Мальчик, которого все забыли

А ещё через две недели директора не стало. Упал с Астрономической башни, как гласили заголовки газет, и больше ничего. Некролог был длинный, но не проливал сведений о причинах смерти. Впрочем, в том, что гибель его — дело рук Пожирателей Смерти, тоже никто не сомневался. Сириус смял "Ежедневный Пророк" в большой ком, сжал его с ненавистью и запустил им на другой конец комнаты. Следом в него почти сразу прилетел узкий светлый луч воспламеняющего заклятия, и бумага вспыхнула, обугливаясь и с неприятным скрипом деформируясь ещё сильнее. Счастье, что Гарри не видел этой вспышки гнева, так как колдомедик увел его на какие-то восстанавливающие занятия. Как? Как позволили этому случиться? Почему никто его не защитил? Почему он сам не был рядом, в конце концов? И что теперь они станут делать? Сотни вопросов повисли в воздухе. Проклятие! Сириус вскочил с места, метаясь по палате то туда, то сюда, как зверь. Он размышлял лихорадочно, перебирая тысячи вариантов. Сильнее всего ему хотелось бы верить, что это лишь удачная мистификация, способ, выбранный Дамблдором, чтобы спрятаться и продолжить войну с Волдемортом. Но если нет, смерть директора значила одно: тёмный маг уже сделал первый ход в этой партии. И пока что преимущество было за ним, пока противники его пребывали в шоке. А значит, он, Сириус Блэк, не мог позволить себе оставаться растерянным и отдаваться во власть горя. Нет, он должен был перенести эту весть достойно, как того хотел бы и сам Альбус. Но это было нелегко. Он замер на секунду, приостановился, представил ещё раз, что больше никогда не увидит этого мудрого старика... Горло будто сдавило, глаза начинало жечь огнём, и он упал назад в кресло, спрятав лицо в ладонях. Но долго сидеть так Сириус не мог. Пора было возвращаться к Гарри, чтобы забрать его с процедур, и он медленно и осторожно поднялся, ощущая какую-то разбитость и слабость во всем теле, точно это ему, а не покойному директору было под сотню лет. Он был раздавлен страшным известием, но сейчас нужно было быть сильным, как никогда. Он натянул на лицо спокойную улыбку (она вышла грустной, но всё же), взял чистую одежду, чтобы переодеть Гарри, и вышел. Если Гарри несколькими минутами спустя и обратил внимание на странную бледность крёстного, то не сказал ничего. Но не сказал и ещё хоть чего-то; так что они шли вдоль коридора в несколько странной тишине. Гарри всё ещё ловил отголоски старой боли во всем теле и в промежности, особенно там, где был шов, который напоминал о себе при ходьбе (приходилось идти медленно и с осторожностью), в то время как Сириус рядом с ним мучительно размышлял о том, как сказать о страшной вести крестнику. Скрывать он ничего не хотел: прямота и откровенность всегда казались ему лучшей стратегией изо всех. Но где гарантия, что он не повредит Гарри? Вполне возможно, что он воспримет новости о смерти любимого директора слишком близко к сердцу. Сперва Сириус решил, что стоило подождать ещё немного, пока тот не окрепнет, не станет хотя бы держаться на ногах прямо; с другой стороны, кто поручится, что мальчик не возненавидит его, когда узнает, что крёстный лгал ему слишком долго? И кто, наконец, может пообещать, что какой-нибудь тайный недоброжелатель не посвятит Гарри втайне от него? По крайней мере, если он сейчас расскажет об этом сам. Они вернулись в палату, где Сириус наконец с облегчением опустился на кресло. Гарри неловко сел на край постели. Поднял взгляд на крёстного и задал страшный для него вопрос: — Что произошло? Сириус понял вдруг, что ничего, ничего не сможет рассказать своему мальчику, уж слишком страшно будет снова видеть его слезы. В нем точно боролись две стороны. Он почти против воли рассмеялся искусственным смехом: — Почему ты так думаешь? — Ты выглядишь странно. Не очень хорошо, прямо скажем. — Просто устал... — ответил он, пряча взгляд, но тут же вскинулся, резко