Сборник виньеток

      — Но я знаю его! — детское, почти неизбывное отчаяние звучит в его словах. И его ведут к обнуляющей машине. Солдату не положено иметь лишних воспоминаний, чувств, желаний…       Он сжимает кулаки, стискивает челюсти — всё равно не может прокусить каппу, вставленную в рот, — и готовится к очередной порции боли.       Желание. Ржавый. Семнадцать…       А перед глазами стоит худое недовольное лицо, и звучит слишком высокий для пятнадцатилетнего пацана голос: «Я справился бы сам!»       Рассвет. Печь. Девять…       В груди клокочет обида, солдату не хочется отпускать эти драгоценные обрывки памяти — всё, что осталось от него, всё, что делает его человеком. Проблеск солнца в пшеничных волосах. Упрямо сжатые посиневшие после приступа астмы губы…       Добросердечный. Возвращение на родину.       … губы, которые оказалось так приятно целовать. Тонкие пальцы, выступающие ключицы, тазовые косточки — ни единой округлости, полное отличие от женского тела. И полное ощущение правильности происходящего. Солдат помнит трепет, с которым склонялся над бледной кожей. Помнит нежность, разливающуюся по телу при взгляде на трепещущие белёсые ресницы, почти не отбрасывающие тени на румяные от сна щёки. Помнит любовь…       Один. Грузовой вагон…       Всё это так далеко, так эфемерно, так зыбко, что кажется сном. Ускользающим сквозь пальцы, предрассветным, подёрнутым маревом неосознанных образов и нечётких воспоминаний, приятным сном.       — Баки?..