Мориш, сын Кикиморы Болотной

В болотную локку смертному не попасть. Была она не в мире живых и не в мире мертвых — а в мире духов, срединной полосе, наискось разрезанной Вечной Рекой. Дважды смертный мог проплыть на той Реке — перед рождением и после смерти. Как поднимались лодки с душами детей из Нижнего мира, как опускались из Верхнего с душами мертвых, так человек мог увидеть все локки, а было их великое множество. Путешествовать по всей срединной полосе можно было сто лет и сто дней, а можно было добраться за удар сердца — как душа человеческая желала видеть мир потусторонний, невидимый для нее. Локка болотная была одной из самых обширных. Соседствовали болота с локкой речной, лесной и степной — сестрами своими природными, ведь родичами были их духи. И была у всех тех духов традиция: как сыну или дочери их пять весен исполнялось, так учили их матери и отцы силе своей. Сыновья-лягушата Болотницы учились звать путников, утягивать на дно трясины; дочери-русалки Водяного впервые выходили на сушу, молодых юношей и зрелых мужчин звать в танец; дриады становились из деревьев — красавицами, бестелесным ветром порхать на свободе в родном лесу. Одного только Мориша Кикимора не учила. — Я твой ребенок! — обижался малыш. — Научи меня обращаться страшилищем, или становиться невидимым! — Ты человек, — отвечала Мара. — Не готов ты еще, твоя волшебная сила откроется через время, умей ждать. А Мориш не хотел ждать. Знал мальчик, что он человеческого племени, да только не знал, кто такие человеки и в чем их сила. Он хотел учиться! Над ним даже болотные стрекозы звонко хохотали: «Не научится человек премудростям духа, не станет как они!» Обидно было так, что слезы маленькими росинками капали с ресниц на болотные кочки, а на их месте вырастали маленькие белые цветы. Все знали, что плакать — человеческая привычка, и захотелось Моришу от горя исчезнуть. И стоило ему этого захотеть, как вдруг он пропал из болотной локки. Очутился Мориш под водой, неглубоко — успел вынырнуть, чтобы не задохнуться. Вода была чистой, не такой, как в болоте, а на вкус сладкой. Поток нес его дальше и дальше, мимо болотных деревьев, влажных кочек и слизкого мха. Не простая это была река, а Вечная, что все локки соединяет — и оказался Мориш не в своем мире, а в локке речной. Болота вдруг исчезли, стало холоднее. Подул сильный ветер. Вечная Река несла свои воды как стрела, поперек других рек, не смешиваясь и не меняя направления, и видел мальчик, как удивленно кричали ему вослед русалки в мокрых рубахах. Но кончилась и речная локка, и очутился Мориш на дне океана. Завертел его поток, выхватил, и унес далеко от течения Вечной Реки. Остался сын Кикиморы один. Темно было и страшно, воздух кончался. Но не успел Мориш попрощаться с Марой, Болотником и Болотницей, как кто-то взял его на руки, и дышать вновь стало легко. Нашла беглеца не простая рыба, а женщина верхом на морском коне — половина тела у него была лошадиной, а хвост акульим. Дева накормила ребенка волшебными водорослями, чтобы он мог дышать под водой. — Меня зовут Псамата, богиня морского песка. А кто ты, малыш? — спросила она. Мориш рассказал о своем приключении, и морская дева весело рассмеялась. — Не бойся. Я отведу тебя к моему мужу Протею, морскому пастуху. Если сможешь увидеть его настоящий облик, он поможет тебе добраться до дома. Морской конь плыл так быстро, что тела рыб мелькали словно серебряный ветер. То и дело Моришу казалось, что он видит дракона — но он исчезал, и вновь появлялся, словно видение. Тогда мальчик начал искать внимательнее, и вдруг заметил его — морского змея, извивающегося кольцами вокруг стада тюленей. Да только не дракон это был, а длинный змеиный хвост, поверх которого была не пасть, а туловище старца. — Кто этот старик? — спросил ребенок, обернувшись к богине. — Это Протей. Раз ты увидел его настоящее обличье, ты достоин услышать предсказание, — Псамата приветственно раскрыла цветной плавник на спине, и Протей показал такой же. Когда они встретились, богиня поклонилась мужу. Морской пастух же посмотрел на Мориша. Как пророк, он уже знал, что к нему прибудет человеческий ребенок. — Тяжкая судьба тебе уготована. Ты мал, но уже храбрый, словно тигр. Твое появление в царстве духов не случайно, — Протей положил руку на голову мальчику. Руки у него были без перепонок, словно человеческие, а глаза синие, как глубокая протока. — Печать Смерти лежит на твоей душе. Она станет для тебя не проклятием, а благом, если пойдешь по пути, что усеян костями. Но смотри — не оступись. Мир завертелся, и Мориш вдруг понял, что стоит на травянистой кочке в родной болотной локке.