встал, подходя ко крестнику, и взял его руки своими: — Гарри, послушай меня. Я получил страшную весть... Не знаю, как тебе о ней сказать. — Насколько страшную? — поинтересовался Гарри, оценивающе посматривая на Сириуса в ответ. Взволнованным он почему-то не выглядел. — Не знаю, как сказать тебе её. Не хочу, чтобы всё окончилось катастрофой. И мне никогда не приходилось приносить такие известия. Кажется, намек был вполне прозрачен. Стало бы легче, отведи он взгляд от Сириуса хоть на секунду, но он смотрел — внимательно, почти пронзительно. — Директор Дамблдор мертв. — Как? — Упал с башни. Пишут, там находился профессор Снейп... — Но это не мог быть он! — Конечно. Может быть, директор позвал его на помощь... Или он сам услышал вдруг странный шум. Я ничего не знаю, Гарри. Что теперь делать? Ладонь, с худыми пальцами, узкая, но теплая, легла ему на колено; Гарри подобрался чуть поближе. — Бороться. И не терять времени. Нужно найти крестражи, те вещи, в которые Волдеморт заключил свою душу, и уничтожить их. — Но ты ещё слишком слаб! Хромаешь при ходьбе. А времени нет, ты прав. И кто знает, где их искать, эти крестражи? — Директор мне объяснял при встрече — как всегда, сплошными намеками. Знаю только одно: нам нужно в Хогвартс. Они могут быть там, потому что Том Реддл был привязан к школе и наверняка создал их из реликвий, что принадлежали своим основателям. Гарри приподнялся, готовый бежать хоть сейчас, пока Сириус, опустив руку ему на плечо, не уложил его обратно почти что силой. — Одна ночь мало что решит. И твое появление там сейчас вызовет только недоумение. Гарри, прошу тебя, давай выждем хотя бы дня три... Зато если ты появишься на похоронах директора, это покажется естественной данью его памяти. Пусть Волдеморт думает, что мы разбиты и сдались... А сами пока поищем что-нибудь об этих... Крестражах. Гарри чувствовал, как разжигается внутри ненависть к Волдеморту и его прихвостням. Ждать чего-то, терпеть? Невыносимо! Приступ гнева был таким сильным, что голову вдруг будто сдавило тисками, мучительной давящей болью, и в ушах послышался хриплый протяжный вздох: Гарри... Гар-ри По-о-от-тер... Голос Волдеморта. Гарри упал лицом в подушку, зажал уши ладонями, но шепот только стал ещё ярче и громче, а потом превратился в злой смех, похожий на карканье тысячи ворон, — и Гарри со стоном откинулся и перевернулся назад. — Что с тобой? — наклонился над ним крёстный. — Волдеморт! Я снова его слышу... И чувствую. И он меня тоже, скорее всего. Сириус обнял его, утешая, и в тёплых объятиях стало легче. Он замер, будто бы успокоившись, но расслабиться и уснуть так и не смог, и долго лежал, размышляя, насколько часто Волдеморт может посещать его сознание, и, если так, как много он может знать и видеть. Но самым страшным в тот момент помутнения разума, который он только что пережил, было то, что он не контролировал себя, — и это предвещало нечто плохое. Очень и очень плохое. — Ты сильный у меня. Самый сильный, — убеждал его Сириус, когда он поделился с ним опасениями. — И я не сомневаюсь, что ты сможешь взять над ним верх. А теперь успокойся, пожалуйста. Нам нужно поспать хоть немного. — Что ж, если это последняя спокойная ночь, то я рад, что нахожусь с тобой. И хочу быть счастливым. И они обнялись снова, но в этот раз Гарри потянулся к крёстному первым. Он обнял его за шею, лёжа бок о бок, посмотрел прямо на него — взгляд завораживал, и Сириус чувствовал, как замирает сердце, — и прижался к нему щекой. — Я люблю тебя, крёстный. — Гарри... Ты смог меня полюбить после всего, после предательства, после всех тех ран, от которых ты едва оправился? Если так, я счастливейший из магов. — Ничто не дается просто так, — с фальшивой иронией ответил вдруг Гарри. — Иногда на пути к чувству нужно вынести многое. Но ты знай, крёстный, что потерять сейчас ещё и тебя я не смогу. Это будет уж слишком, — добавил он и с дрожью