***
Порой истинная темнота настигает человека внезапно, не давая шанса опомниться. Вот и Химчану никак не давалось вспомнить, как же именно он очутился в её неоспоримой власти. Вокруг темнота – густая, чернильная, почти осязаемая. Казалось, она без колебаний пробралась за шиворот, холодными пальцами сдавив ему шею, уложила лишенные биения жизни, ледяные ладони у него на груди. Пройдёт ещё немного времени, она закрадётся в самую душу, навеки поселившись там, по-хозяйски выдворив любой проблеск света, даже незначительный для её всеобъятной власти. Наверное в жизни Химчан действительно было мало светлых пятен и всё-таки надежда жила в нём, раз за разом заставляя его идти: спотыкаясь, неуклюже и без чёткого направления, главное перебирать ногами. Только сейчас воля к жизни буквально душила его изнутри, из-за чего он натужно хватал ртом спёртый воздух помещения, тьма же, точно рассерженная кошка, царапала ему кожу, в пару ей надежда - нутро. Перевернувшись на бок, он почувствовал, как неприятно заныло тело от многочисленных побоев, голова гудела, а в ушах щелкала тишина. Его замутило; приоткрыв рот, опёршись на локоть, он сплюнул на пол ком слюны с въедливым привкусом металла. Губы у него сильно защипало вместе с левой бровью. Слепо он нашарил пальцами саднившую рану над глазом и крепко зажмурился, его передёрнуло. Вспоминай, вспоминай же, черт побери, начал заклинать себя Химчан и, похоже, картинка в его голове постепенно складывалась в общий вид. Первые минуты она то множилась, то разобщалась, уводя опьянённый болью разум в сторону от истины, как вдруг сверкнувшие в темных уголках сознания бестелесные руки, твёрдо знавшие, что им искать, нащупали правду, вцепившись в неё мертвой хваткой разъярённого человека. – Чёрт, – прохрипел Химчан, еле шевеля разбитыми губами. – Чёрт, чёрт, чёрт!!.. Его поймали, словно бродячую псину на улице, запрятали в багажник какой-то легковушки и увезли в неизвестном направлении. А что раньше? Руки отмотали плёнку назад. Он поджидал очередного заказчика возле подъезда - как же быстро подобное вошло у него в привычку. Где же теперь была посылка? У них, определенно. Хотелось бы ему ещё знать, кто его похитил и главное – зачем? Врагов, как и друзей у него не нашлось бы, ни любовницы, чей рассерженный супруг мог бы пожелать ему такой участи. Единственный доступный вариант всё та же посылка. В её содержимом крылась разгадка его похищения. Похитители получили то, что хотели, но отпустят ли теперь его? Столько вопросов копошилось в голове и ни одного вразумительного ответа в распоряжении. От этого ему хотелось скрежетать зубами. Медленно тело начало выходить из состояния шока; что-то настырно завибрировало в груди. Кажется, прошла целая вечность, прежде, чем Химчану удалось сообразить, что это значит. Положив руку чуть выше живота, он долго шарил в складках измятой, а в нескольких местах окончательно изорванной одежды, пока пальцами не наткнулся на горячий плоский предмет, в конвульсиях сотрясавшийся во внутреннем кармане плаща. Неловко вытащив, как ему показалось, незнакомую вещь, он уронил её на пол и сильно вздрогнул, попятился назад, как аппарат, в котором был признан его собственный телефон, зашелся страшным грохотом, без жалости рвя на части удушающую тишину помещения. Лежащий экраном вниз телефон мгновенно поглотила тьма помещения. Химчан низко застонал, закряхтел от боли, возникшей из-за резких телодвижений, - особенно остро она ощущалась в плече и ногах. Вибрация телефона раздражала его слух, вызывая лишь новые приступы головной боли. Хотелось как можно скорее прекратить эту пытку. Ориентируясь на звук сходившей с ума техники, парень пополз вперёд, в неведомую тьму комнаты, разводя руками по поверхности пола, точно барахтаясь в болотной жиже; каких-то пару секунду и разодранные верёвкой, которой его связывали ранее, ладони покрывал густой слой пыли и грязи. Наконец злосчастный предмет оказался в его