chptr 15
3 июля 2021 г. в 00:12
Примечания:
напоминаю, что наши герои изначально жили в эпоху средневековья, в, считай, деревне
поэтому не кипишуйте :)
Чонгук часто сбегал по вечерам куда-нибудь за пределы приюта, когда уже давно был объявлен отбой для всех ребятишек, и шатался в округе. Ему нравилось ночью гулять одному, это ощущалось как-то по-взрослому классно, и с каждой такой вылазкой сам себе казался бесстрашнее и сильнее. Сегодня, правда, вот-вот норовил начаться дождь, отчего было темнее обычного, и Чонгук справедливо решил не уходить никуда дальше яблочного сада, устроившись в своём импровизированном шалаше.
Для чего он это делал, Чон сам пока не понимал, но такие якобы проблески излишней вседозволенности его радовали. Находиться в четырёх стенах круглогодично ему надоедало, точно так же, как и ограничение их возможностей для прогулок. Они уже не маленькие дети, почему обязательно надо следить? Вряд ли бы он как-то по-другому относился ко всем вокруг, разреши им гулять сколько угодно и где угодно, но это явно помогло бы избежать огромного количества конфликтов.
Он валялся на спине, смотрел в дырки между палок импровизированного потолка шалаша и жевал яблоко. В голове, на удивление, было как-то слишком много мыслей, происходящие события не хотели оставлять голову подростка. Ему было странно. Его доверие никогда не было значимым для этого места, и сейчас с каждым днём он всё больше ощущал себя чужим. Особенно… особенно после того, как он заметил долгие взгляды Хеён, направленные совсем не на Кима, её скромные улыбки, алеющие щёки и ничего не видящего дальше своего носа Чимина. Гука это раздражало. Почему они должны заводить какие-то отношения, когда их основная задача заботиться о сиротах?! Это чистое предательство, так не должно быть.
Чонгук думал о том, что, если вспомнить все разговоры его «друзей», то те тоже постоянно болтали о девчонках из приюта или соседней деревни. Хеён была для них всех эталоном красоты, но Чонгук никогда не обращал на неё внимания, у него не было дурацких «мокрых» снов с участием девочек, не было никакого желания их доставать или дёргать за волосы. Чонгуку нравилось бесить только Чимина, но тот, увы, не реагировал так, как надо на все его шутки. Это раздражало, но зато Чонгук знал, что Чимин его точно запомнит, в отличие от всех остальных детей.
Для чего это нужно было Чонгуку, он не знал. Он не любил копаться в собственной голове, это казалось странным, отчего он предпочитал действовать, повинуясь возникающим желаниям. Ему каждый раз хотелось мягкосердечного Пака впечатлить ещё больше, чем в прошлый раз, но он бы не хотел, чтобы тот на него накричал. Чимин, правда, всегда очень грустно улыбался на всё издевательство, и только тогда, когда Чон пару раз терял свою хватку, был, кажется, мягким с ним, почему-то именно тогда светился той самой улыбкой, которой улыбается в моменты сильного счастья. Это заставляло в груди шевелиться какой-то тёплый комок, и Чонгука это пугало, смущало и раздражало одновременно. Ему хотелось, чтобы это была болезнь, он боялся привязаться хоть к кому-то, зная, как больно бывает, когда от тебя отворачиваются.
Поток совсем странных мыслей прервал шум и лёгкий смешок где-то со стороны деревьев, заставив отдыхавшего Чона поднапрячься. Едва различимо шелестела трава под ногами кого-то, кто шёл совсем недалеко, голосов Гук не слышал, и были ли это его товарищи, или кто-то из воспитателей - оставалось большим вопросом. Он бесшумно поднялся, подсел к краю выхода и аккуратно высунулся, всматриваясь в силуэты неподалёку. Он сразу узнал макушку Чимина и, кажется, собранный пучок принадлежал Хеён, они отдалялись от секретного места Чона и шли, видимо, по направлению к сараю, — Чимин нёс в руках что-то большое, обнимая это двумя руками. Чон мог бы выдохнуть, потому что его никто не заметил, но почему-то тощая фигурка Хеён рядом с Паком вызывала глухое раздражение, и Гук едва слышно выскользнул из шалаша, прячась за деревьями и направляясь за ними.