***

Дом Мары был огромным дуплом в толстом дереве. Пауки здесь были прислугой и лучшими друзьями для маленького Мориша. Они сплетали над его кроваткой искрящиеся узоры, и в тех узорах чудились засыпающему ребенку морские змеи, русалки и лошади-рыбы. Кикимора расчесывала его черные локоны золотым гребнем, выбирая водоросли и ракушки. — Ты злишься, что я исчез? — спросил мальчик тихо. — В мире духов никогда ничего не бывает случайно. Раз пропал — значит, так было нужно. Мориш кивнул, принимая эту истину. Он поднял глаза на приемную мать. Мара могла принимать любой облик, но больше всего ему нравился именно этот — зеленокудрой юной красавицы, облаченной в шубу из мха и расшитую белую рубаху, схваченную серебряным поясом. Её руки, точно птичье тело, были все в совином пере; когтями она любила гладить его голову; на макушке меж изумрудных волос росли ветвистые рожки. Мориш втайне хотел себе такие. Но у человеков разве бывают рога? — В океане я встретил Протея. Он сказал, что мне нужно идти дорогой, покрытой костями. Что это значит? — Однажды Баюн тебе расскажет. А сейчас спи. А мальчик того и хотел, втайне радуясь. Кот был лучшим сказочником во всем мире духов.

***

Прослышали как-то другие Кикиморы о том, что Мара приютила человеческого ребенка, да и захотели посмотреть. Слетелись подруги, все разные, кто в платье, кто в штанах коротких, что шортами называются, и все по-разному собирали волосы. Старшинство у них определялось по рогам — у кого закрученные, как у баранов, ветвистые, как у оленей, или длинные, как у горных коз — те и старшие, а у кого маленькие — те и младшие. Мориш поначалу удивился, но не зря он был бесстрашным — вышел перед ними, показался, не стал прятаться за юбкой. — Как тебя звать, малыш? — ворковала одна из старших, с козлиными рогами. — Мориш, — храбро ответил ребенок. — А вас? — Мона, — засмеялась Кикимора, закутываясь в зеленую шаль. — Какой ты необычный. Все людские дети нас боятся. — А я не боюсь! Был бы я сыном Мары, если бы боялся своей матери? — мальчика распирало от гордости. Старые кикиморы веселились, слушая его, но младшие, не прожившие еще и сотни лет, отчего-то брезговали подходить. — А что же вы боитесь меня? — спросил Мориш у младших. — Ты человек, — ответила с неприязнью одна, с оленьими короткими рожками. Она была гораздо младше Мары. — Люди источают одно зло, и никакие духи этого не изменят. — Брось, Марья, — засмеялась Мона. — Смертные как дети, не успевают пожить за свои сто лет, не набираются мудрости. Мориш старше их. — Как же я могу быть старше людей, если мне всего пять зим? — удивился мальчик. Ответила другая Кикимора, Мадека. — Душа твоя старше, ты много раз рождался, много раз умирал. Мы долго живем и видим такие вещи. Кто духов не боится, с природой в ладах, тот взрослый, а кто природу не любит, разрушает мир вокруг себя, духов обижает, тот еще малое дитя. — Я не хочу быть таким, — помотал головой Мориш. — Природа создала всех, и смертных, и духов. Я буду сильным и не дам никого в обиду! Даже чертят, хоть они и вредные. И тебя, Марья, тоже буду защищать, потому что ты красивая. Марья громко фыркнула, как кошка. — Нужен мне такой защитник. Уж управлюсь. А сама отвернулась, чтоб никто не видел, как залились румянцем ее щеки, чтоб не поняли, как приятно ей было доброе слово.