власти. Облегченно выдохнув, затем подавив чих, Химчан попытался сбросить блокировку на экране, проведя пальцем, но тот не слушался его, только царапнул коротким ногтём пластик пару раз. В последнюю попытку он чуть не выронил телефон из ослабших рук снова. Вдруг вибрация стихла примерно на пятнадцать с половиной секунд – этого времени ему кое-как хватило, чтобы получить доступ к функциям телефона, после чего тряска возобновилась. Экран истерично мигал оповещением о входящем звонке. – Ён…гук, – прошептал парень севшим голосом в динамик, щурясь от слепящего глаза искусственного света, исходившего от экрана. – Ким? Ким Химчан, немедленно включи фонарик! – незамедлительно скомандовали на том конце, даже не потрудившись спросить о его состоянии. – И поживее! – Что..? Фо...фонарик… З-зачем? – мозг работал медленно, так же нерасторопно повторяли губы Химчана за собеседником отдельные слова. Кажется, голос на том конце начал откровенно злиться: – Не спорь и не спрашивай, а выполняй! Проворчав в ответ что-то неразборчивое, Химчан попытался вспомнить, как включалась функция "света" на его древнем по современным меркам телефоне. Режущий глаза свет сильно мешал думать, да и ноющая боль в костях и мышцах не помогала сосредоточению. – Как же больно, чёрт!.. Всё болит и везде… Я не чувствую плеча… – точно в бреду бормотал он. Через мгновение на задней панели телефона вспыхнул холодный луч света и выхватил из темноты кусок покрытого многолетней грязью бетонного пола. Химчан не успел и рта раскрыть, как из динамика вновь донёсся низкий голос Пана, в данной обстановке звучавший несколько зловеще. – Хорошо. Хорошо... Теперь подними телефон выше и поочередно освети каждый угол помещения, – словно в замедленной съемке, Химчан принялся притворять слова начальника в жизнь, разве только не плача от стреляющих в мышцам болевых импульсах. Ёнгук продолжал: – Если заключить по обстановке, то тебя определённо держат в подвале. Строение стен и планировка относится к фабрике. Большая вероятность того, что она заброшена, – слушая его спокойную речь, Ким в подступающей злости закусил губу, чем потревожил начавшую затягиваться ссадину. Устав от болтовни на другом конце, Химчан резко вскинул руку и луч света выхватил часть потолка: с высоты на него смотрела разбитым глазом подвесная лэд-лампа, под самой крышей вился лабиринт из вентиляционных труб, фольга на них искрилась серебром от фонаря. Какое-то время он пустым взглядом наблюдал её холодное, тусклое сияние. Ёнгуку пришлось повторить два раза, чтобы его услышали: – Посвети на тот контейнер, что справа от тебя. Мне нужна его маркировка. С очевидной неохотой свет фонаря переместился на иностранные буквы – обозначение производителя на торце груза. – Tanner Goods, – с незначительным акцентом зачитал иностранное название фабрики вслух Ёнгук. В трубке повисла тишина. От усталости ноги Химчана подкосились, он тяжело осел на пол, подняв облако пыли и прислонился спиной к жесткому, геометрически ровному боку того самого контейнера, что, возможно, станет ключиком к его спасению. Эта передышка положительно сказалась на его рассудке, дала ему сил на размышления. Уже некоторое время Химчана мучила некая идея, точнее сказать вопрос. Поднеся телефон ближе к лицу, он вначале бегло его осмотрел, потом осторожно, так чтобы не задеть аккумулятор, снял заднюю крышку – ничего странного. Он проверил функции телефона и так же ничего не обнаружил. Ещё один вопрос оставался пока без ответа. Камера не активна, да и объектив на торце замызган, так что она всё равно бы ничего не показывала, признаков дистанционного подключения он тоже не заметил; аппарат работал в обычном режиме. – Бред какой-то, – после секундного замешательства выдохнул в трубку Ким. – Как..