Мне нужен этот огонь, чтобы знать, что я не сплю. Убитый, я потерян до рассвета. Мне нужен этот огонь, чтобы знать, что я не сплю, Пока мы не пойдём ко дну.
Чимин позволяет себе сделать остановку только ближе к ночи, когда сквозь рваные клочья облаков земли касаются алые закатные лучи. Грифон, кажется, совсем не устал нести на своей спине столь лёгкую ношу, а у Чимина с непривычки затекла спина и судорожно вцепившиеся в гриву Алькора пальцы стали каменными. За это время они успели пересечь большую часть Северного королевства. Совершенно опустевшая цитадель Некроманта в Рэйхёрне показалась Чимину жуткой в своей отчуждённости, а при воспоминаниях о её подземных лабиринтах и вовсе на дрожь пробивало. В столице осталась лишь пара сотен вампиров-надзирателей: остальные примкнули к войску, которое ещё днём покинуло эти земли. Прислонившись к тёплому боку грифона, Чимин разворачивает карту и восстанавливает в памяти всё, что говорил ему по этому поводу Минсок. «На этот раз авангардов для зачистки территорий не запланировано. Всё войско, включая ифритов, будет продвигаться в едином темпе и направлении, так что, помимо скорости, у тебя есть другое преимущество — местность». Чимин ведёт кончиками пальцев по нарисованным линиям, что иногда изгибаются по поверхности карты, и видит по левую сторону от начертанного маршрута обозначения неровностей. «Южное королевство от всех остальных земель отделяет Скалистая гряда. Это преграждающая прямой путь королевству горная цепь. Она невысокая, но достаточно длинная и труднопроходимая для конницы, поэтому Чонгук пойдёт в обход. Перелёт на грифоне даст тебе преимущество во времени. Для покрытия всего расстояния армии Чонгука понадобится чуть больше недели, тебе — около четырёх дней». Конечный пункт назначения — Дэйфорд. Этот город часто называют Морской столицей из-за близости к океану и светлого кораллового замкового комплекса, изображения которого Чимин видел лишь на бумаге в одной из книг, принесённых когда-то Чондэ. Между горами и столицей — Выжженная пустошь, растянутая на десяток километров, что испещрены останками некогда великого торгового города. На том месте так и не решились возводить новые строения, оставив в напоминание о демонах постепенно стирающиеся песком и временем каменные развалины. Чимин складывает карту с яростной мыслью о том, что костьми ляжет, лишь бы подобного не повторилось. Из-за нервозности он не чувствует голода, а грифон был плотно накормлен ещё ранним утром, поэтому скудные запасы еды Пак оставляет нетронутыми. Вместо голода он ощущает усталость. Спать на жёсткой земле, укрываясь лишь плащом, — непривычно, и Чимин долго ворочается, но в конце-концов измотанность берёт своё. Перед тем, как окончательно заснуть, Пак чувствует тепло от бока грифона, который укладывается рядом со своим новоиспечённым хозяином, прикрывая Чимина сверху широким крылом. Пак инстинктивно зарывается пальцами в мягкую длинную шерсть и проваливается в темноту без сновидений.***
Открывает глаза Чимин под копошение грифона. Солнце едва освещает кромку неба, и звёздная россыпь плотной картой стелется на западе, а холод этого предрассветного часа пронизывает насквозь. Пак ёжится: источник его тепла уже на ногах грузно топчется рядом, показывая нетерпение. Живот требовательно сводит урчанием. Чимин разжёвывает горсть сухофруктов, бросая несколько штук Алькору, который ловит их клювом, и Чимин безумно рад тому, что грифоны могут пару суток обходиться без пропитания, потому что земли Северного королевства неплодородны, и дичь отыскать непросто, а до гор нужно ещё добраться. Стараясь игнорировать ломоту в теле от проведённой на жёсткой поверхности ночи, Пак привязывает сумку обратно к себе на пояс и усаживается на Алькора, который только этого и ждал. Чимин понять не может, откуда в грифоне столько энергии, когда мощными взмахами крыльев тот устремляется навстречу светлеющему небу, и пальцы опять плотно смыкаются на пепельных перьях. Вниз Пак старается не смотреть. Ближе к полудню, когда в прогретом воздухе действительно начинает чувствоваться дыхание весны, они пересекают границу Северного королевства. На горизонте начинают вырисовываться туманные очертания гор, что кажутся мнимо-близкими, но на деле перед ними стелется равнина в несколько сотен миль. Если верить словам Минсока, то на этом месте войско Чонгука начинает постепенно уходить вправо, чтобы потом плавно обогнуть горную гряду; Чимину же предстоит путь напрямую. У него нет шансов пересечься с вампирской армией. Они летят весь день, не делая ни одной остановки. С каждым взмахом крыльев Алькора эти каменные гиганты становятся всё ближе, и грифон, кажется, летит с немыслимой скоростью, но достичь их до заката всё равно не получается. В иллюзии заключается вся досадность. Чимин заглушает голод, отпуская Алькора охотиться на равнине, и тому удаётся добыть какого-то грызуна, похожего на зайца. Но с наступлением темноты грифон не устраивается рядом с Чимином и не смыкает янтарных глаз: продолжает неподвижно стоять на земле, шевеля только ушами и будто вслушиваясь во что-то. Обычно так ведёт себя один хищник на территории другого. Беспокойная полудрёма длится до полуночи. По ушам режет своей неожиданностью вой, схожий с воем вурдалаков. Где-то поблизости. Мёртвенный лунный свет заливает равнину, по которой разносится этот утробный звук, и Чимину становится жутко. Он понятия не имеет, что это за твари и сталкиваться с ними вживую желания не испытывает ни малейшего, даже имея в арсенале Тьму. Этот повторяющийся вой напоминает ему о чём-то знакомом, вскрывающем вены и ударяющим по голове бесчисленным множеством воспоминаний. От него хочется спрятаться, закрыть уши руками и зажмуриться в надежде на то, что этот сжавшийся комок никто не заметит. Предупреждающий клёкот грифона приводит в себя. Чимин чувствует мелкую дрожь земли под ногами, будто от множества ударов, и залезает на грифона, нервно ударяя по бокам. Вспышки хищных глаз огнями горят в темноте, и Пак видит, как по тому месту, где он лежал ещё пару минут назад, проносится стая животных, действительно похожих на вурдалаков. Только в бледном лунном свете их шкуры отливают серым, а морды более широкие, с выпирающими, как у саблезубых тигров, чёрными клыками. Стая движется на запад, словно подхлёстываемая чьей-то волей — в том же направлении, что и войско Чонгука. Чимин смотрит вперёд, и его в холодную дрожь бросает от растекающегося на самой кромке горизонта багряно-огненного зарева, лавиной ползущего к горам. От уходящего вбок войска Тёмной империи Пака разделяют сотни миль, но свечение от факелов и пламени ифритов видно даже отсюда. Чимин впервые начинает сомневаться в собственной способности противостоять Чонгуку: это пекло пострашнее адских чертогов будет, раз даже с такого большого расстояния производит неизгладимое впечатление. Внутри что-то с хрустом переворачивается. — Вперёд, — Чимин тянет грифона налево, восстанавливая изначальное движение на юг. Спустя несколько минут огни вдалеке пропадают, а вслед за ними исчезает и вой. Когтистая лапа на сердце чуть ослабляет свою хватку. Ночь отступает тяжело и неохотно, обнажая завёрнутое в пелену бледного тумана солнце. Горы занимают больше половины неба, и Чимин ставит цель во что бы то ни стало добраться до них к закату. Его