На свадьбе у смерти

      Гольдштадт. Наверное, это был город. По крайней мере, когда Герда пришла в себя, она уже какое-то время блевала чёрной слизью на брусчатку.       Судя по тому, как тряслось и изнывало её несчастное тело, полёт прекратился так же резко, как и начался. Не оставалось сил даже думать о том, как это вообще случилось.       Девушка знала только одно: минуту назад у неё ещё была надежда на лучшее — отшельник-компаньон, что хоть немного разбирался в ситуации, загадочная ведьма из убивающего круга, в конце концов, даже этот проклятый лес, к которому она успела привыкнуть, пусть и не в лучшем смысле. Теперь же она снова совершенно одна.       Перед тем, как удалось заставить себя подняться, казалось, прошло несколько кошмарных микро-вечностей. Голова гудела и кружилась, в глазах всё плыло, а и без того невесёлые виды застилали черные пятна. Несколько раз после успешных попыток тело падало в прежнюю вязкую лужу.       Но сориентироваться в таком состоянии оказалось ещё тяжелее. Зияющие повсюду квадратные ущелья переулков, ошмётки голосов, раздражающие огни факелов, незнакомые, небезопасные силуэты, крики… За покосившимися крышами сутулых домов на горизонте — ничего и отдалённо похожего на Лысую Гору. Ни намека на заколдованный черный лес.       «Надо взлететь, осмотреться», — усилием воли сдержав в себе преддверие паники, Герда сконцентрировалась на спине. Раньше всё случалось импульсивно, почти моментально, но теперь ожидание явно затянулось: мучительные попытки не приносили результата, а ноги вскоре предательски подкосились, вновь погружая её в лужу.       Некоторое время, лёжа там, она ещё пыталась подняться. От черной слизи смердело мертвечиной, и промелькнувшая мысль о том, что это, возможно, не до конца переваренные тела старушки и девочки, лишь спровоцировала извергаться снова. Страх и вонь были зыбучими до невозможного. Она не заметила, как сзади кто-то подошёл.       — Ох, что за сон, что за сон! — раздался грубый и развратный мужской голос, чей обладатель явно не сознавал, что находится в реальности.       Две волосатые руки обхватили её за талию и подняли, вырывая из трясин смердящей жижи — Герда с хрипом вдохнула свежий воздух: прежний кошмар закончился. Но следующий не заставил себя долго ждать.       — А говорят, в Ведьмину Ночь только ужасы снятся… Брех-ня! — мужчина продолжал сжимать её в руках, с непрозрачной целью пробираясь пальцами к причинным местам. Она не могла в полной мере понять, осознать, что именно он хочет сделать, но предчувствие выражалось куда более доступно: отвращение вмиг перевесило всё, что было до этого. Не успев понять, почему сейчас она предпочла бы вновь очутиться в луже, Герда оказалась развернута к нему лицом.       На вид человек, белокожий, крепкого телосложения, уж точно не колдун, скорее, просто житель города — понадобилась всего секунда, чтобы сопоставить эту информацию с желаниями, что резко распространились телу. Доступная цель, вот, чем он был для неё. Пусть даже сама девушка не отдавала себе отчёт в том, что по-прежнему желает подобного. Что всё ещё способна на такое.       Он что-то достал из штанов. Улыбнулся… Мгновение — и она сорвалась с места, вонзившись в его шею клыкастой пастью, голодной хваткой сжав рухнувший труп. Мужчина успел только охнуть — возможно, не так сладко, как изначально планировал. Кровь обагрила лицо, вздувшиеся вены на шее прекратили пульсировать, взгляд опустел. И всё же, она начала в ту секунду, когда он ещё оставался живым. Горячая, буквально жгучая плоть приятно скользила по горлу, согревая продрогшее тело. Страх покидал её, жизнь обретала силу, а благодатное чувство насыщения по-матерински мягко уносило от гнета горечи и проблем.       Было трудно признать в себе то, что это ощущение, пожалуй, было одним из немногих хороших, известных ей.       За спиной с шумом расправились крылья. Герда закончила, оторвавшись от земли, и постылый город стал стремительно уменьшаться, проносясь под ногами. Он оказался куда огромнее, чем она себе представляла. Наполовину окружённый бескрайним океаном, грязный и голодный по краям, Гольдштадт был невероятно красив и роскошен к центру: позолоченные крыши прихотливых домов, сады и мощёные улочки — сложно было поверить, что это могло так тесно соседствовать с захиревшими хибарами.       «И всё же, я здесь. Зачем? Зачем она отправила меня сюда?..»       Облик загадочной ведьмы вспышкой мелькнул в памяти. Девушка вздрогнула, прикусив губу — при мысли о ней внутри всегда возникало странное горькое чувство. Может, она и была тем близким человеком из прежней жизни? В любом случае, этого не вспомнить. Вдобавок, вся эта нелепость с тем чертовым кругом…       Герда опустила взгляд: фигурки людей внизу казались призрачными, почти неуловимыми, и она быстро теряла их из виду, почти сразу сбиваясь со следа. Исчезая в одних местах, появляясь в других, они рыдали, прятались, меняли форму, будто и сами до конца не были людьми. Тринадцать лун зияли в небе неподвижно. Ночь кошмаров, что рвёт, ткань реальности… возможно, всё дело в этом?       Возможно, всё это — один большой, затянувшийся кошмар. ***       Раздался пронзительный шёпот. Строчки, в чём-то схожие с песней, но произносимые едва ли нараспев, донеслись откуда-то снизу, и в то же время, прозвучали прямо в её голове. Не клянись, будто жизнь — твоя мать… До неё ты был мёртв, до неё — был не с ней, когда время придёт — ох, не ей!.. возвращаться тебя забирать.       Она не могла поверить, не сразу поняла, что действительно сейчас это слышит. Среагировав быстрее, тело стрелой отшвырнуло её к церкви: и верно — на плоской крыше колокольни сидела та, что издала этот зов. Всё та же Друи. Она напыщенно улыбалась.        Тощие серые плечи, мужские штаны на тонких ногах, знакомый демонический взгляд. Сложно сказать, почему её внезапное появление вызвало в Герде так много радости.       — Работает всё так же безотказно, а?.. — хмыкнула она, когда девушка приземлилась рядом. — Честно говоря, мне не верилось, что ты и впрямь добралась сюда. Когда Ива сказала, что чувствует тебя здесь, я подумала, она наконец-то спятила…       Герда слабо усмехнулась, невольно коснувшись рукой собеседницы. Навязчивый страх, что она может так же резко исчезнуть, как та ведьма из круга или кот, преследовал её, не давая сосредоточиться. Но Друи, похоже, пока не собиралась пропадать.       — Перемещаться по Рваной ночи могут только сформировавшиеся ведьмы, — продолжила она. — И я даже не буду спрашивать, кто тебе так помог… Вопрос в другом. Как тебе удалось вспомнить родной город?       Сердце застыло. Внутри будто что-то щёлкнуло, и Герда побледнела с этим щелчком: она медленно перевела взгляд, уставившись в глаза серокожей, словно пытаясь прочесть там подвох. Но его не было.       — Родной город?..       — Да ты, верно, шутишь! — Друи оскалилась, внимательно проследив её реакцию, и удивлённо округлив глаза. — Хочешь сказать, это была случайность? Слушай, не знаю, как тебе удалось всё провернуть, но Гольдштадт — не самый лёгкий для перемещения город. И если только ты не уламывала каждую встречную ведьму, то…        — Случайность, — сцепив зубы, отрезала та.       В голове и груди всё бурлило, догадки мешались в один сплошной ком. Нельзя выдавать незнакомку из круга — вот единственное, к чему Герда успела прийти. Ведьмы, видно, жестоко наказывают за нарушение правил. Вспомнить хотя бы того бедолагу-кота… нельзя, чтобы что-то подобное случилось и с ней. А перемещение сбежавшей с ритуала в родной город — такое звучит как раз как серьёзное нарушение.       — Я убила человека, — сразу добавила она, в надежде свести тему. Это было первым, что пришло на ум. — Хотя он помог мне встать.       — О, да, я видела, — прыснула Друи, — как он тебе «помог». Даже жаль, что потом проснётся… и не смотри так, ты справилась с ним быстрее. Я тогда только успела тебя найти.       Но Герду смутило не это: — Проснётся?.. — она совсем потеряла нить адекватности, пытаясь разобраться во всей этой суматохе, и с каждым разом убеждаясь, что всё становится ещё хуже, чем больше она узнаёт.       