Грани иных реальностей

День выдался тяжёлым в эмоциональном плане из-за внутренних переживаний как для капитана Кучики, так и для лейтенанта Матсумото. - Вина? – предложила Рангику, доставая из холодильника охлаждённую бутылку. Бьякуя не смог отказаться. Где-то на периферии его сознания мелькнула мысль, что он так сопьётся, после чего та была отфутболена куда-то в недра сознания и благополучно забыта. Он выпил. Потом ещё и ещё, пока они не закончили бутылку. Рангику открыла вторую и точно так же, не говоря ни слова, разлила вино по кружкам. На середине второй бутылки груз от невысказанных мыслей и эмоций стал всё ощутимее и тяжелее. Когда бутылка вина закончилась, Рангику поймала себя на остром желании рассказать капитану Кучики все свои переживания, чтобы хотя бы почувствовать облегчение. Бьякуя, напротив, замыкался в своих мыслях ещё глубже. Он мало пил, – в основном, пила Рангику – поэтому был лишь слегка пьян, в то время как она была ощутимо нетрезвой. Вино было крепким и сильно пьянящим. Ближе к половине первого Рангику встала и, покачиваясь, направилась в душ. Она не вышла спустя пять минут, десять, пятнадцать, и Бьякуя, старательно не обращая внимание на лёгкий дурман в голове, выкинул пустые бутылки в мусорное ведро, прополоскал кружки и подошёл к двери, ведущей в ванную комнату. Он осторожно постучал и тихо спросил, всё ли в порядке с его временным лейтенантом, но ответа на свой вопрос так и не получил. Бьякуя замер в нерешительности перед дверью, не зная, как поступить. Он постучал снова, но Рангику вновь не ответила. - Лейтенант Матсумото? – позвал её Бьякуя, - вы меня слышите? Лейтенант Матсумото, ответьте. Но она молчала. Он не слышал ни шума воды, ни шороха её одежды, вообще ничего. Бьякуя подавил всколыхнувшийся приступ паники внутри усилием воли. Почему-то ему вспомнилась Хисана, которая точно так же не отвечала, когда он звал её или стучал в её покои. Она была больна, Бьякуя знал это, все в его поместье это знали, и обычно, когда Хисана молчала подолгу вот так, как сейчас Рангику, это означало лишь одно – ей стало плохо, она упала в обморок, ей больно, она лежит на полу, задыхаясь собственной кровью, не в состоянии позвать на помощь. Но ведь Рангику была здорова… или нет? Что он вообще знал о ней? Да, она говорила ему о своём прошлом, рассказывала про Ичимару, упоминала, что теперь ближе капитана Хитсугаи у неё никого нет, но про своё здоровье ни слова. А учитывая её склонность говорить неправду, – на работе в особенности, когда нужно увильнуть от своих прямых обязанностей, эта женщина могла нагромоздить такую чепуху, над которой в пору посмеяться, но Тоширо, по какой-то причине, всё равно шёл у неё на поводу и отпускал с работы, а если нет, она сбегала сама, – Бьякуя бы не удивился, если б узнал, что она больна и ему ничего не сказала. Как тогда, в третьей параллельной реальности, когда она совершенно специально забыла оповестить его о том, что ключ-портал тянет реацу из своего носителя, а когда духовной силы не остаётся или она на низком уровне – начинает тянуть жизненные силы, сказываясь неблагоприятным образом на здоровье. И пока Бьякуя не заставил бы её сознаться во всём и передать ему ключ, она бы – он точно знал – собиралась молчать до последнего. Если подумать, он мало что о ней знал. Тот образ весёленькой беззаботной и глуповатой дурочки, которую она из себя строит с завидной периодичностью, являлся по сути своей всего лишь мишурой, ничего общего с реальностью не имеющей. Это понимали чуть ли не все, кто хотя бы немного были близки ей или видели её неподдельную реакцию на разные стрессовые ситуации из жизни. Матсумото Рангику не из тех, кто стал бы в открытую говорить о своих чувствах с кем-то, кроме своего капитана. Бьякуя догадывался, что и Тоширо потребовалось немало времени, чтобы она сумела ему довериться. Хотя, вполне возможно, она просто сблизилась с ним, потому что рядом никого не было. После войны с Айзеном у всех были свои проблемы: Нанао Исе разбиралась с отрядом, потому что капитан Кьёраку опять запил (и ведь не от счастья, хотя и не без него, просто в войне не бывает победителей, бывают проигравшие и те, кому посчастливилось выжить); с Рукией на тот момент Рангику мало общалась; Орихимэ Иноуэ осталась в мире живых, да и навряд ли лейтенант Матсумото стала бы делиться своими проблемами с несовершеннолетней и неопытной во многих вещах девчонкой; Шухей Хисаги, являясь собутыльником, никогда не был тем, с кем бы она могла поговорить по душам; Изуру Кира разбирался со своими проблемами как в отряде, так и в душе; Момо Хинамори лежала в реанимационном отделении четвёртого отряда, пребывая в коме. Вот и оставался капитан