Они шли молча, Чонгук пока не понимал смысла, но, кажется, внутренне начинал догадываться. Чимин действительно нёс в руках ящик с мешками муки, а Хеён нервно сжимала пальцы рядом с ним. По её мечущимся глазам и чуть поджатым губам было видно её волнение, но Чимин как будто этого совсем не замечал, шёл рядом с мягким выражением лица и бездумно скользил глазами по природе вокруг. Они неспеша дошли до сарая, Чимин, оставив Хеён снаружи, закинул ящик внутрь, щёлкнул замком и с лёгкой улыбкой сказал, что они, наконец-то, свободны, можно идти спать. Хеён кивнула, но с места не двинулась, схватив Пака за руку и тоже заставив притормозить. Чонгук, хрустнув веткой, откатился к широкому стволу дуба, удобно уместившись позади него и прислушавшись.
— Чимин, послушай, — Хеён, вздохнув и собрав всю решительность, аккуратно обхватила ладошку Пака своими пальцами и подняла немного испуганные глаза на него. — Я ничего не требую о тебя, но очень прошу выслушать, можно?
— Да, конечно. Ты мне можешь всё рассказать.
— Я не буду ходить вокруг да около… После вашей последней поездки в город с Чонгуком многое изменилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Чонгук стал более… агрессивным и отрешенным. Я знаю, ты всё равно ничего не расскажешь, произошло у вас в действительности что-то или нет, но этот недавний пожар и его слова…
— Хеён, — Чонгук заметно напрягся, тон у Пака вдруг стал совсем растерянным, и, о нет, тот не мог рассказать ничего. — Я не понимаю, с чего такие странные выводы. Чонгук всегда шутит надо мной, разве ты не знаешь? А его апатия после пожара… Это стресс, думаю, тебе не стоит его в чём-то подозревать.
— Я не пыталась сделать его виноватым!
— Я понимаю, — напряжение как рукой сняло, брюнет позволил себе шумно выдохнуть. — Давай не будем копаться в этой истории, хорошо? Оставь Чонгука мне, я выдержу.
— Иногда мне кажется, что… не пойми меня неправильно! Но у него к тебе нездоровый интерес, будто… будто так бывает, чтобы мальчикам могли нравиться мальчики.
В ушах тут же зашумело, кровь, подгоняемая адреналином, хлынула к ушам, щекам, заливая их красным цветом, а пальцы вдруг резко похолодели. Что за глупая фраза?!.. И почему… почему так отвратительно больно бьётся сердце! Надо убежать, это был разговор не для его ушей. Чонгук просто маленький, ему просто никто не нравится. Он ненавидит Чимина, любовь для слабаков, ему нравится дразнить воспитателя и всё. Хеён глупая, все девочки глупые и думают не о том, чёрт возьми!
Чимин, как на зло, почему-то замолчал. Чонгуку очень хочется увидеть его лицо, но он боится увидеть там насмешку или осуждение. Пак теперь определённо будет думать о нём как-то не так, а Чонгук нормальный! Нормальный он, чёрт возьми! К горлу удушающе лезут слёзы, Чонгуку холодно телом и очень жарко горит лицо. Ему так омерзительно от самого себя, от ситуации, от брошенных слов, как будто он в чём-то виноват, чего никогда в жизни не делал. Он еле слышно облокачивается боком о ствол дерева и боязливо выглядывает, натыкаясь на растерянное выражение лица Чимина и чуть приоткрытый рот. О чёрт…
— Ты себе много придумываешь, Хеён, — Чимин, наконец-то, собирает свою растерянность и отталкивает мысли, решая разобраться с этим потом. — Чонгук едва ли хранит обо мне хоть одно хорошее воспоминание.
Обидно.
— Нет, Чимин, послушай… Его поведение действительно иногда напоминает влюбившегося в тебя мальчишку. Он постоянно добивается твоего внимания, постоянно подшучивает, иногда переходит границы, но он… я не знаю, он иногда так смотрит на тебя, что если бы такая любовь действительно была, то…
— Послушай, не лезь в его голову. Это его право быть таким, каким он хочет, хорошо? Тем более… откуда ты можешь знать, что значат эти взгляды?