жрёт тревога и плохое предчувствие, которое он всеми силами пытается обогнать. От голода сводит желудок, и Алькор несколько раз порывается спуститься вниз, но Чимин останавливает его. — Потерпи немного, — говорит он грифону. — Мы почти на месте. Крутые горные склоны стеной возвышаются над ними, и Пак подвергает сомнению скромно сказанное Минсоком «невысокие». Скалистая гряда лишь ненамного уступает горам, окружающим Тёмную империю, и кажется ещё более суровой, потому что Чимин действительно не видит ни одного подходящего для большого войска перевала. Закат они встречают у подножия каменных исполинов, на покрытой молодой травой вперемешку с небольшими выступающими валунами земле. По сравнению с Северным королевством, здесь значительно теплее, и Чимин больше не мучается от пронзительного ветра. Алькору удаётся поймать двоих упитанных зайцев; Пак довольствуется полоской вяленого мяса, которую едва удаётся надкусить. Но это гораздо лучше, чем ничего, а выбирать не приходится. Эта ночь проходит относительно спокойно, хоть Чимин долго ворочается, чуть ли не шарахаясь от каждого звука. Однако присутствие грифона рядом немного успокаивает. У Алькора мощные и острые, как бритва, когти, а ещё клюв, которым можно шею сломать. Опасный зверь, но стоит его приручить или заслужить доверие, как он становится верным защитником. Третий день пути начинается засветло. Пак торопится, боясь не успеть, и его всего мандраж охватывает, когда грифон начинает подниматься выше, унося свою ношу вглубь каменных лабиринтов. Тишина здесь разбавляется потоками ветра, шелестом крыльев и камнями, что срываются с крутых склонов в ущелья. Иногда Чимин представляет себя на месте них и крепче сжимает в пальцах перья, вплотную прижимаясь к шее грифона. На самом деле, он устал: по три-четыре часа сна в сутки, нервозность и постоянное напряжение, связанное с боязнью свалиться вниз. А ещё холод горных высот, который не умаляет даже по-южному греющее низины солнце. Они успевают до наступления полной темноты вырваться из каменного плена скал, чему продрогший Пак рад безумно. Если бы не магия, то он бы окончательно околел. Прогретая же палящим солнцем за день земля кажется Паку благодатнее всего на свете, и измотанность берёт верх, как только голова Чимина касается свернутого плаща. Он позволяет себе отдохнуть, просыпаясь лишь после нескольких тычков грифона. Алькор подталкивает его в бок клювом, и солнце уже успело прилично взойти над линией горизонта. Здесь, за горами, оно почему-то приобретает более оранжевый и тёплый оттенок, в то время как в Тёмной империи зимой поднималось на небо почти белым диском. Запасы еды подошли к концу. Фляжка тоже опустела, но вода в реке Лин, что тянется к океану от самой Тёмной империи, чистая и для питья вплоне пригодная. Чимин пускает грифона вдоль этой плавно извивающейся зеркальной ленты, и вскоре река кажется единственным местом жизни, которое остриём разрезает мёртвые земли Выжженной пустоши. Здесь ветер с сухими царапающими песчинками смешан и воздух тяжёлый, пыльный. Алькор отбрасывает тень на засыпанные чёрным песком обломки величественных зданий, и Чимин невольно начинает вспоминать всё, что когда-то здесь произошло. Среди этого песка прах тысячи сгоревших магов, и Паку хочется оказаться от этого места как можно дальше. В его спину словно множество невидимых глаз впиваются, раздевая до костей и обгладывая плоть, ведь свою сожрал огонь. По горлу поднимается ком и на лбу выступает испарина; Чимин просит Алькора лететь быстрее. Наконец, обугленные руины остаются позади вместе с песчаным ветром, на смену которому приходит нечто похожее на лёгкий бриз. В воздухе начинает чувствоваться запах соли, и Чимин до рези в глазах всматривается вдаль, припоминая расположение городов Южного королевства. Полностью поглощённый своей целью, изматывающим полётом и распределением сил, Чимин отвлекается от самоуничтожения. У него не остаётся времени на погружение в себя во время длительного нахождения в воздухе: инстинкт самосохранения не позволяет. Единственной больной темой, опухолью всплывающей в мыслях, является Чонгук. У Чимина из всех козырей только Тьма с возможностью создания защитного барьера, который может ненадолго задержать демонов, и связь с Чоном вкупе с надеждой на то, что Повелителя Тёмной империи это остановит. А ещё склянка с ядом, бередящая мысли. Блеск этой золотистой жидкости глумится над Паком, усмехается над его слабовольностью, и стекло это разбить бы на множество осколков, но тем не менее яд всё ещё при Чимине, который одной ногой уже давно в аду завяз, мучаясь от боли в обожжённой плоти. Она медленно обгладывается пламенем до костей и в обугленные ошмётки превращается, отмирая. Пак вдруг осознаёт, что на себя руки до сих пор не наложил лишь по той причине, что без него Чонгука некому будет сдержать. Он грифона подгоняет, и где-то позади этот пепел шлейфом невидимым тянется, подхваченный ветром, а Чимин думает о том, что свободно развеянный над океанскими глубинами прах гораздо лучше тяжёлых каменных надгробий. Дэйфорд показывается на линии горизонта лишь спустя несколько маленьких, отмеченных на карте точками городов. Столица Южного королевства — коралловый архитектурный шедевр, сразу же западающий в сердце, и у Чимина бы рука не поднялась разрушать это сочетание величественности вкупе с почти драгоценной хрупкостью. Если Хембринг производит неизгладимое впечатление своей готической мощью и властностью, то Дэйфорд похож на богатую морскую бухту для кораблей из других стран. Это одно из мест, куда ведёт множество дорог, почти по каждой из которых тянутся вереницы людей и повозок с лошадьми и быками. Жители с близлежащих поселений стремятся скрыться за высокими стенами столицы, и с остальных городов в центр стягиваются военные силы по королевскому приказу. За городом же простирается бесконечная тёмно-синяя океанская равнина, дальняя черта которой почти сливается с небом в дымке. Чимин никогда не видел океана, и сейчас мощь этих водных просторов поражает его. По правую сторону в воду врезаются прибрежные, тянущиеся с запада скалы, о которые с шумом разбиваются волны. Туда Пак и направляет грифона, забирая вправо от города и вскоре приземляясь на каменные валуны. Чимин спрыгивает на землю. — Тебе придётся остаться здесь, — с сожалением говорит он, зарываясь пальцами в густой мех на шее крылатого существа, за четыре дня ставшего другом. Грифонов разводят в основном только в Тёмной империи, поэтому Алькору лишний раз показываться на глаза магов не стоит. За всё время, которое они провели вместе, установилась ментальная связь, которая бывает между грифоном и постоянным наездником: стоит мысленно позвать, и Пак будет услышан. — Со мной дальше нельзя. Охоться ночью и не позволяй им себя увидеть, а я постараюсь выбираться сюда, хорошо? Грифон смотрит на Чимина умными глазами, не моргая, и Пак надеется на то, что он всё понял. Во время спуска с каменистых склонов на подоле тёмного плаща оседает пыль, как у пеших странников, а для большей схожести Чимин набрасывает себе на голову капюшон. Он присоединяется к одной из шумных верениц, тянущейся к городским воротам, и вслушивается в разговоры жителей, вынужденных покинуть свои дома. В большинстве своём эти разговоры сводятся к войне. Кто-то говорит о том, что Чонгук