Ты должен увидеть меня с короной на голове, Я буду править этим ничтожным городком. Смотри, как я заставлю всех поклониться мне, Одного за другим.
Чимин ждал этого дня. И вот теперь, когда небо нависает над Хембрингом тёмно-свинцовым, клубящимся полотном, в глубине которого проскальзывают багровые отблески гаснущего далёкого солнца, а впереди чётко выстроенными сотнями замерли вампирские воины, чувство личной победы разгорается всё сильнее, танцуя ледяным пламенем на костях чего-то в себе убитого. Целая империя под ногами. Чимин думает о том, какую же эйфорию должен испытывать Люцифер, имея в подчинении ад? Они стоят на одной из каменных площадок, ведущих ко дворцу. Ещё осенью здесь росли обвивающие перила цветы, а теперь Чимин сам как цветок. Как чёрная лилия, распустившаяся в жестокую зиму, когда остальные слабые растения гибнут. У него глаза голубые, со стальным оттенком, почти как чонгуковы, и голову венчает изящная серебряная корона с острыми шпилями, украшенная несколькими рубинами. За отворотами ботфортов несколько кинжалов спрятано, на поясе висит катана, а тёмную накидку с железными эполетами короткая цепь перехватывает. И Чимин ощущает себя в этом так уверенно, словно не в первый раз предстаёт перед вампирами Тёмной империи на правах второго короля, чонгуковой принцессы. Чону этот образ кажется восхитительным до безумия; его демоны ликуют, ведь идеал достигнут. Пак Чимин кажется совершенством, создать которое так стремился высший вампир. По традиции королю приносят клятву верности. Чонгуку её принесли ещё много лет назад, и теперь настал черёд Чимина. Первым подходит Минсок. Делает коротким кинжалом надрез и произносит простые слова, однако сила их велика, ведь это клятва на крови. Условия её таковы, что нарушивший своё обещание умирает. — Я, Ким Минсок, военачальник королевский армии, клянусь в вечной верности и в том, что буду защищать вас, ваше величество, даже ценой собственной жизни. Примите мои слова, — вампир чуть склоняет голову и говорит так ровно, будто делал это бесчисленное множество раз. Впрочем, кто знает? На самом же деле для Минсока эта клятва — не более, чем чистая формальность, потому что он действительно уже не первому существу задолжает свою жизнь, но, тем не менее, до сих пор не погиб. Да и Чимин не даст врагу убить себя просто так. — Я принимаю твою клятву, — говорит Пак и берёт из рук Минсока кинжал. Делает такой же надрез у себя, а затем соединяет ладони, закрепляя договор. Короткая красная вспышка, и порезы обоих стремительно затягиваются, не оставляя и следа. Далее идёт Юнги. В отличие от Пака, у него отнюдь не великолепное расположение духа: лицо осунулось, и изумрудный отблеск глаз словно подёрнулся пыльным слоем. На Чимина он смотрит мало, стремясь как можно быстрее покончить с этими формальностями и отойти в сторону. Чимин замечает это, но как-то поверхностно, решая не придавать значения. Нить, недавно каким-то образом связывающая их на доверительном уровне, уже оборвалась, и теперь они друг другу как знакомые по политическим соображениям, не более. Следом дают клятвы ещё несколько высокопоставленных лиц, имена которых для Чимина не столь важны, но вскоре и эта вереница из нескольких вампиров подходит к концу. Пак чувствует нетерпеливое покалывание на кончиках пальцев: наполняющая тело магия стремится наружу, шевелится в глазах чёрными змеями. Она голодна, она хочет насытиться. Чимин напоминает натянутую до предела тетиву, которая вот-вот отпустит смертельную стрелу, пронзающую собой многие мили пространства. — Раз ты так рвёшься вперёд, то поедешь в авангарде вместе с Минсоком. Из вас выйдет неплохая комбинация: ты устранишь всех выставленных Джинёном потусторонних тварей в нескольких городах на подходе к столице Северного королевства, а он разберётся со всем остальным, — говорит