***
За такое поведение Питеру сразу же станет стыдно, но Старк к тому времени действительно оставит его одиноко сидеть в песке под пальмами, поэтому извиниться у него не получится. Он видел, как Тони растерянно прикоснулся к левому боку, туда, куда его ранил Танос. Питер часто замечал, как Старк касается старых шрамов. Часто царапает пальцами реактор и барабанит по нему пальцами, нервно оглядываясь. Так и сегодня он потянулся было к груди, но остановился, и Питер буквально почувствовал, как Старка охватило отчаяние. Паркер и представить не мог, что когда-нибудь сможет вывести его на такие эмоции. Момент был упущен, и Питер стеснялся сам подойти к Тони и попросить у него прощения. Надо было подбирать правильные слова, выдерживать его тяжёлый взгляд, стараться выглядеть лучше, чем это есть на самом деле. Паркер был к этому не готов, и это удручало.***
Иногда Питеру казалось, что у него паранойя. Он ловил на себе те же самые сочувствующие взгляды, и не понимал, — это ему кажется или люди действительно всё о нём знают. Он демонстративно ковырялся в тарелках, делая вид, что поглощён едой, резал непослушные листья салата, под натиском вилок взрывались ярко-красным соком помидоры, Питер мешал всю эту кашу, превращая обычный салат в уродство, такое же, каким, по собственному мнению, является он сам. — Это всё ерунда, все живые существа хотят есть, — шипел себе под нос Ракета, но выходило громко, и Питер это слышал. Они ужинали все вместе, почти все оставшиеся в живых, будь то Мстители или Стражи. И Паркер слушал, низко опустив голову над тарелкой, от которой исходил дурманящий разум запах томатной мякоти, и пытался понять, когда земля под его стулом разверзнется и он исчезнет. Попадёт в ад или, может, просто сотрёт себя с лица Земли. — Все живые существа хотят есть, — эта фраза эхом звучала у Питера в ушах весь ужин, и он всё сильнее и сильнее убеждался в том, что мёртв. Если пока не физически, то душевно точно. Он не видел смысла в этих совместных времяпрепровождениях. Ладно, если бы им вместе было интересно и весело, но каждый человек, сидящий за большим столом, был искалечен и таил в душе страшные тайны. И эта аура чего-то невысказанного странно давила на Питера. Он ненавидел эти ужины не потому, что нужно было на них делать вид, что он ест, а потому, что они его угнетали. — Хватит заниматься ерундой, будь мужчиной, — однажды сказал ему Роуди, конечно же, не при всех, почти в самом конце, когда они сгребали тарелки в кучу. — Мы все переживаем случившееся, но… И если в первый раз енота осадила Наташа, а потом поочерёдно давала воображаемых подзатыльников каждому, кто посмел бы упомянуть проблемы Питера при всех, то в этот раз Тони стал свидетелем разговора. Он так выразительно взглянул на своего друга, что у самого Питера сжался желудок и подскочил к горлу. Возможно, раньше бы тот факт, что Тони вмешался и заступился за него, Паркера бы разозлил, но сейчас ему внезапно стало легче. Будто он годами разгребал камни, что замуровали выход из маленькой тесной пещеры, и вот теперь ему кто-то помогает. Странно, если учитывать, что Питер направо и налево кричал всем, что справится сам.***
— Может, стоит обратиться в специализированную клинику? Тишина была оглушающей, Питер, стоя за дверью и подслушивая, не мог уловить даже дыхания. У него мгновенно вспотели ладони, хотя оставались такими же холодными, как и раньше. — Если он не захочет, то не поможет. — А он вряд ли сам захочет, — голос Тони был уставшим и глухим, и Питеру захотелось убраться прочь в свою комнату, чтобы только не слышать ноток разочарования в чужом голосе. — Он понимает, что у него проблемы. Он просто не хочет принимать помощь, не хочет перекладывать на нас заботу о нём, может, ему стыдно, он стесняется, — от того, как права была Наташа, у