hunger/голод

— Мне пора идти, — сказал Ёнхо, отступив на шаг, затем на второй, — до встречи, Тэн. И от ветра дверь за ним с хлопком закрылась, оставив Тэна в одиночестве гадать над тем, какую цену потребует враг за тяжесть метала и дерева в ладони. Когда Тэн вошел в зал, предназначенный для приема правителей, низкие столы уже были щедро заставлены кувшинами с вином, фруктами и всеми возможными блюдами. Последний раз Тэн видел такое, когда жил ещё во дворце. Несмотря на то, что в помещении было не меньше трех десятков человек, стояла практически гробовая тишина, и шум открывающихся дверей привлёк всеобщее внимание. Артисты о чём-то зашептались, и Тэн нашел глазами Куна, который с обреченным лицом указал ему место. У правителей был собственный стол, перпендикулярно к нему с обеих сторон были приставлены длинные столы для артистов. Тэн, слегка дрожа, проследовал к своему месту, самому близкому к столу правителей. Таким образом он оказался на подушках рядом с тем самым человеком со шрамом, которого первоначально принял за северного правителя. Следом за ним сидел сам Ёнхо, а с другой стороны стола — семья Тэна и Кун. Ему бы стоило тревожиться и даже бояться, но он вдруг почувствовал на сердце радость от мысли о том, что сможет посидеть за столом со своей семьей, как когда-то раньше. Пусть даже сейчас между ними два десятка танцоров, враг, ужас и война. Пусть они на него и взгляда не бросили, Тэн знал, всё это было ради его безопасности. Когда в зале стало совсем тихо, человек со шрамом легким, заметным разве что одному Тэну, движением толкнул локтем в бок Ёнхо. — Мне кажется, — приятным бархатистым голосом тихо произнес он, — все ждут твоего слова. Ёнхо оглядел всех присутствующих коротким взглядом, ни на мгновение не задержав его на Тэне, и обратился к сидящему рядом правителю Вольного города: — Я уже достаточно произнес речей сегодня. Предоставляю слово вам. Тэну стало обидно. Это был их город, город вольного народа, и никто не мог указывать им, когда молчать, а когда говорить. Но, к счастью, правил в городе не Тэн, ведь обида в этот момент могла принести вольному народу лишь боль и кровь. Правитель поднялся с кубком в руках и улыбнулся так ласково, что в сердце каждого из присутствующих потеплело. — Сегодня, — начал правитель, — мы выпьем за процветание севера и юга. Даже на севере, высоко в горах лед тает под лучами солнца. И там, где растает глыба, вырастут прекрасные цветы. Их жизнь недолгая, но яркая и прекрасная. Пусть наше же сотрудничество станет неувядающим цветком. Когда голос правителя смолк, артисты шумно подняли свои кубки. У Тэна от такого дерзкого тоста перехватило дыхание, то ли от страха, то ли от восторга. Но северяне лишь подняли свои сосуды и щедро отпили из них. Несмотря на то, что все артисты давно стянули с лиц маски, открыв лица, Тэн лишь развязал узел нижних нитей, приподняв ткань, смочил горло ароматным напитком. Когда все приступили к еде, Ёнхо не громко, но и не тихо, совсем не скрываясь, обратился к правителю: — Если северянам нужен цветок, они колют лёд топорами и мечами, не дожидаясь лучей солнца. Тэну вдруг стало стыдно за свой страх. Он так глубоко погрузился в него, что не слышал и не видел дальше своего носа. Его спрятали. Он был в относительной безопасности, и вряд ли кто-либо лишний знал о его настоящем происхождении. Но его семья была под прицелом каждую минуту. Они жили в одном дворце с врагом, и каждый день мог стать для них последним, один лишь отказ и неосторожное слово. — Так вам понравилось выступление? — непринуждённо поинтересовался правитель, так, словно ему никто только что не угрожал. — Как я уже говорил, в моей стране подобные развлечения не приняты. Но время от времени мы устраиваем бои между лучшими воинами. Вам, должно быть интересно, не насмерть ли они бьются? Нет. Это давно ушедшая в прошлое традиция. Но бой на мечах чем-то напоминает танец. Зная одержимость северян войной, Тэн счёл подобное за комплимент, и в подтверждение его мыслей Ёнхо