Чонгук, проводя ладонью по плечу прижимающегося к нему спиной Чимина. Вампир обводит ключицы, а затем спускается пальцами под воду, выводя узоры на животе Пака. — А как же ты? — Пак откидывает голову назад, чтобы видеть лицо Чонгука. От горячей воды исходит едва заметный пар, и аромат его приятен Чимину. Лёгкий, ненавязчивый запах роз. — А я присоединюсь чуть позже. Нужно разобраться с кое-какими делами в родовом замке. — Например? — выгибает бровь Чимин, тщетно стараясь не поддаться на ласки, хоть это и редкий случай, когда Чонгук действительно мягок с ним, когда не набрасывается клыкастым хищником. — Скоро узнаешь, моя принцесса. Это будет сюрпризом. Чимину подводят существо по кличке Аргон — смесь лошади и ещё какого-то жуткого создания, от которого Аргону достались клыки и мощные роговые выросты посередине лобовой части черепа. Этих плотоядных существ привычно называют конями, разве что только выведенными в Тёмной империи. У Аргона буйный и гордый нрав, чем он несколько дней назад и очаровал Пака. Конь и его наездник сошлись характерами. Чимин треплет Аргона по холке и мимолётно отмечает то, что несколько идеально-белых пятен на ногах коня вскоре запачкаются грязью и кровью. Нет пафосных королевских речей, нет напутствий своим воинам перед битвой. Чонгук никогда не видел смысла в таких речах, а в напутствиях его армия не нуждается: вампиры без слов знают свою цель. Военное дело — прирождённая стихия жителей Тёмной империи, мучительно сдерживаемая мирными договорами множество лет, и теперь вампиры безмерно благодарны Чонгуку, который спускает их, как адских псов с цепи. Они намерены принести своему повелителю только победу, собрав кровавую дань с противников. Тёмная империя дождалась своего часа. — И ты не пожелаешь удачи? — спрашивает Чимин, вскидывая голову вверх. Вампир стоит совсем рядом. — Удача слишком эфемерна и коварна, — усмехается Чонгук. — Я рассчитываю на силу. — Что ж, должен признать, эта позиция умна. «Я не сомневаюсь в тебе, Чимин» — хриплый голос обволакивает голову сладким дурманом, и Пак даже представить себя без этого не может, судорожно вдыхая холодный воздух. Будь он льдом, рассыпался бы сотнями осколков, чувствуя пальцы Чонгука, притягивающие за шею. — «Убей их для меня». — Да, мой король, — шепчет Пак. Кажется, что даже воздух имеет цвет — тёмный, как разбавленная чернилами вода, и в этом освещении лицо Чонгука кажется особенно бледным, а глаза опять бездонными чёрными озёрами становятся. Он похож на продуманную до мельчайших деталей скульптуру, на демонское божество, крылья которого когда-нибудь надеется увидеть Чимин. Вампир накрывает губы Пака, сминая их в привычно-жёстком поцелуе, который Чимину дороже любой нежности. Их видят тысячи глаз, и Пак лишь сильнее жмётся к Чонгуку, вплетаясь пальцами в чёрные волосы. Отвечает уже гораздо напористей и смелей, прикусывает губы, подаваясь навстречу, обводя языком кончики острых клыков; режется о них, добавляя сводящий Чонгука с ума металлический привкус, и улыбается сквозь поцелуй, как чёрт. Отпускать Чонгука не хочется… — Тебе пора, принцесса, — Чонгук отрывается от губ Чимина, когда стук часов на главной дворцовой башне начинает глухо подниматься к небесам. …но временем управлять ни одному высшему существу не под силу. Чимин седлает коня. Кидает последний взгляд на Чонгука, дёргает за поводья, разворачивая Аргона в нужную сторону, и вот уже отчётливо слышится цокот копыт по широким каменным ступеням. Перед ним расступаются воины, образуя широкий коридор, и Чимин вместе с Минсоком направляются в самый конец окружающего дворец строя — к коннице, входящей в состав авангарда. — Выступаем! — кричит Минсок, ударяя своего коня по бокам. Следом за ним сразу же на галоп срывается несколько сотен всадников, включая Пака. Вампиры стремительной облавой, спускающейся по крутому горному склону, устремляются к главным вратам окружающей Хембринг крепостной стены. «И пусть дьявол будет на нашей стороне» — последнее, что слышит Чимин в своей голове.***
