chptr 2
8 августа 2018 г. в 20:18
— Не носитесь, эй! Расшибётесь, прекратите! — Чимин удобнее перехватывает корзинку в руках и хмурится, прикрикивая на бегающих вокруг него детей. Он несёт корзинку с чистым, высушенным бельём, но детям, кажется, всё равно, они весело смеются и убегают подальше от ворчливого воспитателя. Чимин удручённо вздыхает и идёт к ступенькам в здание, надеясь, что эти оборванцы не поранятся и не натворят лишних дел.
Чимин ставит корзинку в комнате, оборудованной под хранение вещей, и тяжело выдыхает, смахивая пот со лба. На улице жара и таскать тяжести вдвойне нелегко. Но надо, в доме и так мало рабочих рук, тем более мужского пола. Им надо управиться к вечеру, а Хару и Джини успеть ещё всё поменять. Чимин разворачивается и идёт за следующей корзинкой, улыбаясь самому себе и настраиваясь на работу.
Чимин подхватывает вторую корзинку и поворачивается обратно, направляясь к дому. Но путь ему внезапно преграждает Чонгук, сверкая своими бешеными глазами и улыбаясь совсем не по-доброму. Чимин хмурится, хватает корзинку крепче и смотрит на Чона с опаской, зная, что тот может учудить что угодно.
— Хочешь помогу, Чимини?
— Нет, не хочу. — Пак хочет Гука обогнуть, но тот не даёт, преграждая путь собой снова, на что тот лишь удручённо выдыхает и переводит на мальчишку уставший взгляд. — Чего тебе, Чонгук?
— Ничего, помочь хочу, а ты не даёшь.
— Беги развлекайся со всеми дальше, у меня ещё столько работы.
— Но ты же учил нас помогать друг другу, вот я и хочу помочь. Хён, давай я донесу корзинку.
Чимин смотрит на эту затею с опаской, потому что знает, что Чонгука можно заставить работать только силой. Ничего доброго и отзывчивого в нём нет, Чимин это знает давно и терпит не первый год. И в то, что вдруг в нём проснулось что-то светлое вот так вот вдруг, он не верит и верить не будет. Но, кажется, у него нет выбора.
— Держи, только осторожней.
— Конечно, хён. — Чонгук вытягивает руки и улыбается шире, пропуская корзинку сквозь и давая ей упасть на землю и вывалить часть в траву. Чонгук смеётся и пробегается грязными ногами по чистым простыням, зная, что это из комнаты их воспитателей, и, гогоча, убегает от Пака куда-то к дому, крича на ходу, какой их Чимини неаккуратный.
Чимин тяжело вздыхает и досадно смотрит на перепачканные простыни. Чонгук как будто знал, что его, чиминовы, будут самыми верхними, перепачкав излюблено только их, и опускается на колени, поднимая корзинку и отряхивая от грязи некогда хрустящие, чистые вещи. Стирать их снова нет времени, ведь нужно стирать старые, а их далеко не мало. Чимину придётся затолкать грязные углы подальше от лица и довольствоваться тем, что у него есть. В который уже раз.
Чимин один из пятерых воспитателей их детского дома. Детей-сирот в нём чуть больше сорока, и чтобы их всех прокормить и содержать в тепле и уюте требуется немало сил. Чимин когда-то тоже был среди них, но вырос и решил остаться, сочувствуя брошенным детям и желая подарить им всю свою любовь. Его бывшая воспитательница теперь ведёт дело во всём доме, а три другие старше на пару десятков лет его самого. Чимину всего двадцать, и в этом доме он с пяти.
Чимина на самом деле любили все детки, от самых младших до таких подростков-сорванцов, как Чонгук. Чон не самый старший, ему всего четырнадцать, а дерзости больше, чем в ком-либо. Их дом является убежищем до восемнадцати, а дальше отпускает в вольное плавание или предлагает присоединиться. Например, подрастающий сейчас Ким останется дальше с ними, уже давно присоединившийся к ним как помощник, вот только воспитателем быть он пока до восемнадцати всё же не может. А вот Чонсу и Лу уйдут, уже решив, чем хотят заниматься, правда, прийти к этому будет очень и очень сложно.
Вся их жизнь в детском доме на окраине деревушки весьма мирная и спокойная. Они учат брошенных детей снова доверять, открываться и полезным навыкам, нужным им в жизни. В их веке ценится труд и умение работать руками, оставляя образование вещью чудной и исключительно европейской забавой. В их деревнях читать умеют единицы, но они учат этому сироток, ведь книги таят в себе столько же полезной информации, сколько просто можно рассказать словами. Они учат хоть как-то писать, уделяя грамотности не так много внимания. Достаточно уметь составлять из букв слова, чтобы выжить в их времени.