как тебе удалось прочесть название? Уже не в первый раз ты говоришь то, чего знать никак не можешь! – Успокойся и помолчи, – осадил его бестелесный голос. – В данной ситуации это не имеет значения и никак тебе не поможет. Химчан сначала обиделся, недовольно втянул пыльный воздух в нос, но от дальнейших пререканий воздержался - у него попросту не осталось ни сил, ни желания. – Да, наверное, ты прав. – Разумеется, я прав, – уверенно отозвался собеседник и сразу же перешёл к делу. – Мне удалось выяснить, где именно тебя держат, Химчан. Старая текстильная фабрика, постройка ещё 2008 года, расположена возле порта и закрыта за долги в 2041 году. Не настолько далеко, как я предполагал сначала. Ладно, ты можешь осмотреть замок на двери? Попробуем его взломать... – Вызови копов и пускай они, наконец, вызволят меня отсюда! – окончательно вернув себе власть над телом, истерично требовал Химчан, после получасовой возни с автоматическим замком на двери подвала. Как оказалось, здание не было полностью обесточенно и похитители постарались, чтобы их пойманный зверёк никогда уже вновь не увидел дневного света. – Не стану. Это огромные риски для меня. Когда полиция вызволит тебя, то сразу же возьмёт на допрос, и значит, пострадает моё дело. Дело, в которое я вложил всю свою жизнь. Химчан так и представил, как яркие искусственные глаза собеседника безразлично смотрят на него, а ободок в смоляных кудрях быстро мигает от лёгкого покачивания владельца головой. "Нет, Химчан, нет", – как ребенку назидательно повторяют ему. Но Химчан не хотел верить своим ушам. Конечно, он мог бы понять, как был важен для Пан Ёнгука его бизнес и как, в сущности, мало значила для него жизнь обыкновенного курьера, но надежда не уставала давить ему на горло, заставляя отрывисто всхлипывать и молить о помощи. – Пожалуйста, Ёнгук... Я умоляю тебя, чёрт… Чёрт, пожалуйста, пожалуйста! Не бросай меня здесь! – надрывные всхлипы сопровождали весь разговор, – Я не хочу умирать так…такой же жалкой жизнью, какой умерла когда-то моя семья. Просто сдохнуть здесь, как крыса в западне без выхода, без еды и света. Совсем один... – Прекрати. Ты не умрёшь, Химчан. Доверься мне, ладно? Стоя на коленях с опущенной вниз головой, Ким всё это время не переставал в накатившей истерике долбиться в металлическую дверь опухшими, в синяках и ссадинах от попыток выбить её, руками, между тем крупные капли слёз падали из полураскрытых глаз, красных и давно ничего не видящих, оседая на не осторожно брошенный между ног телефон. – Ведь прекрасно знаешь, где эта проклятая фабрика. Ты просто не хочешь надрываться из-за меня! Ты, сукин сын! Будь ты проклят, Пан Ёнгук! Я здесь из-за тебя и твоих долбанных посылок! Отчаяние и злость слились в едином порыве в теле Химчана, и действительность перестала иметь для него какое-либо значение. Следующий удар стал решительным. Разогнавшись, он со всей дури бросился на автоматические двери, тешемый нелепой мыслью выбить их, но вместо этого крепко приложился головой. Тем временем голос из телефона продолжал говорить: – Я не поеду за тобой, Химчан, – это было произнесено с таким определенным нажимом, словно собеседник пытался вразумить больше себя, чем слушателя. – Поверь, отсюда у меня получится сделать для тебя намного больше. Ты слышишь меня, Химчан? Химчан?.. Последние его слова так и остались без ответа. Истощив последние силы на безуспешные попытки пробиться наружу, Ким рухнул на пол безвольной куклой, лишь каким-то чудом не раскроив себе череп о стальные двери подвала, и внезапный страшный грохот шлёпнувшегося на бетон тела, достиг ушей Ёнгука, заставив его сердце в груди сжаться от осознания произошедшего ужаса . – Химча-ан! – сипло выкрикнул Пан, ударив кулаками по столу. Следом за Химчаном упал стул, но уже на другом конце города.***