продолжил: — Так что можете считать, что да. Мне понравилось. Краем глаза Тэн заметил, как хмурится с другой стороны стола. Он машинально взял первый попавшийся со стола кусок еды и положил в рот и, даже не ощущая толком его вкуса, пережевал. На какое-то время правители сосредоточились на еде. Тэну же кусок в горло не лез, потому что он постоянно чувствовал на себе пробирающий до костей взгляд северного военачальника. Тот с холодным, но неприкрытым интересом наблюдал за тем, как Тэн изредка клал себе в рот виноград, слегка приподнимая маску, в то время как остальные артисты набивали животы, пусть и с присущей им элегантностью. Полностью осознавая, что он выделяется среди всех, Тэн не мог заставить себя снять маску. Он слишком привык к ней и слишком чтил традиции, чтобы нарушать их из-за проклятых северян. Военачальник был красив. Прошло немало минут, прежде чем Тэн осмелел настолько, чтобы позволить себе, наконец, хорошенько его разглядеть. Его лицо почти не выражало эмоций, словно он и человеком не был, а отделился от горного хребта, нависшего над северным городом, и отправился на войну. Но чем больше Тэн смотрел, тем больше замечал печаль, залёгшую глубоко в его глазах. И всё это сбивало с толку того, для кого ещё совсем недавно мир был понятным. Был его народ, южане, открытые к миру и миролюбивые люди. И были северяне, жестокие, безжалостные захватчики и воры. Их образы были настолько обезличены, что теперь, столкнувшись лицом к лицу с настоящими, живыми людьми, из плоти и крови, Тэн всё чаще переставал понимать, как к этому относиться. Наконец, военачальника заинтересовал разговор между правителями, он повернулся в их сторону, и Тэн последовал его примеру. — Теперь ваши границы и земли будут надежно защищены, — заверил его семью Ёнхо, как будто им было от кого защищаться, помимо северян. — Я благодарю вас за заботу, но в наших землях лишь небольшие мирные поселения, где живут фермеры и торговцы. Нам бы не хотелось, чтобы их привычный быт нарушался. — Северяне не будут вмешиваться, но фермеры должны будут их кормить в случае, если припасы не будут вовремя доставлены из города. В конце концов, это лучшее, что мы можем сделать для того, чтобы трагическая история гибели вашего племянника больше не повторилась. У Тэна зазвенело в ушах и закололо в кончиках пальцев. Он не раз слышал, как сетовали на его смерть, иногда даже высмеивали, но слышать это из уст врага оказалось куда сложнее. Но он сохранял безразличный вид, во многом благодаря куску хлеба, который монотонно пережевывал. Лицо правителя помрачнело, и это вполне сошло за скорбь. — Прошу прощения, что напоминаю о столь нелёгкой для вас утрате, — учтиво произнёс Ёнхо, но в словах его собирался яд. — Быть может, прояви мой отец чуть меньше сострадания, и ваш племянник бы сейчас мирно жил на севере, надежно защищённый и окружённый всеми благами. Правитель растеряно молчал, и вдруг в разговор вступил Юкхэй, который до этого момента не проронил ни слова. — Мой брат любил юг настолько сильно, что предпочел бы упокоиться в земле, согретой лучами солнца, чем жить в любой другой стране этого мира. Ёнхо скользнул взглядом по сжатым в кулаки рукам южного правителя, дальше, прямо к лицу Юкхэя, и хотя Тэн не видел его взгляда, он примерно представлял, почему его брат вдруг стушевался. Между ними повисло молчание. Военачальник с интересом наблюдал, как будто нашел, наконец-то, что надолго избавит его от скуки. Ёнхо вдруг усмехнулся, но усмешка эта не была издевательской, скорее ободряющей. — И это выбор, достойный настоящего правителя. Тэн едва слышно с облегчением выдохнул. Ему подумалось, что какими бы жестокими ни были северяне, наличие достоинства и умение дать ответ вызывало у них уважение, если не восторг. * До глубокой ночи, Тэн не мог уснуть, ожидая возвращения Куна. Он блуждал по спальне, как по лабиринту, прокручивая в голове последние стихотворения уличных поэтов, которые только сумел вспомнить. В общем, делал всё, чтобы не думать о цене, которую