На свадьбе у смерти

      Чёрный лес раскинулся беспорядочными волнами, словно шерсть невычесанной собаки. Кое-где виднелись поляны, в иных местах деревья наслаивались друг на друга пучками, образуя непроходимую чащу. До самого горизонта стелился тяжёлый туман.       Герда летела, опустив голову, безразлично вглядываясь в царящую черноту этого места. Лес был бездной, трясиной, той самой всепоглощающей темнотой, что наступает перед сном за секунду до того, как сознание покидает реальность. Вот и сейчас — ритуал, ведьмы, плачущий воздух — всё кануло в лету. Отчаяние и страх уступили место спокойному, почти смертельно холодному рассудку.       Девушка уже не в первый раз отмечала то, с какой пугающей быстротой происходят подобные перемены. «Животные» этапы взрывных эмоций, рациональные «человеческие» состояния — казалось, между ними не было внятных границ.       «Неудивительно. Ведь теперь я и то, и другое», — меланхолично заключила она, краем глаза ловя взмахи собственных крыльев.       Ветер становился всё более стойким, усложняя и без того длительный полёт. Всё же каким треклятым безумием было снова возвращаться в этот чёртов лес… после всего, что пришлось пережить. После всех безысходных, мучительно одиноких часов, проведённых здесь. После бесконечности из никем не услышанных криков — снова! Опять.       Сейчас Герда не плакала лишь потому, что вслед за слезами пришло опустошение.       Те, кто не проходят ритуал и не становятся ведьмами, со временем завершают своё превращение в отшельниц — зверей с человеческим сознанием, — так говорила Ива в ту ночь. Говорила, они не чувствуют постоянной боли.       Девушка устало сманеврировала к ближайшей поляне.       «Стану какой-то крылатой вороной… буду клевать червей, и думать забуду о всяком», — она обхватила руками колени, рухнув на голую землю. Бессильно сомкнула глаза. Что-то не давало ей смириться с реальностью этой участи, — что-то бунтующее, буйное. Разрывающее её изнутри. То, что велело ей встать и лететь дальше, сквозь бесконечный чёрный лес — к свету. К родному дому. К тому загадочному, близкому человеку, что пел песню.       Герда содрогнулась, ещё сильнее обхватив себя руками. Сейчас, в минуту человеческого состояния, ей было особенно тяжело переживать свою брошенность. Воспоминаниями, в мыслях скользило белое пламя, хоровод, улыбка Друи… её поцелуй. Даже со всей своей рациональностью в данный момент, она не понимала, чем могла заслужить его.       «Чем ведьма ненависти могла заслужить его», — поправив себя, раздалось изнутри.       Стать такой ведьмой, навсегда убить в себе всё хорошее, позволив ненависти бесконечно существовать — тошно было от одной только мысли об этом. Впрочем, и сейчас намного легче не стало. Ива была права. То, на что обрекают себя станцевавшие — нечто гораздо худшее, чем смерть. Более ужасное, чем просто самоубийство.       Поток мыслей резко прервало чувство, будто за ней наблюдают. Герда открыла глаза. Сложно сказать, что увиденное испугало, или даже просто удивило её — очевидно, к таким вещам привыкаешь. Бездушно оторвавшись от земли и отряхнувшись, она устремила свой взгляд на кота.       Конечно, это не был обычный кот. Грубо говоря, это вообще не был кот, и девушка довольно быстро признала в нём уже сформировавшегося отшельника. Слишком осмысленный взгляд, человеческая манера сидеть, свесив ноги, наконец, треугольное кольцо в одном из ушей.       Две сросшиеся, жуткие морды делали существо трёхглазым, отчего какое-то время она не знала, к которой морде следует обращаться. Уже не говоря о том, что зрелище, в принципе, было не самым приятным.       — Я знаю, зачем ты здесь, — раздался довольно теплый, мелодичный мужской голос. Левая пасть. Правая лишь вторила хриплым кошачьим шипением. — Сбежала с ритуала?..       — Если знаешь, зачем спрашивать, — скривилась Герда, невольно сделав шаг назад, заняв оборонительную позицию.       Возможно, ей показалось, но кот заметил этот жест. По крайней мере, хвостом вильнул настороженно.       — Хотел послушать твою версию. Впрочем, не суть… Я ведь тоже сбежал с него, когда-то. Думала, ты первая такая?..       Снисходительный тон, пусть даже в столь незначительной мере, заставил Герду вновь враждебно сковаться. Она промолчала.       — Ты видела, что произошло с тем парнем, в костре?.. — голос издал смешок: горький и вполне человеческий. — Я тоже видел. И продолжаю видеть, каждый год, в своих воспоминаниях. Пусть даже с моего посвящения прошло куда больше года. Неизменный сюжет для мужчин, решивших стать ведьмами…       — Ты сказал, что знаешь, зачем я здесь, — сухо перебила его девушка. — Значит, знаешь, что не затем, чтобы выслушивать твои воспоминания.       Кошачий хвост дернулся повторно. Правая пасть издала шипение, хотя парень молчал.       — Вот как… — наконец, сдержанно хмыкнул он. — Мои воспоминания могут легко стать твоими, если ты, как и я, убежишь в Рваную ночь.       Герда нахмурилась, на этот раз, заподозрив неладное. Кот продолжал хранить молчание, отчего ей пришлось переступить через гордость, первой задав вопрос:       — Что ты имеешь в виду?       — Что этого нельзя делать, — раздалось в ответ куда раньше, чем она договорила. — Отшельники становятся отшельниками, если не пройдут ритуал. Они не прикасаются к тканям Рваной Ночи. Ведьмы же разрывают эту ткань, становясь самими собой. Сбежать с ритуала — значит прикоснуться, но не разорвать. Стать, но не остаться. Ты понимаешь, о чём я?..       — Нет, — теперь она сама ответила раньше, чем он договорил.       Кот слез с пня, осторожно приблизившись, покачивая хвостом. Ходил на всех четырёх лапах.       — До того, как я сбежал, я уже прошёл половину ритуала. Видел Иву. Слышал оплакивающую песню. Видел, как разожгли костёр, плясал в ритуальном танце. Я уже необратимо прикоснулся к тканям ночи: слышал свои мысли в её воздухе, чувствовал её хаос и свою смерть. Я сбежал, когда началось распределение — тогда же, когда и ты. Нельзя было этого делать… — в его голосе пронеслось что-то, уже хорошо ей знакомое: глубокое, неистовое отчаяние. — Рваная Ночь — время ведьм, а ведьмы не приемлют полумер. Коснуться, но не разорвать… решиться, но сдать обратно. Такому существовать они не позволяют.       — Но ты существуешь, — недоумённо перебила его девушка.       Ответ, что раздался следом, наверное, и был тем, что она так боялась услышать:       — Нет.       Сверху донесся шелест далеких верхушек сосен. В небе всё так же мерцало тринадцать кружащихся лун. Чертовски внезапным, безумным мгновением, он утратил над собой контроль — принявшись дрожать и похрипывать, перейдя правой головой на скулёж:       — Время ведьм… Время кошмаров. Ночь, что рвёт ткань реальности!.. Я существую, пока существует эта ночь: когда она кончается — я умираю. И вновь появляюсь, как только Ива даёт начало новой ночи. Меня больше нет в реальном мире — нигде!.. только здесь. И только пока длится ночь.       Герда молчала. Холод пробрался по её спине, скользнул от лопаток к шее, схватил её за горло. Так вот, выходит, как всё закончится. Бесконечная смерть. Бесконечная Рваная ночь. Звериное тело отшельника, возможности узника… чувства человека. Ужас был настолько осязаем, что она почувствовала его во рту, в глотке, не в силах говорить или даже просто издать звук. За что?.. За что с ней всё это?       — У тебя ещё не совсем всё потеряно, — поспешил ободрить её тот, как только и сам отошёл от кошмаров. — Мы можем помочь друг другу.       «Как?» — она молчала, но вопрос, казалось, был написан мелом на лице.       Отшельник кивнул, устремившись в чащу, жестом приглашая её за собой.       — Я здесь… довольно давно, как ты уже поняла. Со временем я изучил Рваную ночь изнутри, насколько это было возможно. И кое-что заметил.       Девушка не сразу последовала за ним — страх и беспомощность делали тело медленным, будто желая бросить её здесь. Одну, навсегда. Без фальшивых надежд.        — Не знаю даже, как тебе объяснить: у ведьм в этом лесу есть круги из камней и грибов — я и раньше о них слышал, — он обернулся, терпеливо поджидая её. — Ещё до того, как добился посвящения. Их называют «ведьмиными полянами», иногда — «кругами». Внутри ничего не растёт и не живёт. Люди верят, такие места прокляты.        Герда сощурилась, глядя прямо перед собой: то, куда они шли, было самой настоящей чащей, едва ли пригодной для прохождения насквозь. И всё же, кот направлялся именно туда.       — На самом деле, всё ещё хуже, — увлечённо продолжил он. — Эти круги и вовсе создали не ведьмы. Они куда сильнее ведьм. И даже способны убить их…       — Убить ведьм? — остановившись, она шокировано перевела на него взгляд.       — Да. Во время Рваной ночи. Когда круги выходят из-под контроля, — спокойно ответил ей кот, в то время, как вторая его голова вновь несдержанно заскулила. — Нет ничего страшнее в тканях Рваной ночи, чем эти круги. Возможно, дело даже не просто в смерти… мне не удалось до конца выяснить. Я знаю только одно: нельзя заходить в них, никогда, ни за что — если на небе кружат тринадцать лун.       — Не понимаю, к чему ты клонишь, — мрачно отрезала Герда, уже засомневавшись, стоит ли так доверять словам кота.       Раздался безрадостный смех.       Мучительный, разбитый, едва ли он мог звучать из уст животного — скорее, смеялась сама суть отшельника. Душа этого парня.       — Всё ты… понимаешь. Посмотри на меня. Посмотри! — он скорчился, до того по-человечески, что на коте это смотрелось чудовищно. — Я уродлив, слаб. Я… заперт. Заперт ЗДЕСЬ. Найти круг, найти и броситься в него — умереть, разорваться на части, пусть даже это будет настолько больно, что и ведьмы, живущие болью, боятся такого конца. Плевать… Я умирал уже много раз. Наверняка столько я даже не жил.       Девушка смятенно уставилась на него, с растерянностью наблюдая, как средний глаз существа становится мокрым. Воцарилось очередное неловкое, гробовое молчание, во время которого отшельник пытался взять себя в руки.       — Так вот, — наконец прокашлялся он, отвернувшись. — Именно этим я занялся в предыдущую ночь. Нашёл круг, но мне не удалось в него войти. С этого места и начинается наше с тобой соглашение.       — Соглашение? — она подошла ближе, но он вновь продолжил путь, едва их фигуры поравнялись. — Хочешь, чтобы мы бросились туда вдвоём?.. Ты сказал, для меня не всё потеряно — имел в виду самоубийство в чёртовом круге?!..       — Нет, — перебив, успокоил её тот. — Тогда всё пошло не по плану… Я не смог зайти внутрь, потому что меня остановило видение. В круге появился я сам, нечто вроде моей копии. Сказал мне, что следующей ночью ещё одна отшельница сбежит, что если я приведу её к кругу — у неё есть шанс стать ведьмой, и тогда…       Герда не услышала, как он закончил. Страх охватил сознание вновь, стоило лишь на секунду сгореть эфемерной надежде. Да и с чего ей вообще показалось, будто у неё есть шанс?.. Этот кот тут слишком давно. Наверняка, от одиночества он уже спятил. Если за побег действительно карают так жестоко, из этого ада вряд ли есть выход, как ни юли, в какие круги ни бросайся… Ведьма, или никто. Смерть не способна спасти из подобного места.        