в голосе — и в руках — обнял. — Не бойся, мой маленький. Больше — никогда. И Сириус, сам себе не веря, ответил Гарри осторожным поцелуем самого невинного характера, как ему самому казалось: мягкий, почти отеческий, в щеку... Но Гарри в этот момент точно с ума сошел. Он с тихим "Ахх" прижался к нему ещё сильнее, будто бы желая оставить на нем отпечаток своего детски худого тела, и через две секунды лежал на нём сверху, заставив перевернуться на спину; приник детски мягкими неуверенными губами к его, сперва к уголку рта, а потом — накрыв его полностью... Сириус чувствовал, как перехватывает от волнения горло, искренне не понимал собственной реакции, убеждал себя, что неправ, что недостоин любви этого худенького подростка — и все же раз за разом тянулся за новым поцелуем и гладил спину, скользя пальцами по каждому позвонку и впадине между ребер. Уснули они только под утро. А уже днём Сириус проснулся один. Голова казалась тяжелой, глаза еле открывались, будто его избили, и ничего не хотелось, кроме как продолжать спать дальше. Но едва его рука нащупала рядом провал, пустое место, то одной молниеносной мысли "Гарри нет!" хватило, чтобы разлепить веки... и понять, что он уже не в палате. И спит не на постели, а на старой скрипучей кушетке, правда, укрытый заботливо пледом. И ещё — что руку и ноги связаны заклинанием, невидимыми путами, которые надежно приматывали его к этой кушетке. Помещение, где он очнулся, представляло собой, судя по старому хламу и вороху тряпок в углах, кладовую или подсобку — явно в том же Св.Мунго, но кто поручится, что сюда заглядывают хоть раз в день? Сириус дернулся всем телом, изогнулся, пытаясь вырваться, но чары, естественно, были крепче; пробовал закричать — но и голоса не было, будто на него наложили беззвучный кляп. Он заозирался, смотря по сторонам и выискивая хоть что-то, что могло бы помочь освободиться, и вдруг увидел в изголовье, прямо рядом с собственной головой, записку со светящимися письменами, сделанными неловким остроугольным почерком. Он приподнялся, насколько позволяли чары, чтобы разобрать буквы получше... Дорогой Крёстный. Как я и говорил, потерять ещё и тебя в этой битве для меня недопустимо. Поэтому я запираю тебя здесь и надеюсь, что ты тоже меня простишь. Твой Гарри. Прекрасно. Просто прекрасно. Сириус раздраженно замычал, мотая головой, но заклятье не позволяло ему сказать ни слова. Чёртов мальчишка! В самом деле, как он мог... Выбраться из западни ему удалось лишь через несколько часов: солнце уже клонилось к закату, небо окрашивалось в оранжевый теплый цвет, а лучи солнца заставляли всё вокруг отбрасывать длинные тёмные тени.

***

В Хогвартсе тем временем происходило настоящее столпотворение. Сотни и тысячи магов со всей Британии и нескольких континентов прибыли сюда, чтобы отдать дань памяти тому, кого при жизни считали величайшим из живущих ныне волшебников. Все они были мрачны и печальны — и не одна смерть его была тому причиной. Большинство понимало, что главный противник Тёмного Лорда погиб, погиб таинственно, загадочно, непонятно, и некому противостоять злу в финальной схватке. Лавируя под мантией-невидимкой, Гарри слышал тревожные разговоры и понимал, что про него почти забыли. Одни считали, что надежда на него потеряна, другие — что он слишком слаб и не справится ни за что. Это показалось бы обидным, если бы он не был захвачен мыслью о необходимости отыскать крестражи, которая бесконечно стучала в его голове. Беспокойство нарастало, и его то и дело охватывала дрожь, не то следы недавнего лихорадочного болезненного состояния, не то предчувствие того, что нечто должно случиться... Не может не случиться! В конце концов, раз все бывшие и нынешние ученики директора Дамблдора явились сюда, то не мог ли почтить похороны и ещё один бывший его ученик, — тот самый, которого когда-то давно звали Том Реддл, а потом — лорд Волдеморт? Гарри