назначит Ёнхо за заточенный нож, который вовсе и не был ему нужен. Он фантазировал о том, как Кун скажет, что он неплохо справился, потому что так оно и было. Но Кун, ворвавшийся, словно ураган, в комнату, не оставил ни единого шанса на спокойный сон. — Он желает видеть тебя. Завтра. Во дворце. * В прошлом Тэн принимал большую ванную, наполненную тёплой водой, эфирными маслами и лепестками цветов. Но та прошлая жизнь казалась ему недосягаемо далёкой. Воспоминания покрылись пеленой и пылью, и в нынешней жизни ему досталось лишь круглое железное корыто, уместиться в котором было возможно, лишь прижав колени к груди. Для кого-то ведь и оно было роскошным, ровное, украшенное растительным орнаментом, хорошенько обработанное изнутри, чтобы не царапать нежную кожу. Тэн несколько раз подливал кипятка в надежде, что это поможет ему расслабиться. Накапал еловых эфирных масел, убеждая себе в том, что это всё вовсе не за тем, чтобы хорошо выглядеть и приятно пахнуть. Бессонной ночью он прокручивал в голове рассказы танцоров о жарких ночах, проведенных в спальне северного правителя. И все никак не мог понять, что это за чувство кома в горле и тянущее внизу живота от мысли о прикосновениях чужих ненавистных рук. У него не было никаких сомнений, зачем Ёнхо позвал его во дворец. Думать иначе было бы глупо. Тэн знал это. И Кун, на лице которого отразилась вся скорбь мира, это знал. Уже переживший немало испытаний Тэн подсознательно знал, как справляться с такими ситауациями. Он просто позволял потоку тревожных мыслей литься сквозь голову, духу метаться узником в клетке. Пусть. Его тело же продолжало выполнять привычные действия. Выскользнуть из теплой воды. Обтереться полотенцами. Натянуть чистое бельё и нижнюю мантию. Аккуратно распределить и расчесать отросшие до ушей волосы. Втереть несколько капель масла в некогда загорелое, но теперь бледное лицо. Проследовать по коридору до комнаты, не обращая внимания на заинтересованные, сочувствующие и иногда завистливые взгляды. — Я готов, — слова Тэна отвлекли Куна от чтения, в котором тот всякий раз пытался забыться. Несколько раз он пытался дать наставления, советы, но всякий раз это превращалось почти что в истерику, что Тэну пришлось запретить. Ему порядком надоело то, что Кун уделял внимание его чести столько же, сколько безопасности. Подумаешь, честь, думал Тэн. Мертвецу честь ни к чему. — Будь осторожен, — единственное, что сказал ему Кун, помогая финальным сборам. Верхняя мантия была темно-красной, почти что чёрной. Тэн сам её выбрал. Она была не вычурной, без особых украшений, но безукоризненно мастерски пошитой. За темной шелковой маской Тэн спрятал весь страх и нерешительность. Улица встретила его оживлённо. После подписания соглашения, притихший город, так и не увидевший репрессий и публичных казней, вернулся к прежнему ритму. На одном углу прибывший из-за моря мудрец рассказывал о звездах, размахивая причудливыми свитками, а на другом, чуть поодаль, обросший странник вещал о неслыханных богах. Его грела мысль о том, что это никогда не изменится, если просто следовать приказу Ёнхо. Ему было совсем не сложно греть постель врагу, пусть только Вольный город живёт. Наверное, не сложно. * Сычен встретил его на пороге дворца и, не проронив ни слова, повёл за собой. Уже скоро Тэн понял, куда его ведут. Несмотря на годы, проведенные в стенах театра, он не забыл ни одной комнаты, ни одного коридора огромного дворца. Вели его вовсе не в покои, а на тот самый балкон, за которым он украдкой наблюдал с дерева, где и попался в лапы к врагу. Многое во дворце поменялось, но неизменным оставался запах солёного моря, дерева и цветов. Когда они оказались на пустующем балконе, Сычен молча отвернулся и вышел прочь, едва ощутимо прикоснувшись кончиками пальцев к его плечу. Это был нелепый жест, но он придал Тэну каплю сил. Солнце уже давно не было в зените, до захода солнца оставалось чуть больше часа. Тэн приблизился к небольшому столу, на котором оказались свежие фрукты, сыр