***

Баюн не был огромен — даже гномы были больше него. Но когда Мориш лежал под его лапой, слушая сказки, ему казалось, что весь он накрыт шерстистым шелковым одеялом. Урчание погружало разум во мглу, и сын Кикиморы всегда засыпал, не дослушав историю — поэтому он спешил вернуться к Коту снова и снова. Намеренно делал это Баюн, ведь по-другому этот хитрец и не стал бы. Но сегодня мальчик хотел услышать другую сказку. — Мне нужно пойти дорогой из костей. Как мне это сделать? — спросил Мориш. Кот распушил полосатый хвост, лукаво посмотрел колдовскими зелеными глазами-самоцветами, лег на грудь слушателю. — Многие ходили по этой дороге… Но очень многие оступались и падали. — Да! Мне сказали не оступиться, — обрадовался ребенок. Кот важно кивнул. — Ходить по костям можно многими путями… Кто-то жаждет мести, кто-то из жадности ступает на скользкую дорогу, а кому-то нужна на ней власть. Но их всех в конце ждет один и тот же замок — крепость из черепов, из которой не возвращаются. Все, идущие по дороге, усыпанной костями, сами же приходят к трону Смерти. — Значит, мне нужно к Кощею! — осенило Мориша. Дрема, навеянная мурлыканьем, спала. Баюн странно улыбнулся. — Да… Именно туда, — хрюкнул Кот. — Но имей терпение. Ты еще мал. — Я вырасту! Человеки же быстро растут? Мне не нужна сотня лет, как огненному змею? — Все успеется, сын Мары. А сейчас слушай… Этот сказ о золотой лани, лесной принцессе и человеке, что привел свой народ на погибель из жадности… Под мурлыканье Баюна Мориш снова погрузился в сладкий туман дремы.

***

Одной ночью встала Кикимора, оделась в зеленый мох, расчесала зеленые волосы и вышла из дома. Проснулся Мориш, удивился и пошел следом. Так и брели они, пока Мара не остановилась у высоких древесных корней, выросших в форме прохода. — Не крадись. Иди со мной, как мой сын. Смутился мальчик, что его раскрыли, но вышел и встал рядом. — Я иду в мир людей. Когда научишься, сможешь попадать туда через любые проходы. А сейчас смотри, — махнула Кикимора рукавом, взяла сына за руку и прошла сквозь арку из корней. Мориш не почувствовал ничего, но это была уже не болотная локка. Стояли они вдвоем на серой плоской крыше высокого-превысокого здания, глядя на ночной город. — Кикиморами нас называют за то, что пугаем людей из темноты, — рассказывала Мара. — Да только люди глупые, думают, что для зла мы рождены. Такие как я чистят Верхний мир от злой силы, что сами люди и напускают. Это людской город. Посмотри, какой он. Нравится тебе? — Не нравится, Мара, — Мориш прижался к ней сильнее. — Дома похожи на каменные ловушки, по сто людей в одном здании ютятся. И воздух плохой, отравленный… — Правда. Духи задыхаются в больших городах, потому в них ходят только самые сильные, кто может держаться. Я покажу тебе, что делает Кикимора. Раскрыла крыльями Мара свои меха зеленые, развязала серебряный пояс, обернулась совой, а сына на спину себе посадила. И полетели они вдоль зданий высоких, страшных, пока не нашли то, что искали. Влетела сова сквозь окно, словно не было никакой преграды, и опустилась вместе с Моришем на пол. — Что ты чувствуешь здесь? — Запах… Плохой, — мальчик оглядел дом. Маленький он был, некрасивый. Мусор лежал везде, не было ни одного растения, ни одной картины, а все пыль, объедки, старые вещи. — Хозяин этого дома за ним не следит. Плохо здесь домовым, они тут не селятся. В таких домах должны Кикиморы справляться, — махнула сова крыльями, обернулась тьмой, растеклась по комнате и принялась за работу: шарудела, сбрасывала вещи, завывала — да не просто так пугала она человека, а вытягивала злую энергию из дома. Человек проснулся, испуганно глазами забегал, но никого не увидел, ведь скрыла Кикимора и себя, и Мориша. — Убрала я негатив, дальше все за человеком дело. Перестанет жизнь себе портить, очистит дом — будет у него все хорошо. А если нет… его право, — Мара взяла ребенка за руку, и тут же окружили хозяина дома чертята — будут они изводить человека, испытывать, чтобы перестал зло в сердце и в доме накапливать. А Кикимора и Мориш отправились в следующий дом.