с собой демонов из самой Преисподнии ведёт, чтобы оставить от Южного королевства лишь пепел; кто-то это яро отрицает, считая чужие слова выдумками; кто-то решительно смотрит вперёд, стискивая лямки сумы за плечами; кто-то уже в самом начале потеряли веру и бредут, ощущая себя обречёнными мертвецами. От них веет могильным отчаянием, и от этих пустых глаз жутко становится. Пак видит молчаливые слёзы идущей в их толпе женщины с маленьким, ещё грудным ребёнком на руках, и чувствует невыносимую тяжесть, что вот-вот вдребезги разнесёт. Тревога и нарастающий страх — то, что стекается вместе с людьми в Дэйфорд — последний их оплот. Южное королевство тянется по океанскому берегу с запада на восток, и получилось так, что столица — один из первых городов на пути вампирской армии. На Дэйфорд возлагают все ожидания, потому что если не выстоит он — не выстоят города за ним. Столица условно делится на несколько уровней. Внешние крепостные стены, ряды казарм и оружейных, торговые площади, жилые районы, Академия стихий, парки, богатые дома приближённых ко двору и замок на возвышении в самом сердце города. Но спокойствие давно покинуло это место, превращая столицу в главный форпост. Почти на каждой улице теперь можно увидеть военных, снующих по городу, как по растревоженному муравейнику, и количество стражи на крепостных стенах увеличилось вдвое. Их напряжённые взгляды устремлены на запад. Дэйфорд наводнён солдатами и из других городов: их собралось уже несколько тысяч, но берут любого добровольца из простого народа, кто умеет хоть как-то держать оружие. Чимин им владеет превосходно, поэтому вместе с многими из тех, кто шёл в город, он без колебаний решает присоединиться к армии. В переполненном городе почти не осталось хороших ночлегов с крышей над головой. Чимину, как и другим, выделяют маленькую комнату в одном из домов рядом с крупным оружейным складом и кузницей, так что по утрам он просыпается от металлического лязга и стука молота о наковальню. Узкая кровать, стол и маленький деревянный шкаф. От условий в королевских апартаментах далеко, но Чимину после нескольких ночей на голой земле уже плевать: жёсткая постель, сносная еда и возможность нормально умыться кажутся дарами несуществующих богов. В первый же день после размещения новоприбывших отводят на заполненный песком полигон рядом с крепостными стенами и разделяют по навыкам владения холодным оружием: тех, кто в этом деле плох, собирают в группы по три-четыре человека и назначают им куратора для обучения. Рука подзабыла тяжесть меча, но вбитые Чонгуком навыки заставляют тело двигаться инстинктивно, поэтому Чимин с уверенностью проходит испытание, в конечном итоге выбивая меч у противника под удивлённые взгляды остальных. Как и в Тёмной империи, хороших воинов здесь всегда очень ценили, но никто даже не подозревает, что на скрытом полосой плотной тёмной ткани запястье Чимина выгравировано имя самого страшного и заклятого их врага. Чуть позже Пак узнаёт, что основную элиту армии составляют воины, в совершенстве владеющие приёмами боевой магии. Этому в Южном королевстве обучаются годами, и мирным жителям, что привыкли использовать свои способности исключительно в бытовых целях, за считанные дни усвоить такие умения невозможно. Чтобы не вызывать к себе подозрений, Чимин ничем не выдаёт свои возможности, сковывая Тьму глубоко внутри. Ещё не время. Как и обещал, он приходит к прибрежным скалам проведать Алькора, который вполне неплохо устроился в этих богатых дичью и рыбой местах, поэтому переживать за него не стоит. Пака начинает беспокоить другое: на третий день его прибытия в Дэйфорд что-то неумолимо меняется. Чимин прислоняется к стене полигона и сначала не может понять, что же не так, но стоит поднять взгляд на небо, как вместо солнечного диска он видит тяжесть туч, и резко поднявшийся ветер вихрями поднимает в воздух песок с полигона, швыряя в разные стороны. Чимина прошибает изнутри волной чужой звериной ярости, добирающейся до горла и стискивающей его невидимой рукой. Метка на руке начинает жечь, словно плоть прогрызть пытаясь: Чимин физически эту связь чувствует, арканом его обвивающую. Ему выть в голос от пожирающих эмоций Чонгука хочется, и голову тисками сдавливает до пульсирующей боли. Чонгук узнал. — Тебе плохо? — голос слышен сквозь толщу пространства. Ветер утихает, и рука на плече отрезвляет, вытаскивая на поверхность. Чимин поднимает стеклянный взгляд наверх. На него обеспокоенно смотрит пара любопытных тёпло-карих глаз парня лет шестнадцати, которого Чимин не раз видел на полигоне. Этот рыжеволосый юнец владеет стихией огня и неплохо управляется с приёмами по метанию флаеров. — Со мной всё в порядке, — выдавливает, наконец, Чимин. Горло словно битым льдом забито, и голос хрипит. — Просто не выспался, и песок в глаза попал. — Ветер переменился, — кивает головой парень, хмурясь. Чимин сжимает ладонь, чтобы тот не увидел взбесившуюся Тьму, что стремится выбраться на поверхность. Пак всё ещё ощущает внутри себя отголоски этой крушащей бури, что беснуется одним монстром на двоих, но под контроль себя Пак не даёт, сопротивляясь. — Как тебя зовут? — спрашивает он юношу. — Бэкхён. — Покажешь мне орудия для дальнего боя? Говорят, что уже выкатили катапульты. — Конечно! — улыбается юноша, — Я под утро пробирался туда, и их устанавливали на места. Пойдём. Чимин облегчённо выдыхает, вставая на ноги. Оказывается, что от боли он почти сполз по каменной стене. Ему нужно отвлечься хоть на что-то, чтобы не поддаться панике и перекручивающему внутренности страху, потому что Чонгук пытается проникнуть в его сознание, пытается сломить этот барьер, и чем больше Чимин думает об этом и задыхается от ужаса, тем слабее его защита становится. Пака колотит, как на высокогорном морозе. Внутри города, прямо за крепостными стенами действительно по периметру возвышается несколько широких каменных плато с установленным на них тяжёлым оружием. В основном — это катапульты и баллисты, рассчитанные на два десятка стрел одним залпом. Чимин подходит к штабелям с запасниками и берёт одну из них за древко. Наконечник же отличается от обычного железного: он будто наждачкой угольного цвета покрыт, а острый кончик чёрным бриллиантовым блеском сверкает. — Чем они отличаются от обычных стрел? — спрашивает Чимин, возвращая орудие на место. — Насколько мне известно, при попадании в цель они самовоспламеняются магическим огнём, который даже кровь из раны не тушит, — с охотой поясняет Бэкхён. — Для противника гадость редкостная. — А ядра катапульт? — Часть из них взрывается, уничтожая всё в радиусе нескольких метров. Я видел, как проводились испытания, и выглядит это впечатляюще. Южное королевство — достойный противник Тёмной империи. Быть может, потому что маги к этому ещё до начала войны стали готовиться и в будущем, уверенные в своей победе, планировали сами военные действия развязать. По сравнению с Северным королевством, у магов гораздо больше потенциала и, не будь у Чонгука в подчинении демонского взвода, Пак счёл бы, что шансы на победу у обеих сторон равны.***