Странный едкий запах чего-то медицинского привёл Химчана в чувства - его источником служил маленький шарик в пальцах незнакомца, пока другая его рука размеренно похлопывала парня по красным щекам. Разлепив с натугой веки, Ким, лежа на спине, уронил голову на бок, руками отмахнувшись от противного шарика ваты. Вначале расфокусированный взгляд его какое-то время блуждал по комнате, потом же когда картинка стала осмысленнее, остановился на фигуре вдали – чёрной и длинной, что будто бы плыла по воздуху среди нечётких пятен обстановки. Человек, сидевший рядом с ним и наблюдавший за его состоянием, – из-за головокружения Химчану не удалось как следует рассмотреть его лицо, – поднялся и с видом исполненного долга подошёл к чёрной фигуре, превратившись в ещё одно неразборчивое пятно. Чувство острой жажды заставило Химчана раскрыть рот, в желании попросить стакан воды, как тут две фигуры неожиданно резко вывернули к нему свои шеи. Белая пожала руку чёрной, перекинулась с ней парой неслышных слов и вскоре удалилась. До этого Киму окружение представлялось не более, чем сценой из немого кино и не вызвало в нём никаких негативных чувств. Но стоило оставшемуся человеку начать приближаться к нему, как парень дико взвыл, взбрыкнул, точно больная лошадь и вжался носом в мягкие диванные подушки. Нос невольно вобрал в себя запах хозяина дома – что-то терпкое защекотало ноздри, заставляя его жалостливо застонать ещё громче. Необъяснимый животный страх неумолимо сжал нутро, словно в стальных тисках, не давая ему мыслить здраво. Правильно истолковав его поведение, фигура тотчас отступила, слегка покачала головой и окончательно пропала из комнаты. Перестав чувствовать её присутствие, Химчан вновь задышал ровно, завалился на спину и некоторое время лежал так, слушая тишину. Минувшие события полностью вылетели из его головы, он даже не понимал, как оказался в полусознательном состоянии на диване и почему ему до одури хотелось пить и есть. В конце концов последнее возобладало над всеми остальными его чувствами. Он осторожно сел, придерживая себя за бок. Голова, плечо, руки по кисти и ноги - все эти участки покрывали вонявшие мазью бинты. На фоне белых, в жёлтых пятнах бинтов он увидел чёрный ковёр с картой звёздного неба. Стены подпирали знакомые из тёмного дерева книжные стеллажи, - строго прямые и абсолютно симметричные. Большинство их полок занимали книги с иностранными обложками, другие же, маленькие узкие полочки из матового стекла были приспособлены под безделушки и комнатные растения - ни одного цветущего среди них не нашлось. Химчан обернулся и существо его содрогнулось от картины, что некогда явилась причиной его кошмара. Пригвождённое к стене среди своих собратьев, полотно напомнило ему где он и кто он. Он курьер Пан Ёнгука. Химчан схватился за голову. Всё таки это не объясняло ни бинтов на нём, ни жуткой головной боли, ни приглушённого отчаяния в мыслях. Потерев зудящие глаза кулаками, он вдруг встрепенулся и начал испуганно озираться по сторонам; пропажа нашлась быстро – тут же рядом, аккуратно сложенная на круглом столике. Водрузив на нос поцарапанные очки, Химчан спустил босые ноги на пол и снова осмотрелся. Покружив немного по комнате, он остановился возле ромбообразного в стальной оправе зеркала, что в качестве украшения висело в дальнем углу. Воровато бросив взгляд за плечо, он снял очки с носа и в легком замешательстве уткнулся в своё отражение. Почему он так испугался Ёнгука? Сколько не пытался он объяснить самому себе своё поведение, ничего вразумительного ему на ум не приходило. И то, что сейчас начальника поблизости не было, его заметно успокаивало. Продолжая бродить, и лишь слегка прихрамывая на правую ногу, он перебрался на открытую кухню и притормозил напротив холодильника. Несколько раз кинув внимательные взгляды в сторону уходящего вглубь квартиры коридора, что всегда был погружён в непроницаемый сумрак, гость почесал забинтованное плечо и дёрнул на себя серебристую дверцу. Пребывая не в самом здравом уме, Химчан не думал, что своими действиями вот-вот собирается нарушить обещание, данное себе же на прошлой недели после чашки кофе. Точно зверь, он рылся в холодильнике в чужом доме, ведомый лишь сильным голодом и упадком духа. Никогда прежде