин, — вампир разворачивает его к себе и щёлкает пальцами, выпуская перед лицом Пака чуть заметный зеленоватый дым. — Тебе стоит отдохнуть. Ответить Чимин не успевает: коварное сонное воздействие магии Чонгука оказывается быстрее, и уже через несколько мгновений вампир подхватывает на руки бессознательное тело. Паку действительно нужно восстановиться, а прислуга в этом замке все ещё нужна.***
— Что это? — Чимин вопросительно смотрит на серебряную круглую подвеску, поверхность которого украшает неизвестный чёрный иероглиф. — Артефакт, который на первое время поможет тебе справиться с собственной силой, — говорит Чонгук, надевая цепочку на шею Пака. — Теперь тебя не будут тревожить усиленные звуки. Эта вещь — действительно то, в чём Чимин сейчас нуждается больше всего. Он проснулся уже под вечер, и пробуждение было отнюдь не самым приятным: под чьи-то жуткие крики из подземелий. Но Чонгук пришёл уже через несколько минут вместе с этой подвеской, и, как только он застегнул цепочку, голоса резко оборвались, возвращая слух в привычную норму. — Так гораздо лучше, — облегчённо выдыхает Чимин, наслаждаясь тишиной в своей голове. — Спасибо. Чонгук удивлённо вскидывает бровь. Слышать такое от Пака — довольно непривычно. Раньше Чимин никогда его не благодарил. Он противился, ненавидел и своими словами старался как можно сильнее задеть вампира, а сейчас говорит искренне. И Чонгуку важен даже не факт этой благодарности, а то, что Чимин больше не воспринимает его, как собственное проклятье. Пак не замечает этого пристального взгляда и продолжает: — Я слышал вопли с нижних этажей. Почему этих людей пытают? — Они не люди, Чимин, — жёстко отвечает вампир. — Это маги, которые с помощью нескольких сложных заклинаний сменили личину и проникли в Хембринг со стороны Северного королевства. Далеко не первые за последнюю неделю. Северное королевство… Чимин так мало помнит о своём доме. Он смотрит на танцующие в камине пламенные языки — совсем рядом от сидящего на белой звериной шкуре Пака, и пытается зацепиться хоть за что-то, но воспоминания точно такие же ускользающие, как огонь. Чимин знает, что у него была мать, но даже лица её представить себе не может. Ещё он не понимает, почему так сильно сопротивлялся Чонгуку, почему пытался сбежать, ведь у него есть абсолютно всё, о чём можно мечтать. Целая империя. — Твоей матери больше нет в живых, — говорит Чонгук, улавливая ход мыслей Пака. — Она умерла от болезни, а потом я забрал тебя. Абсолютно для всех существ привязанность — это то, что делает слабым. Уязвимое место, на которое можно болезненно надавить. Вампир хочет избавить Пака от этой слабости, избавить от привязанности к Северному королевству, чтобы потом Чимин не стоял перед выбором. Страна, откуда он родом, скоро будет уничтожена, и у Чимина не должно возникнуть каких-либо сомнений по поводу того, чью сторону он в этой войне примет. Поэтому Чонгук искусно лжёт, не отводя взгляда, а Чимин своего прошлого не помнит, и слова вампира — единственный проводник в этот мутный мир минувших дней. Но в Чимине сохранилось и прежнее. Что-то внутри него даже после ритуала не даёт воспринимать Чонгука как того, кто имеет над ним безоговорочную власть. Вампир всё так же напоминает Паку дикого монстра, которого хочется приручить и в чём-то даже превзойти. Внутри Чимина пробудилась та самая твёрдость, которой сильно не хватало раньше. Теперь Пак чувствует себя гораздо увереннее и раскованнее, а потому и вечных сомнений, что преследовали его раньше, Чимин постарается больше не допустить. В Тёмной империи его воспринимают, как привилегированную игрушку повелителя, которая нужна только в качестве любовника, и Пак хочет доказать обратное. Он хочет увидеть перед собой их склонённые головы и заставить этих высокородных вампирских ублюдков давиться собственными словами. Начало пути к