— Я знаю! Потому что я тоже влюблена в тебя, Чимин, понимаешь? Я чувствую, что что-то не так.
— Хеён?..
Признание Хеён не звучит как что-то необычное, но оно делает больно. Чонгук видит, как трясутся плечи девушки, видит, как Чимин мягко приобнимает её, и хочет исчезнуть. Он резко дёргается обратно за дерево, поджимает губы и чувствует себя брошенным. Чувство одиночества глушит его и быстро поглощает целиком, он хватается пальцами за рубашку где-то в районе сердца и с силой сжимает, как будто это может хоть как-то унять ноющую боль. Как же мерзко. Он больше не имеет права оставаться здесь, он больше просто не сможет. Это рано или поздно бы случилось, Хеён бы призналась, и… И дальше Чонгук никогда не думал, так что плана у него никакого нет.
Он осторожно двигается с места, проглатывая рвущуюся истерику и размазывая грязными пальцами пару мокрых дорожек по лицу, и прячется за кустами, чуть не споткнувшись. Он как в тумане скользит от одного дерева к другому, пока фигуры не исчезают позади, и со всех ног несётся к домику. Он не останется. Это решение выбирается верным, как само собой разумеющееся, у него нет больше других вариантов. Нужно забрать из комнаты парочку вещей и убежать, пока его никто не заметил. Он пойдёт куда-нибудь прочь, точно не к городу, куда-то туда, куда им обычно говорили не ходить, омрачая место ужасными рассказами. Там Чонгуку с его отвратительными чувствами будет самое место.
Чимин осторожно поглаживает Хеён по дрожащей спине, давая успокоиться, и чувствует себя побито. В голове всё ещё не те мысли, какие должны быть в такой ситуации, и почему-то он чувствует себя равносильно предателю. У него к Чону, конечно же, точно такая же любовь, как и ко всем детям. Он никогда не жаждал связать себя с кем-то браком или же просто обрести половинку, ему было это всё ненужно. И слова Хеён о Чоне его ранят, он не испытывает неприязни или же чего-то неприемлемого, но он и не чувствует, чтобы его сердце забилось волнительно в ответ. Ему жаль, если Чон действительно влюбился в него, и ещё больше жаль, что он не испытывает ничего, чтобы превратить чувство во взаимность.
— Хеён, послушай…
— Я знаю, что я не нравлюсь тебе, Чимин, — девушка мягко высвобождается из объятий и растерянно вытирает лицо ладошками. — Я сказала тебе, потому что больше не хотела это скрывать.
— Прости.
— Эй, нет, не стоит извиняться.
— Но я объясню, если ты не против, — Чимин виновато улыбается, и Хеён просто кивает в ответ, обхватив себя руками. — Я выбрал свой путь ещё несколько лет назад и менять его не буду. Я хочу помогать сиротам расти в любви, не имея родителей и нормальных возможностей для этого. Я хочу посвятить этому всю свою жизнь, и если я кого-то пущу в своё сердце, то, значит, буду давать им слишком мало любви, понимаешь? Я так не хочу, прости. Я, правда, не смогу ответить тебе или кому ещё.
— Почему-то после твоих слов мне стало как-то легче, — девушка улыбнулась, и Пак мягко улыбнулся ей в ответ. — Пойдём обратно, Чимин? Спасибо, что дал мне высказаться.
— Я надеюсь, мы всё ещё друзья?
— Да, Чимин. Мы всё ещё друзья.
***
Чонгука искали на протяжении всей следующей недели.
Никто его, как на зло, не видел после ужина в тот злополучный день, и даже понятия не имел, куда тот мог направиться. Чимин почему-то догадывался, что, кажется, их кое-кто подслушал и испугался, и, боже, какой же он идиот, если не заметил прячущегося Гука где-то поблизости.
В приюте царила странная гнетущая атмосфера. С одной стороны, Чонгука никто, кроме его шайки, не любил из детей, но, с другой стороны, исчезновение одного из товарищей всех остальных напрягало. Никто всерьёз не желал Чону зла, да и не хотел, чтобы с ним случилось что-то серьёзное. В его комнате были оставлены вещи, из сарая или кухни не пропала никакая еда, и единственное, что не нашёл Пак, это свой платок, когда-то отданный Гуку, и книжку со сказками, которую тот обычно читал им вечерами. Никому об этом он не стал говорить, но в то, что Чонгук пропал, а не сбежал, уже не верил.