его не желали откровенно убить. Его били, ругали, но он всегда давал сдачи, если требовался ответ кулаками. Минувшей ночью, оказавшись запертым в мрачном на вид, грязном подвале заброшенной фабрики, Химчан был не физически крепким человеком, а безмозглой крысой, что в панике билась головой об решётки собственной клетки. И теперь шок после пережитого постепенно сходил на нет, уступая место апатичному состоянию души и мозга. Вытащив из дверцы холодильника банку пива щедро рекламированной марки, он скептически хмыкнул и достал вторую такую же – заслуженную за пережитые мучения. Неожиданно парень стремительно выпрямился, как по команде "смирно" и, испуганно хлопнув дверцей холодильника, как мог скосил глаза вбок, опасаясь повернуть голову. Всего в паре метров от него стоял Пан Ёнгук, неподвижным взглядом уставившись ему за спину. Несколько раз неторопливо моргнув, он перевёл на него взгляд ярко-карих глаз и, так словно это он тут был гостем, тихо поинтересовался: – Проголодался? – похоже, копошение Химчана в чужой квартире вообще никак не волновало её хозяина. Запоздало кивнув, Химчан напустил на себя непринуждённый вид, хотя сам боялся лишний раз взглянуть на Ёнгука и заставил себя взобраться на барный стул, будто бы ничего не случилось. Кажется воспоминания о не весёлых приключениях начали возвращаться к нему и теперь он не знал, чего же стоит ждать от начальника. Увольнения за кинутые в ярости слова или премии за риск? Надавив большим пальцем на небольшую выемку в верхней плоской части банки, он несмело поднес её ко рту. – Какая гадость! – резко высказался Ким, после нескольких глотков холодного пива, которое на вкус оказалось ничуть не лучше того, которое обычно он пил. Наблюдая, как Химчан схватил сразу пять салфеток со стола и принялся усиленно тереть ими язык, Ёнгук внёс ясность: – Оно диетическое. – Вы на диете что ли? Тогда понятно, почему вы такой... – "нездоровый на вид" хотел добавить он, но прикусил язык вместе с салфеткой. Кажется он и так пересёк все дозволенные в их отношениях границы. Занимавшийся тем временем приготовлением пищи хозяин забрал у него банки. Химчана особенно поразило, как ловко и аккуратно мужчина вынул из рук у него жестянку, так, чтобы не соприкоснуться с ним кожей. Без тени сожаления на лице, Ёнгук вылил её содержимое в раковину, другие же убрал обратно в холодильник. – Не хочешь договорить? – спросил мужчина, возобновляя разговор, угрожающе сверкнул в воздухе ножом и умело приступил к шинкованию овощей. Опасливо следя за быстро движущимся по доске из стороны в сторону, вверх и вниз остро заточенным лезвием, Химчан очень не хотел доканчивать. В конце концов, это его никоим образом не касалось. – Забудьте, ладно. Это не моё дело, так ведь? На долю секунды рука с ножом остановилась, но тут же возобновила прерванную работу. К ритмичному, глухому стуку стали о дерево присоединился низкий голос: – Ты дерзкий и одновременно трусливый, поэтому никак не можешь устроиться в жизни, – подвёл черту Пан Ёнгук. Эти обличительные слова стали для Кима чем-то вроде меткого удара ножом меж рёбер. Состояние и без того истерзанной души окончательно ухудшилось. Игнорируя боль в плече, он раздражённо хлопнул по столешнице руками, вскочил с места и с самым оскорблёнными видом побитой жизнью дворняги, тяжело топая, ушёл к дивану, собирать разложенную на нём одежду: свитер, плащ, шарф, кепку и главное – перчатки. – Я ухожу, – злобно выдал он сквозь зубы, в это время кое-как просовывая правую руку в рукав свитера. Мимолётно Ёнгук увидел показавшиеся над сколотыми с краёв затемнёнными очками зрачки Химчана. Не смотря на сочившуюся в голосе ненависть, они были полны готовых вот-вот пролиться слёз. Сопровождаемое шипением масла и шумом готовки, в спину курьеру долетело единственное слово: – Останься. – Не хочу! – совсем забывшись, что разговаривает с начальником, капризно крикнул он охрипшим голосом. – Не хочу оставаться с тобой