Хитсугая, которому тоже пришлось несладко. Бьякуя даже предположить не мог, о чём ещё она могла говорить с Тоширо. Может, она действительно была больна? Может, ей сейчас плохо и она лежит, обездвиженная на полу, не в силах позвать о помощи? Ведь это вполне могут сказаться на ней последствия использования ключа. - Рангику, ты слышишь меня? – погодя ещё минуту, спросил Бьякуя. Он повернул ручку двери и обнаружил, что дверь не заперта. – Я вхожу, - оповестил он её и заглянул внутрь. Рангику обнаружилась у душевой кабинки. Она сидела на полу, обняв колени, и пустым взглядом остекленевших серо-голубых глаз смотрела куда-то. Бьякуя закрыл дверь позади себя, но приблизиться к ней не решился. - Вам плохо? Рангику кивнула. - Мне плохо, - охрипшим голосом сказала она. - Вам нужно принять душ, выпить таблетку и лечь спать, - Бьякуя подошёл ближе и аккуратно, с осторожностью, поднял её с пола. - Я выпила… но вино не помогает, - горько усмехнулась Рангику. Бьякуя предпочёл не говорить ей, что вино – это не лекарства. Но, раз уж она сравнила алкоголь с таблетками, значит, болело у неё не тело, а душа, а от этого, к сожалению, нет лекарства, кроме разговоров по душам и доверия, которого между ними не было. В конце концов, кто он ей такой, чтобы даже предлагать рассказать ему что-то? - Лейтенант Матсумото, вам нужно принять душ, это поможет согреться, к тому же вам следует смыть косметику с лица, - повторил Бьякуя и отпустил её. Она не пошевелилась. – Сколько вам потребуется времени? Но она не ответила. Бьякуя понял, что спрашивать у неё что-либо бесполезно. Лейтенант Матсумото ему не ответит, она не в том состоянии чисто психологически. Он понимал, что вина объективно было недостаточно, чтобы опьянить её до невменяемого состояния, она понимала, где находится, она не была настолько пьяна. Просто ей было психологически плохо. Бьякуя удержался от того, чтобы громко вдохнуть. Можно подумать, ему легко. Ему было бы куда проще без этих путешествий между параллельными мирами, но это произошло, и нужно справиться. Другое дело, конечно, что ни он, ни она не знали как, и её это ощутимо тревожило. - Хорошо, я вам помогу, - с этими словами Бьякуя осторожно расстегнул её блузку, снял её и положил на стиральную машинку. Он знал, что лейтенант Матсумото, несмотря на свою же репутацию, никогда не позволяла мужчинам себя лапать. Никто из её друзей и знакомых высших офицеров этого никогда не делал. Но в Руконгае, где её особо не знали, Бьякуя однажды видел, как она возвращалась в Сейрейтей подвыпившей и к ней подошли подозрительной наружности мужчины. С ней в этот момент был капитан Хитсугая и, прежде, чем мужчины успели подойти к ней, он своим духовным давлением ясно дал понять, что к ней лучше не подходить, а потом зачитал им лекцию про уважение к женщинам. Бьякуя был уверен, что они прониклись – то ли проникновенная речь Тоширо так на них повлияла, то ли его духовное давление капитана, - но они даже извинились и убежали в противоположном направлении. Словом, Матсумото Рангику под охраной своих друзей никогда не становилась объектом грязных домогательств, а под охраной своего капитана – это и вовсе было чревато для желающих попробовать к ней подкатить. Да и сама она могла за себя постоять. Тот факт, что Рангику позволила капитану Кучики себя раздеть, лично для него означало либо доверие к нему, либо потрясающее хладнокровное безразличие к окружающей среде, что было ей несвойственно. Лейтенант Матсумото никогда не вела себя стеснительно, вряд ли бы она смутилась собственной наготы – с её то желанием загорать топлес на пляже в Генсее, – но что-то ему подсказывало, что она никогда бы не разделась перед своими же офицерами, она никогда не позволяла кому-то себя раздевать (ну, кроме Ичимару, но это другая история). Вряд ли даже капитан Хитсугая помогал ей когда-либо раздеться и принять душ – скорее, укладывал спать прямо в одежде, накрывал одеялом и оставлял на прикроватной тумбочке графин воды и таблетки. Матсумото Рангику, которая была знакома всему Готею, которую знал Бьякуя, скорей бы стала кокетничать и, может даже, попросила его помочь ей снять нижнее белье – ну вот как сегодня, правда она просила помочь его, наоборот, надеть. Рангику, которая стояла сейчас перед ним в белом простеньком нижнем белье, выглядела как пустая и разбитая внутри кукла, из которой высосали всю энергию дементоры из вездесущей Поттерианы (Бьякуя в свободное время прочитал все книги этой серии, поскольку их ему настойчиво советовала Рукия). Бьякуя никогда не любил ложь или лесть, но мог признать, что иногда неправда могла спасти положение того или иного человека (или шинигами) в зависимости от ситуации. Однако показное притворство