До столицы Северного королевства путь неблизкий, пролегающий через несколько достаточно крупных городов. По подсчётам Минсока, вместе с боями и захватами крепостей это займёт не менее трёх суток — почти в два раза дольше, чем когда Чимина несколько месяцев назад везли в Тёмную империю по короткому пути, минуя все населённые места. Копыта с силой врезаются в промёрзшую землю, раскраивая в пыль верхний её слой. Чимин прижимается к самой гриве Аргона, который бежит так, будто за ним вурдалаки гонятся, и слышит тяжёлое дыхание своего коня вперемешку со свистом встречного ветра в ушах. Сердце бьётся сильно, неравномерно, а вместо рук хочется крылья расправить: закрыть ими небо, как тёмным полотном, и погасить звёзды в этой ночи. К полудню они добираются до одного из горных перевалов, ведущих в сторону Северного королевства. По обеим сторонам возвышаются исполинские склоны, а низину прямой лентой рассекает река Лин, длина которой столь велика, что она тянется до самого Сумеречного края, впадая в океан. Воды её быстрые и холодные, не согреваемые даже южным солнцем в конце пути. В детстве жаркими летними днями Чимин любил купаться в ней. «Солнечные блики слепят глаза, отражаясь от воды; собственный смех обрывками эха отдаётся в ушах, брызги оседают в волосах, стекают по щекам, и вдалеке слышится какой-то до позабытой боли знакомый женский голос. — Вылезай на берег, ты заболеешь! — Ну, мам, ещё немного…» Откуда эти голоса? Чимина выбрасывает в реальность, как камень с обрыва. Он ловит вопросительный взгляд Минсока и выравнивает лошадь, отгоняя дальше от речного берега. Смотрит на небо и не видит ни единого солнечного просвета. Показалось. Просто показалось. Его матери нет в живых, это лишь ненужные воспоминания, и с Северным королевством Чимина не связывает абсолютно ничего. Он вместе с Чонгуком сотрёт это место с лица земли, установив новые порядки. Это станет первым шагом к усовершенствованию мира. Одна половина будет уничтожена, а вторая, которая сможет принять разбавленную вампирскую кровь и после этого выжить, станет полукровками. Слабым не останется места. Чимин по себе знает, как это невыносимо, так не милосерднее ли предотвратить такие мучения? Вампирская конница напоминает множество сливающихся в единое пятно теней, передвигающееся стремительно и практически бесшумно. Пересекают горы они быстро, без единой остановки. Обычные кони бы уже загнанно валились от усталости и галопа, но эти не зря считаются самыми выносливыми на континенте. За всё время пути они лишь немного запыхались. — Давай быстрее, — шепчет Пак на ухо раздражённо фырчащему Аргону, — как только доберёмся до Хельса, тебе перепадёт много чего вкусного. Это вполне разумные монстрообразные существа, понимающие речь, и слова о еде подстёгивают коня хлеще любой плети. В Хембринге их кормят животными и лишь иногда убитыми пленниками, поэтому человеческое мясо, пропитанное свежей кровью, для таких коней считается излюбленным лакомством. Вампиры обгоняют наступление ночи, достигая города, что стоит на равнине у подножия гор, раньше предполагаемого часа. Хельс — один из четырёх главных городов Северного королевства. Форпост, который на пути вампирской армии должен пасть самым первым. И о возможном вторжении там были предупреждены: деревни на подходах опустошены, люди скрылись за крепостными стенами, пылают вершины сигнальных башен. Игрушечная преграда, так похожая на песчаный замок, для разрушения которого хватит лишь одной морской волны. Стоит признать, что Джинён поистине умён и расчётлив, как самозабвенно расставляющий сети огромный паук. Ему невыгодно защищать окраины ненужного королевства: вся мощь должна быть сосредоточена в центре, вокруг его цитадели, но чтобы не допустить досадного народного бунта, он отправил в другие города магов и несколько своих устрашающих потусторонних тварей, чтобы успокоить наивные людские сердца. А сердца эти — деликатес для таких, как Аргон. Трепещущие от ужаса, по инерции пульсирующие в разодранных грудных клетках и безумно вкусные. У Чимина, в отличии от его коня, вовсе не такие предпочтения, но стоит представить это, как Тьма сердце предвкушающе сжимает, нашёптывая восхитительные в своём безумии вещи. Да, Чимин не вампир, который испытывает жажду крови, но тяга к зрелищности и чужим страданиям после ритуала стала такой же выраженной, как у детей ночи несколько другой категории — энергетических вампиров. Это редкий вид, обладающий способностью играть с человеческими эмоциями, как садист с прикованной жертвой. Способов уничтожения много. Такой вампир может лишить человека всех чувств, превращая в самую настоящую куклу, которая теряет весь интерес к жизни; может выборочно вытянуть из жертвы одну эмоцию, как струну из скрипки, нарушая гармонию и приводя человека к сумасшествию, а может за один раз выпить всю жизнь. Изначальная Тьма, часть силы Чонгука — часть его сущности, и из Пак Чимина вышло то самое орудие. Вот только не спасительное, как хотел Юнги, а разрушающее. На крепостных стенах Хельса лучники рядами выстроились, среди которых Чимин по одежде различает эльфов и магов, но в основном — людей. Слишком просто. Пак даже чувствует некое разочарование. Он ожидал от Джинёна чего-то более интересного и масштабного, чем несколько сотен простых смертных (магам с Чимином не тягаться). — Снеси волной эту стену и уничтожь магов, а дальше дело будет за моими отрядами, — Минсок перекрикивает свист ветра. Чимин отделяется от общей конницы и вырывается вперёд, подстёгивая Аргона. Он уверен: всё это можно разрушить, как карточный домик, одним ударом, поэтому не сомневается ни капли, вскидывая ладонь с формирующимся силовым потоком. Целится, другой рукой чуть придерживая коня за поводья, и собирается залпом выпустить огненный шар. Землю сотрясет удар. Аргон спотыкается, на подгибающихся коленях пропахивая снег, и еле успевает остановиться, за секунду до того, как сорвался бы вместе со своим наездником в круглый разлом с неровными краями. Виновник землетрясения не заставляет себя долго ждать: показывает свои уродливые головы, поднимающиеся из дыры, издавая шипяще-свистящие звуки. Членистоногих Пак с детства недолюбливал. Теперь же перед ним возвышается изощрённая в своём уродстве четырёхметровая копия многоножки с тремя головами, каждая из которых заканчивается несколькими паучьими глазами-бусинами и пастью, беспорядочно утыканной клыками. Извивающееся тело покрывают плотные защитные пластины, оставляя беззащитными только шейные отделы. Само очарование. — Как мило, — усмехается Чимин, соскальзывая со спины коня. — Я уж думал, Некромант совсем позабыл о том, как надо встречать своих противников. Монстру слова безразличны. Он кидается на Чимина одной из своих голов, на что получает увесистый удар наспех сформированного огненного шара, и стрекочет, скрываясь обратно в свою яму. Земля дрожит, выдавая внутренние передвижения монстра по изрытым ходам, и Чимин пытается угадать, где же этот червяк вылезет в следующий раз. — Назад! — успевает бросить он приближающимся отрядам Минсока. — Я сам с ним разберусь, здесь мечи бессильны! Монстр пробивает мёрзлую землю совсем близко, чуть не сбивая Чимина с ног. Нависает смертоносной коброй, закрывая собой небо, и делает несколько бросков подряд, стараясь ухватить слишком изворотливую фигуру Пака. Чимин просто так не даётся, проскальзывая под смыкающимися прямо над головой челюстями и меняет свои магические потоки с огненных на ледяные. Он чувствует