Мориш, сын Кикиморы Болотной

Вырастают однажды дети, сколько их ни голубь, ни воспитывай. Исполнилось Моришу десять вёсен и стал он среди духов писаным красавцем — кожа словно лунным светом налита, а когти остры, как кинжалы, а рожки белы, словно из жемчуга морского вытесаны. Одет он в чешую, что железнозубые змеи сбросили, а сверху красную рубаху накидывает. Издали его видно, но если не хочет он быть видимым — враз пропадает. Ходит Мориш по всем соседским локкам, русалкам ожерелья дарит, древесным духам дятлов посылает, чтоб древоточцев извели, с гадами земными дружбу водит, а те его своим братом величают. Принесли однажды сороки весть на хвостах своих: повадился в степную локку змей огненный летать да выжигать поля-травы. Никто того змея не видел, только пепел под утро остается. Загомонили локки болотная и лесная: если огненный змей в степи травы выжигает, то может и до них дойти. Долго спорили-гадали, что им со змеем делать, да так ничего и не решили. А Мориш, устав слушать разговоры старших, позвал мать и полетели они в степь воронами. Начали они над травами кружить, смотреть с небес. Черные от пожаров пятна лежали повсюду, словно шкура леопарда. И вдруг заметил сын Кикиморы, что похожи эти пятна на змея по форме. Так ничего не придумав, опустились они на землю, стали ждать вечера. — Расскажи о них, — упрашивал мать Мориш. — Они большие? Могут становиться кем угодно? — Никто о них всей правды не знает. Великие это духи, могущественные — их силу ни одна локка не выдержит. И летают огненные змеи вечно в небе, рядом с солнцем и луной, и никогда не устают. А бывает, что змеи летают в мир смертных, порой находят они себе там пару и рождаются у них дети. Такое дитя Кикиморой становится… — нашептывала Мара. — Мой отец человеком был, а матерью стал змей, обернувшийся женщиной. Семь лет растила меня мать, пока отец чах и погибал — не мог смертный выдерживать присутствие огненного ящера. Только любил он свою жену больше, чем жизнь, не хотел оставлять нас до последнего даже такой ценой. На седьмую мою весну его не стало, и обернулась мать обратно змеем, что унес меня в локку болотную, Кикиморам на воспитание, а сам улетел к солнцу. Мориш завороженно слушал, положив голову Маре на колени. Опускалась на степную локку ночь, рассыпала луна звезды из своего кармана, а сама стала половинкой диска, будто улыбкой. Пронесся по степной дороге Верховой — дух-известник, что обречен вечно предрекать несчастья. Остановился его конь, всхрапнул и стал копытами землю рыть, а всадник долго и внимательно посмотрел на Мориша. Взмахнул дух саблей и умчал коня прочь по дороге. — Недобрый знак. Верховой около нас остановился, значит, чует, что скоро змей в этом месте траву жечь начнет, — встала Кикимора, развязала пояс серебряный, чтоб в любой момент снять его и обратиться. А Мориш поднял взгляд на небо и услышал голос неземной. «Огня… Огня… Холодно, больно…» — шептало ему небо. Удивился мальчик, стал внимательнее всматриваться. — Кто ты? — крикнул он в ночь. «Змей… Змей… Огня…» — Кого ты зовешь? — спросила Мара. Удивился Мориш — разве мать не слышала этот голос? Одна из звезд разгоралась все ярче, и вдруг сорвалась с небес, яркой огненной лентой прочертив небо от заката до луны. «Огня! Не хочу… Не хочу умирать!» — кричала звезда. Огненный луч устремился вниз, с каждой секундой приближаясь к земле. Упал ярко-красный столп на траву и мигом сжег ее. Хоть далеко стояли Мара с Моришем, но жар от звезды опалил их. Лежало на степной земле настоящее сокровище среди духов, прекраснее любого золота и драгоценных камней. Змей был так велик, что рога его упирались в небо, а крылья застилали всю степь, а глаза сверкали ярче солнца. Красна его шкура, словно меч в горне кузнеца: и стало от той шкуры светло, будто в сумерках. Поднял дух свою огромную голову и протяжно взревел: сотряслась от того рёва земля. Так плакал змей за небом, в которое не мог вернуться. — Так тихо… — сказала Мара. — Где ж тихо? — Мориш удивился. — Ему больно, он плачет! Громче и тоскливее этого ничего в мире нет… — Вот почему змея не нашли, — ответила Кикимора. — Его никто не слышит… Никто, кроме тебя. Сердце человека слышит чужую боль… Снялся Мориш с места, обернулся лошадью, побежал к змею. «Холодно… Не