Питера по спине пробежали мурашки. — Я не знаю, как мы можем ему помочь, поэтому хочу, чтобы это сделали профессионалы. — Хочешь сплавить его, — обвиняюще бросила Нат. — Хочу помочь, — раздражённо перебил её Старк, и воцарилась тишина. У Питера зудело внутри, в районе горла, и сердце билось с такой силой, что грозилось прорвать грудную клетку. Ему стало страшно, страшно, что отправят туда, где белые стены, белые простыни, пижамы, халаты, столы. Где нет возможности спрятаться от персонала и делать вид, что всё в порядке. Там придётся разговаривать с докторами, обнажать перед ними душу, есть их пищу, а если он будет отказываться, то эту еду насильно впихнут ему в глотку. Питера это пугало. Пугало настолько, что хотелось ворваться в гостиную и, застав Наташу и Старка врасплох, кричать, что он всё осознал и готов доказать им это.***
— Что ты?.. Вопрос так и застыл в воздухе, когда Тони, зайдя на кухню, обнаружил Питера, трескающего во все щёки гамбургер. Самый что ни на есть настоящий, и Паркер ел его с таким удовольствием, что Старку самому показалось, что он голоден. Но шок его был столь велик, что он так и остался в дверях. Кажется, Питер действительно стал есть. Наташа вглядывалась в него каждый раз за столом, будто ждала подвоха, коршуном следила за его рукавами, будто он в них вместо козыря прятал кусочки обеда. Она перестала натыкаться на разбросанную по дому еду, ни разу с той ночи не слышала звуки рвоты в ванной на первом этаже. Холодильник опустошался с завидной регулярностью, и Питер перестал изнурять себя тренировками каждый день. Казалось, его жизнь наладилась. По крайней мере, с виду пришла в норму, но они со Старком всякий раз переглядывались и понимали, что что-то, чёрт возьми, тут не чисто. Питер казался чрезмерно весёлым, будто насильно выдавливал из себя дружелюбие. Такой контраст был разительным, и в любом случае вызвал бы подозрение. Он не забывал упомянуть каждый раз перед тем, как запихать себе в рот очередной орешек, что вот, мол, смотрите, я ем. Всё стало слишком демонстративным, что казалось нереальным. И Тони, и Наташа были реалистами и прекрасно понимали, что от такой болезни просто так не избавиться и Питер вышел на новый уровень лжи. Тони слышал, как по ночам скрипят ставни окон в комнате Питера, и это был далеко не ветер. Питер возвращался ближе к утру и, обдирая колени о подоконник, тяжело вваливался в спальню. Старк слышал его одышку, даже лёжа в собственной кровати. Наташа прислушивалась к тихому скрипу половиц и звуку отлипания дверец холодильника. Она не видела того, что творится на кухне, но вполне могла себе представить, как Питер сгребает оттуда продукты, а потом выбрасывает их, минуя общее мусорное ведро. Питер продолжал их обманывать, но делать это стал в разы хитрее. Наташа и не сомневалась в том, что по ночам он продолжал бегать, прятать еду и, возможно, даже опустошать желудок, просто без лишних свидетелей. Не очень умно, и Наташе было нелегко это признать, но их бдительность он слегка усыпил. — Ты ведь понимаешь, что глупо это продолжать. Они взяли его с поличным, когда ночью Питер перелазил через окно на улицу. Было не то, чтобы неожиданно, скорее неприятно, что его обман раскрылся так быстро. Паркер весь сжался, ожидая, что вот сейчас разозлившийся Старк, окончательно в нём разочаровавшись, скажет, чтобы он немедленно собирал вещи, они едут в клинику. В холодную безжизненную палату с такими же худыми подростками, как он. Попадать туда было страшно. Но Тони молчал. И в его глазах действительно плескалось разочарование.***