После недельного поиска они успокоились. Они, конечно же, отправили новости в деревню и город с просьбой сообщить, если ребёнок обнаружится, но больше не бродили кругами, зовя Чона. Пак каждый вечер садился на крыльцо и бездумно смотрел перед собой, ждал его, но даже спустя месяц ничего не изменилось. Жители молчали, не зная, куда мог уйти мальчишка, сиротки стали оттаивать и пытались забыть эту историю, а банда Чона распалась и замкнулась в себе. Чимин старался их всех тормошить, но было сложно, тем более, когда внутри была не зарастающая болящая дыра.
Чимин не изменял ждать Чонгука на крыльце ровно до того, как снова не наступила зима. К тому моменту все, кроме него, смогли двигаться дальше, отбросив воспоминание как что-то, что нужно забыть. Чимин тоже двигался дальше, но продолжал верить во что-то, чего не могло случиться. С Чонгуком он всегда старался верить во что-то хорошее, отрицая реальность, и сейчас, увы, она заставила себя принять. Находиться на улице с холодами стало совсем невыносимо, и Пак, бросив последний взгляд вокруг себя, захлопнул дверь за собой, молясь Богу, чтобы всё с этим несносным мальчиком было хорошо.
***
Был на удивление приятный солнечный день для обычно тянущего тучами и холодным ветром конца сентября. У Чимина с утра было миллион задач, они спешно готовились к приближающимся холодам: нужно было укрепить склад, забить его необходимым количеством продуктов, проверить состояние дома, съездить пару раз в город за тёплыми вещами, которые им обещали отдать, и ещё много-много всего. Солнце приятно грело последним доступным теплом, давая им фору перед неизбежными морозами. Чимину нравилась эта погода, он не был поклонником жары и лета в целом, а такое ещё тёплое время, а не душно-жаркое было в самый раз.
Настроение с утра было такое же солнечное, как и день, отчего дела казались пустяковыми, никакой суматохи или спешки, в отличие от тётушек в доме. Он нёс в руках корзинку с бельём, которое нужно было постирать в ещё пока не успевшей до конца остыть воде, и вернуться за ещё тремя такими. Хеён обещала присоединиться чуть позже, поэтому Пак думал натаскать корзинки в одиночку, а потом уже приступать к стирке, за этим делом его и должна застать девушка, по его предположениям. У неё, кстати, скоро день рождения, девчонке стукнет двадцать три года, и Чимин подумал, что по-хорошему стоит присмотреть подарок в городе, пока он там будет находиться. Они всегда дарили что-то недорогое, но нужное, от состава воспитателей, а дети делали милые безделушки, заполняя пустоту в сердце от сковывающей неловкости из-за их бедности. Конечно, им не надо напоминать об этом, все давно запомнили, когда у кого день рождения, живя так долго под одной крышей. Год назад у них случилось пополнение на двух очаровательный близнецов, очень странно оставленных прямо у дверей приюта, и кто их сюда привёл, они будто боялись говорить.
С момента, как убежал Чонгук, такой случай уже был четвёртый. Дети небольшими группами появлялись прямо у крыльца, напуганные и почему-то знающие, что здесь есть Чимин. Пак запрещал себе думать, что это может быть как-то связано, но глубоко в душе верил, что это не просто так происходит. Они не могли отказать никому, даже если у них уже заканчивались места или не хватало денег их содержать, но все эти разы дети появлялись с мешочками монет в руках или где-то в складках одежды, и такого мешочка хватило бы на полгода их спокойной привычной жизни. Но они умудрялись экономить ещё больше, откладывая деньги на ремонт.
Поначалу, конечно же, его правильные тётушки не хотели брать эти деньги, но тогда дети начинали как будто паниковать, бледнели и насильно впихивали его в руки, умоляя его всё-таки принять. Выхода не оставалось, и о том, как и откуда у брошенных сирот были такие суммы, все запретили себе думать. Такой судьбой у них за последние три с половиной года появилось девять новых сирот. Конечно, ушло тоже с десяток, "выпустились" из приюта, как стали совершеннолетние, да и свита Чона пропала вслед за ним, спустя какое-то время. Так что условно был баланс: если кто-то уходил, спустя время появлялись новые лица. Всё в жизни продолжало быть циклично.