восхождению на этот тёмный трон уже проложено, и если ступить туда, то назад пути не будет. А Чимин не хочет оглядываться. Теперь прошлое не имеет для него сильного значения: оно наполнено ошибками и падениями, из которых Пак успел извлечь урок. Теперь пора перевернуть страницу его истории, потому что чаша весов склонилась в ту сторону, которой так сильно Пак боялся раньше. Но это был прошлый Пак Чимин. В том Чимине, что взмахом руки сейчас тушит огонь в камине и касается босыми ступнями холодного каменного пола, становясь рядом с Чонгуком; в том Чимине, который скользит руками по напряжённым плечам, добираясь до верхних пуговиц одежды вампира: в нём нет сомнений. В нём нет глупых терзаний, свойственных слабому человеческому сердцу. Внутри остыл жар ожесточённой борьбы двух сторон, обращаясь в лёд и сталь — острую и твёрдую. Этой новой сущности нужно лишь придать форму и взять под контроль свою силу, научившись ей управлять. Договор с полудемоном, заключённый на проклятых небесах, не может быть разрушен так же, как и стёрто с левого запястья навсегда впитавшееся в кожу «Чон Чонгук». Пак берёт ладонь вампира и поворачивает, поднимаясь взглядом вверх. Видит там своё имя, и Тьма внутри довольно урчит. «Нам обоим в аду гореть на уровне самого последнего круга» — думает Чимин, раскрывая губы, сминаемые в жёсткий поцелуй.***
На тренировочной площадке в горах Чимин ещё ни разу не был. Это стоящая чуть поодаль от замка, окружённая толстыми каменными стенам арена, которую раньше Пак обходил стороной. Но сегодня он стоит на самой середине и наблюдает за Чонгуком. Вампир натягивает тугую тетиву и, прицелившись, выпускает стрелу из лука прямо в цель — в сердце фантомной фигуры какого-то скалящегося чудовища, тут же исчезающего в воздухе. — Внутренняя сила — это та же стрела, — говорит Чонгук, опуская оружие. — Твоя первая задача — научиться концентрировать всю мощь потока в один стремительный сгусток. Пробуй. Короткий взмах рукой, и на Чимина вновь горящими провалами глаз смотрит созданный магией Чонгука монстр. Совсем как настоящий: точная, увеличенная в размерах копия вурдалака, жадно скалящаяся и лязгающая клыками. Чонгук расстёгивает цепочку, снимая наполовину блокирующий энергетические потоки кулон, и голову Чимина в ту же секунду хлынувшим океанским потоком заполняет какофония голосов. Вампир исчезает, и Пак видит его стоящим на карнизе — за пределами покрывающими купол арены железными прутьями. Теперь эта бетонная площадка предназначена только для двоих, а без артефакта Пак ощущает себя наполненным до краёв сосудом, который вот-вот разлетится на множество осколков под внутренним давлением. Но Чонгук не говорил, что будет просто. В последний момент Чимин пригибается к земле и откатывается в сторону. Фантомные монстры — точные копии настоящих, и нападают они так же стремительно, как нападал бы настоящий вурдалак. Отличие лишь в том, что от когтей и клыков фантома нельзя умереть. Можно получить ранения, но когда дело доходит до смерти, то этот магический сгусток рассеивается. Фантомов используют для тренировочных боёв, и сейчас Чимину предстоит его уничтожить. Сложность заключается в сдерживании собственной мощи. Если в реальном сражении позволять своей стихии вырываться мощными энергетическими волнами, как было с Паком в первый раз, то это убьёт не только врагов, но и союзников. Чимин поднимается c земли и вспоминает всё, что говорил ему Чонгук. — Представь, что твоя сила заключена в обруч. Прочный и не дающий вырваться энергии за его пределы, — звучит в голове голос вампира. Когда на тебя несётся бешеный вурдалак, осознать такое сложно. Чимин сдерживает свой порыв уничтожить монстра всего одним огненным выбросом и опять уклоняется в сторону, запрыгивая на оббитые железом ящики с оружием внутри. Несколько секунд форы. Чимин чувствует, как лопатки