и фальшивая маска пустоголовой дурочки, которую носила эта женщина чуть ли не каждый день, никогда ему не нравилась. Однако теперь он не мог понять, что для него лучше, что для него легче. Он не капитан Хитсугая, он не знал, что делать с этой разбитой Матсумото, что ей говорить, как её успокоить, как уменьшить эту боль, для него это было сложно. Неужели внутри неё эта пустота всегда? Неужели, настоящая Матсумото Рангику вот эта пустая кукла без эмоций и чувств внутри? Видеть её притворство было привычнее, от того и легче, но тоже не хорошо. Но когда она притворялась, когда она вела себя так, какой привыкли её видеть практически все, он знал, что делать. Когда она опаздывала на работу – даже в его отряд – он мог назначить ей дисциплинарное наказание вроде тренировки рядовых или уборки коридоров, архива или даже туалетов (по закону старших офицеров нельзя было привлекать к этому, что он знал, что она слова против не скажет), и она лишь показательно надувалась, выказывая своё недовольство, что-то там говорила о том, что её никто не понимает, но в следующую секунду уже улыбалась и выполняла поручение. Бьякуя всегда думал, что она, в своих искренних эмоциях, должна так же красиво улыбаться, заливисто смеяться, только не прятаться, когда грустно, за фальшивой улыбкой. Но он и подумать не мог, что внутри неё скрывается пустота. Бьякуя заглянул в её глаза и в отражении увидел себя. А ведь он долгое время был таким же пустым. И продолжает им быть в каком-то смысле, только не убегает от собственных эмоций. - Рангику, не заставляй меня снимать с тебя бельё, - тихо сказал он. Она вновь его проигнорировала. Когда Бьякуя потянулся к лямкам её лифчика, она отшатнулась и чуть не упала, благо он успел её подхватить. – Разденься сама, я не буду смотреть, только позволь, я включу тебе тёплую воду. Миновав её, Бьякуя зашёл в душевую кабинку, она была довольно просторной внутри, и включил теплую воду, быстро отскочив назад, чтобы мощный поток воды не намочил его одежду. Несколько капель теплой воды попали на его брюки и рубашку, но это было некритично – это быстро высохнет. Рангику продолжала стоять и не шевелиться. - Лейтенант Матсумото, хватит, я прошу вас, возьмите себя в руки. Хорошо, у вас два возможных варианта. Либо я сейчас выйду и дам вам десять минут на душ, после чего вернусь и помогу вам лечь спать, либо мне придётся принимать душ с вами, раз вы сами не в состоянии это сделать. Не будьте ребёнком. Рангику прикусила нижнюю губу, но кивнула, после чего развернулась к нему спиной и начала возиться с застёжкой лифчика. Бьякуя смотреть на это не стал и быстро покинул ванну. Пока лейтенант Матсумото мылась – или должна была это делать – он достал из аптечки, которую предусмотрительно переложил на кухню, таблетки от головной боли и пожалел, что на кухне прибрано. Так бы у него было чем занять руки и отвлечься от своих мыслей. Теперь же оставалось молча сидеть и ждать, пока эти бесконечные десять минут не закончатся. А они, будто сговорившись, тянулись, словно маленькая вечность. В конце концов, время, что он дал ей на душ, вышло. Бьякуя постучал в ванну, но ему вновь никто не ответил. Не дожидаясь, пока Рангику соизволит удостоить его хоть словом, он вежливо предупредил её, что сейчас зайдёт, и открыл дверь. Внутри никого не было, хотя лейтенант Матсумото должна была уже выползти из душа и обернуться в полотенце – он дал ей дополнительных три минуты – но её не было. Он обнаружил её в душевой кабинке, она сидела на кафельном полу, в насквозь промокшем нижнем белье, которое так и не сняла, и обнимала свои колени, опустив на них голову. Бьякуя решительно не понимал, чего она добивалась. - Время вышло, выходите, - велел он. Но Рангику не пошелохнулась. Он даже не был уверен, услышала ли она его. А если и услышала, то явно проигнорировала. Капитан Кучики не знал, как на это реагировать. Такой инертной и безразличной он её никогда не видел. Конечно, он не знал, что в таком состоянии она провела долгих несколько месяцев после смерти Ичимару Гина. И ему точно было неизвестно, что капитан Хитсугая вытаскивал её из этой тяжелейшей депрессии своими собственными силами. Говорил с ней, обнимал её, даже кричал на неё. И лишь когда она взяла себя в руки, у неё получилось выкарабкаться. Бьякуя ничего из этого не знал. И он не представлял, как разговаривать с ней, когда она в таком состоянии. Он Рукию-то такой никогда не видел. Особо не заботясь о своей одежде, которой суждено было промокнуть, Бьякуя зашёл в душевую кабинку и подступился к фигуре своего временного лейтенанта. Его окатило водой в тот же момент, но он предпочел не обращать на это внимания. Вода была тёплой, даже немного горячей, из-за