в одной квартире, даже в одном доме находиться с тобой не хочу! Не мог вызвать копов? Конечно, твоя шкура важнее моей! Я ведь для тебя просто мусор. Мусор! Ёнгук замялся. Он знал, что если повторит просьбу, придав ей явную окраску приказа, Химчану, даже при всём его дерзком темпераменте придётся остаться, пусть и против воли. Но страх быть разоблачённым сдержал его желание подчинять. Ему хотелось, чтобы Химчан не знал об их связи как можно дольше. В идеале, лучше бы он никогда про неё не узнал. Поэтому он лишь тихо, но строго попросил: – Успокойся и садись есть, а потом мы поговорим. Покончив с готовкой и тщательно, как после операции, вытерев руки полотенцем, Ёнгук накрыл на стол и вдруг добавил, не желая, чтобы гость был введён в заблуждение о его отношении к нему: – И ещё, Химчан, не я тебя оттуда вызволил. – К чему ты это? – Не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление обо мне. Химчан лишь фыркнул и покорно поплелся к барной стойке, на которой его осталась дожидаться тарелка с аппетитной на вид пищей. Ёнгук скрылся в коридоре в направлении запретной для посторонних части квартиры, но отсутствие его было не долгим. Возвратился он с ноутбуком, который осторожно, во избежании повреждений, так как на нём хранилось много важной информации, разместил рядом с доедавшим порцию парнем. От не передаваемого словами божественного вкуса еды, Химчан наплевав на приличия, громко причмокивал и изредка облизывал выпачканные соусом губы языком. Даже собственную гордость заглушил столь приятный, но к несчастью недолгий момент. Хозяин снова исчез и возвратился, но уже с другой вещью. На руках у него висел принадлежавший Химчану плащ, изодранный и лишь немного менее грязный, чем когда был на нём во время похищения. Ким удивленно воскликнул набитым пищей ртом: – Зачем тебе мой плащ? Вся в крови и чёрной пыли названная вещь переместилась в другую руку, свободной Ёнгук снял незаметное круглое приспособление с ворота и бережно, точно драгоценный камень, положил рядом с ноутбуком. От неожиданности Химчан подавился и, забил себя по груди, принявшись натужно кашлять, чтобы справиться с кусочком свинины, которым поперхнулся. – Возможно, не стоило тебе и дальше говорить, но ситуация совсем вышла из-под контроля. Признаться, мне до последнего не верилось, что они решаться на подобную глупость. – Подожди? Это что получается - тебе известно кто меня похитил? – от этого открытия у Химчана чуть ли не глаза на лоб полезли. – Разумеется. Ты что думал, я ничего о них не узнаю? Пропала моя разработка, Химчан. Моя! Я бы никогда этого просто так не оставил. Похитителями была одна мелкая банда низменных тварей, которым пообещали хорошие деньги за содержимое посылки. С ними уже разобрались, – от надменного презрения, с которым так яро говорил начальник о безымянной банде похитителей, у Химчана мурашки забегали по спине. Насколько же этот человек хорошо осознавал своё превосходство над подобным сбродом и не стеснялся демонстрировать его. Но чем Химчан отличался от них? Видимо мало чем, раз Ёнгук побрезгал замарать свои чистые руки его спасением. – Немного глупо слушать подобное, знаешь ли. Перёд тобой сидит точно такая же жалкая тварь. Всего лишь на одно скоротечное мгновение полные губы его работодателя исказились в незначительной злобе. Если бы Химчан не смотрел прямо на него, то никогда бы не заметил этой мимолётной перемены. Злился ли Ёнгук на него или на его слова о себе? Не желая в который раз доказывать чужую неправоту, Пан как мог, перевёл свое внимание на ноутбук. Он что-то долго настраивал, а по окончанию подцепив тонкими пальцами в движении, отдаленно напоминавшим пинцет, загадочную вещь со стола, поднес её к Химчану и парень ошарашенно обнаружил, что с экрана на него смотрело его собственное лицо. – Это... это камера! Ёнгук кивнул. – Маленькая камера, что всё это время была прикреплена к моему плащу, – от этой очевидной истины, Химчан