и вино с парой кубков. Когда-то Тэн мог брать здесь всё, что только пожелает, но сегодня он чувствовал себя чужаком, для которого прикоснуться лишний раз к дорогому убранству сродни преступлению. Прошло не меньше четверти часа, прежде чем он услышал шаги. — Прости за опоздание, — сказал Ёнхо, и Тэн всё не мог решиться на то, чтобы обернуться. — Я велел оставить для тебя еду, но ты к ней даже не притронулся. Вместо того, чтобы ждать, северянин сделал ещё несколько шагов и, встав рядом, посмотрел в сторону горизонта, где солнце стремилось соприкоснуться с бесконечным морем. — Простите, мой господин, но я не голоден, — ответил Тэн, ничуть не соврав. Ёнхо вздохнул и опустился на один из стульев. Тэн, наконец, нашел в себе силы встретиться с ним лицом к лицу. Увиденное слегка его удивило. Сегодня Ёнхо не выглядел, словно сошедший с древних свитков воин с вечно напряжённой осанкой. Он выглядел уставшим. Его волосы были слегка взлохмочены, а рубашка расстёгнута на пару лишних пуговиц. Его кожа загорела от южного солнца и больше не казалась такой ледяняще бледной. На щеках был румянец, и выглядел он совсем юным в краснеющих лучах небесного светила. — Садись, — не приказал, скорее предложил он. Тэн оторвал деревянные ноги от пола и расположился на стуле примерно в метре от северянина. — Ты уже опробовал нож? — спросил тот. Снова этот проклятый нож, подумал Тэн. — У меня не было повода, мой господин, — ответил он. Ёнхо изменился в лице. Нахмурился, как если бы был чем-то раздражён. По спине Тэна пробежал холодок, когда тот повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. — Услуга за услугу, помнишь? Ты мой должник, и я собираюсь назначит цену прямо сейчас. Момент истины. — Конечно, мой господин. Что я могу сделать для вас? — слегка дрожащим голосом произнёс Тэн. — Разговор. Что? — Я хочу просто поговорить с тобой. Но без всех этих глупых формальностей. Тэн как следует проморгался и на несколько долгих секунд потерял дар речи, не до конца понимая, чего именно хотел от него Ёнхо. — Хорошо, мой... — Я же сказал, без формальностей, — тон его голоса был приказной, но без угрозы. Снова повисло молчание. Тэн в своей голове прошёлся по всем сценарием сегодняшней встречи, которые он только представлял, от лишения чести до бесславной смерти. Но ни один из этих сценарией не подразумевал простого разговора без формальностей. Устав от тишины, Ёнхо снова заговорил. — Целыми днями мне приходится общаться, соблюдая тысячи формальностей. В этом замке полно людей, но поговорить не с кем. — Почему вы думаете, что я подхожу на эту роль? — спросил Тэн первое, что пришло ему в голову, испугавшись, что очередная порция молчания разозлит северянина. — Ты думаешь, — поправил Ёнхо. — Потому что ты первый и единственный в этом городе, от кого я смог добиться большего, чем страх и желание угодить. А ещё ты забавный. Напомнил моего брата. Сказать, что такая откровенность обезоружила Тэна, это ничего не сказать. Он вообще не понимал, как быть с той информацией, которую он любезно получил сейчас в свое распоряжение. И всё же врождённое любопытство взяло над ним верх. — Чем же я напомнил вашего, — под взглядом Ёнхо он поспешил исправиться, — твоего брата? — Мой брат хорош во всём, что требует знаний и навыка, — намекая на позицию главного танцора, сказал северянин, — но что касается всего остального, отчанный и безрассудный. Хотя и старается всячески убедить всех в обратном. Почему Тэну представился огромный неуклюжий воин, ещё крупнее и сильнее, чем сам Ёнхо. — И где сейчас твой брат? — спросил Тэн прежде, чем подумал, а вдруг он мертв, и этот вопрос разозлит врага. — На севере. Он не слишком хорош в бою. Правда, тебя бы убил раньше, чем ты бы, наконец, выдохнул. И Тэн, наконец, выдохнул, испуганно отпрянув. — Шучу, — поспешил заверить Ёнхо и как будто даже смутился своих слов, — пожалуй, не очень удачно. Я не слишком хорош в светских разговорах. — Да нет, — немного успокоившись, отозвался Тэн и принял более расслабленную