Серолицая вновь улыбнулась, обнажая ряд острых зубов. Подняв руку к небу, она словно провела ею под каждой из лун, свет от которых здесь, наверху, был довольно резким. Герда могла отчётливо видеть даже контуры её волосков — каждый из них оказался толщиной с небольшую косичку.       — Ночь кошмаров, — напомнила та. — Реальна для нас, нереальна для них. Все существа, кроме проклятых, непробудно спят этой ночью, а их души бродят, видя страшные сны. Неважно, сколько раз ты будешь убивать их, и как. Солнце взойдёт — они проснутся, а всё наваждение Ночи — умрёт. Ива создала её, чтобы поддерживать в себе жизнь, пусть и не ту, что зависит от сердца. Она открыла ритуал, стала первой ведьмой, от неё пошли все остальные. Так что Рваная ночь абсолютно безвредна для ведьм: она их порождает, защищает, развлекает… словно детская колыбелька. Да и что может быть прекраснее времени, когда всё живое спит? Так скажи мне, с какой тогда глупости… выпрыгивать из своей колыбельки посреди ночи?       Герда будто очнулась от транса. Серые на чёрных белках глаза вновь смотрели внутрь неё — и теперь с неприятным укором. Очевидно, так Друи задала вопрос о причине побега.       Она не спешила ей отвечать.       Ну да, конечно, «безвредная колыбелька»… вот только в лесах этой Ночи скрыты круги, способные убить ведьм за милую душу. Герда не была уверена в том, что Друи об этом знает.       — Ты не ведьма, — снова ловко свела тему она, — верно? На твоём теле совсем нет знаков, и… И, тем не менее, ты не спишь.       Серая покачала головой, поднимаясь с места, будто разочаровываясь от уклончивости Герды.        — Верно, — тем не менее, ответила она, уже куда менее охотно. — Из всех рас, ведьмами могут становиться лишь люди. Ива воспитала меня, и потому впускает в Рваную ночь. Хотя, знаешь… я бы стала ею, будь у меня такая возможность.       Девушка поднялась вслед за ней, не собираясь упускать из виду. Сейчас Друи выглядела отчуждённой, практически мрачной, словно вспомнила нечто мучительное.       — Как думаешь?.. — медленно протянула она, теперь стоя прямо напротив, и неожиданно коснувшись рукой между грудей очеловечившейся Герды. — Мне бы пошёл такой знак?       Герда вдохнула, не выдохнув обратно.       Она предпочла бы и вовсе не дышать больше — никогда, какая бы сила ни держала её здесь живой. Смешно…       Удивительно, насколько легко не заметить то, во что не хочешь верить, чего не хочешь даже предполагать. Скрывался ли этот знак под перьями, когда она меняла форму? Зиял ли у всех на виду — на ритуале, при встрече с котом, с ведьмой, перед глазами убитого ею мужчины? Это больше не имело значения. Ничего теперь его не имело. Единственное, чем она дорожила: надежда на свою способность любить, забытую, но всё ещё крепкую близость — всё оказалось фантазией, нелепой выдумкой. Неправдой.       Девушка прикусила губу, канув в ощущение крови.       Под тонкими пальцами Друи вырисовывалась змея, приклонившая свою черную голову возле сердца.       «Ненависть к близкому человеку».       В небе раздался оглушительный звон колокола. ***       Наверное, Герда потеряла сознание, потому как, очнувшись, обнаружила себя уже на руках у Друи. Голова располагалась на её коленях, тело лежало на кровати — видимо, теперь они были в каком-то помещении. Перед глазами нависали резные своды узорчатого потолка.       — О, ты очнулась, — на этот раз как-то особенно мягко отозвалась та, проводя рукой по её волосам. — Кажется, у тебя был болезненный приступ.       — Я… — Герда не договорила, почувствовав, как искусанные губы неестественно задрожали. Из глаз полилось что-то мокрое. — Я… я действительно…       — Убила своего любимого человека? — безжалостно выдала та, нахмурившись. — Да. Да, ты это сделала. И это то, почему я здесь, то, почему ты мне нравишься — ты сделала это, Герда. Так поступают немногие.       — Нем-многие?!. — должно было звучать громко, но из горла вырывалось лишь беспомощное шипение. — Ну ещё бы! Немногие!..        