In a trap

Запястья горели, а голова разрывалась от боли, по вискам будто хорошо приложились кувалдой, дыхание затруднено, тело затекло от нахождения в одной позиции несколько часов. Приоткрыв глаза, Чонгук обнаружил себя висящим над полом, его голые грязные ступни медленно покачивались из стороны в сторону. Картинка перед глазами была нечеткой, все в тумане, Чон не мог понять, где находился. Он явно был не в той белой холодной комнате, поглощенной черной плесенью, которая, как Чонгуку казалось, скоро и до него доберется. Иногда он представлял, как, начиная с самых кончиков, она медленно обвивает пальцы, один за другим, поднимаясь все выше, к запястьям, локтям, выше и выше, пока полностью не поглотит. А он и не был бы против слиться с комнатой, исчезнуть, лишь бы перестать чувствовать постоянную пустоту и боль, которым конца нет. Медленно подняв голову вверх, Чон увидел, что его запястья крепко связаны веревкой, прикрепленной к металлической балке под потолком. Дышать - все сложнее, воздуха в легких все меньше. Чонгук, превозмогая боль в истощенном теле, немного подтянулся, чтобы сделать спасительный вдох. Горящие легкие наполнились кислородом. Хотя он и давно смирился, сдался, но сдохнуть так жалко не хотел. Если уж и умирать, то обязательно эту мразь с собой прихватить. В сознание резко кадрами стали врываться воспоминания. Коробка с красной лентой. Дрожащие пальцы с искусанными в кровь ногтями, поднимающие крышку. Широко распахнутые глаза, в которых жизнь остановилась, стеклянным взглядом впившиеся в Чонгука. Ее глаза. И улыбка, неровно вырезанная ножом. Щеки Сонми были разрезаны почти от уха до уха. Под коробкой лужицей медленно растекалась алая кровь. — Тебе понравился мой подарок? — шепот опалил ухо сзади, прохладные пальцы прихлопывающими движениями заскользили по горячему телу, как по клавишам пианино, и сомкнулись на талии. Чонгук — бесценный инструмент, а Тэхен играет на нем любимую мелодию. Чон дернулся, крепко сжал челюсти и невидящим взглядом уставился перед собой. Тэхен крепче прижался сзади и носом уперся в шею. — Молчишь… а я ведь правда старался. Тебе ведь нравилась ее улыбка, верно? — все также шептал Тэхен. Чонгук тихо заскулил, а на глаза выступила очередная порция слез. Больно, невыносимо. Сонми не заслужила этого, она была солнцем, которое согревало все вокруг, протяни руку- поцелует, никогда не опалит. Лучше бы он сам сдох, лучше бы его ногами забили, как собаку, на куски бы раскромсали, но только не ее… Парень еще раз подтянулся, сил все меньше. Рваный вдох. Он отомстит. Тэхен разомкнул пальцы и неторопливо обошел пленника, встав к нему лицом, и чуть наклонил голову в сторону. — Гук- и, почему ты плачешь? — он большим пальцем стер слезу, катившуюся по щеке. — Только подумай, она теперь всегда будет улыбаться, она счастлива навечно, — лицо Кима озарила яркая улыбка. А в глазах напротив пустота. Тэхен опять в них ничего не видел, никаких чувств. Чонгук был опять не здесь, он опять не с ним. Ким опустил руку, сжав ее в кулак, губы поджал, закусив. Его глаза исказились злым прищуром, заглядывающим глубоко в душу, сжигающим до тла. Резко дернувшись вперед, Тэхен схватил пленника за загривок и прижался ко лбу, шумно дыша и скалясь. В нем кипела ярость, хочется разорвать Чонгука, кусок плоти откусить, прожевать тщательно, смакуя, и проглотить, наслаждаясь его криком. Но вместо этого он целовал. Кусал, с силой оттягивая нижнюю губу, и тут же посасывая ее. Стон Чонгука, наверняка от боли, только раззадоривал Кима, который шире раскрывал чужой рот, сплетая языки. Чон не отвечал, а это и не нужно. Тэхен и так может его кровью упиться. Чонгук же закрыл глаза и просто ждал, когда это кончится. Чувствуя, как горячий язык спускался к шее, он представлял, как вырывает его с корнем. В голове появился четкий образ того, как Чон широко улыбается и с упоением наслаждается, как его мучитель, убийца Сонми, захлебывается собственной кровью, медленно оседая на пол. Уголок его рта чуть заметно дернулся вверх. Давно утонувший в своей страсти Тэхен, покрывал шею укусами и засосами, украшая Чонгука красными и темно-синими цветами. Стояк неприятно давил в джинсы, и Ким терся им о крепкое бедро напротив, попутно разрывая грязную футболку. Взору открылась картина, поистине завораживающая, он отошел на шаг назад, чтобы полностью рассмотреть. Чонгук был отлично сложен — подкачанная грудь, на которой выделялись острые бусинки сосков, тонкая талия и очерченный пресс. Шумно выдохнув, Тэхен подошел ближе и опустил прохладные ладони Чону на грудь. Затаив дыхание и в предвкушении закусив губу, он начал медленно изучать каждый сантиметр. Неторопливо поднялся