Ночь приносит страхи. Во сне защита сознания ослаблена, и Чимина насильно выдёргивает в другую пространственную петлю, чужими усилиями созданную. Это место Выжженную пустошь напоминает, вот только вместо обломков разрушенных зданий здесь скалистые валуны в небо устремляются и под ногами вместо переливающегося в свете полной луны чёрного песка перемолотые в пыль кости белеют. Это растянутая до самого теряющегося в темноте горизонта ничем не прикрытая гробница. Чимин фигуру Повелителя Тёмной империи в нескольких шагах от себя видит и хочет развернуться, а затем бежать, бежать, бежать до изнеможения, но тело не слушается, больше своему хозяину не подчиняясь, и ноги идут только вперёд, навстречу своему Ужасу. Чонгук проводит рукой по шее своего грифона, говорит что-то ему коротко, и после зверь взлетает, мощными крыльями взмахивая, а в лапах у него две отсечённые от оставшихся на земле тел головы ношей стиснуты. Чонгук оборачивается неумолимо, напоминая Паку о тех давно позабытых ощущениях, которые преследовали его ночами. Только сейчас Чимин видит лик этого страха. Пак кричать хочет, но в этой реальности он немой, не смеющий ни единого звука из себя выдавить, как марионетка, подчиняющаяся другим правилам. Перед ним испещрённая сплетениями чёрных вен маска ярости, слепленная из мёртвого света луны. Чонгук медленно склоняет голову вбок, как это делал Некромант, и с лязгом засовывает окровавленный меч в ножны. «Зачем?» — слышит Чимин отравленный бесконечным множеством эмоций голос в своей голове. «Зачем ты встал на пути Дьявола, любимый?» — Чонгук ведёт по щеке призрачными пальцами, от которых дорожки холода отпечатками остаются, и за спиной его Чимин видит кожистые крылья. Паку страшно. Но теперь уже не за себя. Ему страшно за то, что осталось от Чонгука, от его изъеденного Тьмой нутра. «Мои демоны сожрут тебя» — пеплом оседает на губах и в лёгкие забивается дымом. В холодном поту он скатывается с кровати на пол, вдыхая пыль и кашляя с бешено-колотящимся сердцем. Из приоткрытого окна сквозит непривычно-холодный, шелестящий о чём-то потустороннем ветер, и на небе не видно ни единой звезды. На Дэйфорд злым вестником опустился непроглядный мрак туч. Чимин зажигает свечу на столе и дрожащими руками поднимает с подушки розу. Тёмно-алую, с чёрным стеблем и листьями. Она невесомой пылью в воздухе растворяется, стоит взять её, но запах крови служит напоминанием. Чимин обнимает себя за колени и чувствует, как его колотит от прошлого, от настоящего, от будущего. И от собственных эмоций, от этих раз за разом выживающих, чёрным фениксом возрождающихся из пепла чувств к монстру. Остаток ночи Пак проводит, так и не сомкнув глаз, потому что под закрытыми веками представления о том, как его тело превращается в прах, исчезая во времени, становятся столь реалистичными, что, открыв глаза, разочарование слишком велико. На заре до него доносится шум и несколько вскриков, а затем топот ног. Чимин трёт покрасневшие глаза ледяной водой, накидывает плащ и выбегает на улицу, до которой из-за плотного заслона туч не может добраться солнце. — Что случилось? — хрипло спрашивает он, останавливая за плечо одного из магов. — Разведчики вернулись, — мрачно отзывается мужчина. — По частям. Головы нашли под утро у ворот. Чимин отшатывается со стеклянным взглядом. Те отсечённые головы из его кошмара — Чонгук действительно отправил их назад. Вся уверенность, с которой Пак начинал путь в это место, — она истлевает, сажей оседая на душе, прожигая её до отметин. Над городом начинают собираться стаи стервятников. Они кружат над шпилями и посланниками Смерти ждут своего кровавого пира. Он идёт по улицам Дэйфорда, словно призрак, и видит в глазах многих страх. Женщины загоняют своих плачущих от неизвестности и общей подавленности детей в дома, старики безнадёжно смотрят на военных, считая дни своего века сочтёнными. Все силы стягивают из центральных частей города к крепостным стенам, и Чимин видит, как разрываются семьи: домой вернутся далеко не все, а у Фортуны скверное расположение к тем, кто надеется больше всего. Пак слышит плач, уговоры, просьбы, мольбы, смешивающиеся в один возносящийся над городом к небу гул: «Обещай мне, что вернёшься» «Мы с дочерью будем ждать тебя» «Прошу, останься» «Мне уже пятнадцать, и я не собираюсь отсиживаться в доме, как последний трус!» «Папа, почему ты такой грустный? А зачем тебе эта железная одежда?» — Вампирская армия будет на подступах к Дэйфорду завтра к полудню, мой король. Окончательный план действий? — Тот, что обговаривался ранее. Но помните — это всего лишь план. Надо быть готовыми к тому, что всё может измениться. Перед Чимином проходит отряд, состоящий из главнокомандующего, нескольких возглавляющих легионы магов и самого короля, отсутствие короны и невычурная одежда которого не даст никому усомниться в том, кто перед ними. Из-за унёсшей жизни старых правителей смертельной болезни на плечи наследного принца довольно рано возлегла ответственность за приморскую державу, но Ли Тэмин оказался амбициозным. Усовершенствовав систему законов и проведя ряд полезных королевству реформ, он сумел добиться беспрекословного уважения и прочно закрепить за собой трон. Не жестокий, но обладающий холодным разумом и способностью правильно расставлять приоритеты. Наблюдательный. Стремящийся изучить противника до каждой мелочи, просчитать все возможные тактики, и только потом, уверенным в победе, идти в наступление. Чонгук же острой костью неожиданно этой акуле поперёк горла встал. Война оказалась слишком неожиданной, слишком сумбурной, вопреки всем расчётам. Планировки на будущее сгорели синим пламенем, и королевство, что рассчитывало в будущем нанести по Тёмной империи сокрушительный удар, само оказалось в ловушке. Теперь надежды короля возлагаются преимущественно на мощь военных ресурсов. Ночь опускается быстро и беспокойно. Количество дозорных на крепостных стенах увеличено вдвое, и вершины угловых башен освещены пылающими кострами. Ночной город похож на ярый огонь свечи с предрешённым концом, но в оранжевых отсветах Чимин видит и решительность. Подавляющее её большинство. Маги упрямы, горды и пойдут на всё за то, чтобы отстоять столицу своего королевства, что делает им честь. Только вот Чимин ощущает себя одним из мёртвенных блуждающих огней, что по преданиям считались в Тёмной империи неприкаянными душами утопленников, заводящие путников в болота. Пак чувствует губительную труху внутри себя, по ночам желчью поднимающуюся по горлу и по утрам пустынной сухостью оседающей на растресканных губах. Чимин начинает спрашивать себя, зачем всё это начал, зачем он находится здесь, на стороне вампирских врагов, и его тошнит от разъедающих противной кислотой мозг мыслей. Полёт был глотком воздуха, вышибающим самоистязания, но теперь, когда он находится на одном месте, они возвращаются оголодавшими монстрами, вгрызаясь жаднее и глубже. Жизнь перестаёт ощущаться так, как должна. Она кажется чем-то навсегда утерянным и истлевшим, по ошибке забывшем унести с собой в мир теней физическую оболочку, наполненную сгустком приевшейся боли и непонятных стремлений. И внезапно Чимин находит отголосок ответа. Малую его искру. Среди пламенных отсветов, заставляющих и без того рыжие волосы почти сиять, — в Бэкхёне, который прицельно швыряет огненные сгустки по расставленным мишеням, и который днём ранее пошёл к начальству почти напролом, чтобы доказать свою пригодность армии, как боевого мага. Ему шестнадцать лет; он сбежал в Дэйфорд из другого города на войну против