бесконечно вглядывался к круговерть чужих незнакомых по большей части лиц, но не видел пока ничего опасного. Ровно до тех пор, пока не услышал нехороший, мгновенно резанувший ухо смех... А потом обернулся и увидел слева, чуть ли не над собой, высокую тощую фигуру. Август Руквуд! Но сам Гарри имени этого человека вовсе не знал — но ему хватило и секундного воспоминания, того страшного, что рычал на него, заставляя встать на колени на скользком мокром полу, — чтобы понять, что он не ошибся. Значит, он здесь! Значит, они все здесь... Ведь он же переговаривался с кем-то, кто почти сразу исчез среди других. Капюшон скрывал его лицо, и Гарри сам не узнал бы его, если бы не голос и жуткий смех. И он кинулся назад, в стены замка, который всегда считал своим спасительным убежищем. Он проскользнул в Хогвартс против движения всей похоронной процессии и сейчас отчаянно пытался не дать панике взять верх над разумом, но беда была в том, что теперь слуги Волдеморта чудились ему в каждом. Он остановился, встав на главной лестнице, ведущей в замок, и посмотрел вслед бесконечной процессии, которая удалялась от него. Прощание с Альбусом Персивалем Вульфриком Брайаном Дамблдором подходило к концу, и шестеро людей в черном уже опускали тело в темный провал могилы, звучало над ним последнее "пепел к пеплу, прах к праху", а над всей этой картиной оранжево-красным заревом горел закат. И на фоне его, паря в воздухе и медленно выплывая из-за каменной стены, появлялись черные фигуры в длинных балахонах. "Дементоры!" — раздался истошный женский визг; "Нет! Это Пожиратели Смерти!" — послышался другой. Волдеморт! Он всё-таки напал на них. Гарри замер, будто уже пораженный чарами "Остолбеней!", и стоял, не в силах отвести взгляд, наблюдая, как в ужасе бегут люди, как тут и там вспыхивают молнии разрушающих и оборонительных заклятий. Кто-то из Пожирателей, кажется, Долохов, догадался запереть вход в Хогвартс и в сам внутренний двор, и те, кто не успел скрыться, столпились, образовав огромный полукруг у этих ворот. Площадь вокруг могилы мгновенно опустела. Как раз для того, чтобы дать место эффектному появлению Темного Лорда. В отличие от остальных соратников, он прибыл сюда без маски и без метлы, а медленно левитировал сам, шаг за шагом спустившись на дорогу. Гарри с дрожью в коленях ожидал, что он сейчас пойдет вперед, наслаждаясь ужасом на лицах и выкрикивая "Авада Кедавра!" направо и налево, но он замер, встав над могилой, и молча посмотрел вниз, будто тоже хотел проститься с давним заклятым врагом. Длилось это недолго: он поднял голову и обернулся к толпе, обводя её взглядом (Гарри замер, чувствуя себя так, словно мантия-невидимка была проницаемой для этих страшных горящих красноватым огнём глаз). — Северус, друг мой, подойди ко мне, — обратился он вдруг, поманив профессора рукой, и тот отделился от толпы, выходя ему навстречу. Гарри представил в этот момент: вызови Волдеморт его вместо профессора, он шел бы, хромая, на подгибающихся ногах, но Снейп шагал уверенно, твердо, как и всегда. — Да, мой лорд, — он приблизился, склонив голову в еле заметном поклоне. Но почему "Мой Лорд"? Он не может... Нет, нет! Он не служит ему! Или просто притворяется... — Северус, будь добр, возьми из рук покойного директора его палочку. Она ведь принадлежит тебе по праву после того, как ты победил его в сражении на вершине Астрономической башни, и он сорвался оттуда вниз, верно? Снейп нагнулся: это можно было истолковать и как новый поклон, более глубокий, и как кивок, и как простое движение навстречу искомому предмету. — Акцио! — прозвучало из его уст, и в тот же миг палочка директора Дамблдора оказалась сжата в руке у Северуса Снейпа. — Отлично, Северус. Очень хорошо. Ты был верным слугой, хоть и таскал, как я подозреваю, вести обо мне самому Дамблдору... Ничего, я не держу зла. Это все уже неважно, — вкрадчиво начал Волдеморт и через секунду