чего стены душевой запотели. Рубашка сразу плотно прилипла к телу. Джинсы и раньше облегали ноги, так что особой разницы и неудобства не чувствовалось. А вот его чёрные густые волосы, которые Бьякуя всегда оставлял распущенными, находясь в гигае, в мире живых, отяжелели и прилипли к лицу и шее, создавая неприятное ощущение. Он осторожно откинул их назад, открывая лицо. - Вы не сняли бельё, и оно промокло, лейтенант Матсумото, - констатировал Бьякуя. - Он не расстёгивается, - тихо сказала она. Капитан Кучики сначала не понял, о чём она говорила, но, с учётом того, что на ней было всего два предмета одежды, было несложно догадаться, на какой именно элемент комплекта нижнего белья она только что пожаловалась. - Встаньте, Рангику, - попросил он, впервые обратившись к ней по имени и, одновременно, на «вы». Она послушно поднялась, глотая предательские слёзы, со стороны казавшиеся просто водой из душа. Лицо её несколько покраснело, туш потекла, измазав нижние веки и скулы, помаду она давно смазала, но губы казались припухшими – она прикусила их до крови, глаза покраснели. Медные волосы прилипли к лицу и длинными прядками облепили её лицо, грудь и спину. Бьякуя и рад был бы списать такой непрезентабельный внешний вид на тёплую воду из душевой, высокую температуру и повышенную влажность, из-за чего могло покраснеть её лицо, губы казались опухшими, косметика потекла, а глаза раскраснелись, но, от чего-то, знал, что она плакала. Это было… в её глаза, в её настроении, в её ауре даже. Бьякуя сам не мог себе этого объяснить. Он повернул её к себе спиной, предупредив о своём намерении помочь снять лифчик. Сейчас ему совершенно не хотелось уходить, как утром. Сейчас она не играла, не изображала из себя кого-то, не кокетничала, сейчас ей действительно было наплевать на окружающий мир в целом и себя в частности. Бьякуя аккуратно убрал её волосы со спины, переложив через её плечи на грудь, и попытался расстегнуть лифчик, но застёжка не поддалась. Крючки слишком плотно прилегали к петелькам и никак не отцеплялись. Он попытался ещё раз, но понял, что такими темпами скорее сломает застёжку. Рангику покачнулась от его последней попытки снять с неё бельё, поскольку он слишком сильно дёрнул застёжку. Она не поддалась. - Думаю, можно попробовать снять через голову, - констатировал Бьякуя. Уже не ожидая ответной реакции на собственные слова, он осторожно собрал её волосы в пучок, который тут же распался, поднял её руки вверх и ловким движением снял с неё промокший предмет нижнего белья через голову. Мокрые лямки белого лифчика зацепились за прядку волос Рангику, но она не издала ни звука, когда Бьякуя не специально дёрнул её за волосы. Когда он избавил её от последнего предмета гардероба, она не сопротивлялась. Сейчас она действительно походила на куклу. Когда он осторожно повторял мягкие и плавные линии её тела мыльной вихоткой, она продолжала молчать, безучастно глядя в запотевшее стекло, отделяющее кабинку от остального пространства ванной комнаты. Когда он смывал косметику с её лица гелем для душа, – потому понятия не имел, где тут лежит специально средство для снятия макияжа, да и не до его поисков ему было в этой непростой ситуации, – она продолжала молчать. Нагая, она не стеснялась своего обнаженного тела, лица и отсутствия эмоций. Рангику тонула в своём одиночестве, оно утаскивало её на илистое дно отчаяния и безразличия, откуда не было выхода. Всё, что у неё останется после путешествия в параллельные миры – это воспоминания, как хорошие, так и плохие. Она объективно понимала, что Бьякуя никогда не сможет быть частью её жизни в том смысле, в котором приходился ей в этой странной параллельной реальности. И не потому, что они слишком разные по социальному положению или происхождению – это было, на самом деле, самой большой ерундой. Капитан Кучики привык жить, подчиняясь букве закона. Он был готов казнить родную сестру, потому что не справился с собственными чувствами, потому что выбрал закон, потому что выбрал обещание, данное могильным плитам, а не живой на тот момент женщине. Капитан Кучики никогда не будет кем-то, кого она видела в мире живых, в тех же супермаркетах, в кино или на улицах. С ним никогда не будет так просто. Да дело, в общем-то, и не в нём. В Сейрейтее никогда не будет просто. В клане Кучики свои правила, которые скуют Рангику подобно железным цепям, которые ограничат ребёнка и отнимут у него детство, с ранних лет вкладывая в его или её голову тонну учебного материала, манеры, понятие чести, закон, закон, закон… Рангику отчётливо понимала, что ей это всё было ненужно. - Почему всё не может быть вот так просто? Почему всё не может быть, как в современном мире