прожигает взгляд вампира, но не оборачивается. Он докажет, что способен подчинить себе эту силу. Он станет фигурой гораздо более значимой, чем пешка в чонгуковых руках. И когда голову Чимина увенчает корона, никто не посмеет сказать и слова против. У него больше нет прошлого. Это лишь смутные обрывки, гадать на которых так же глупо, как подстёгивать собственное упрямство. Свобода — она такая многогранная. Чимин больше не видит смысла в своём прошлом понимании этого слова. Власть — тоже свобода. Власть над могущественной империей — то, чего столь сильно возжелало сердце Пака. Это невероятный соблазн: держать в своих руках жизни высокородных ублюдков и иметь возможность обрезать их, словно нити. Уроки жестокости навсегда отпечатались в памяти Чимина незаживающим клеймом, выжженным где-то на подкорке сознания. Вампира Пак больше не ненавидит, нет. Просто испытанная им боль оказалась настолько сильной, что вытеснила всё остальное, а потом смешалась с похотью и жаждой власти, в корне меняя принципы жизни. Даже сейчас она не отступила. Чимин больше не чувствует её физически, но она вместе с руками Чонгука обвивает Пака по ночам и скребётся жуткими когтями, просясь наружу. И теперь Пак хочет, так безумно хочет причинять страдания. Хочет заставить врагов захлёбываться в собственной крови, хочет услышать хруст ломаемых им костей — лучшая похоронная мелодия на фоне багровых закатных лучей. Слабым здесь не место. Слабость здесь вытравливают самыми жестокими способами, иначе бы Тёмная империя не была столь сильной и не наводила страх. Чимин прошёл через это. Он прошёл через то, что априори меняет разум; что уродует душу в своих утыканных изнутри ножами тисках, оставляя шрамы. И сейчас Чимин до кровавых дорожек по подбородку прикусывает губу, заставляя себя прочувствовать каждый энергетический поток. Объять необъятное — задача не из лёгких. Но чёрный взгляд всё так же чертит полосы на лопатках: несколько лет назад Чимину в хороших снах казалось, что оттуда вот-вот вырастут крылья. Но сейчас это забыто. И лёгкость снов, и чистота детских стремлений. Обруч. Чимин мысленно нащупывает границы своего слухового диапазона, частично достигающего Хембринга, и пытается возвести вокруг него стены. Фантом подбирается ближе, прижимая брюхо к земле и готовясь к тому, чтобы вот-вот броситься в очередной раз на замершего Пака, но тот успевает спрыгнуть с ящиков на секунду раньше того момента, как туда добирается порядком взбешённый монстр. Больше времени нет. Чимин ментально схлопывает этот диапазон до арены. Резко и тяжело. На его плечи будто горный склон давит, а уши закладывает от давления монотонным звенящим звуком, но когда вурдалак хватает Чимина за воротник и швыряет об стену, Пак возвращается в реальность. Всё ещё нестабильную, но теперь у Чимина есть над ней хоть какое-то подобия контроля. Помимо утробного рычания монстра он почти больше ничего не слышит. Этот шум становится не более, чем блёклым фоном, больше не терзающим голову ненужными информационными потоками. Первую цель можно считать выполненной. Шаг второй — уничтожить фантома. Это сложнее. Без сдерживающего артефакта сложно даже просто сохранить внутренний баланс, не говоря уже о том, чтобы придать своей энергии правильную форму. — А ты уверен в том, что способен на большее? — всплывают в памяти слова Чонгука. — Ты сомневаешься во мне? Чимин шипит от боли, когда клыки вурдалака смыкаются на руке, раздирая её до кости. Неожиданная злость вдруг служит сильным толчком вперёд, заставляя собраться. У Пака больше нет времени на раздумья, поэтому он полностью доверяется своей интуиции. Теперь его мысли напрямую взаимосвязаны с результатом действий, и Чимин вскидывает ладонь, импульсом выталкивая на поверхность огонь, но не давая ему пойти дальше. С помощью мысли пытается сформировать из этой энергии плотный шар, но