— Ты можешь меня перепрограммировать? Ванда повернула к нему голову и нахмурилась. Даже сквозь чёрные солнцезащитные очки Питер видел её удивление. Они были недалеко от пляжа, Ванда пряталась в тени, попивая какой-то разноцветный коктейль и читала книжку, и вопрос Питера явно застал её врасплох. — В смысле? — В прямом. Влезь ко мне в голову и заставь меня стать нормальным. Заставь меня есть. Ты ведь можешь покопаться в моём мозге, сделать что-нибудь, чтобы я… Ванда жестом заставила его замолчать. Несколько секунд она теребила загнутый уголок страницы, на которой остановилась. Такие просьбы ей очень не нравились. — Я никогда такого не делала. — Но ты ведь можешь? — Чисто теоретически… — Ванда замолчала, медленно захлопывая книгу, будто показывая, что собирается уйти. — Я никогда не пробовала, не знаю, как это должно быть, как вообще это на тебе отразится. Я бы лучше обратилась к специалисту. — Значит нет? — тихо протянул Питер, сминая растянутые рукава свитера. Ванда сняла очки. В её глаза смотреть совсем не хотелось, казалось, она читает тебя насквозь, и ощущение было не из приятных. Она была первым человеком, к которому он обратился за помощью, и теперь не знал, стоит ли об этом жалеть. — Я не хочу навредить, — призналась она. — Не навредишь, просто покопайся в моей голове и устрани причину. — Я не нейрохирург, чтобы копаться в твоей голове! Я понятия не имею, как устроен человеческий мозг. Питер, я вижу, как тебе тяжело, — вкрадчиво заявила Ванда, — и я бы хотела тебе помочь, но не таким способом. Она поправила очки на голове, и Питер, следя за её движениями, увидел на веранде Наташу. Она внимательно за ними наблюдала. Ванда обернулась и помахала ей рукой. — Я готова тебе помочь, но жарить твои мозги я не собираюсь. Она встала, сгребая книгу под мышку, и направилась к лестнице. Несколько секунд Питер смотрел ей вслед, и в душе было что-то противное и мерзкое, будто ему плюнули в душу. — Только не рассказывай никому о нашем разговоре, — Питер подорвался со стула, боясь, что с такого расстояния Ванда его не услышит, и от резких движений у него закружилась голова. Чёрные мушки запорхали перед глазами целой стаей чёрных ворон. Острые края ступенек, — последнее, что увидел Питер, прежде чем в них врезаться. Ванда, стоя на лестнице, в ужасе глядела, как под головой Питера вяло растекается пятно крови. — Зови Тони! — крикнула она сорвавшейся к ним Наташе, и та резко сменила направление.***
Питер был пушинкой, почти невесомой и прозрачной. И Тони отнёс его на руках в комнату, одновременно удивлённый и испуганный его лёгкостью. Он трогал его ноги, худые, как спички, острые, как штыки, коленки. Старк коснулся его запястий, пользуясь тем, что Питер сейчас без сознания, и большой и средний палец сомкнулись, вместив аж обе руки. Тони не видел изменившееся тело Питера вблизи, и зрелище это оказалось ещё страшнее, чем издалека. Крови хоть и было много, но это была всего лишь царапина, даже шрама на лбу не останется. Но Тони всё равно залепил рану пластырем, жалея, что таким же пластырем нельзя залепить раны в душе Питера.***
В рыжих всполохах заката Небула выглядела тёмно-фиолетовой, словно относительно нормальная версия Таноса, и у Тони невольно заныл левый бок. — Я слышала, мальчишка умирает. — Да не умирает он! — раздражённо огрызнулся Старк, удивлённый собственной реакцией. Потом виновато смягчился. — Просто голодный обморок. Это «просто» показалось Тони кощунственным, и он замолчал, хотя вряд ли Небула что-то заметила. Её чёрные глаза ничего не выражали, в них блестело уходящее солнце. — Я думала, это твой сын. Настолько он за тебя переживал тогда на Титане, — пояснила она в ответ на недоумённый взгляд. — Всё причитал, что мы должны успеть доставить тебя на Землю, что-то шептал себе под нос, когда я погружала тебя в гибернацию. Это я потом поняла, что он молился какому-то вашему богу, — Небула повернула к нему голову. — Я в богов не верю, но ваш, наверное, всё же существует, раз услышал его молитвы и оставил тебя в живых.