Наслоения хвойных чёрных ветвей образовали неприступную стену, — они вошли в чащу. Какое-то время её измученный взгляд ещё вылавливал в этой черноте фигуру не менее чёрного отшельника. Он легко, без усилий пробирался под кронами густейших и низких елей, ловко карабкался по стволам, лишённым сучьев, исчезал в просветах невозможных трущоб. Затем она всё же потеряла его из виду.       Окружённая безнадёжными дебрями, одна, в темноте, некоторое время Герда всё равно продолжала идти. Равнодушно ступая босыми ногами на острые ветки, путаясь в паутине, расцарапывая руки — конечно, она могла и полететь. Но не видела смысла. Пусть осознание этого было ещё столь зыбким и туманным, боль уже успела стать неотъемлемой частью её мира. Если, конечно, она не была ею с самого начала.       — Только не воображай, будто я помогаю тебе по доброте душевной, — наконец, послышался голос кота. Девушка пошла на звук. — Мы заключаем сделку, и ты выполнишь в ней свою часть.       «Ну конечно…»       — Какую?.. — она попыталась с силой раздвинуть копну ветвей руками, невольно наткнувшись взглядом на собственные предплечья.       — Ту, в которой ты, если станешь ведьмой, принимаешь меня к себе на службу. Доверенный отшельник, в роли слуги, есть у каждой… хотя да, они предпочитают отшельниц. И всё же.       Предплечья… чёрт. И как она раньше не замечала? Взгляд Герды заскользил по всей длине рук, становясь тем более паническим, чем ближе надвигалось осознание. Змея, змея вокруг руки, подраздел танца из ненависти! Змея, которой не было. «Ненависть к врагу»… которой не было. Единственная оправданная, человеческая причина для танца из ненависти.       — Которой не было, — уже вслух выдохнула она, сжав зубы, почувствовав, как от ярости в напряжённых руках треснули ветки. Безжизненный холод и злоба стремительно овладели телом. В их хватке было что-то природное, первичное — словно теми, кому оно законно принадлежало, и были именно они. Мысли исчезали в трясине колдовского леса, руки метались в его ветвях, вырывая их без жалости и цели. Герда уверенно продиралась вперёд.       Не могла. Не хотела думать об оставшихся двух причинах.       — …таким образом, ты вытащишь меня из Рваной ночи и вырвешься отсюда сама, — голос отшельника прозвучал совсем близко. — Конечно, никаких гарантий нет, это просто видение, но…       Но.       Последнее дряхлое дерево перед собой она просто повалила. Место назначения оказалось туманной, маленькой и не сильно отличной от прочих поляной, если настолько небольшой участок без деревьев вообще можно так назвать. Больше напоминало старый бурелом.       Кот сидел на одном из полупрогнивших лежачих стволов, немигающими глазами канув вглубь тумана.       — Спасибо, что привёл меня сюда, — пусто произнесла она, выискивая в дымке тот самый «круг из камней и грибов».– Но кое в чём ты просчитался.       — Думаешь?..       Пресловутое кольцо, взаправду образованное высокими чёрными грибами, до пугающего ровное, безжизненное внутри — показалось ей сейчас непримечательным. Оно смотрелось даже невинно в своём тумане, если знать, с чем сравнивать. Трудно было поверить, что такое способно…       — Думаю, — подтвердила она, решительно направляясь прямо к нему. — Ты сбежал от страха перед белым костром. Наверное, решил, что и я тоже. Ты просчитался.       — Какое это имеет значение?.. — напряжённо фыркнул парень, слишком поздно почуяв беду. Ведь что может?..       Герда уже стояла возле круга. Изрезанные бледные ступни, исцарапанные руки, кровь с которых стекала, капая на траву. Взгляд, слишком хорошо знакомый ему — мёртвый, безучастный, расчётливый… Чёрт возьми, нет!       — Ты не учёл, что я вовсе не хочу быть ведьмой, — просто сказала она, плавно отрывая ногу от земли. — Поэтому я и сбежала. Вот почему твой план не сработает.       