хватает огня… Не взлететь, — посмотрел вдруг огненный ящер на лошадь. Вблизи он был словно гора, и Мориш остановился у самой головы, напротив яркого глаза. — Ты слышишь меня, дитя… Ты дашь мне огня?» — Как я могу тебе его дать? Я не могу разжечь такой большой костер, чтобы согреть тебя, — стыдно стало Моришу, что не мог помочь. «Я умираю… Больше нет сил, чтобы летать… Каждую ночь я падаю сюда, и могу взлететь лишь с восходом солнца — оно дарит огонь». Змей вновь поднял голову и завыл. Плач тысячи голосов, боль сотен ран звучала в этом вое. И никто — никто, кроме маленького мальчика не мог его услышать. По щекам Мориша покатились слёзы, и он сам заплакал от чужого горя. Целую ночь сидел он возле него, не боясь горячей чешуи, раскаленной докрасна — но слишком холодной, чтобы полететь. А когда на горизонте начала сереть полоса, змей внимательно посмотрел на сына Кикиморы. «Ты можешь помочь». — Что я могу сделать? Я не человек и не дух, — огорчился он. «Ты можешь впустить меня в свое сердце… Ты станешь моим огнём, а я — твоим…» — Разве я могу? Ты больше гор, а я для тебя мышонок. Змей засмеялся, откинув гладкую голову на длинной лебединой шее. «Летать можно и без крыльев… Был бы огонь… А сердце, достаточно большое для огненного змея, может быть и у мышонка…» Посмотрел мальчик недоверчиво, оглянулся на мать, что по-прежнему ждала его, не приближаясь из-за жара. И согласился. Тут же змей вошел в него — грудь Мориша стала доменной печью, вулканом, и не было огню внутри него конца-края. Словно внутри поселилось солнце. Быстро заколотилось сердце, из глаз посыпались не слёзы — искры. Змей был больше гор, ярче звёзд, и Мориш чувствовал все его могущество внутри своего сердца. А с восходом солнца вырвался ящер на свободу и заполыхал: чешуя раскалилась добела, крылья, раньше усталые и распластавшиеся на земле, поднимались, готовые взлететь в небеса. Сорвался огненный змей вверх, засмеялся, и заиграла в небе радуга от того смеха. И подняли в то утро духи степи головы, услыхав тот клич радости. «Одного мы с тобой огня теперь, Мориш… — долетел до него голос змея. — Я никогда тебя не забуду… Имя мне — Сулфур…» Долго смотрел Мориш вослед улетевшему ящеру, а Мара не мешала ему. Взяла Кикимора ящерку в траве, нашептала ей слова, и выпустила на волю. Побежала та ящерица, через высокие стебли, через лошадиные тропы, к самому Степовому. И рассказала посланница обо всем, что случилось. Явился тогда хозяин степи к Маре. Побежали над землей серые вихри, вздымая пыль, и столкнулись на перекрестке. Из самой воронки явился седой, как вихрь, высокий старец с длинной бородой. — Здравствовать тебе, Степовой, — поклонились Кикимора и Мориш. Похлопал худыми руками дух — взросла новая свежая трава на месте выжженной. — Благодарю тебя, Мориш, сын Мары, — ответил Степовой, и вновь стал ветром, исчезнув в тумане.

***

Долго хвалили Мориша духи. Если бы не он, сгорели бы и степь, и лес, и болото. Иные недоброжелатели, что людей не любили, кривили лица, говоря, что дитя возгордится и станет ходить царём, духам указания раздавать — так люди делают. Но Мориш не слышал ни первых, ни вторых. Мыслями жил он в своем сердце, где навечно поселился огненный змей. Жар от него исходил, но не обжигал, светил, но не ослеплял. И солнце больше не слепило сына Кикиморы, и ночь больше не была темной: подарил ему змей часть себя. В мире людей больше не чувствовал Мориш тяжести от злой энергии, разлитой в городах, и когда Мара брала сына с собой в Верхний мир, он забирал негатив наравне с матерью. Эти перемены не могли изменить его друзей. Баюн, как и всегда, важно мурлыкал у него на коленях, железнозубые змеи ластились золотыми головами, а русалки играли с ним, как со своим меньшим братом. Изменился один лишь Мориш. И почувствовал он, что достаточно повзрослел. Давно хотел он исполнить задуманное — то, что предрёк ему Протей. Время было идти по дороге из костей. Мара не соглашалась, говорила, что он мал, но конец-концом сдалась. — Я отведу тебя к Кощею, — говорила Кикимора. — Но ты вернёшься через три дня, иначе навечно останешься во дворце из черепов. На том и порешили. Пошел тогда Мориш к Баюну за благословением, чтобы удача сопровождала. Но Кот лишь махнул хвостом и отдал одну железнозубую змею.