***

Мальчик сидел на высокой ветке болотного дерева. Вокруг него кружили смеющиеся бесята, задирая его: «Люди тебя бросили, духи подобрали — и там ты чужой, и здесь не свой! Не смертный, не дух, не там, не здесь!». Да только не слушал их Мориш. Чертята были маленькими духами, сил им не хватало творить колдовство, они лишь задирали всех обидными песенками. Не могли они испортить настроение Моришу — сегодня у него был праздник. Он случайно воспользовался магией и руки у него стали такими же, как у Мары. От локтя до пальцев покрылись они светлыми перьями, на месте ногтей — черные когти, что были малы, словно у котенка, но легко пояс чертенку разрезали. Бесенок заверещал и убежал прочь, теряя штаны, за ним кинулись остальные — только хвосты закрутились. Мориш громко рассмеялся, повалившись с ветки в болото спиной — трясина привычно приняла его тело, но задохнуться он не боялся. Прожив в болоте шесть зим, он сроднился с его духами и мог жить под черной водой, словно на суше. Рядом плавали знакомые изумрудные косы — Мориш ухватился за них и поднялся на поверхность. То была Болотница, что, увидев его, заулыбалась. — Лягушонок мой, — омутница всегда начинала сюсюкаться с ним, потому мальчик либо сбегал, либо стоически терпел. Дева сидела на мягкой траве, обманчиво-надежной корке над трясиной, прекрасная и молодая, и черные лапы ниже колена совсем не пугали Мориша. — Какие хорошенькие у тебя ручки, пёрышки, коготки! Поди ко мне, я подарю тебе перстни, что потеряли утопленники. — Спасибо тебе, Болотница, — принял он подарок. Новые человеческие драгоценности отправятся в сундук к сотням других. — А поведай мне, хороший, сказал ли уже тебе Баюн твое человеческое имя? — вдруг лукаво спросила омутница, подавшись вперед. У всех духов было два имени — настоящее и для мира живых. Так было всегда, и не просто так. Истинное имя волшебной силой было наполнено. Если его узнавал смертный, он мог получить власть над духом. Кикимора, Болотник и Болотница — лишь вторые имена. И скоро Мориш тоже получит второе имя. — Еще не говорил. — Так спроси, — игриво махнула рукой дева, ныряя в тину. Обрадовался мальчик, поднялся на болотной траве — она ломалась под ногами людей, но его держала легко. Как можно скорее захотелось ему прибежать к Коту, и залез он на дерево кошкой, побежал по ветвям белкой, перелетел синицей из болотной локки в лесную. Семь древних дубов переплелись в один ствол, семь золотых лоз оплетали их ветви, семь змей прогрызли железными зубами в тех деревьях единое дупло, и жил в том дупле Кот Баюн. Змеи всегда нравились Моришу, и он приносил им лягушек в подарок. Прыгнул мальчик в дупло, и тут же золотые кольца их тел оплели, окружили своего друга, раскрывая рты и лаская руки красными языками. Получив угощение, гады принялись рассказывать мальчику все, что видели, слышали. Много говорили железнозубые змеи, но главное — поведали о кошках, пахнущих людьми, что пришли к Баюну. Баюн, увидев Мориша, заурчал и прыгнул ему на плечо. Три кошки, пришедшие к Коту, поклонились мальчику. — Мы рады видеть тебя, сын чародеев, — сказал средний, белый словно снег. — Вы знаете меня? — удивился Мориш. — Мы были теми, кто нашел тебя, — ответил второй, серый в белых пятнах. — И пришли сегодня, чтобы тебя увидеть. — Пришло время тебе знать, — важно промурлыкал Баюн. — Садись, дитя, я расскажу обо всем. И рассказал Кот все, как есть: бросили его люди, оставили на чужом пороге замерзать до смерти, а книззлы почуяли его, ведь сами были волшебными кошками. Сбежались к ним феи и эльфы из округи, а там и сама Кикимора услыхала — пришла, увидела ребенка, забрала его себе. С тех пор Мориш жил с духами, разговаривал, как духи, и колдовал как они. — Люди дали тебе имя — Гарри Поттер. Оно будет твоим вторым именем для мира смертных, малыш, — не удивился мальчик, что Баюн все знал. Кот мог многое. — Запомни его, ведь скоро придется тебе вернуться в мир людей. — Но зачем мне к смертным? Я хочу быть с духами, — Мориш помотал головой. Взял Баюн лапой его руку с перьями и когтями, накрыл хвостом, и на том месте людская кожа показалась. Накрыл снова — вернулись перья. — Ты не дух, но и не человек. Ты будешь взрослеть, возмужаешь, и тогда решишь, кем тебе стать. А до тех пор учись и у нас, и у смертных, как подобает. Знания дадут тебе силу куда большую, чем волшебство. — Я понял тебя, — кивнул Мориш. — Я буду стараться. Баюн величаво повел головой, пушисто разлегся на коленях мальчика, замурлыкал песню. Книззлы легли у Мориша в ногах, большие, мягкие, и уснули, а железнозубые змеи ластились головами к его рукам, шепча, рассказывая. Так и уснул мальчик, овитый, окутанный, защищенный.