взбудораженность и азарт, распаляя чудовище и импровизируя на ходу. Со льдом он работал не так много, но сейчас самое время испробовать свою задумку. Чимин формирует энергетический сгусток, однако не привычным шаром, а широким диском с изогнутыми острыми краями. Ментально управляемая чакра из прочнейшего льда — что может быть восхитительнее? После нескольких бесплодных попыток в нападении монстр опять скрывается под землёй — в самый неподходящий момент, когда Чимин уже готов был пустить в ход своё придуманное на ходу изобретение. На этот раз земля не дрожит, и тишина гробовая. Ничто не выдаёт присутствия под землёй огромного чудовища. — Ну же, — шепчет Пак, сканируя взглядом окружающее пространство. — Иди сюда, малыш, покажи мне свои прелестные мордашки. Ожидание — отвратительная вещь, особенно если оно идёт вкупе с нервами на взводе. А потом лопаются и они, когда земля кусками разлетается прямо под ногами, и Чимина подбрасывает высоко в воздух — прямо над вырывающейся из глубин тварью. Эта членистоногая скотина оказалась хитрее, и чтобы с размаха не угодить в одну из её разинутых пастей, соображать приходится максимально быстро. За долю секунды Пак формирует чакру — со второго раза это удаётся сделать быстрее — и выпускает её остриём вниз, прямо в пасть. Острые края распарывают плоть, как нож масло, и прорезают дальше, по шее и туловищу. Тварь не спасают даже защитные пластины. Чимин с нескольких метров камнем падает на поверженный участок монстра. Кажется, ломает себе несколько рёбер и качественно отбивает внутренности, но всё же приходит в себя раньше, чем бешено орущее от боли чудовище успевает двумя оставшимися головами разодрать его на куски. Не тратя время на раздумья, Чимин вторым ледяным сгустком отрывает скалящуюся всего в нескольких сантиметрах от его лица голову и, стоит ей попытаться подняться вновь, перерезает льдом оставшуюся плоть, которая соединяет эту морду с шеей. Зрелище отвратительное. Пак выдыхает, резко оборачиваясь назад и сильно удивляется, когда видит Минсока, по хребту забирающегося на последнюю голову многоножки. Вампир крепко цепляется на выступающие наросты пластин, а монстр, чувствуя это, раскачивает шею в разные стороны, пытаясь сбросить с себя Кима. — Он мой! — кричит Минсок, проталкивая один из своих кинжалов в плоть червя между пластинами. Этот монстр — довольно интересный экземпляр. Киму Отречённые как кости поперёк горла встали, а здесь хоть какое-то разнообразие для разминки появилось. Чимин отступает в сторону, направляя свои силы на внутреннюю регенерацию, но глаз с чудовища не сводит — кто знает, чем всё может обернуться, но опасения его напрасны. Минсоку вполне успешно удаётся забраться наверх, не сорвавшись от резких раскачиваний, и вонзить меч точно в уязвимое место, где находится главный нервный центр. Парализованное чудовище больше не может держать свою единственную уцелевшую шею и падает на землю, где вампир несколькими ударами перерезает твари голову. — Меч не может быть абсолютно бессильным в умелых руках, — говорит он, спрыгивая с отсечённой конечности. — Я впечатлён, — кивает Чимин, прислонив ладонь на левую сторону груди. К Минсоку он испытывает уважение — он опытный и искусный воин, правду которого Пак признаёт. Чего не скажешь о всём остальном. — Ваше величество, у вас одежда… — Минсок кидает взгляд на накидку Чимина… — испачкалась. Платочек дать? «А ты похож на аристократа, который носит в кармашке у сердца носовые платки?» — хочется сказать Паку, но он сдерживается, не имея желания конфликтовать на пустом месте. — Чимин, — говорит он, отстёгивая окровавленный элемент одежды теперь непригодный для того, чтобы его носить. — Зови меня просто Чимином. — Как скажешь, — пожимает плечами Минсок и даёт отмашку вампирам, показывая, что путь свободен. Чимин седлает Аргона, которого