живых? – прошептала она. Бьякуя замер позади неё. – Почему я не родилась в мире живых, в одном из этих городов-миллионников? Я знаю, у всех свои проблемы, и жизнь здесь не идеальная, но я… я бы справилась. У меня была бы нормальная жизнь, в которой только я решаю, что делать. Я бы закончила школу, выбрала бы университет и профессию, получила бы высшее образование, устроилась бы на работу, может, даже путешествовала бы, ведь это так интересно. Всё лучше, чем сидеть за одним и тем же столом всю жизнь… Я бы… я бы влюбилась когда-нибудь, может, даже замуж вышла, и у меня, возможно, были бы дети. И у меня была бы большая семья, я бы звонила родителям по выходным, братьям и сестрам, если бы они были, и просто… У меня была бы нормальная жизнь, как у всех. Да, может я принимала бы антидепрессанты, может, пила бы, но, чёрт, это был бы мой выбор! А что у меня есть сейчас? – Рангику прикусила подрагивающую нижнюю губу, запрещая себе реветь в присутствии капитана шестого отряда. Соберись, тряпка, - говорила она себе, - развела тут цирк, да и перед кем? Капитану Кучики плевать на её проблемы. Он не капитан Хитсугая, он сам это сказал. - У меня ничего нет, - выдохнула Рангику. – И ничего не изменится. Я просто… эта такая жестокая реальность! Она показывает, что я могла бы иметь, как я могла бы жить, родись я в мире живых, а не в чёртовом Сообществе Душ! А у меня… никогда этого не будет. Никогда… Только воспоминания, как яд. - Рангику, перестань жаловаться, выглядишь жалко, - подал голос капитан Кучики у неё за спиной. – Понятия не имею, как тебя успокаивал капитан Хитсугая, я этого делать не собираюсь, я скажу тебе правду. Хватит ныть и жалеть себя, - его голос в одно мгновение похолодел. – Тебе повезло, ты шинигами, ты лейтенант десятого отряда, ты пережила две войны, что произошли за последние годы. Знаешь, скольким так везёт? Единицам. Жизнь несправедлива, и как уроженка Руконгая, ты, как никто другой, должна это знать. Да, мир неидеален, да, Сообщество Душ напоминает дремучее средневековье во многих аспектах и не идёт ни в какое сравнение с прогрессивно развивающимся миром живых, но мы с тобой, ты и я, принадлежим Сейрейтею. Сообществу Душ. И ты с этим ничего не сделаешь. Думаешь, Урахара Киске и Йоруичи как-то иначе живут в Каракуре? Отнюдь, за сто лет, что они провели среди обычных людей, мир успел измениться до неузнаваемости. Весь мир. Первая мировая война, за ней вторая, глобализация, массовая культура, традиции, люди, всё изменилось. За каких-то сто лет. В то время, как в Сообществе Душ, за это же время, ну может построили пару новых бараков в отрядах и служащий состав поменялся. Традиции, устои общества, жизнь – всё осталось. Куросаки Ичиго заставил нас взглянуть на вещи под другим углом. Лично меня он убедил, что закон – это далеко не главное в жизни, потому что его пишут люди. Шинигами, по сути своей, такие же люди, как бы мы ни старались от этого откреститься. Как бы я ни старался это опровергать многие годы. Людям, как и шинигами, свойственно ошибаться. Выжить в Руконгае непросто, я это прекрасно знаю, моя жена оттуда, моя сестра оттуда, мой лейтенант оттуда, и даже вы, и много кто. Но вы выжили. Не без помощи Ичимару, за что ему огромная благодарность, но вы выжили. Вы пережили войну, ваш капитан остался с вами. Кто-то из тех, с кем вы учились в одной группе в Академии Духовных Искусств, может этим похвастаться? С учётом того, что война с квинси уничтожила девяносто процентов от численности Готей-13, я рискну предположить, что вы чуть ли не единственная среди них, кто выжил. Кто занял пост лейтенанта. Кто относительно здоров. Так какого, я извиняюсь, чёрта вы сидите и плачете, Рангику? У вас есть семья. Разве капитан Хитсугая не может называться вашей семьёй? Он ведь непросто ваш капитан, вы сами говорили. Вы ради него так далеко зашли. Вы читали эту книгу, Грани иных реальностей, вы знали, что нас с вами ждёт, - закончил капитан Кучики, под конец смягчив свой тон. На несколько долгих минут воцарилось молчание. Рангику продолжала стоять спиной к нему, глядя куда-то перед собой, и о чем-то размышляла. Гнетущую тишину между ними прерывал лишь звук шумящей воды из душа. - Это тяжело, Бьякуя, - наконец, вздохнула она. – Неужели, для вас это ничего не значит? - Значит, - просто ответил он. – И мне не стыдно это признать. Я сегодня подумал о Мираи как о своей дочери, которой у меня никогда не было, и ужаснулся своим мыслям. После смерти Хисаны о детях я не задумывался, да и вряд ли они у меня будут. Потому что я не соглашусь на брак по расчёту, я считаю, что дети должны рождаться в семье, где муж и жена друг друга любят, дети должны быть желанными. Мне тоже приятна