воли старших и обучался всему самостоятельно, но смог доказать свои умения наравне с курсантами Академии стихий. Бён Бэкхён — один из тех, кто способен разжечь во многих сердцах надежду. Даже в таких поломавшихся, как Чимин. Пак смотрит на этого до краёв заполненного жизненными силами мальчишку, затем на многочисленные ряды домов в центральной части города, где нашли своё убежище сотни женщин и детей, и цель в воспалённом мозгу начинает обретать контуры. Все эти люди не должны погибнуть. Чимин видел страх и слёзы, впитывал в себя чужое отчаяние и осознал то, что это не их война. Ни та распланированная, что более не имеет смысла; ни эта — развязанная Чонгуком. Кровавая тень решений правящих каст неизбежно погребает всех одним ударом секиры, состоящей из амбиций всего двух королей. И Чимин надеется разбить этот спор на тысячи судеб. Ночью Пак долго не может сомкнуть глаз, наблюдая за вспыхивающими на кончиках пальцев искрами пламени. Их жизнь коротка, как мгновение, но красочность предсмертного сияния завораживает. Чимин хотел бы тоже оставить запоминающийся след, прежде чем сгореть.***
Рассвет угнетающий. Пелену облаков на востоке ножевыми ранениями рассекают алые полосы восходящего солнца, и ветер треплет флаги белого города с символикой звёздной россыпи. Значимость этого судного дня отпечатана на каменных лицах солдат и в отрывистых приказах командиров. На крепостной стене Чимин видит короля в серебряных доспехах и нескольких главнокомандующих, что будут следить за сражением и оповещать тех, кто внизу, системой условных знаков. Чимин знает, что большая ставка делается на боевых магов, которые должны будут работать в парах с прикрывающими — теми, кто станет их щитами. Зачастую ими становятся воздушники, которым проще создавать силовые барьеры, но Чимин сомневается, что их силы хватит на удержание ифритов. Помимо правителя, на крепостных стенах расположены лучники с тылом из катапульт и баллист. На это оружие делается большая ставка в случае разгрома войск Дэйфорда на поле боя и осады столицы. У этого города гранитные стены, на неприступность которых также возлагаются серьёзные надежды. Чимин представляет, как эта крепость от силовой волны Чонгука обломками взлетает в воздух вместе со всем находящимся там командованием и горько усмехается. Маги ведь даже понятия не имеют, с каким Дьяволом связались. На левом бедре за поясом висит меч, а на правом — совсем небольшие ножны с кинжалом. Отравленным. На этот раз, имея за спиной целое королевство, Чимин решает использовать всё, что у него есть. Первые линии построения — крепкие воины с копьями и тяжёлым вооружением — те, кто примет на себя первый удар конницы. Чимина распределили в центральную часть, за рядами магов, но Пак надеется, что потом сможет вырваться вперёд. Растрепавшийся, как воробей, к нему продирается Бэкхён, раздражённо что-то бормочущий. — Чёрт бы их всех побрал — они не пускают меня вперёд! — юноша свирепо смотрит на командира и едва сдерживается от того, чтобы не подпалить его шевелюру огненным флаером. — Во время битвы всё смешается, и у тебя будет шанс, — усмиряет его пыл Чимин. — Как и у меня. — Сейчас я осознаю, что совсем не боюсь смерти, — оборачивается Бён. — Если моя младшая сестра и мама будут в безопасности, то за это не жалко жизнь отдать. Думаешь, Дэйфорд сможет пережить этот день? — как-то отстранённо вдруг спрашивает он. Всё выстроенное войско замерло в молчании, пропуская через ряды шелест ветра и чувствуя совсем ещё мелкую, будто дальними отголосками расползающуюся дрожь земли. Началось. — Ты очень храбрый, и это придаёт мне сил, — Чимин сжимает его плечо, стараясь говорить ровно. — Посмотри в глаза воинов — внутри них есть сталь. Если они не дадут этому стержню сломиться, то у нас есть шанс. «Не дай себя сломить, Пак Чимин» — говорит он себе мысленно с дрожащей под ногами поверхностью. — «Не дай демонам уничтожить всё то, что находится у тебя позади». Всё замирает. Стервятники молчат в преддверии грозы, ветер стихает окончательно под обвисшими флагами на крепостных стенах, и воздух становится почти удушающим, заставляющим почувствовать себя в сжимающейся между низким небом и землёй ловушке. Пальцы крепче сжимают рукоять. — Ты видишь то же, что и я? — едва слышно выдавливает из себя Бэкхён, широко-распахнутыми глазами смотря вперёд. Горизонт окрашивается в багрово-огненный. Этот свет с каждой секундой становится всё ярче, всё насыщеннее, змеями просачиваясь вверх по облакам. Земля запоминает удары копыт, многократным эхом разнося по пространству, и дрожь земли ощущается отчётливо. Из живых в Дэйфорд за всё время вернулся только один разведчик, доложивший о времени подхода вампирских войск, и вскоре скончавшийся от тяжёлых ран. Никто не знал о демонах, и Пак чувствует онемевший ужас внутри тех, кто находится рядом; слышит их оглушающее сердцебиение, смешивающееся с общим гулом наступающего войска. — Небесные боги, — хрипло выдыхает кто-то сбоку. — Мы не выстоим против огненных демонов! — Всем оставаться на своих местах! — разносится громкий, перекрывающий грохот приказ главнокомандующего. — Позади находится всё Южное королевство, и если мы позволим врагу сломить себя сейчас, то больше не поднимемся никогда! Эта битва — наш единственный шанс на существование! Последние слова тонут в поднимающейся волне боевого клича, от крепостных стен доносящегося до передних рядов. Первый страх плавится под осознанием важности каждого воина на этой шахматной доске реальных жизней, и теперь Чимин видит в глазах окружающих его магов мрачный огонь решимости, похожий на ту самую закалённую сталь. По пологому склону ползёт чёрная лавина с огненным шлейфом, тянущимся в облаках, и кажется, что никакая сила не способна остановить эту волну-убийцу. Чимин до рези всматривается вперёд, но из-за окружающего вампирское войско дыма сложно различить отдельные фигуры. В воздухе начинает чувствоваться сухой, горчащий запах огня ифритов. Чимин отсчитывает секунды, не позволяя железному напряжению сковать себя. И всё вокруг приглушается, когда он вдруг чувствует на себе пристальный взгляд. Жадный, поднимающийся по телу, стремящийся лезвием к земле прибить. Взгляд, что отыскал его среди нескольких тысяч; взгляд, принадлежащий Дьяволу. Вдох. Семнадцатая секунда с начала отсчёта. Солдаты по команде обнажают холодное оружие, воздушники объединяются, создавая силовые барьеры, пропускающие через себя снаряды только изнутри, а огневики сосредотачиваются на внутренних магических потоках, скапливая энергию у ладоней. В глазах Бэкхёна оранжевые отсветы радужку пожирают, и выражение лица олицетворяет упрямость, с которой этот мальчишка собрался сражаться за своё королевство. Чимин запоминает этот образ, отпечатывает в своей голове, на подкорке сознания вырезая, чтобы чувствовать эту цель, не поддаться ужасу. И, поворачиваясь, смотрит вперёд твёрдо. Между ними сотни метров сокращающегося с каждой секундой расстояния, но ярость эту пронизывающую Пак сквозь воздух чувствует. Она привычно хватает его за горло, заглядывает вглубь, внутренности стягивая, и будь калёным железом — прожгла бы кожу до костей. А по губам Чимина начинает растягиваться какая-то сумасшедшая улыбка, заставляющая зверя внутри Чонгука взбеситься всё больше. Сорок вторая секунда. Вампирская конница врывается