чудом не задело при сражении, и оставляет мёртвую многоножку вместе с выброшенной накидкой позади. После сражения с трёхглавой тварью сложным не кажется абсолютно ничего, но вспышку злости доставляет стрела, выпущенная каким-то эльфом с крепостной стены. Она практически насквозь прошивает левое плечо и причиняет острую боль, заставляя материться сквозь сжатые зубы. У Чимина только-только регенерация рёбер завершилась, а его опять калечат. Повезло, что она не отравленной оказалась, иначе заживало бы долго, а обычного вампира скосило бы насмерть. Пора этот спектакль заканчивать. Чимин на скаку ловит взгляд ранившего его лучника-эльфа, усмехается жёстко, чутко улавливая испуг, и резко вскидывает ладони. На этот раз преград не возникает. С жутким грохотом ударная волна напрочь сносит крепкие камни и до основания рушит оплот, на который люди возлагали слишком большие надежды. Словно песок, утекающий сквозь пальцы, люди на крепостной стене падают вниз, калечатся, умирая и разбиваясь об оторванные глыбы. Среди них и тот самонадеянный эльф. — Сладких снов, милый, — шепчет Чимин, выдёргивая стрелу из плеча. Лучник при падении сворачивает себе шею. Теперь Хельс представляет собой орех без скорлупы, который легко может склевать хищная птица. Паку смешно наблюдать за магами в мантиях с вышитой на них символикой Северного королевства. Джинён завербовал их, заманив с процветающего другого конца континента в это гиблое место, обещая горы золота, а они, как продажные сороки, купились на призрачное богатство, и теперь Чимин охотно помогает им осознать свою ошибку. Посмертно. Тот эльф оказывается не единственным самоуверенным глупцом. Чимин на ходу срезает катаной головы нескольких пытающихся преградить ему путь солдат и спешивается с коня, отражая магическую атаку мужчины лет сорока: судя по смуглой коже и чёрным волосам, родом он из южных стран, а значит и стихией владеет только одной — огненной. Чимин не нападает. Без напряжения уклоняется от тяжёлых атак, играет с ним, как хищник с добычей, и выжидает того момента, когда у мага подходит к концу весь энергетический резерв. Он растрачивает его на бесплотные попытки глупо и недальновидно, так что последний ход остаётся за Паком. Огневики не любят лёд, потому что он противоречит их сути. Не давая магу опомниться, Чимин пришпиливает его к стене какого-то деревянного дома и протыкает выросшими из костяшек пальцев ледяными шипами плоть в районе живота, начиная мысленный отсчёт. Медленно ведёт вверх, чувствуя, как рвётся кожа с тканями, наблюдая за сменой эмоций на лице мужчины, и впитывает в себя хрипы, порождённые агонией. Одежда мага пропитывается густой кровью. Хрипы обрываются на девятой секунде: Чимин успевает добраться до середины глотки. — Развлекаешься? — выгибает бровь Минсок, провожая взглядом падающий труп. — Могу себе позволить, — легко отвечает Пак и вытирает об снег окровавленную катану. — В центре города их десятка два, советую поторопиться. Чимин свистом подзывает Аргона, оторванного от весьма увлекательной трапезы. Улицы Хельса теперь походят на развалины: местами идут бои, в которых исход заранее предрешён, горят крыши домов и осколки стёкол утопают в багровом снегу. Чимин пришпоривает коня, направляясь к ратуше, часть которой уже развалилась от предыдущей ударной волны: башня лежит на земле серой каменной грудой, а циферблат с погнутыми железными стрелами расколот надвое. Откуда-то сбоку слышится крик, на который Пак внимания уже не обращает: таких много. Гораздо больше его интересует кучка столпившихся в круг магов. Стоит признать, толк от них есть: неподалёку валяются несколько обгоревших вампирских трупов. С этими магами Чимин не обменивается колкими фразами, не тратит время на изматывание противников. Маги рассеиваются по разным сторонам, окружают Пака, пытаясь убить