эта реальность. Я сегодня почувствовал себя частью чего-то важного. Рукия и Гинрей-доно моя семья, но это не то же самое, как то, во что нам пришлось ввязаться в этом параллельном мире. Это совершенно иное. И я не солгу, если скажу, что не знаю, как на это реагировать и как с этим быть. Думаю, часть меня определённо хочет, чтобы эта реальность стала моей жизнью, но я прекрасно понимаю, что это невозможно. В шестом параллельном мире меня ждёт сестра и я не могу подвести её, не могу бросить, не хочу её бросать. Но и уходить не хочу. Парадокс, не правда ли? - Да. - Мы не можем остаться. - Знаю. Но мне бы хотелось жить этой жизнью. - Мне тоже. Они вновь замолкли, каждый размышляя о своём. Тишину заглушала шумящая вода, которая градом лилась на их головы. Рангику прикрыла глаза, абстрагируясь от мыслей, от ситуации, от мира. Она слышала воду, чувствовала, как тепло обволакивает её тело. Бьякуя стоял позади неё, непозволительно близко, уже не заботясь о дистанции. Они давно нарушили все мыслимые и немыслимые границы дозволенного поведения в отношениях «капитан – временный лейтенант». Не друзья, не влюблённые, они просто были, сосуществуя в их странном тандеме неустановленных отношений, названия которым ни один из них подобрать не мог. - Рангику, могу я… - Обнимите меня, Бьякуя, - выдохнула она. Его осторожные объятия подарили ей тепло и чувство приятного тепла – совершено отличного от того, что дарила вода. - Снимите одежду, она вымокла до нитки, и мне не очень приятно, как она липнет к моей коже, - велела Рангику. Но Бьякуя не шелохнулся. Он продолжал её обнимать. – Вы меня не расслышали? - Почему мне кажется, что всё закончится сексом, если я разденусь? – тихо спросил он. Рангику просто пожала плечами. - Может, потому что всё закончится этим в любом случае? – тихо ответила она. - В прошлый раз, - Бьякуя отстранился, расстегивая пуговицы на своей вымокшей до нити рубашке, - это была иллюзия, которую мы оба сочли ошибкой. Что изменилось на этот раз? - А изменилось ли? - Рангику, я не хочу наступать на одни и те же грабли во второй раз, я не такой человек, - тихо сказал он, стягивая с себя мокрую ткань. Положить её было некуда, разве что повесить на небольшой крючок для полотенец у дальней стенки душевой, куда вода не достигала. Там же он оставил остальную свою одежду. Кучики Бьякуя никогда не был в числе людей, которых бы смущала их нагота, но он бы никогда не позволил себе раздеться перед знакомыми, друзьями или просто коллегами, как это хотела сделать его временный лейтенант тогда на пляже. В этом он был куда более консервативным. Он бы не стал раздеваться перед Рангику и принимать вместе с ней душ, но, вопреки всему, они уже один раз были близки, так что стесняться или думать, что это как-то смутит её, было более чем неразумно. Сама ситуация начала принимать непривычный оборот, и Бьякуя знал, чем всё это закончится между ними. И он не мог ответить себе на вопрос, был ли он рад этому, или был разочарован. - В прошлый раз всё было проще, - она медленно убрала свои волосы на одну сторону, оставляя левую сторону шеи полностью открытой. – Поцелуйте меня, - тихо попросила она, закрывая глаза. Образ Ичимару Гина против её воли стал вырисовываться в сознании. Она вновь видела эти светлые короткие волосы, бледное лицо – куда бледнее, чем у капитана Кучики, – глаза, которые он от неё не прятал, отсвечивали светло-голубым оттенком лазурита. При дневном свете они принимали кристально-чистый оттенок светло-голубого, который Рангику всегда сравнивала с водой в бассейне. Кристально-чистый цвет, такой приятный и красивый. Бьякуя честно хотел ей отказать, но его руки сами опустились на талию и грудь Матсумото Рангику. Его пальцы осторожно оглаживали её горячую упругую кожу на животе и рёбрах. Когда его ладонь легла на её левую грудь, Рангику почувствовала, его губы на своей шее. Желание проснулось в них обоих. Бьякуя целовал её медленно, будто пытаясь запомнить каждую клеточку её кожи. Дыхание Рангику сбилось, когда его пальцы, оглаживая её левую грудь, коснулись соска. Она резко выдохнула весь воздух и рвано вдохнула, дёрнувшись в попытке отстраниться от его прикосновений чисто инстинктивно. Спиной Рангику упёрлась в грудь мужчине, который лишь крепче обнял её, лишая возможности отстраниться. Бьякуя продолжил покрывать поцелуями её шею и плечо, скользя руками по её животу вниз. Рангику чувствовала, как перестаёт владеть собой в полной мере. Её тело отзывалось на каждое его прикосновение, а дыхание выровнять так и не получилось. Она чувствовала его возбуждение, и осознание этого сводило с ума. Рангику не волновало сейчас, что на утро, когда её разум окончательно протрезвеет и самообладание