Девушка рыдала — это было сложно скрыть, это было невозможно сдержать:       — Немногие твари так поступают!.. Чёрт. Немногие, бесчеловечные твари…       Друи криво усмехнулась, всё так же пропуская её волосы сквозь пальцы. Она помолчала, будто давая Герде время ещё пошипеть, а затем собралась с мыслями, неожиданно бросив:       — Хочешь, я расскажу тебе сказку?       Это подействовало: девушка сбилась с толку, несколько затихнув, переведя на неё недоумённый взгляд. Но, всё же, она не могла уйти от своих мыслей далеко.       — Ту, что про голодранку с окраин премерзкого города? Что убивает направо-налево любящих её людей? Лучше расскажи мне, как сгнил её труп.       Друи закрыла глаза, всё так же спокойно улыбаясь:       — Это сказка… про принцессу Гольдштадта.       Герда растерянно замолчала. Воцарилась гнетущая тишина.       — Принцессу, что была красивой баснословно — но такой гордой, что не позволяла принцам овладеть собой. Нет… она не знала ни забот, ни бед измученных голодранок. В роскоши и достатке, окруженная благоговением к себе, как к единственной законной наследнице престола, жила она капризно. Дочь женщины, что считалась красивейшим человеком на земле, мужчины, что был способен объединять своим словом народы. Образована, умна, — и что могло пойти не так?.. — Друи шутливо склонила голову. — Что ж, думаю, когда мать умерла при родах, а девочку отдали кормилице, им стоило распознать, что она была ворожеей. Может, именно её дурные песни привели тогда к тому, что теперь мне нечего рассказать про труп принцессы? Ведь он не сгнил.       Она прервалась, ловко поднявшись. Девушке не оставалось ничего, кроме как последовать её примеру. В окна просторной комнаты врывался лёгкий ветерок, но он не был способен рассеять тяжесть, повисшую в воздухе.       — Наверное, ты уже догадалась. Ты… да, всё верно. Герда — так её звали. Ты и есть её труп.        Холод пронзил мысли Герды — не тот холод, что можно назвать равнодушным, бесчувственным, скорее тот, что беспощаден настолько, что сжигает всё изнутри, будто пламя. Вот, кто она на самом деле. Жестокая, беспринципная принцесса кровожадного города. И почему Друи это так восхищает? А ведь она ещё и близко не рассказала всей "сказки": ни о том, как принцесса станцевала, ни о том, кого она этим хотела убить. Просто тошнотворно было представить, на что может быть способен такой человек. Герда не была уверена, что хотела вообще знать об этом.       С другой стороны, всё и правда звучало, как легенда — но не потому, что девушка в неё не поверила. Скорее потому, что этого с ней никогда не происходило в реальности. Ни намёка, ни малейшего отзвука в памяти не было о роскошной жизни и о принцах с принцессами. Никакого отца, никакой кормилицы-ворожеи. Ничего. Так разве можно тогда утверждать, что это была она, пусть даже та девушка жила в её теле, и станцевала треклятый танец в надежде кого-то убить, принести вневременную боль? Ведь Герда бы так не поступила.       «Я бы так не поступила, — убеждала она саму себя. — Это была не я».       — Та Герда умерла, — невольно сорвалось с её губ, и она посмотрела на Друи с упрёком. — Не стоило давать мне её имя.       Серокожая завела руки за спину, затем достав из-за пояса ритуальный кинжал. Кажется, таким же Ива проткнула себя, чтобы вызвать Рваную ночь — но как он мог оказаться здесь?       — Ты знаешь не всё, — коротко ответила она. — Я покажу тебе. Если всё получится, мы вернёмся на гору, и ты выберешь себе другое имя. И станешь ведьмой.       — Но я не хочу ей быть.       — Знаю, — резко перебила та. — И ты не должна быть. Ты сбежала: такое не прощают. У нас не так много времени, просто знай — всё, что я сейчас делаю, я делаю из уважения к Герде, про которую рассказала. Я изучила истории каждой из станцевавших, что присутствовали на ритуале, и я выбрала тебя. Сознательно. Я покажу тебе… каким был этот танец. Покажу, какой была та, от чьего имени ты отрекаешься.       Друи крепко взяла её за руку, уводя за собой по коридору в некий просторный зал.       — Считай, тебе до безумия повезло, — уже гораздо тише добавила она по дороге, так что Герда едва это расслышала, — что она и я оказались настолько похожи. Что её и мои тяжёлые решения подарили нам настолько одинаковую боль.