Чимин отогнал от себя тёмные мысли и мотнул головой, настраиваясь обратно на солнечный день и предстоящую работу. Пока он думал о прошлом и том, что происходит сейчас, успел перетаскать все корзины с бельём, можно было приступать к стирке, и желательно сильно не затягивать. Он засучил рукава, закатал штанины до колен и зашёл в воду, принимаясь за дело. Хозяйственные дела его расслабляли. За ними можно было отвлечься от насущных проблем, побыть немного наедине с собой и своими мыслями, и ощутимо сделать что-то полезное. Чимину, честно, нравилось хлопотать по всяким домашним делам, ему нравилось быть полезным, поэтому он никогда не отказывался от просьб тетушек, даже если они причитали, что это не "мужская работа". Чимин особо не понимал, как какой-то физический труд может делиться по полу, когда скорее должен разделяться по возможностям человека, но особо никогда не спорил. Работы в их приюте всегда хватало, так что если не давали возиться с домашними делами, он занимался чем-нибудь другим.
Где-то спереди, чуть левее от самого Чимина послышался треск, и Пак поднял голову, ожидая увидеть там Хеён, но не увидел никого. Он удивлённо осмотрелся по сторонам, но никого в округе не было, хотя Чимин мог поклясться, что такой звук издают сухие ветки, когда на них наступаешь. Плюнув, он вернулся обратно за дело, принимаясь дальше полоскать в воде бельё, снова погружаясь в свои мысли. Тут была тьма белок и другой живности, возможно, это был кто-то из них.
Повторный треск он услышал спустя несколько минут и уже чётко позади себя. Он улыбнулся, слыша, как снова и снова похрустывают ветки, обозначая приближающегося к нему человека, и уже хотел возмутиться, выпрямившись, как так и замер с не озвученным вопросом, смотря на волка в нескольких метрах от себя. У них никогда не было диких животных в округе. Всё это время, что он жил здесь, никогда не попадались хищники. Да и лес был не особо разросшийся, им не на кого было бы охотиться! Но перед ним сейчас стоял самый настоящий волк, с кровавыми каплями на морде и внимательно изучающий его. Чимин откровенно не знал, что ему делать, он только знал, что это животное опасно, и если оно решит напасть, ему крышка. В голове мелькнула мысль, что эта кровь может оказаться кого-то из приюта: Хеён, которая вот-вот должна была подойти, или гулявшего в одиночестве ребёнка - кто знает, с какой стороны этот зверь пришёл. Чимин судорожно придумывал план спасения, но боялся хоть на секунду потерять животное из вида, - он кожей чувствовал исходящую агрессию, оно нападёт. Чимин сделал осторожный шаг назад, затем ещё один, животное напряглось на его действия, но не сдвинулось с места. Он не умел плавать, уйти глубже в воду опасно, надо бы добраться до боковой части берега и быстро забраться на дерево, больше вариантов у него нет. Он делал медленные, осторожные шаги, боясь лишний раз сделать хоть одно ненужное движение, волк продолжал сверлить его своими тёмными глазами и слегка прокачивать головой. Сердце билось как бешеное, Пак читал в какой-то детской книжке, что животным нельзя дать почувствовать страх, но Чимин не мог успокоиться - он был в большой опасности.
Внезапно Пак не почувствовал привычный песок под ногами и слегка пошатнулся, ловя равновесие и снова выпрямляясь, он испуганно вскинул голову на зверя, потеряв его из виду всего на несколько секунд, и увидел, как тот рысью направляется в его сторону. Думать не получалось, Чимин по инерции двинулся глубже, заходя в воду по грудь и всё ещё продолжая двигаться вбок. Волк застыл, не решаясь плыть в сторону своей добычи, и тяжело задышал, вот-вот готовясь напасть. Чимин не знал, что делать, глубже зайти он не мог - утонет, но и путь к спасению теперь перекрыт - животное начало караулить его и ходить туда-обратно вдоль берега, не выходя из воды полностью. Надо было найти место помельче, песок под ногами был всё менее устойчивым, мешаясь с илом.