вернётся, а вслед за ним и здравый смысл, она будет считать всё это ошибкой. Ошибкой, которой она позволила повториться снова. Ошибкой, которая грозила перерасти в зависимость от близости с капитаном Кучики, с которым она то и дело сравнивала рисуемый в сознании образ Ичимару Гина. И как в таком случае к нему обращаться, как с ним общаться, она не знала. Хриплое дыхание капитана Кучики она ощущала на своей шее и плече, и это лишало её всяких сомнений. Когда его руки скользнули ниже, в низ живота, иллюзия, в которой это делал с ней Гин, вдруг лопнула. Глаза лазурного цвета – такого чистого и светлого, как морская вода на солнце у песчаного берега, – вдруг сменились на тёмно-серые. Разрез глаз преобразился. Болезненно-бледная кожа приняла молочный оттенок и казалась здоровой. Овал лица переменился, линия губ преобразилась. Серебристые волосы отросли, окрашиваясь в чёрный цвет. И теперь из фантазий Рангику на неё смотрел не Гин, а Бьякуя. Она вздрогнула, когда почувствовала его руку внизу и резко перехватила её, останавливая. Когда Бьякуя опустил правую руку ниже, к её промежности, она перехватила его ладонь своей. Он ненадолго остановился. Рангику плавилась в его руках и сгорала от жара собственного возбуждения, то выгибаясь от его прикосновений, то прижимаясь к его груди спиной, это сводило с ума, и остановиться ему было очень тяжело. Но он готов был отпустить её, если она попросит. - Хотите прекратить? – хрипло спросил он. - Н-нет, - её голос дрогнул, хотя она пыталась не показывать этого. - Точно? Если вам неприятно или что-то не нравится… - Заткнитесь, Бьякуя, и просто продолжайте, - охрипшим голосом велела ему Рангику. И он продолжил покрывать поцелуями её персиковую кожу, слушая её сбивчивое дыхание. Он отстранил свою правую руку от её чувствительной кожи внизу живота и перехватил её ладонь, которой она пыталась его остановить. Больше она не сопротивлялась. Её рука ослабла, когда он легко сжал её ладонь в своей. Направляя её правую ладонь своей собственной, он заставил её коснуться её живота, выпирающих рёбер, груди. Свободную левую ладонь с её талии он опустил вниз, неосторожно, а может, даже специально, задев её клитор. Сознание окончательно оставило Рангику. Бьякуя больше не видел в ней Хисану. Образ жены был надёжно заперт где-то в воспоминаниях и не всплывал, как в тот, первый, раз. Теперь он видел перед собой Рангику. Его пальцы ласкали именно её – эту сложную, непонятную, себе на уме женщину из десятого отряда. Её образ, который Бьякуя мысленно сравнивал с солнцем или огнем, притягивал к себе. Эта её улыбка, серо-голубые светлые глаза, персиковая кожа, такая приятная на ощупь, её глубокий медовый голос, её звонкий смех, её медные волосы, будто бы сотканные из яркой и обжигающей материи светила на небе. Бьякуя терялся в своих ощущениях, чувствуя себя мотыльком, летящим на обжигающий свет. Он не хотел сгорать, но был готов это принять. Хисана тоже когда-то манила к себе, но не как огонь, а как драгоценность, которую хотелось хранить, оберегать и дарить ей все богатства мира, которые бы только приумножили её внутреннюю красоту. Хисана излучала какой-то совершенно необъяснимый внутренний свет. Её высокий и нежный голос, фиалковые глаза, улыбка. Несмотря на то, что она имела руконгайское происхождение, Бьякуя никогда не мог до неё дотянуться. Хисана оставалась такой далёкой, как звезда или луна, заставляя его тянуться к себе. Он так и не смог достичь её. Она доверила ему самую страшную тайну лишь на смертном одре, и он понимал, почему она молчала раньше. Он не винил её. Луна так и осталась недостижима для Кучики Бьякуи. Рангику была солнцем и огнем, и до неё он мог дотянуться. Что же для него лучше? Дотянуться до небесного светила и сгореть в его пламени, или не дотянуться вовсе? Бьякуя терял себя в своих ощущениях, а Рангику вздрагивала и выгибалась в его руках от каждого прикосновения. - Скажи моё имя, - обжигающим шёпотом потребовал он, отстранив на секунду руку. Она дернулась в его руках, нуждаясь в его прикосновениях. - Бьякуя, - сбивчиво произнесла Рангику. И это было всё, что он хотел услышать. Рангику рвано выдохнула, подавляя стон, когда почувствовала два его пальца внутри. Она опустила левую руку – правую Бьякуя всё ещё держал у неё на груди, – и накрыла его ладонь своей, направляя движения его пальцев по её чувствительным зонам. Совсем скоро её накрыло ощущение удовлетворения, и она бы точно упала, поскольку ноги подкашивались, если бы не сильные руки её любовника. Рангику не сдержала грудной, и глубокий стон и Бьякуя почувствовал, как она обмякла в его руках. - Я хочу видеть твоё лицо, - сказал он и развернул её к себе. Щёки её раскраснелись, глаза