магическими выбросами, но они не знают о том, что имеют дело с жестокой принцессой того, чьё имя вселяет в сердца ужас. Чимин убивает стремительно и ни секунды не колеблясь, заставляя пасть одного за другим, рассекая воздух арканом из Тьмы. И пленники, вокруг шей которых обвиваются шипованные жгуты, никогда не выживают. Они кричат, бьются в судорогах, молятся неизвестным Паку богам и плачут кровавыми слезами, а Чимин всё танцует безумный вальс, продолжая выбирать новых партнёров, и ему кажется, что он слышит музыку в своей голове: болезненные стоны скрипки, из которой вырывают те самые струны, превращая инструмент в безмолвную деревяшку. Трупы ведь молчат, и это молчание нравится Чимину больше, чем слова живых. — Тебе не жить на этом свете, — умирающая ведьма обнажает окровавленные зубы в кривой усмешке. — Невозможно склонить мир только на одну сторону, нарушить его равновесие. Такое будущее обречено… обречено… обречено, как когда-то… Минутой позже её тело горит в общей куче из таких же магов, и чёрный дым от костра высоко вьётся над центром Хельса, а Чимин смотрит на всполохи, и предсмертный шёпот старухи червём прогрызает мысли, как паразит, от которого сложно избавиться. — Город полностью зачищен, — Минсок встаёт рядом. — Ты о чём-то сожалеешь? — Нет, — слишком резко отвечает Чимин, разворачиваясь к военачальнику. — С чего ты взял? — Её слова, — Минсок кивает на костёр, — они задели тебя. Не отрицай, я видел это. В окаменевшем сердце что-то шевелится, правда? — Замолчи, — шипит Чимин, встречая пронзительный, испытующий взгляд вампира. — Ты можешь вволю играть на их, — взмах рукой в сторону солдат-вампиров, — чувствах и слабостях, но мои трогать не смей. — Прошу прощения, ваше величество, за столь неосторожные высказывания с моей стороны, — Минсок делает полупоклон, и Чимину хочется придавить эту спину, как минимум, половиной стоящего рядом здания, потому что безупречный фарс виден отчётливо. Ким поднимает голову. «Я правда больше не стану давить на тебя словами, маленький принц, — думает Минсок. — Не в моих правилах дёргать за нити чужих марионеток, тем более, если они принадлежат повелителю». К ночи поднимается метель. Ветер воет пронзительно и свирепо, словно озлобленный раненый зверь, но вампирские отряды всё же покидают разрушенный город, оставляя за спиной пустоту и обращённые в пепел жизни. Это место лишь одно из многих, что слягут под натиском Тёмной империи, и ничто не сможет остановить эту длань. Чимин яростно думает об этом, стискивая поводья, и выталкивает слова старухи из головы. «Чонгук» — зовёт он, неосознанно проводя пальцами по левому запястью, которое обвивает чернильное имя. — «Хельс пал». «Прекрасная работа, Чимин. Я знал, что ты справишься» — и, слыша в голове такой знакомый чонгуков голос, Пак чувствует, как невидимая рука, стискивающая беспокойством его сердце, разжимается. — «Потерпи немного, я приду». «Я буду ждать». И червь сомнений умирает в окаменевшем сердце Чимина, а страхи кажутся не более, чем бесплотными призраками. Присутствие Чонгука в собственной голове, пусть даже ментально, помогает избавиться от навязчивого чувства, от ощущения того, что Пак делает что-то неправильно. Когда бабочка попадает в паутину, она бьётся, пытается вырваться, но лишь сильнее запутывается, а потом паук впрыскивает в её тело яд, и мир меняется. Теперь Чимину так хорошо в этой паутине, ему так нравится новоприобретённое каменное сердце, неприступное для сожалений и мук совести, что мысли о всей этой абсурдности затухают, не успев толком разгореться, совсем как сейчас. Ведьма мертва, и слова её Пак оставляет далеко позади, среди поднимающегося дыма костров. Пришпоривает коня и движется на передовую линию, стремительно пересекающей равнину вампирской конницы, навстречу новым городам и сумасшедшему смертельному вальсу.