в растянутый вдоль всей восточной стены полукруг, и по команде с боковых флангов маги спускают цепных волков им наперерез. Серые тени бросаются на коней, мешая движению, и некоторые лошади даже ломают ноги, падая вместе со своими всадниками, но Пак видит, как Чонгук отдаёт короткий, неслышный из-за шума приказ, и вперёд конницы вырываются те звери, которых Чимин видел на равнине перед горами. — Он привёл с собой кёрнов! — поражённо вскрикивает Бэкхён. — Кёрнов? — оборачивается Чимин. — Они как вурдалаки, но разумнее и мощнее. Гордые, как грифоны, а подчинить их способен тот, кто в несколько раз превосходит по силе. Свирепые животные, — веско отвечает Бён, морщась. Словно в довесок к его словам, чёрная морда перегрызает своими мощными челюстями шею волка. — Ложись! — вопит кто-то сбоку, и Чимина с несколькими другими воинами отбрасывает в сторону, в то время как над головами проносится ифрит с целью уничтожить командный пункт на крепостной стене. Пак нащупывает руками землю, приподнимаясь на локтях, и смотрит в сторону стен, чувствуя, как внутри всё холодеет. Но стоит демонам приблизиться на критическое расстояние, когда судьба правителя Южного королевства кажется предрешённой, как ифрита выбивает из строя прицельный залп сразу двух баллист. Ли Тэмин хладнокровно провожает взглядом падающее вниз тело монстра. Передовые линии войск схлёстываются, как свирепые океанские волны со скалами, и магов сразу же оттесняют не меньше, чем на десяток метров. Выпускать ифритов Чонгук больше не торопится, но вампиры и без них справляются столь искусно, что, видя, как впереди очередная голова слетает с плеч какого-то мага, Чимин понимает, что больше нельзя медлить. — Бэкхён? — зачем-то окликает Пак. Быть может потому, что начал действительно дорожить доверием этого смелого мальчишки. — Что бы ты сейчас не увидел, помни — я на твоей стороне. И выпускает на свободу свою Тьму. Вампиры обладают способностью к управлению стихиями, но в этом боевые маги их на порядок превосходят. Пак бросается вперёд, пробиваясь сквозь сцепившуюся в схватке толпу, и вырывается на самую передовую линию, где проходит волна первых столкновений. Вампиры его узнают. И Чимину почти забавно наблюдать за их лицами, когда щупальца Тьмы с глухим хрустом ломают шеи, острыми стрелами прокалывают глаза и выходят наружу через проломленный череп. Это та грань жестокости, когда на чужую боль становится плевать, как тогда, в битве за Северное королевство. Вот только сейчас у Пака отнюдь не захватнические цели. Маги ошарашенно смотрят на Чимина, но когда тот сносит голову уже которому вампиру подряд, то перестают воспринимать его, как врага. Пак уничтожает сотню с помощью Тьмы и ещё несколько десятков, орудуя мечом. В океане крови, свиста лезвий и звука разрываемой плоти всё смешивается в единое полотно отчаянного безумия, и Пак всем телом ощущает напряжённое наблюдение, вспыхивающего злостью каждый раз, когда под его рукой гаснут вампирские жизни. Столкновение лицом к лицу — всего лишь вопрос времени, но до тех пор, пока этого не произошло, Чимин будет убивать тех, чьим королём стал. «И я не остановлюсь, Чонгук». Катапульты приводятся в действие, нарушая чёткие вампирские построения. Звуки взрывов оглушают, однако воины Южного королевства воодушевляются, наблюдая за тем, как эти снаряды превращают врагов в трупное месиво. На лицо попадают горячие брызги чужой крови, и Чимин отталкивает в сторону очередное мёртвое тело. Единственное его правило в этом сражении — не трогать тех, кого знает в лицо. У остальных — ни единого шанса. Минсок возникает у него на пути ураганом. Его оружие тяжёлое: в одной руке секира, а в другой — шипованная палица, но маневрирования настолько точные, что попавшие под эту волну живыми не остаются. Чимин выбирает себе жертв из тех, кто пытаются подступиться к какому-то огневику и зажать в тиски. Он знает, что незамеченным не останется. — Ты хотел увидеть меня по ту сторону баррикад, — Тьма обвивается вокруг двух шей, расчерчивая их шипами в алый. Лёгкое движение рукой, и вампиры падают на землю мёртвыми, без глоток. — Нравится? — Впечатляет, — соглашается вампир, отвлекаясь лишь за тем, чтобы проломить череп поднявшего на него меч мага, чей крик боли застревает в горле. — Но они для тебя только пешки, и в этой битве за тысячи жизней важен лишь один труп, не так ли? Всего один, потому что второй обречён. — Вопрос лишь в том, — Ким сужает глаза, — чей это будет труп. Твой. Или его. Чимин смотрит в загорающиеся фиолетовым глаза и видит там страшную пустоту, что пожирает всё вокруг, исходя от сердца. Она отчаянно хватается своими лапами за края обрыва, но земля стремительно осыпается вниз, утаскивая за собой, в самое нутро. И тот внутренний ад Ким Минсока — непроходимые тропы безразличия, реки отравленной горечи, ветры одиночества и дебри защищённой острыми шипами тоски, от которой стаей умирающих волков выть хочется. Чимин вдруг отчётливо понимает впервые, что это не жизнь. Для Минсока всё это — игра, в которой он перерезает горло собственной Смерти, но с каждым разом желание подставить собственную голову под её отточенное лезвие становится всё сильнее. Сотни лет существования в бесцветном от своей монотонности мире, где эмоции — высшая ценность, потерю которой не компенсирует никакой холодный рассудок и трезвый разум. И сердце тогда ещё пятнадцатилетнего вампира, одной зимой закоченевшее настолько, что превратило жизнь в ледяной склеп, где лишь чувство опасности заставляет выплюнуть из себя ошмётки этих эмоций вместе с чужой кровью. На грани с сумасшествием. На грани с самоубийством. Всё ещё вырывает день за днём, всё ещё держится. Игральные кости подброшены в воздух, и теперь для него важен лишь финал, который вампир впервые предугадать не может. Чимин тяжело дышит, возвращаясь в реальность. Демоны Минсока похожи на стражников покорёженной крепости, что целятся вторгнувшемуся противнику прямо в сердце, и ступени под ногами там трухой прямо в пропасть обсыпаются, в темноту с головой окуная. — Твоя душа искалечена, — шепчет Чимин непослушными губами. — Как и твоя, — доносит ветер. Пак поднимает голову, и Минсока больше нигде не видно. Чимин успел упустить тот момент, когда ифриты вступают в полноценный бой, а воздух заполняется густым запахом серы и палёной плоти. На этих демонов почти не влияют огненные флаеры и защита сгорает вместе со своими создателями, чьи вопли бьют по голове тяжелее каменного молота. Часть ифритов кружит над полем боя, уничтожая магов пламенем, а часть пытается атаковать крепость, но натыкается на залпы баллист и катапульт, работающих наизнос. Земля превращается в раскалённый ад, и Чимин задыхается от дыма. Он начинает отчётливо понимать, что из-за ифритов преимущество отходит в руки войск Тёмной империи, и как только снаряды закончатся — врата этой Преисподней поглотят город незамедлительно. Демоны скрываются в нависших облаках, камнем падая при нападении, однако на этот полёт тоже нужно время. Пак вглядывается вверх с бешено колотящимся сердцем и почти злой нетерпеливостью, и ифриты не заставляют себя долго ждать. Ближайшего разрывает на куски ещё в воздухе, и по Чимину бьёт откатом, но удаётся удержаться на ногах. Он уничтожает демонов, разрывая их тела так же, как прожигающий осадок внутри себя после стычки