Расчётливый, да. Расчётливый взгляд самоубийцы. Вот чего он не учёл.       Девушка не верила в их сделку — её надежды сожрало заживо что-то куда более сильное в ней. Всё это время она шла за ним, чтобы себя убить. ***       Это было, как в подстреленной минуте: кот застыл, туман застыл, и даже лес — застыл, словно умерев вместе с ней. Вот только она не умерла.       Она всё ещё стояла перед кругом, пока всё остальное замерло, игнорируя её, игнорируя то, что стояло напротив неё, в кругу. Ту, что стояла там.       Ну разве не смешно?.. он ведь упоминал, что с ним случилось то же самое. Вот только он в кругу увидел свою копию. А та, что сейчас перед ней стояла, наверное, напоминала Герде саму себя ещё меньше, чем это могла сделать любая другая ведьма.       Именно… ведьма.        Лицо незнакомки было точёным, скуластым, его даже можно было бы назвать красивым, если бы от левой щеки не был грубо оторван значительный шмат, обнажающий зубы и часть левой челюсти. Губ эта дыра не касалась.       Она была в странной, длинной рубахе, доходящей до голеней, но разорванной внизу; светло-русые и прямые волосы доставали до поясницы, но не это бросилось в глаза Герде первым. Посох… посох, что являлся на вид самой обычной чёрной палкой, каких не меряно в лесу — вот только на эту был насажен человеческий череп. С живым, бьющимся в агонии светом в глазницах. Потому она и приняла её за ведьму: кажется, такими был усеян трон Ивы в портале.       Неизвестная слабо усмехнулась.       Теперь, когда она нарочно придвинулась к лунному свету, стало заметно, что контраст красоты и уродства владел не только её лицом. Под лучами тринадцати лун, левая рука ведьмы целиком проявилась рукой скелета с отжившими, странными, чёрными сплетениями жил. Тем страшнее выглядело соприкосновение этого с живой плотью у плеча. Именно в «мёртвой» руке она и держала свой посох.       Герда сделала шаг назад.       Они встретились взглядом. На одну гнетущую, странную, болезненную минуту ей показалось, будто она смотрит на кого-то, кто знает её уже очень давно. Дольше, чем, возможно, кто-либо способен. Больше, чем кто-либо другой.       Взгляд незнакомки был наполнен тем, что ей трудно далось распознать, понять или даже представить: глубокая, безвозмездная нежность. Она чувствовала, нет, — знала — что смотрит на человека, который неистово любит её.       Но как такое возможно?.. И откуда бы этому взяться?       — Кто ты?! — наконец, прокричала Герда, стараясь прорвать толщу застывшего воздуха. Ответ раздался не сразу. Голос девицы искажался зыбучим колдовским туманом:       — Я — та, кто всегда с тобой была, и кто будет. Кто не предаст, когда все предадут. Я та, кто убивала, и будет убивать за тебя, умирала, и будет умирать за тебя. Я… — она прервала саму себя, мрачно подняв холодный, до кошмарного пронзительный взгляд на небо. — Я здесь… чтобы дать тебе то, что ты ищешь.       Герда стояла недолго. Она сорвалась с места, ринулась в круг, как только всё сказанное донеслось до неё и впилось в душу отчаянной хваткой утопающего. Но было уже всё равно слишком поздно. Ведьма подняла посох, и прежде, чем её нога коснулась выжженной земли за гранью круга, издала крик:       — Гольдштадт!       Что бы это слово ни значило, на нём всё и закончилось. Оно унесло её.       Герда упала в пропасть за пределами леса, потеряв из виду кота, поляну, незнакомку, Лысую Гору и всё, что она только знала. Проносясь сквозь деревья, пролетая над бескрайними водами, что превращались под дикими лунами в безжалостный шторм. Всё дальше и дальше, со скоростью света, со скоростью режущей боли…       Она снова была одна. Снова падала в мир неизвестного.       Всё случилось так быстро, как это бывает лишь во снах.       …и только страх овладевал ею до реального медленно.