***

Обернулась Мара совой, а Мориш рядом с ней — ястребом. Взял ястреб змею в лапы, и полетели они за пределы болотной локки. Далеко летели — проносились под ними просторы локки степной и кроны вековых деревьев локки лесной. Так далеко Мориш еще никогда не летал. Кончились деревья, а за ними лежали горы. Высокие голубые скалы подпирали небо, и от света солнца играли золотыми бликами. Жили в тех горах существа невиданные, чудеса неслыханные: крылатые наполовину птицы — наполовину львы, огромные тигры, мудрые белые вороны. Погнался за Кикиморой, было, аспид — крылатый ящер с острым клювом, весь грозный, а черные перья на солнце переливаются, как драгоценные каменья. Да только змея в лапах Мориша-ястреба железными зубами его за крыло укусила, и бросился аспид прочь. За горами лежала земля пустая, вся в желтом песке. Такого сын Кикиморы никогда не видел, чтобы на целой земле ничего не росло. Как же в таком месте кто-то может жить? И вдруг полетела вниз сова-Мара, а ястреб за ней. У самой песчаной земли выровнялись они и полетели так низко, что едва не касались когтями барханов. Не просто так сделала это Кикимора: солнце заслонила тень, что была больше деревьев. Величественная птица пронеслась над ними, и каждый взмах множества её крыльев создавал раскаты грома и вихри ветров, долетающих до земли и поднимающих песчаную бурю. Так быстро, как могли, сова с ястребом долетели до границы песчаной локки, опережая бурю всего на несколько взмахов крыльев. И мир песка вдруг исчез. Очутились они в месте мрачном и странном. Серо-бурая земля с жухлой травой была сплошь покрыта низкими перекрученными деревьями, словно невидимый великан связал их ветви узлами. Обернулись на этой земле птицы назад Кикиморой и человеком. — Что это была за птица? — спросил Мориш, все еще тяжело дыша после погони с ветром. — Птица-гром. Никогда не лети рядом с ней, иначе молнии и громы в её крыльях разорвут тебя на части. А теперь слушай меня, сын. Это граница между Срединной Полосой и Нижним миром. Эти заросли приведут тебя к мосту. Пока будешь на пограничье, не превращайся и не колдуй. Только в своем настоящем облике ты можешь встретиться с Кощеем — если же попытаешься, он сделает тебя своим слугой. Станешь одним из немертвых, и тогда больше не вернёшься. Следи, чтобы не позже, чем через три дня ты был здесь — я буду ждать тебя. Мориш слушал и запоминал. С грустью пришлось ему вернуть себе человечный облик: исчезли когти и рога, с которыми мальчик уже сроднился. Без привычных частей тела, присущих Кикиморам, он ощущал себя раздетым, но закон есть закон. Заросли мёртвого леса не желали так просто расставаться со своими тайнами. Ветви цеплялись за руки, корни путались в ногах. Тогда железнозубая змея поползла впереди, легко прогрызая дорогу. Огонь в сердце загорелся с новой силой, посылая волны тепла — страх, нагоняемый лесом, вдруг исчез, а благодаря подарку огненного змея темнота была не страшна Моришу. Но заросли кончились, и очутился мальчик у обрыва, что уходил далеко вниз — не было видно ни дна, ни противоположного края. Змея же привела его к мосту. Мост был слишком узким даже для человека, и сложен из множества костей. Без перил, без опор, эта костяная тропа висела над бесконечной пропастью, уходя далеко в туман. Обращаться кем бы то ни было мать запретила, поэтому у Мориша не было иного выбора, как идти собственными силами. Только ступил он ногой на чей-то хребет, как вдруг сорвался с ветки невидимый доселе стервятник и громко захохотал: — Будь осторожным, человеческий ребёнок! На дороге, устланной костями, оступаются все! Мориш не стал его слушать. Змея ползла впереди, внутри горело пламя огненного змея, и мальчик отбросил страх. Медленно и осторожно шел он вперед, пока мост слегка раскачивался от ветра. Над головой сгущались тучи, и первые капли сорвались с небес. Не прошел сын Мары и половины моста, как пошел дождь, делая кости скользкими. Чудилось Моришу или нет, но скелеты под ногами словно тряслись и смеялись, норовя сбросить ходока прочь. — Упадешь — назад дороги не будет! — смеялся стервятник. «Не бойся ничего, Мориш…» — шептал в разуме голос Сулфура. Оступился вдруг мальчик, упал, но успел схватиться за кость, повиснув над бездной. Железнозубая змея, не замечая, ползла дальше, и Мориш остался в одиночестве под проливным дождем и хлестким ветром. Страх сковал его тело. Он уже думал обернуться