с Минсоком. Изломы внутри вампира, изломы внутри себя самого — по разным причинам, но так похожи, до солёной влаги в глазах и моральной боли, поглощающей целиком. Убивая очередного ифрита, Чимин чувствует себя на краю пропасти. И падает в неё безвозвратно, когда за разваливающимся телом видит Чонгука. Есть грань, переступив которую, череда событий становится необратимой. Чонгук её переступил. И теперь внутренние монстры раздирают его на куски, друг друга пожирая. Прогрызают плоть и выползают наружу чёрным дымом. Это больше, чем боль; это невыносимее, чем алчные прикосновения огня к коже; это чудовищнее смерти. Любовь и слабость, опора и предатель, ангел и демон, уничтожающая зависимость — Пак Чимин, в глазах которого то же чувство, тот же яд из чаши, которую испили оба. Тернии короны господства в череп своими шипами впились, не отпуская, и на лозах этих кровавая любовь распускается, вырвать которую только с жизнью можно, как и монстров, что жаждут власти превыше всего, а ярость от невозможности выбора отравой по венам растекается, и самоконтроль трещит по железным швам. По рукам ползут чёрные змеи с острыми наконечниками, и в сторону Чимина смертельными стрелами несутся. Хлёстко кожу на щеке Пака рассекая, со свистом врезаются в вампира позади, а самого Чимина в сторону отбрасывает, к каменному валуну. Удар вышибает воздух из лёгких, но Чонгук не даёт опомниться, вверх поднимая, и затылок опять обжигает тупая боль от соприкосновения с камнем. Внутри них обоих месиво слишком противоречивых стремлений, и такие заклятыми врагами становятся с душой, что упокоится только после расплаты над врагом. Чонгук его убивать хочет медленно, срывая с потрескавшихся губ надломленные крики и агонию вызывая. Чонгук его к постели гвоздями прибить хочет, смешивая внутри Пака боль с наслаждением. И Чимин распятым себя чувствует от одного только бушующего пламени в глазах Чонгука. Невыносимо. Обжигающе. До крика. — Этот город падёт, — пальцы сжимаются на подбородке, поднимая вверх. — Ты не сможешь вмешаться в необратимое. За крепостными стенами дома, полные беженцев. Чимин вспоминает ту женщину с ребёнком по пути в Дэйфорд, а таких там сотни. И Бэкхён, улыбающийся ранним утром просто потому, что солнце восходит над горизонтом. Быть может, он уже мёртв, и сестра с матерью этого мальчишку больше не увидят на пороге родного дома. От этих мыслей в груди жжёт, и Чимин вырывается из захвата вампира, сжимая челюсти. — Не сегодня. — Оглянись назад. Сигнальные башни полыхают. Магов практически оттеснили к городским стенам, где битва идёт за каждый клок земли, но ловушка неминуемо сжимается, ставя армию Южного королевства в безвыходное положение. Мощный звук рога призывает всех обратно, за крепостные стены, потому что на открытом пространстве уже не выстоять. Запас снарядов на фронтовой линии подходит к концу. В осадном положении Дэйфорд не продержится и дня — Чимин уверен в этом. Ифриты с воздуха разрушат город. — Ты обещал, что убиты будут только сопротивляющиеся, — со злым отчаянием оборачивается Пак, краем глаза замечая в облаках приближающуюся точку. — Вместе с умершим разведчиком Ли Тэмину было доставлено письмо, в котором это проговаривается. Учитывая то, что изначально город планировалось стереть с лица земли — условия невероятно щадящие, — вкрадчиво, с отголосками утробного рычания отвечает Чон. — Но их правительство сделало выбор не в свою пользу. Рядом с Чимином на землю опускается откликнувшийся на ментальный зов Алькор, и Пак хватается за его гриву, взбираясь наверх. Пока все пути не испробованы, пока есть хоть малый шанс на предотвращение — он будет пытаться. — Что ж, тогда тебе придётся для начала убить меня, — бросает он, прежде чем грифон стремительно взвивается в воздух. Ветер хлещет по лицу, в ушах почти звенит от напряжения и в голове единственное «лишь бы успеть», когда Чимин раз за разом подгоняет грифона. Часть войск уже разместилась за крепостью, но некоторые отряды всё ещё продолжают сражаться, надеясь отбить город на земле. Среди огненных магов Чимин замечает и Бэкхёна. Живого. Это вновь даёт надежду. Почти кубарем Чимин скатывается на землю. Некромант смог окружить свою цитадель защитой, не пропускающей ифритов, и Пак задумал совершенное безумство — создать такую же купольную стену для города. — Уходи за стены! — хрипит он, разворачивая Бэкхёна за плечо. — Сражаться здесь уже бессмысленно. — Я не собираюсь прятаться за крепостью! — вскидывается Бён, тяжело дыша. — Этот город может стать не спасением, а склепом, и если сейчас мы позволим загнать себя туда, то потом уже никто не выберется. Умный. Он прекрасно всё понимает. Бэкхён из тех, кто будет биться до последнего, пока не наступит окончательный конец. Как и Чимин. Они похожи, поэтому Пак знает, что этого мальчишку не переубедить. Залпы баллист задерживают подступающие линии противника, однако вампиры уже близко. А за ними огненным строем надвигаются ифриты, как медленный, но мощный и неотвратимый поток лавы. Это последняя, решающая волна наступления. — Мне нужно прикрытие на пару минут, — лихорадочно говорит он Бэкхёну. — Создавая защиту, я буду уязвим, и раз ты не намерен возвращаться под стены города, то помоги мне. — Защита? — округляет глаза Бэкхён. — Да, но сейчас не время для вопросов, просто поверь мне, — Чимин начинает концентрироваться, больше не теряя ни секунды. — Твоя задача — не подпускать вампиров. В случае смертельной опасности ты должен бежать. Бежать, слышишь меня, а не упираться! Подумай о своих родных, которые могут увидеть твой труп. — Понял, — кивает Бён, а пробегающие мимо солдаты смотрят на них, как на сумасшедших самоубийц. Впрочем, быть может, их мысли недалеки от истины. Глубокий вдох. Все страхи, все внутренние колебания и эмоции Чимин выталкивает из головы, сосредотачиваясь только на своей цели. Он берёт все силы, что у него есть — весь этот магический запас. По земле проходит удар, заставляющий вампиров приостановится, и на поверхность стремительными переплетениями начинает подниматься полотно защитного барьера, окружающего весь город. Это адски тяжело — возводить прочную стену на такой огромной площади. От напряжения дыхание перекрывает и рёбра сдавливает почти до хруста. Из горла хрип вырывается вместе с кровью, но барьер уже выше крепостных стен, откуда маги наблюдают за этим со смесью дикого ужаса и восхищения, а ифриты с каждой секундой становятся всё ближе, и ни в коем случае нельзя останавливаться. В глазах пляшут отсветы огненных флаеров, которыми Бэкхён впереди целится в тех вампиров, что ближе всего. Купол замыкается. — Назад! — воздух хриплым шёпотом вырывается из лёгких. На губах металлический привкус собственной крови. — Теперь они не смогут прорваться сквозь защиту! К счастью, мальчишка слышит и на этот раз не упрямится. Напоследок наносит удар ещё одному вампиру и уходит под защиту, вставая рядом с Паком, перед глазами которого мутнеет красной пеленой, и ладони впиваются в твёрдую землю. Бэкхён видит, как на висках Чимина выступает кровавый пот и в глазах капилляры лопаются, но не представляет, чем можно помочь. Первая волна — десять ифритов. По барьеру проходится волна, и этот глухой удар эхом разносится по всему подкупольному пространству, заставляя внутри каждого что-то вздрогнуть. Чимин беззвучно кричит от