Но во всей мирной жизни когда-нибудь наступает разрушающий всё построенное годами момент. У них им стал Чон Чонгук, появившийся три года назад, зашуганный и злой на весь мир, который забрал его родителей и нормальное детство. Чонгук до этого служил в богатом доме, являясь мальчиком на побегушках, и натерпелся насилия в свою сторону, сохранив и размножив презрение ко всему живому. И теперь он пытается бороться с бесполезной добротой здесь, ненавидя, правда, исключительно Чимина. У Гука есть своя небольшая банда, и он классический пример хулиганья, как считает сам Мин, вот только сердце у того действительно злое и спрятанное ото всех.
Чимин был воспитателем только полгода, когда Гук появился у них на пороге, и первое время выхаживал мальчишку, заживляя свежие раны и стараясь забрать часть боли себе. Чимину было жалко его ужасно, ему хотелось помочь и отогреть, вот только Гук брыкался, отталкивал от себя протянутые руки и огрызался, как агрессивный пёс, раня Пака словами. Но Чимину нравилось помогать, нравилось смотреть за тем, как Гук постепенно встаёт на ноги, и он всё ещё надеялся с ним подружиться. Вот только Гук возненавидел его, кажется, сразу, как только в этот дом попал.
Воспитательницы всегда шутили, что Пак Гука избаловал, неосознанно сделав своим любимчиком, и слишком много спускал с рук первое время. Чимин не мог попросту злиться на этого ребёнка, загнанно, но смело смотревшего на любого, кто пытался идти с ним на контакт. Чимин хотел согреть Чонгука собой, но у него не получалось никак, а Чон не давался в заботливые руки, кусаясь и закрываясь от Пака всё больше. Но Чимин не отступал, а Чонгук всё злился и злился, ненавидяще смеряя Чимина взглядом своих чернющих глаз.
А потом Чонгук подрос, сделал имидж сорванца и сколотил банду таких же отбитых от жизни, как и он, и Чимин понял, что в какой-то момент этот ребёнок от него ускользнул окончательно. Но Пак продолжал его неосознанно выделять, продолжал заботиться, продолжал ждать чуда, надеясь, что Гук однажды одумается. А Гук в ответ выбрал Чимина куклой для вечных насмешек и продолжал издеваться, выставляя Пака на посмешище. Вот только другие дети «ангелочка-Чимина» всё равно продолжали любить, и Гук, кажется, бесился с этого каждый раз всё больше и больше.
В таком режиме они жили уже третий год, и Чимин к насмешкам и издевательствам почти привык, всегда улыбаясь сочувствующе на них, жалея чёрствого Гука всем своим сердцем. Отчего сейчас, собирая всё грязное бельё, он даже не удивился, что тот снова решил ему помешать. Хорошо, что мягко и не так страшно, ведь если бы Чон бельё порвал, то денег на покупку нового просто не было бы.
Чимин доносит все корзинки до комнаты и спешит узнать у главной тут Нанхён, не нужно ли ей ещё как-нибудь помочь. Она привычно вертится на кухне и готовит им обед, периодически поглядывая на улицу и вскользь наблюдая за играющими на поляне детьми. К ним приставлен Ким и ужасно нравящаяся ему молоденькая Хеён, скромно опускающая глаза и прячущая смущённую улыбку. Хеён чуть младше самого Пака, и выросла в этом детдоме вместе с ним. Он может назвать их братом и сестрой, держа с ней самые близкие отношения, помимо старушки Нанхён, и точно не ошибётся, потому что та считает так же в ответ.
— Нанхён-нуна, вам чем-нибудь помочь?
— Чимини? Ох, нет, я уже почти закончила. Иди последи за детишками, их можно скоро будет звать за стол.
— Хорошо, тогда я пойду.
— Иди-иди, мой хороший, я крикну вам из окошка как обычно.
Чимин вежливо кланяется и поспешно удаляется, не желая больше мешать женщине. Чимин идёт на площадку позади двора, где обычно мальчики любят гонять мяч, и присоединяется к ним, расслабляясь и вливаясь в игровую атмосферу. Играть с ним дети любят чуть ли не больше, чем просто самого Пака. Чимин поддаётся, позволяет мяч из-под ног выбить и с мягкой улыбкой несётся за ним следом, как всегда незаметно подыгрывая веселящимся детям.
Небо потихоньку начинает темнеть, заслоняясь тёмными тучами, и громыхает где-то вдалеке, предвещая приближающуюся грозу. Чимин, как только чувствует первые капли на коже, сворачивает игру быстро и торопит всех поскорее домой, хмурясь и стараясь принять как можно более серьёзный и не терпящей возражений вид. Хеён и Ким сгоняют детей в дом тоже, а старушка Нанхён мило улыбается и зовёт сорванцов к столу, заканчивая с расстановкой тарелок.