птицей, отбросив запреты матери, как вдруг его окутало тепло и он почувствовал, что парит. Огненный змей, что всегда был рядом с ним, подхватил его невидимыми лапами и поставил на ноги, удерживая на скользком мосту. Быстро пересек Мориш длинную тропу, нагнав змею, и вдвоем они очутились на противоположном краю каньона. Только там мальчик сумел успокоиться. По эту сторону высилась чёрная гора. Её вершина терялась в тумане, а дождь заливал глаза, мешая видеть. Наверх вела лестница — вырубленные прямо в камне ступени, но не простые, а выложенные черепами. Первые ряды были выложены рыбьими, затем птичьими, за ними шли звериные и, наконец, человечьи. Шагая по черепам, Мориш поднимался всё выше и выше, даже не вздрагивая от холода: тепло Сулфура защищало его от ветра. Мориш уже не мог вспомнить, сколько он шел — час, день или год. Но лестница вдруг закончилась. Перед мальчиком восстал чёрно-белый дворец без окон. Огромные врата распахнулись, стоило Моришу подойти ближе. Из врат выскочили три костяных волка — щёлкая пастями, они заглядывали пустыми глазницами ему в лицо и бегали вокруг него кругами с клацаньем фаланг по камню. Повели волки мальчика за собой, вглубь дворца; через большой зал, украшенный чёрными гобеленами, вышитыми белыми нитками; через множество арок и ступеней, к залу, что находился под звёздным небом, ведь дворец был выше облаков. В том зале стоял трон, сложенный из множества костей, и на нём восседала фигура, одетая во мрак, словно в королевскую мантию. Встал мальчик перед ним и поклонился. — Я приветствую тебя, Кощей. Череп оленя, что был тому вместо головы, заинтересованно наклонился. Вместо глаз у него горел зелёный огонь, что вырывался лепестками между острых зубов. — Как давно сюда не являлись живые люди… За чем ты ко мне пришел? — спросил Кощей. — За ответом. Мне было сказано, что на мне стоит печать Смерти и я смогу найти ответы, если пройду дорогой, укрытой костьми. Кощей раскрыл рот и вдруг засмеялся, хлопнув костяной рукой по подлокотнику. — Пророчества всегда излишне туманны, — хохотал скелет. — Ведь то, что тебе сказали сделать, может означать путь убийцы, но ты выбрал самый неочевидный вариант… Ты заинтересовал меня, дитя. Как твое имя? — Мориш. Но в людском мире меня зовут Гарри Поттер, — вежливо ответил он. Взмахнул Кощей кистью, и из тени высокой колонны отделился сгусток мрака, превратившийся в худую высокую старуху, одетую в чёрный шелк. — Это правда. Вижу я на твоей душе отпечаток Смерти… Так говори с ней сам. Кощей, Аид, Осирис, Яма, Элрик — все то один владыка смерти с множеством имен, хозяин немертвых — перевозчиков из Нижнего мира в Верхний и назад. Смерти — слуги его — плавали по Вечной Реке на лодках, унося души смертных. Редко когда смертные сами приходили Кощею — все чаще от смерти бегают. Раньше приходили глупцы, сумевшие найти путь к Срединной Полосе, пересечь её и прийти к чёрно-белому дворцу. Они надеялись победить владыку смерти и забрать душу того, кто умер, но такие попытки никогда ни к чему не приводили. Нельзя вернуть мертвецов. Мориш был не первым, кто пришел за ответом, но единственным, кто сделал это столь необычно. Смерть, призванная Кощеем, поклонилась мальчику и принялась говорить. — Давным-давно должна я была забрать души трёх колдунов, что осмелились войти в воды Вечной Реки. Они воспользовались магией, спрятавшись от меня… Но нельзя мертвецам задерживаться в Верхнем мире… Поэтому я нашла иной путь. Старшему брату я подарила волшебную палочку, что сделала его могущественнее, среднему — камень, что мог призывать иллюзию умершего человека, а младшему — мантию, что прятала от взора. Приняв подарки, они стали отмеченными, и все до одного скоро погибли. Их души, наконец, ушли в Нижний мир, но потомки этих братьев образовали род, отмеченный моей печатью… И на тебе тоже стоит эта метка. — Почему колдуны хотели зайти в Реку? — Я не знаю, дитя. Возможно, они хотели того же, что получил ты, — Смерть говорила без эмоций, словно оживший камень. — Что именно? — Силу, которой обладают духи. Задумался Мориш. Что за силу он получил? Подарил ему огненный змей свой огонь, Мара научила его обращаться любым зверем. Но он слышал, что людские маги умели то же самое. Так о какой силе речь? — Тогда скажи мне… Что значит метка, о которой ты говорила? — Это значит, что мои дары вернутся к тебе, — прошептала старуха, возвращаясь назад в тень.