затуманились, а губы припухли из-за того, что она слишком часто их кусала. И он видел в этом красоту, такой её вид пробуждал в нём ещё большее желание. Рангику коснулась его плоской и сильной груди и скользнула пальцами вниз, остановившись внизу живота. Её длинные тонкие пальцы выводили какие-то замысловатые витиеватые узоры у него на коже, и он медленно сгорал от каждого её прикосновения. Бьякуя подался вперед и поцеловал её, настойчиво и жадно, он будто пытался осушить бокал пьянящего фруктового вина, почему-то персикового. Рангику ответила на его поцелуй со всей страстью и пылкостью, на которую была способна. Когда он выдохнул ей в губы, то почувствовал её прикосновение к своему возбуждению. Её пальцы дарили невероятные ощущения, от которых в глазах плыло, а в груди всё плавилось. Бьякуя толкнул её к прочному запотевшему стеклу, которое даже не издало ни звука, когда он, не контролируя себя, приподнял ноги Рангику и заставил её обхватить его талию. Она выдохнула весь воздух из лёгких, когда больно ударилась спиной о стекло. - Нет, - громче, чем следовало, сказала она. И Бьякуя, цепляясь за остатки самообладания, через силу заставил себя остановиться. – Мне так больно и неудобно, давай на полу, он же чистый и тёплый, - сбивчиво попросила Рангику. Бьякуя отпустил её ноги, она встала на пол и покачнулась – она всё ещё была пьяна – но устояла на ногах. Рангику опустила ладони ему на плечи и заставила опуститься на колени, и он подчинился. Она заставила его лечь на кафельный пол, а сама нависла над ним. Бьякуя почувствовал, как её мокрые рыжие волосы коснулись его груди. Было щекотно. - А так не нравится мне, - и он осторожно, - она поддалась ему на этот раз, - опустил её на пол, на спину. Видеть её такой, раскрасневшейся, с затуманенным вином и страстью взглядом, с припухшими алевшими губами, было приятно. Бьякуя поддался своим желаниям, отпустив разум. Он огладил её грудь, талию и приподнял её бёдра. Он ненадолго остановился, внимательно взглянув на неё. Рангику кивнула на его немой вопрос, и он подался вперёд. Все мысли разом выветрились у них обоих. Они словно погрузились в океан наслаждений, не только сексуальных – Бьякуя сгорал и плавился не только от своего возбуждения и сексуального контакта, но и от осознания, что всё вот это происходит с ней, с конкретной женщиной, с Матсумото Рангику – всё остальное осталось на поверхности, в реальности, от которой они оба абстрагировались. Он касался разгорячённого тела Рангику везде, наслаждаясь, как она выгибается, как стонет, как шепчет его имя, когда он задевал её ставшие чувствительными от возбуждения соски, или как она выгибается, подаваясь ему на встречу бёдрами, когда он касается её клитора и одновременно с этим проникает глубже. Её накрывает оргазм уже во второй раз, и Бьякуя чуть сбавляет темп, наклоняется к ней и целует, ловя губами свое собственное имя, вырвавшееся у неё из уст. Она обнимает его, прижимаясь к его груди, и обхватывает его бёдра своими ногами. И он не сдерживается, сдаваясь похоти, охваченный безумием и сладкой страстью, такой дурманящей, как фруктовое вино, отголоски вкуса которого он всё ещё улавливал на её губах. - Рангику, - срывается с его губ её имя, и удовлетворение накрывает его с головой, как волна в океане, и он, обессиленный, пытается опуститься на кафельный пол рядом, не рухнуть на неё и не придавить. Рангику помогает, она, всё ещё обнимая его бедра и всё ещё чувствуя его внутри себя, толкает его в сторону, и они перекатываются, меняясь местами. Теперь Бьякуя спиной ощущает тёплый кафельный пол, а Рангику оказывается сверху, чувствуя, как град тёплой воды из душа обрушивается на её спину. Она опускает голову ему на грудь, вслушиваясь в его учащённое сердцебиение, которое, спустя несколько долгих и даже бесконечных минут, приходит в норму. - Рангику, не засыпай, мы же в душе, - говорит Бьякуя, и Рангику улыбается, поднимаясь. Бьякуя чувствует, что ему не нравится, когда она выскальзывает из его объятий, но он прекрасно понимает, что им нужно завязывать с этой затянувшейся вылазкой в душ. Рангику молча тянется к вихотке, которой мыл её капитан Кучики ранее, выдавливает на неё небольшую консистенцию геля для душа, и начинает намыливать его плечи, руки, спину и грудь. Он не сопротивляется. Проходит еще долгих пятнадцать минут, прежде чем они, распаренные и покрасневшие – то ли от случившегося в душевой, то ли от температуры воды, – покидают ванную, завернувшись в полотенца, и скрываются за дверью одной спальни. Комната Рангику оказалась более привлекательной, и кровать там была мягче, поэтому она настойчиво утянула капитана Кучики к себе. Уснуть обоим удалось только под утро.