позу, — это было бы довольно смешно при других обстоятельствах. Ёнхо посмотрел на него нечитаемым взглядом, а потом вдруг тихо рассмеялся. — А вот это действительно смешно. Тэн вдруг тоже улыбнулся, хотя, казалось бы, с чего. Ёнхо расслабленно откинулся на спинку стула. В его тёмных зрачках поселилось солнце. Казалось, он действительно наслаждался видом. — Море очень красивое, — сказал он. — И закаты в вашем городе незабываемые. Но если бы ты увидел горы, неподвижные заснеженные твердыни, в которые беспомощно врезаются солнечные лучи, ты бы понял, как много прекрасного вы здесь теряете. Тэн ненадолго закрыл глаза, но представить так и не смог. Но он был уверен, что это красиво. Это также красиво, как лицо Ёнхо, когда он не надевает маску жестокого безразличного ко всему северянина. Осознание этой мысли выдернуло Тэна из раздумий. Он вдруг почувствовал себя предателем и захотел как следует ударить. — Я видел горы лишь на свитках, — сказал Тэн. — Свитки, — усмехнувшись, отозвался Ёнхо, — разве свитки передают всю глубину? Была бы моя воля, я бы уничтожил все свитки и заставил бы каждого хоть раз ощутить все на собственной шкуре и увидеть собственными глазами. Слова Ёнхо для жителя Вольного города звучали кощунством. Но в его голосе было столько страсти, что на мгновение Тэну и самому захотелось сорваться в путешествие, увидеть горы и, быть может, уничтожить их, лишив северян их главного источника силы и вдохновения. — Знания дают нам возможности и представления. Так мы можем выбрать то, что хотим увидеть, а не проводить годы в бессмысленном поиске. — Пожалуй, ты прав, — сказал Ёнхо, с интересом осмотрел его с ног до головы, от этого взгляда Тэн снова почувствовал что-то внизу живота. — Но дальше всех заходит тот, кто не знает куда идти. Потому что путь ему указывают боги. — Ваши боги ведут вас на войну. — Позволь не согласиться, — возразил Ёнхо, — в этот раз мы обошлись без особого кровопролития. Ваши в прошлом союзники не успели высадиться на берег, чем обрекли себя на неизбежное поражение. Но они оказались лучше, чем мы думали. Не хотели сдаваться. В спешке сошли на берег и совершили несколько неудачных набегов, словно разбойники. Мой военачальник едва не лишился глаза в одном из таких боев. Джэхёна не всякий может ранить. Тэн испытал что-то сродни злорадства. Хотя Ёнхо и оставался почти что нетронутым, но от глаз Тэна не укрылся шрам от глубогокого пореза на груди. — К счастью, в нашей стране шрамы воинов лишь украшают. А Джэхён и без того хорош собой. — А какой шрам бы украсил меня? — вдруг неожиданно для самого себя спросил Тэн. Ёнхо снова внимательно смотрел его, словно охотничью собаку на базаре, хотя скорее как надоедливо пищащего котёнка, которых берут в дом из жалости, а не по необходимости. — Возможно, мой ответ снова тебя напугает, но ни один северянин не стал бы с тобой биться. Ты изнеженный и слабый. Если бы и пришлось, любой из нас предпочёл убить тебя самым быстрым и безболезненным способом. Из жалости. Хотя ответ Ёнхо и был честным, Тэну вдруг стало обидно. Не то, чтобы он хотел долгой и мучительной смерти, но и слабаком себя не считал. Да, он был невысок и худощав. Танцорам было неположено набирать вес. Они должны были казаться хрупкими. Но казаться хрупким вовсе не означает быть таковым. Тэн был невероятно вынослив. Хотя всё это, пожалуй, меркло рядом с той силой, который обладали северяне. И Тэну вдруг так нестерпимо сильно захотелось задеть Ёнхо, что он наплевал на страх и осторожность. — Но всё-таки ты предпочел разговор со слабым, а не с сильным. Но северянин, к счастью или к досаде, не обиделся. Только громко рассмеялся, глядя ему прямо в глаза. — И вовсе не ошибся с выбором. Порыв ветра навёл беспорядок на голове Тэна. Солнце же всё краснело, напоминая зияющую рану, а облака вокруг него – брызги крови. Они словно стали свидетелями бравой смерти, ведь за ярким закатом, как и всегда, последует кромешная тьма. Но солнце, в отличие от людей, неизменно восстаёт из мертвых, ознаменовывая