Поместить сорок с лишним человек за один стол сложно, отчего они привычно делят детей на давно известные группы и разгоняют по своим местам, сверяясь, все ли пришли. Чимин хмурится, когда замечает, что извечной банды Чона, как и самого хозяина, в столовой не наблюдается, и пересекается взглядом с Нанхён, кивнувшей на дверь с просьбой посмотреть, не прячутся ли те где-нибудь поблизости.
Чимин поспешно выходит на улицу, громко зовёт Чонгука, но в ответ тишина, а дождь лишь усиливается вместе с поднявшимся ветром. Чимин чуть отходит от дома, огибает его целиком и непонимающе оглядывается по сторонам. Куда они могли уйти? Дождь уже совсем сильный, ещё чуть-чуть и не будет видно даже того, что впереди тебя, а они опять, кажется, нарушили правила и убежали куда-то далеко.
Чимин обеспокоенно вздыхает и поспешно направляется к дверям, решая взять фонарик и что-нибудь, чем можно было бы укрыться, и пойти искать так, ведь нельзя детей оставить одних в такую бурю. Но стоит ему подняться по ступенькам и потянуться к ручке двери, как голова Чона внезапно показывается в проёме, сверкает озорным взглядом и скалится, не давая Паку зайти. Дождь ощутимо барабанит по обнажённой коже, а Пака уже ощутимо начинает потряхивать от холода, но Чонгук, кажется, снова придумал какую-то игру, а Чимин не умеет вовремя начинать сопротивляться.
— Не холодно, Чимини?
— Холодно, пусти меня, Чонгук.
— А мне кажется, что ты мне врёшь и совсем не замёрз. Не хочешь немного погулять?
Чимин хочет возмутиться и дёрнуть дверь сильнее на себя, только та вдруг захлопывается перед его носом, и Пак отчётливо слышит сквозь шум дождя, как щёлкает замок и смеётся Чонгук, убегая, кажется, после к остальным. Чимин дёргает дверь на себя, но та не поддаётся ни в какую, а его удары по дереву смешиваются с барабанной дробью дождя и шумом от голосов. Чимина никто не слышит, а сдвинуться с места почти нереально.
Ветер воет бешеным рёвом, а капли настолько большие и плотные, не прерывающую цепочку, перекрывают всю видимость, делая мир вокруг серым и одинаковым, делая его невидимым. Чимин знает, что ему по-хорошему спуститься бы и постучать в окно или добрести до запасного выхода, вот только пол под босыми ногами скользкий и неразличимый, отчего тот падает с глухим стуком на дерево и болезненно мычит, прикладываясь головой об пол. Чимину обидно и больно, потому что он брошен тут совсем один, а ему холодно и мокро, и он знает, что пока те не пообедают, его вряд ли впустят в дом. Чимин подползает к двери и слабо скребёт по ней ногтями, всхлипывая и трясясь всем телом от холода.
О нём вспоминают через несколько минут, когда пик бури уже отходит, и дождь чуть стихает, но грозится своими чёрными тучами разразиться с силой вновь. Хеён испуганно визжит, помогает тому подняться и затаскивает в дом, в ужасе смотря на посиневшую от холода кожу Пака и поскорее отводя того в его совместную с Кимом комнату. Она отыскивает полотенце, вытирает Пака насухо и помогает переодеться в тёплую одежду, пряча его под одеяло и накрывая сверху ещё и своим. Чимин не попадает зубом на зуб, и в ответ лишь благодарно смотрит, всё никак не прекращая трястись.
Чонгук показывается в проёме тогда, когда девушка отходит на время, чтобы принести ещё что-нибудь тёплое, и довольно скалится, смотря на результат своей работы. Чонгук знает, что Пак не нажалуется ни за что, что Пак даже убережёт его от наказания, когда его начнут в происшедшем обвинять, отчего не переживает совсем. Так было и будет всегда. У Чимина слишком много сочувствия к маленьким брошенным детям и слишком много любви к самому Гуку. Быть любимчиком чертовски полезно, Гуку всегда всё сходит с рук.
Чимин смотрит на него уставшим, не понимающим, с чего такое отношение к нему, взглядом и тяжело вздыхает, отводя глаза и утыкаясь ими в пол. Со стороны Чона раздаётся смешок, а затем удаляющиеся шаги, и Чимину вновь больно внутри, потому что тот обращается с ним, как хочет, а он даже нормально злиться на него не может. Чимин прикрывает уставшие глаза и позволяет себе немного поспать, ведь с утра всё равно нужно будет возвращаться к работе. А ещё он очень надеется, что не заболел.