Нога снова соскользнула, стоило сделать шаг в направлении, где он чуть не упал ранее. Чимин панически заметался, в этот раз не удерживая себя, и упал в воду, тут же вскакивает, но больше не нащупывая дно под ногами.
О нет.
О нет, нет, нет... Он совершенно не умел держаться на воде, Чимин испуганно заколотил руками и точно также панически начал елозить ногами, цеплять за тину и делая только себе хуже. Волк на берегу как-то странно завыл, а затем издал звук, похожий на собачий лай, - Чимин не успевает сформировать мысль, как вода мерзко попадает в нос, Пак отфыркивается, заглатывая ещё больше воды, и начинает задыхаться.
Откуда-то сбоку лай стал сильнее, Пак пытается ухватиться за камыши, траву, да хоть за что-то, чтобы не дать себе утонуть. Но он тонет. Ничего не помогает держаться на поверхности, он глотает воды ещё и ещё, глаза начинает больно щипать от влаги, Чимин почти не видит берег перед собой. Лёгкие жжёт от проникающей туда воды, воздуха почти не остаётся. Чимину чертовски страшно, он не хочет умирать, он не хочет быть один здесь и сейчас. В голове ворох из мыслей и миллион сожалений. Он столько ещё не сделал, столько не сказал, столько упустил! Все старые ошибки как будто упрёком мелькают друг за другом, и, на удивление, Чимин сейчас понимает, как должен был поступить. Но это всё уже не имеет смысла.
Он чувствует, как его буквально разрывает изнутри горячей волной, делает последний вдох и отключается. Кричать даже не получилось, хоть как-то спасти себя не получилось. Один неосторожный шаг, испуг перед животным, непонятно откуда появившимся в этой местности, и жизнь окончена. Вокруг мирной трелью переливаются птицы, шуршит трава от ветра, насекомые создают мирный гул - мир продолжает жить своей обычной жизнью. Чимин как бельмо на глазу - выглядит лишним во всей этой картине, безжизненно распахнутыми глазами смотря вверх, сквозь водную гладь.
Хеён находит его на берегу спустя пару часов. Она, конечно же, поднимает шум, кричит, плачет, не может внятно ничего объяснить тётушкам. Но во всей сбивчивой речи девушки ясно только одно "Чимин умер, утонул в речке", и никто не хочет ей верить, со страхом подрываясь следом. Ким остаётся в доме, обнимает взволнованную Хеён и говорит высунувшимся на крики детям, что Хеён испугалась какую-то зверюшку, и просит пока не лезть. Дети, кажется, в дрогнувшем голосе воспитателя чувствуют обман, но послушно молчат, прячась обратно в комнаты. До убийственной новости их отделяет не больше часа, у них есть фора, думает Ким, у них же никаких поблажек не было.
Чимина хоронят прямо за приютом возле сарая. Никаких почестей, вызывают священника и больше решают не тратиться, - Чимин был бы против, узнай, на что они тратят накопленные деньги. Деревянный крест, самостоятельно сделанный Кимом, венки от сирот и парочка любимых детских игрушек. Чимин, кончено же, этого не видит, но от его могилы не отходят ещё долго после завершения церемонии. То, насколько его любили, насколько ценили и обожали - понятно становится только сейчас. Весь приют погружается в траур надолго, его смерть сложно принять, да и желания нет. Кажется, что он выйдет из леса, засмеется, попросит не бездельничать и навяжется помогать на кухне. Но Чимин не выходит, Чимин лежит в кучке земли и больше никогда не произнесет ни слова.
Когда толпа расходится, делая вид, что готова вернуться к обычной жизни, на деревянный неровный крест вешается цепочка. Она слетела с Пака, когда тот барахтался в воде, и была найдена сильно после. На могилу кидают пустой взгляд, сожалея в глубине души, и мысленно отпускают это место навсегда.
Со смертью Чимина изменится многое, и то, что будет дальше, будет только хуже, пока тот вновь не откроет глаза.
Примечания:
переходная глава, сами потом поймёте зачем ахах
заглядывайте!
https://vk.com/povysgradus