новый день. — Расскажи о себе, — нарушив долгое молчание, сказал Ёнхо. — Что именно? — Всё. Откуда ты, кем были твои родители и как ты стал тем, кто есть. Этот вопрос не застал Тэна врасплох. Первое, что он сделал, начав скрываться, это создал легенду. И эта легенда за долгие месяцы обросла таким количеством деталей, что Тэн и сам уже практически в неё поверил. — Я родился здесь, в Вольном городе. Моя мать погибла при родах, оставив нас с отцом вдвоем. Мы жили скромно, но не бедствовали. Мой отец был прекрасным садовником, и для него всегда и везде находилась работа. Когда я был ещё ребёнком, мы даже жили некоторое время при дворце, мой отец ухаживал за местным садом... — Поэтому ты так хорошего его знаешь? — не удержался от шутки Ёнхо, и Тэн лишь кивнул, порадовавшись отличному совпадению. — Это продолжалось недолго, потому что вскоре мой отец начал часто болеть, и больше не мог ухаживать за таким большим садом. Чем старше я становился, тем хуже становилось ему. Денег стало не хватать, и я начал искать способы заработать. Помогал приезжим носить вещи, разносил письма и сообщения, делал любую работу, за которую хоть сколько-нибудь платили. Однажды я напросился помогать в уличном театре, где навсегда влюбился в сцену. Даже несмотря на то, что за работу мне так и не заплатили. Когда отца не стало, я со второго раза сумел попасть в театр, который и стал мне домом. Ёнхо слушал внимательно, настолько внимательно, что Тэну в глубине души даже стало стыдно за ложь, пускай она и была во спасение. — Каким был твой отец? — спросил Ёнхо. Не знаю, хотелось зарычать Тэну, понятия не имею, потому что твой отец убил его прежде, чем я успел это узнать. Но тело Тэна, как и всегда оставалось спокойным, даже зрачки не блуждали. Он смотрел прямо в лицо северянина, кажется, впервые не страшась его. — Он всегда был ко мне добр. Иногда строг, но ровно настолько, насколько того требовали обстоятельства. На судьбу он не жаловался. Говорил, что никому не даётся больше, чем ему по силам вынести. Даже в самые трудные моменты отец делал всё, чтобы я смеялся, хотя его самого давно поглотила печаль. Быть может, смерть стала для него выходом. То была ненастоящая история, полная выдумка, но придуманный Тэном образ отца стал заменой реальному. Раз за разом переживая болезненную выдуманную историю, Тэн осознавал, что реальность не так уж и страшна. — А какой твой отец? — спросил Тэн, хотя хорошо знал – безжалостный, жестокий тиран и убийца. Но ему вдруг захотелось узнать о северном правителе чуть больше, чем знали все другие. — Мой отец великий, — ответил Ёнхо, и Тэн снова почувствовал то лукавство, как если бы тот метался между долгом и сердцем. — Великий правитель. Повторив это второй раз, Ёнхо словно уже и не был так уверен. А потом Тэна вдруг осенило. — А отец? — с предыханием спросил он. Ёнхо вдруг улыбнулся, то ли иронично, то ли болезненно, и отвел взгляд в сторону заката, словно хотел спрятаться. — Я не знаю. Тэн не понимал, как ему теперь быть с состраданием, которое свалилось на него. То была не жалость и даже не сочувствие. Вряд ли этому чувству вообще есть название. Ёнхо буквально за несколько секунд вернул себе самообладание и поднялся на ноги. Поднявшись, он предложил Тэну руку, и тот схватился за нее, как за протянутую утопающему веревку. Оказавшись на ногах, он снова ощутил огромную разницу в их росте и силе. — Спасибо за разговор, Тэн, — сказал Ёнхо. — Считай, ты больше ничего мне не должен. Но если я снова позову тебя, ты придёшь? — Да. Ответил Тэн прежде, чем подумал. Но испугало его вовсе не то, что выбора не было. Испугало его то, что будь у него такой выбор, ответ остался бы неизменным. — Тогда до встречи. Тебе нужно возвращаться домой, пока не стемнело. — До встречи, — одними губами произнес Тэн и слишком уж резко повернулся и почти что помчался к выходу. Уж лучше бы его лишили чести, лучше бы убили, это было бы не так страшно, как уходить от ненавистного врага с ворохом столь противоречивых мыслей.