почувствовал себя откровенным дураком. – Да, именно так, - согласился Пан. - Я прикрепил её к твоей одежде при нашем первом знакомстве, пока ты подписывал договор. Ты немного осложнил мне задачу, отказавший от вежливости робота и предпочтя присутствовать на собеседовании в верхней одежде. Но что ещё ожидать от выходца колонистов. Стыд вперемешку с негодованием накрыли курьера с головой. Сначала он долго прожигал Ёнгука яростным взглядом за его последние надменные слова, перебирая в голове все возможные грязные словечки, чтобы поставить засранца на место. Он раскрыл рот, собираясь уже озвучить вертевшееся на языке ругательство, как вдруг мысли о камере заставили его вцепиться пальцами в стоявшие дыбом волосы, и смачно приложившись лбом к гладкой столешнице, против обычного разразиться нервным смехом. – Какой же я дурак! Дурак! Должен был догадаться про камеру. Но не догадался.... Немного успокоившись, он поднял голову, выставив на обозрение огромное пылающее пятно на лбу, и тут сильное возмущение поднялось в нём, как лава в жерле проснувшегося вулкана. – И что ты делал с записанным видео?! Смотрел порнушку с моим участием? Да ты настоящий псих! - в гневе он захотел было схватиться за ворот кофты Ёнгука, но стоило ему заглянуть в смуглое лицо напротив, как его словно прошибло током. Руки сами собой опустились и сжали складки джинсов на коленках. Его постигла удивительная истина – чтобы не произошло, он никогда в жизни не сможет поднять на Пан Ёнгука руку. От этой невероятной правды Химчан закусил губу и сморщил высокий лоб. Прежде он всегда давал сдачу на обиды, но с этим человеком всё было иначе. От чего же так? – Не припоминаю, чтобы кто-нибудь предпочитал мыться в верхней одежде, – ворвался голос в его мысли. Уязвлёно отвернувшись, Химчан машинально ответил: – В общественный туалет я ходил в плаще. – Мало занятное зрелище, – насмешливо бросил Ёнгук, ничуть не поразившись куда зашёл их разговор. – Не волнуйся, подобные вещи меня не интересовали. Твои бытовые нужды или гигиена мне не нужны. Считаешь, я рискнул бы взять абсолютно незнакомого человека на работу, и без каких либо гарантий доверить ему доставку посылок, в содержании которых заключается моя жизнь? – Мои разговоры с Ёнджэ прослушивал, – вздохнул Химчан, глубоко униженный абсолютным пренебрежением к его правам на личную жизнь и совсем не слушая, что говорил ему собеседник. Его гордость была полностью растоптана тем, что он был обличён и беззащитен перед своим начальником. – Это камера, а не звукозаписывающее устройство. Химчан, ты хотя бы понимаешь, что я тебе говорю? Не желая вникать в чужие речи, Химчан нетерпеливо затряс головой и закричал: – Неужели я настолько хуже твоего класса, что тебе плевать на мою гордость?! Не хочешь извиниться? Или не считаешь свой поступок низостью? Последний раз Химчан чувствовал себя настолько разбитым на похоронах сестры. Он был бессилен перед бескровным лицом бездушной Смерти, теперь же он был бессилен перед чёрствым снобом Пан Ёнгуком. Казалось, что тот может делать с ним, всё, что пожелает. Не этого ли он боялся всю свою сознательную жизнь? Стать игрушкой в чьих-то руках. И похоже он ею стал. Во время повисшей паузы, нарушаемой лишь тяжёлым дыханием, Ёнгук долго всматривался в обращённое к нему с экрана рассерженное и одновременно сильно опечаленное за тёмными очками лицо, пытаясь прочесть мысли курьера. Наконец, он вздохнул и сказал: – Ты ждёшь от меня извинений, только я знаю, что поступил правильно и просить прощения мне не за что. Страшно побледнев от услышанного, Химчан быстро спрятал вновь сжавшиеся в кулаки руки под стол, еле сдержавшись от того, чтобы не ударить находившегося рядом с ним человека. Да, только навряд ли бы он смог, как не клокотала в нём злость и обида. – Но, Химчан, теперь я могу доверять тебе, – с этими словами Пан Ёнгук без колебаний раздавил камеру, что держал до этого в пальцах. – Разумеется, в разумных пределах.