закончил свою речь: — Авада Кедавра! В сгущавшихся сумерках показался смертоносный зеленый луч, и высокая сильная фигура профессора Снейпа упала навзничь напротив Волдеморта. Вот и всё. Так быстро. Гарри закричал от страха, не думая, что выдает себя, — в общем, теперь и это было уже неважно. Ещё одна смерть, ещё один знакомый... Хотелось упасть и зарыдать, не обращая внимания ни на что, но и этого сделать было нельзя, и он, как загипнотизированный, смотрел на бледное лицо с оскалившимся в торжествующей улыбке ртом с острыми мелкими клыками. Лицо монстра, который забрал у него всё... Волдеморт продолжил: — Что ж, теперь, когда старшая палочка принадлежит мне, стоит напомнить присутствующим здесь о бессмысленности попыток хоть как-то противостоять мне. Вы видите, что я бессмертен, и знаете, как я силен. Прекратите бесполезное сопротивление. Оставьте ненависть. Усмирите свою гордость! Те из вас, кто присягнет мне, покинут это место живыми. Остальных же ждет неминуемая гибель от моей руки — или от руки моих друзей. И их куда больше, чем вы могли ожидать. Волдеморт медленно шел вперед, навстречу ему, и встретиться глазами с ним было бы катастрофой. Гарри отвел взгляд, оглянулся ещё раз и увидел вдруг, как явно выделяются в толпе балахоны пожирателей Смерти. Но их не прилетало сюда так много! Это значило, что Август Руквуд ему не привиделся, и не меньше сотни замаскированных Пожирателей Смерти уже были здесь — просто замаскировавшиеся под личиной других волшебников. — Ну, что же вы стоите? — продолжал Волдеморт. — Я жду! Не испытывайте мое терпение. Я вижу вас насквозь, ваши мысли, ваш страх... И, кажется, я вижу даже то, что видят немногие. Страшный шипящий голос раздавался совсем близко. Гарри сжался, отступил назад, толкнул кого-то... В этот момент капюшон упал с его головы. — Гарри Джеймс Поттер. Стоило ожидать тебя здесь. Ах, как мило. Ты решил принести сюда для меня ещё один из даров смерти? Ведь это тот самый плащ, верно? Но Гарри не мог вымолвить и слова. Тяжелая холодная рука с цепкими когтями легла на его плечо и ухватила за шиворот, заставляя подняться и против всякого желания посмотреть в глаза тому, кого он так боялся. Волдеморт снова улыбнулся: страх ему льстил, равно как и ступор, в который Гарри впал. — Зачем же ты сюда явился, Гарри? Неужели для того, чтобы отыскать один из крестражей, о которых тебе рассказывал твой любимый директор? Безрассудное и нелепое занятие! Саркастичный тон и слова его походили на змеиный яд. Гарри вздрогнул еще раз — и понял, что Темный Лорд тащит его за собой, на пустое пространство напротив могилы. — Ты слишком долго стоял на моей дороге и каждый раз каким-то чудом ухитрялся вывернуться... Но я окажу тебе последнюю честь: очень скоро ты будешь покоиться рядом со своим обожаемым директором. С этими словами Волдеморт замахнулся и вскинул палочку для очередного заклинания. Гарри — слишком, наверное, поздно — осознал вдруг, что Темный Лорд не знает, что он сам — последний его крестраж, и, может быть, будет даже лучше, если он сейчас уничтожит ещё один из них. Он метнулся в сторону слишком поздно, и луч смертельного заклинания непременно достиг бы его; Гарри даже видел, как вырывается его молния из кончика Старшей палочки, как набирает силу и летит к нему, как в замедленной съемке; "Сейчас я погибну", — мелькает в его голове... Он даже ждал этой смерти — но проклятье вдруг расщепилось надвое, и отдельная часть его отразилась от мантии, словно та была не невидимой, а зеркальной. Обратный луч летел точно в сторону Волдеморта, который кинулся к Гарри, будто бы помимо Авады жаждал ещё и придушить его на месте, — и он упал, сбив Гарри с ног и придавив к земле своей тяжестью. — Гарри! — раздался крик Волдеморта в его голове, такой громкий и болезненно режущий, точно прострелил её насквозь. Сам же Гарри провалился в небытие. А когда очнулся, то уже не был прежним.