боли, потому что отдача от атаки огненных демонов бьёт и по нему. На удержание барьера расходуется чудовищное количество сил. Защитная стена и его создатель становятся почти единым организмом, и в случае с Чимином этот барьер схож с паразитом, стремящимся выпить досуха. Атаки демонов тоже способствуют внутреннему разрушению. «Ты умрёшь от энергетического истощения, если продолжишь» — стучит в висках яростный голос Чонгука. «Значит умру». Он смутно видит вырывающуюся вперёд фигуру, спускающуюся с коня на землю, потому что по собственному лицу текут кровавые слёзы, застилающие взор. «Ты не оставляешь мне иного выбора. Будет больно». «Я буду счастлив, если эта боль убьёт меня, наконец. А потом заберёт и тебя». Город внутри купола замирает. Столпившиеся на крепостных стенах воины с леденящим кровь ужасом смотрят на то, как Чонгук поднимает вверх ладони с клубящимися сгустками черноты. Лицо Тэмина бледное, как мрамор. Правитель Южного королевства отчётливо осознаёт то, что теперь судьба Дэйфорда находится в руках совершенно незнакомого существа с поражающими способностями. — Беги! — вырывает из себя Чимин, впиваясь в Бэкхёна почти обезумевшим взглядом. И мальчишка бежит. Потому что голос Пака продирает до костей; потому что этот поединок предназначен только для двоих. Он понял, кто такой Пак Чимин. Чонгук наносит сокрушительный удар. От него дрожат гранитные стены Дэйфорда, падают на колени воины, закрывая головы в безымянном страхе, и по барьеру оглушающе расходятся трещины. Паку кажется, что его тело на части раздирают дикие звери, когда связи с защитным куполом рвутся нитями. Барьер падает с треском расколовшихся небес и души Чимина, крик которой настолько пронзителен, что затмевает все остальные звуки. Но он не умирает. И это чудовищное наказание. Демоны врываются в город. Попытки обрублены, и теперь все пути перед Чимином сходятся в один-единственный. Его последняя битва внутри самого себя. Его последнее сражение: настолько ожесточённое и беспощадное, что Паку кажется, будто его наживую изнутри разрезают ядовитым лезвием кинжала: тем же, что он держит в руке, запястье которой жжёт столь значимое имя. Буквы эти расплавленным чёрным золотом разъедают кожу до костей и растекаются ядом по венам, предчувствуя гибель. Они оба всё понимают. Это замкнутый круг, из которого нет выхода. И не было никогда. Были лишь туманные миражи, которые раз за разом истончались, стоило лишь прикоснуться к ним. Были моменты единения, когда они могли говорить на одном языке — на языке чувств друг к другу, но Чонгук зашёл слишком далеко; коснулся того, что невозможно теперь остановить. Это разрушило его изнутри, подчинило себе, и теперь марионеткой стал сам Чон. Внутри него Бездна длиной в бесконечность, что вскоре сожрёт вампира целиком, а любовь к Чимину изуродует до неузнаваемости, как тела тех магов в камерах. Чонгук не хочет причинять своему соулмейту боли, но и отпустить не в силах. Не в силах представить себя без него. Не в силах оторвать то, что срослось с его сутью, ворвалось в его жизнь непокорством, а затем стало частью жизни. Они оба изломанные и их души искалечены до неузнаваемости. После таких ран не выживают. После таких ран начинается агония, которая лишь на время задерживает Смерть, что в конечном итоге заберёт своё по праву. Дрожь от потери сил обхватывает тело, и каждый шаг даётся с трудом. Но Чимин идёт. Он должен. Это решение принимается без единого колебания, потому что давно вилось змеёй в голове, по ночам нашёптывая сказки о свободе в том месте, где крылья за спиной не тянут ко дну переломанными ошмётками, где дышать можно легко и где обожжённое сердце найдёт свой покой в последнем путешествии. Чимин прижимается окровавленными губами к губам Чонгука и целует с безумным отчаянием. В последний раз пробует на вкус эту любовь — раздирающую на куски, выжигающую всё нутро и ломающую каждую кость своей неправильностью. Осознанную слишком отчётливо, когда по щекам бегут горькие слёзы, а в руке — смерть для них обоих. Он не слышит жутких воплей прорвавшихся на свободу демонов, к ногам Повелителя которых положил останки собственной души. Он не слышит ничего, кроме звука собственного отчаяния, кроме вкуса прижимающихся в ответ губ. И вкладывает в руку Чонгука кинжал, направляя остриё себе в грудь. — Мы сохраним нашу любовь навечно, — шепчет Чимин. Пак ненавидел эти холодные глаза, ненавидел это лицо, ненавидел Чон Чонгука всем своим сердцем. Чимин тонул в этом бушующем океане, по ночам водил кончиками пальцев по жемчужным скулам, сгорал в этом адском чонгуковом пламени. Шептал «ненавижу» так же, как сейчас шепчет «люблю». Чонгук стремился сломать, стремился подчинить себе Чимина. Он приходил в ярость от непокорства, отрицал зарождение нечто большего. Чон упивался этим чувством, оставляя на нежной коже россыпи поцелуев, что сменялись кровавыми бутонами. Чонгук — это неутолимая жадность, которая ведёт к погибели. И с дороги, которую он выбрал когда-то, уже не свернуть, как не может покинуть место казни осуждённый за страшное преступление. Чон сам на тропу, ведущую к горному обрыву, ступил и осознал свою ошибку так поздно. Чонгук хотел сломать Пака, а в итоге сломал обоих. — Не медли, прошу, — у Чимина срывается голос. И он видит разрушающуюся вселенную в глазах напротив. Безмолвную, раскраивающуюся, истончающуюся изнутри. Демоны тоже умеют плакать. — Я обещал больше не причинять тебе боли. — Это не боль, Чонгук, — качает головой Чимин, как когда-то это делал Намджун. — Это освобождение. Я не боюсь смерти. «Я боюсь того, что не смогу найти тебя в другом мире. Я боюсь того, что не смогу тебя спасти, как не смог сейчас». Боли нет. В губы его целует лёгкий ветер, обещая унести с собой страдания и под закрытыми веками солнечные блики такие тёплые, что Чимин тянется вверх, запрокидывая голову к небу. Он улыбается окончанию этого пути изломанно, с ожиданием тишины в груди, где замрёт сердце, но слышит лишь тихое: — Посмотри на меня. Чимин открывает глаза и видит, как кинжал в руках Чонгука раскаляется добела, с тихим шипением теряя свою форму и стекает вниз жгучими ошмётками. Чонгук уничтожен. Он раздроблен до костной пыли, вспорот железными когтями вдоль грудной клетки, откуда боль чёрными сгустками вытекает. Это капитуляция на грани срыва, когда цепи вгрызаются в кожу на шее, натягиваются на запястьях, разрывая сухожилия и вот-вот сами не выдержат, отпуская озверевшее чудовище на свободу. Оно мечется внутри, терзая своими острыми зубами плоть, и пытается удержать железную крепость под своим контролем, но тщетность этих попыток прочно заключена в полных непонимания глазах напротив. «Я раньше говорил тебе о том, что ты слабый, Пак Чимин» — слышит он в своей голове. — «Но никого сильнее тебя я не встречал раньше». Чонгук смотрит на город, заполненный плачем и криками ужаса. Потрясённый, Чимин оборачивается в ту же сторону и видит, как ифритов разрывает что-то в воздухе на куски, пеплом по ветру развеивающиеся. Всех, до единого. До последнего застывшего в вышине потустороннего вопля. До разбивающей голову невозможности происходящего. Чонгук уничтожил их. У Чимина губы немеют и воздуха не хватает, как у выброшенного на морской берег утопленника. — Почему ты это сделал? — Потому что эта победа принадлежит тебе. Как и мои демоны.