даже отдалённое подобие получается далеко не с первого раза. Этот самоконтроль все ещё слишком хрупкий. Монстру надоело играть со своей предполагаемой жертвой. Но даже с быстрой регенерацией Чимину все ещё больно, когда ему наносят ранения, а клыки вурдалака проникли глубоко в плоть. В голове все ещё отдается полунасмешливый тон вампира, и подстёгивает это сильно; задевает за живое. Чимин пытается перевернуться на спину, чтобы видеть монстра, который прижимает его к земле всем своим весом. Заранее известный финал можно было бы ещё неделю назад счесть абсурдным и совершенно невозможным, но сейчас Пак свободной рукой обхватывает переднюю лапу вурдалака и сдавливает её с такой силой, что клыки на предплечье размыкаются, а сам монстр воет бешено от боли. Недолго. Чимин раскрывает ладонь и заливает огнём нависающую над ним пасть. Резко и слишком импульсивно. Шар получается неровным, будто ещё мгновение, и разлетится той же уничтожающей всё на несколько метров вокруг волной. Но Пак абстрагируется от боли в стремительно восстанавливающихся тканях руки и концентрируется на сохранении формы сгустка. Успевает. Голову вурдалака разносит на ошмётки, так и не достигающие земли, но это не конец. Совсем нет. Если фантом исчезает, то внутреннее напряжение — ничуть. Даже после уничтожения цели внутри всё кипит, будто растревоженный вулкан, что грозится вот-вот взорваться адской смесью дыма и пламени. Нить самоконтроля лопается в одну секунду, допуская появление всё новых и новых пробоин в той крепости, что возводил Чимин, и пропуская несносный шум. Будто бы сжатый Паком кусок нужного ментального пространства стремительно разлетается в разные стороны, покрывая своим куполом многие мили вокруг. Чимин кричит, пытаясь своим голосом заглушить этот разрывающий голову ад, и совсем не замечает, как поток разрастающихся из ладоней ледяных игл стремительно покрывает поверхность арены, а затем начинает обвивать стены. Чонгук стоит в нескольких метрах. Пак шепчет холодным губами «помоги», сам себя не слыша, и почти плачет от облегчения, когда холодный металл цепочки с артефактом касается шеи. Резкий перепад на сторону кромешной тишины, и ноги отказываются держать. Но Чимин упрямо стоит, прижимая ладони к вискам и давая себе время привыкнуть. В этой тишине отчётливо слышен стеклянный хруст иголок под ногами Чонгука и собственное, застывающее паром в воздухе дыхание. Вид укрытой льдом арены поражает. — Я думал, ты разнесёшь всё это до последнего камня, — в застывшей атмосфере голос Чонгука звучит ясно, словно звенящая сталь, и лишь едва уловимое эхо чуть размывает это ощущение. Слова — отточенный искусными мастерами нож, вспарывающий кожу лёгким, убийственно-нежным прикосновением. Чимин невольно вздрагивает. — Но, признаю, ты меня поразил. Пак удивлённо вскидывает голову, ожидая наткнуться на ледяной взгляд, но Чонгук смотрит неожиданно спокойно. Чимину даже кажется, что на долю секунды он уловил в его взгляде восхищение, однако этот обманчиво-ускользающий блик не задерживается дольше, чем на мгновение. Чонгук — палач, у которого нет приказа свыше. Он может убить так же, как и в последний момент помиловать, неожиданно отложив топор в сторону, а Пак ощущает себя узником, с рук которого сняли верёвки. — Я доволен тобой, Чимин. Это второй раз, когда ты пытаешься взять силу под контроль, и с каждым разом у тебя будет получаться лучше, чем раньше. — Я могу счесть эти слова за похвалу? — выдыхает Пак. — Вполне. И совершенно непроизвольно Чимин чувствует удовлетворение от такого ответа. Как цепной пёс, получивший награду за службу. Это вводит Пака в заблуждение, а Чонгук собственными огненными потоками растапливает расползшийся по арене лёд, и снисходительность его улыбки каменеет, превращаясь в хищный оскал. Несомненно, Чимин на правильном пути. И сойти с него Чонгук не позволит.