к плечам, огладил их, чуть сжав, дальше провел по груди, аккуратно ущипнув за твердые соски, кончиками пальцев опустился к прессу, оцарапав его длинными ногтями. Идеально. — Мое… — Ким хищно улыбнулся, — это все мое. — Ты сдохнешь, — в бессилии прохрипел Чонгук. Тэхен лишь криво усмехнулся, залезая рукой в карман. Перед глазами Чонгука сверкнул раскладной нож-бабочка. Сердце ухнуло вниз. Неужели его сейчас прирежут, а он даже отпор дать не сможет? Захотелось смеяться от осознания своей ничтожности. Вот оно. Тэхен удовлетворенно улыбнулся, в глазах Чонгука неприкрытый страх, не отчужденность и полнейшая пустота. Теперь он здесь. — Моя душа — черная дыра, я поглощу тебя, по глотку изопью, ни слезинки не оставлю, — чеканя каждое слово, с расстановкой говорил Тэхен, приближаясь все ближе, и прижавшись вплотную к Гуку, прошептал в самое ухо: — Ты — мой, Чон Чонгук. Чонгук вскрикнул от неожиданной боли, которая пронзила его грудь в районе сердца. — Мое. Мое. Мое. Мое. Мое. Мое, — как заведенный вторил Тэхен, опаляя ухо. По груди Чона стекала вниз струйка крови. — Слышишь? — он сорвался на крик. — Ты мой! — прикусив мочку уха, Ким опустился к груди, старательно продолжая свой незамысловатый рисунок. Стараясь подавить вопль, вставший комом в горле, Чонгук закусил губу, сдерживая слезы, выступившие от острой боли. Глаза человека напротив горели неподдельным удовольствием. Как иронично, что всю жизнь не перенося на дух фильмы про маньяков и убийц, Чон будто стал участником какой-то тупой короткометражки, где похитители обязательно текут от вида чужой крови и отрезают головы невинным людям. Закончив свое творение и окинув его восхищенно, Тэхен наклонился вперед, обхватив Чонгука за талию, и начал слизывать кровь, стекавшую по прессу. Непередаваемо. Лучшее лакомство. Он с удовольствием пробовал на вкус кровавые дорожки и ловил языком крупные капли, скатывающиеся вниз. Металлическая кровь вперемешку с соленым потом и собственным вкусом тела Чонгука давала крышесносное сочетание, Ким укусил сосок, почти вплотную подбираясь к надписи, из которой сочился алый наркотик, вставляющий не хуже высококачественного ЛСД. Слизав последнюю каплю, Тэхен, облизнувшись, отошел на несколько шагов, внимательно разглядывая Чонгука, пытаясь запечатлеть в своей памяти каждую деталь. Искусанные, опухшие полуоткрытые губы, взъерошенная копна черных волос, точеное тело, а в области сердца красуется клеймо, поставленное лично Кимом: «Tae's» Чонгук, выпавший из реальности, немного пришел в себя только когда рухнул на пол, расшибая колени. Руки больше не сжимали веревки, на месте которых остались кровоподтеки. Потирая запястья, Чон поднял взгляд вверх, замечая Тэхена, черной тенью нависшего над ним. Его, как котенка, схватили за шкирку и грубо швырнули на кровать рядом. Чонгук уперся лицом прямо в вонючий матрас, от которого разило разложением. Если бы желудок не был пустой как уже несколько дней, то содержимое вышло бы наружу, но Чон только содрогался в рвотных судорогах, пока сзади ему несдержанно стягивали джинсы. Разгоряченную кожу лизнул холод, царящий здесь. Шлепок. Звонкий звук рассек густую тишину. На нежной коже красным пятном проявилась пятерня Тэхена. Красиво. Огладив подкаченные ягодицы, Ким не теряя времени, облизнул палец и ввел внутрь фалангу, растягивая. Подождав немного, протолкнул ее дальше, добавил второй палец и стал двигать ими на манер ножниц, расширяя узкие стенки. Чонгук стал шипеть. — Ничего, малыш, скоро будет приятно, — возбужденно хрипел Тэхен. Вытащив пальцы, он расстегнул ширинку и избавился от ненужной одежды. Несколько раз проведя ладонью от основания к головке члена, он направил его в Чонгука. Ким медленно проталкивался внутрь, прикусив зубами щеку. Толчок. Сдавленный стон Чонгука. Еще толчок, теперь шло легче. Еще один, и еще. Постепенно Ким набирал скорость, доходя до предела. Мокрые тела шлепали друг о друга в бешеном ритме. Стоны наслаждения одного и всхлипы боли другого, шлепки и хлюпанье, все смешалось, наполняя комнату обилием звуков. Тэхен схватил Чонгука за волосы на затылке, притягивая и плотно прижимая к себе, чтобы тщательно вылизать шею и прикусить мочку уха, за горло схватить и придушить немного, чтобы сполна ощутить власть. — Мое, — в сотый раз повторил Ким. Они опустились вниз, Тэхен крепко прижал Чона к кровати, сжал пальцами ягодицы, впиваясь ногтями и, издав продолжительный стон, кончил, наваливаясь сверху. Неподвижно пролежав около минуты, поднялся, собрал раскиданные вещи, срезанную веревку и ушел, запирая за собой очередную тяжелую дверь, оставляя Чонгука, из которого толчками вытекала сперма вперемешку с кровью, одного.