На свадьбе у смерти

      Перед ними предстал холл, едва ли уступавший размером небольшой городской площади. Потолки были всё такими же вычурными, а между ними и бархатным покрытием пола то и дело высились равномерные столбы. Огромные окна зала, украшенные разноцветными витражами, отбрасывали свет на бесчисленные столы и лавки. Подмостки, что возвышались по центру, выделяли статую целующейся пары из чистого золота и стойки с вышитыми платками в непонятных орнаментированных узорах. Красиво, чисто — всё это не предполагало тех до жути странных эмоций, что внезапно охватили Герду.       Страх… глубже, чем страх. Хуже, чем всё, что она когда-либо способна была назвать страхом, всё, что до сих пор могло до неё добраться — каждая частичка этого места была пропитана им. Роскошный изысканный зал, ласковый свет из окон, лениво кружащиеся пылинки. Всё.       — Боишься?.. — Друи опустила взгляд на её дрожащие колени, — значит, помнишь. Как я и думала, впрочем.       — Я ведь не могу помнить, — нервно усмехнулась та, еле слышно вдохнув, в попытках сдержать необъяснимую панику. — Да и что…       — Не ты, — серая отвернулась, разглядывая просторный зал. — Твоя ненависть.       Она сделала шаг вперёд, затем развернувшись к Герде лицом, и взяла её за руку — касание показалось обжигающим, настолько ледяным от страха стало тело.       — Ненависть помнит — она всегда помнит, Герда. Злость и обида, ярость и гнев — способны забыть. Но только не настоящая глубокая ненависть.        Девушка медленно подняла взгляд на Друи: мрачные глаза проникали в неё всё с тем же жутким ощущением, будто серая видит больше, чем можно увидеть. Словно, смотрит не в лицо, а прямо в мысли Герды, и не на тело, а на неё саму.       — Бред… — упрямо хмыкнула она, но резкая боль прервала всё желание спорить. Друи прошлась по её ладони ритуальным кинжалом, затем махнув им же в воздухе — девушка не успела даже вскрикнуть, как её оглушил раздирающий треск. Перед ними возникла дыра, вырезанная и теперь словно повисшая в пространстве, зияя чёрной кляксой посреди безмятежной картины зала. Но, что более странно, Герда невольно поймала себя на том, что сам зал по-прежнему пугает её сильнее.       — Ночь, что рвёт ткань реальности, зияет вне времени… — пробормотала Друи, глядя прямо в эту черноту. — Хранит неизменно истину крови детей своих, — она обернулась, безжалостно сжав её раненую руку. — Нам пора, держись крепко.       Они шагнули в бездну, и та мгновенно окунула их во мрак, холод которого сковал пространство. ***       — Ваше высочество, да что с вами сегодня? Вы же принцесса!.. Юным девицам не пристало себя так вести!       Герда вздрогнула, окинув взглядом зал: он был практически прежним — свет всё так же проникал сквозь разноцветные витражи, а в воздухе царила блаженная сонливость, за исключением нескольких назойливых голосов.       — Узнаёшь? — шепнула ей Друи, указывая на маленькую, до приторности прелестную девчонку. Та сидела неподалёку, назло няньке размахивая ногами так, что они колотили по столу, откуда с шумом падали тарелки. Судя по разложенным вокруг тканям, а так же выпавшим из деревянных посудин клубкам нитей, это был некий урок вышивания. Большую часть стола занимала обычная, большая и довольно длинная рубаха.       — Я позволю себе напомнить, — строго продолжила нянечка, — что это не просто шитьё, это — ваш будущий свадебный наряд! Или вам неизвестно, что девочки шьют его с пятилетнего возраста? Так пусть юную миледи не смущает вид грубой крестьянской одежды, вместо пышного платья — таков обычай, мы все равны перед лицом замужества. Что принцессочки, что крестьянки, прошу заметить! Рубаха для всех едина. Различен лишь орнамент — а потому вышить его с достоинством ваш долг и…       — Бе-бе-болг, — перекривила её малышка, кисло скривившись и снова бахнув по столу ногой, — не хочу! Не хочу рубаху, замуж тоже не-хо-чу! Почему принцы не шьют? Леон мне говорил…       — Его высочество юный Леон, — напряжённо перебила её та, — ещё так же юн, как вы сами! Миледи, прислушивайтесь к старшим… Не муж во имя жены должен шить наряды, но жена преподносит себя мужу. Это есть и великий дар, и жертва каждой женщины — целиком и полностью вверить себя мужчине. Потому-то в брачную ночь именно он разорвет на вас то, что вы шили для него с малых лет и до свадьбы…       — Он разорвёт?! Он?! То, что я шила?..       — Герда, нам пора, — тем временем, шепнула спутнице Друи, потянув её обратно. — Нет смысла здесь задерживаться, Ночь не будет длиться вечно. Но Герда нарочно шла медленно, в надежде дослушать, чем кончится бунт малютки-принцессы.       — Не он, а я! Я порву! Да я сама порву, сама! — завизжала та настолько пронзительно, что няньки замерли от испуга. Следом, этот маленький дьяволёнок залез на стол и — рвак! — подолы свадебной рубахи украсила дыра с её передней стороны. ***        Следующее видение, ради которого вновь пришлось обагрить кинжал, отличалось не слишком. Тот же зал, та же девчонка, разве что теперь её слуг рядом не было. Ночная темнота за окнами, казалось, проникала сквозь них точно так же, как днём это делал свет, и пламя свечей не могло сдержать её полностью. Может быть, поэтому Герда не сразу поняла, что принцесса находится здесь не одна.       — Папа сказал, я так и буду на свадьбе в рваной рубахе… будто мне мало того, что Леон, в отличие от меня, не шьёт ничего.       Они сидели за тем же столом: миледи и фигура в тёмном балахоне, которой, судя по тону ребёнка, она доверяла.       — Сказал, это традиции… пф. Ещё что-то про ответственность и всякое такое. А потом… потом он сказал, что я буду подчиняться Леону, рожу ему детей и…       Глаза девочки тревожно блеснули в свете тусклых настольных свечей. Одну из них она нервно ковыряла пальцем.       — Но я не хочу! Не хочу, понимаешь?.. Не хочу быть…       — Женой Леона? — голос немолодой женщины оказался мягким, до боли родным и в то же время совершенно не знакомым Герде. Она затаила вдох.       — Женой кого угодно, — ответила юная принцесса, доверчиво протянув к фигуре свою маленькую руку. — Только ты меня понимаешь… Они меня не слушают, совсем. Никто из них… никто.       Герда не была до конца уверена, как должны плакать дети. После громкой сцены с няньками ей определённо не казалось, что это может происходить настолько тихо, обречённо и подавленно — как это происходило сейчас.       — Спой мне… ту песню, — прошептала принцесса, выходя из-за стола и садясь на колени к женщине, капюшон которой невольно откинулся. Как и голос, лицо не показалось знакомым взрослой Герде, однако ощущение чего-то далёкого и родного преследовало мысли, вызывая болезненную тревогу. Возможно, это была кормилица. Во всяком случае, не та ведьма из круга — в их внешности вообще ничего общего не было, и всё же… Это лицо.       Неизвестная, по-матерински нежно обняв девчонку, начала негромко бормотать уже знакомые слова. Свет свечи бросал на их силуэт дрожащие блики, неровно мерцая на мокрых щеках заплаканного ребёнка.       «Неужели я убила её затем? Эту милую старушку?..» — на душе становилось всё более постыло, чем дольше они тут находились, и эта странная картина из доверия и отчаяния вселяла в Герду горечь. Хоть и не вызвала прямых воспоминаний.       — Смерть смеётся всем смертным в лицо, ведь сегодня она…       — Идём отсюда, — девушка развернулась, на этот раз сама схватив Друи, и выйдя с ней обратно через разрез.       Прежде чем перейти к следующему такому видению она отступила, не дав ей коснуться кинжалом руки.       — Зачем показывать мне это?.. Я не должна знать. Я…       — Думаешь, ты убила свою кормилицу? — негромко перебила её та: Герда замерла, невольно содрогнувшись. — Не бойся. Не убивала. Просто я подумала, ты захочешь увидеть что-то такое, ну, тёплое, прежде, чем… увидишь всё остальное.       В грудь камнем скользнуло паскудное предчувствие, но она не стала с ней спорить. Тот странный ребёнок, одинокая строптивая девчонка… убийца, что заключила Герду в этих кошмарах, выросла именно из неё. Чёрт знает, что в подобном могло быть действительно тёплого.       Следующую дыру они проделали ближе к центру зала. ***       На этот раз принцесса заметно изменилась. Она подросла, на вид лет до тринадцати, и сейчас сидела за столом в окружении учебников и старых свитков. Солнце всё так же освещало зал и столы, теперь украшенные цветами, а перед ней стоял изысканно одетый мужчина, с долей учительского скепсиса просматривающий записи.       — Итак, ваше высочество, если позволите… прошу поведать мне изученное о расах гоминидов.       — Как вам будет угодно, — спокойно ответила та. — Гоминидами называют три разумные расы: среди них Друи, Джендаро, а так же Хуманос, что значит «люди». Друи, однако, классифицируют людей как «Веман», насколько свидетельствуют новейшие источники. Как мне удалось выяснить, это связано именно со словом «женщина», и тем, что у Друи матриархат. Смею заметить, всемирно известно, что они наиболее древняя и непобедимая из рас, так что людям есть чему…       — Не отвлекайтесь, — резко перебил её тот. — Не стоит проецировать на людей извращённые традиции Друи. Их обращение со своими мужчинами глубоко ненормально.       －Как вам будет угодно, — уже заметно прохладнее отозвалась та. — В любом случае… наиболее весомым различием между гоминидами считается их способность к магии. Так, люди могут обучаться магическим техникам, а Джендаро с рождения обладают первозданной, недоступной людям магической силой — в то время, как Друи свободно владеют и тем и другим. Своё могущество наиболее полно они проявили во время Великой межрасовой войны, обернувшейся для человечества катастрофическими потерями. И вот что говорят об этом древние хроники…       Принцесса ловко развернула один из подготовленных свитков, уверенно зачитав старый текст:        «… тогда те, что были известны — Снежные Друи, белокожие и беловолосые не по-людски, как снег, в снегах же и на ледниках живущие; те, что считались сильными, что к людям были злы и вдалеке от них держались, связей не принимая — те показались тот час слабыми и добродушными, когда ОНИ пришли в мир. И боялись люди, что Великое Пророчество сбылось, настолько чудовищны их деянья были, ибо никто не знал, откуда [они] пришли, и когда на свет появились, что раньше их никто не видел в мире. И как Великое Пророчество говорило, была их кожа серой, а волос не было нигде, ибо то, что на голове выглядело как волосы, выделяло слизь и кровь, когда [это] резали. Глаза же их были, как у Снежных братьев их, язык [общения] тоже — и таким образом поняли [люди], что они Друи. Разум же и внешняя форма их были, как и у всех [гоминидов]. Однако имели они и то, чего у других не было — великую полубогиню, сверх-Друи, что магию источала невиданную и разрушительную — её же они называли «Девой», и повиновались [ей]. Никого не щадили безумные [Друи], убивали же всех без разбору, и пленных не брали, и так поняли [люди], что не за богатством те пришли, а только уничтожить человечество. Снежных же братьев и сестёр своих они до поры не трогали. Во времена эти ужасные не деревни горели, но города великие и всё окружение их, и так несколько народов [человеческих] полегло».        Девушка прервалась, взглянув на учителя с ощутимой долей необъяснимого азарта.       — Забегая вперёд, я нахожу забавным, что от полного уничтожения людей спас попросту другой вид Друи. Конечно, объединённые силы с бывшими врагами — Джендаро — некоторое время удерживали позиции, но я лично считаю роль Снежных в этой войне определяющей. Всё же, до их прямого вмешательства битвы скорее походили на…       — Достаточно, — снова резко прервал её мужчина. — Ваше восхищение Друи не может не вызвать моего глубочайшего беспокойства, миледи. Как можно упиваться беспощадным, зверским уничтожением своих же предков?       Он поправил очки, укоризненно сверив принцессу взглядом:       — Смею заметить, в своих девичьих фантазиях о матриархате Друи, вы совершенно забываете о том, что все они — воины, и притом весьма жестокие. Должно заметить, что, как девушке на выданье, вам вряд ли бы хотелось по велению некой «Девы» идти на убой в кровавые битвы — а ведь Друи именно так и поступают. Во время великой межрасовой войны среди них не было замечено ни одного мужчины! И вас это не толкнуло на мысли?.. Будь вы Друи, вы бы не сохранили свою благородную красоту — в первой же драке вам бы вышибли зуб и подбили нос! Так они обращаются со своими женщинами. У нас же, вы можете спать спокойно, пока сильная часть человечества сражается, а прекрасная — лишь обеспечивает продолжение рода и быт. Вам же не нужно даже второго…       — Вы переходите на личности, — сощурилась девушка, и в её голосе вновь проявилась строптивость. — А раз так, я велю вас высечь!       — Что?.. нет! П-погодите… — бедняга растерянно и судорожно поправил очки, пытаясь собраться. — Прошу вас, это просто…       — Моя госпожа! — служанка, что неожиданно вбежала в зал, казалось, была напугана ничуть не меньше. — Моя госпожа, свадьбу с Леоном отменили! На земли его высочества…       — Напали? — надменно фыркнула та. — Уже в который раз.       — Не люди, ваше высочество… Джендаро. Они захватили его замок. ***       — Не особенно запоминай всю эту чушь, — тихо фыркнула Друи, в очередной раз надрезая ей ладонь. Герда наблюдала за этим почти безразлично. — Когда речь идёт об истории, люди всегда чего-то не понимают. И тем более в Великой межрасовой…       — Вот как, — скользнув к ней взглядом, та неожиданно грубо забрала кинжал, — но я достаточно поняла. Хватило, чтобы связать твой интерес ко мне с её восхищением твоей расой.       Друи не успела возразить — Герда не стала давать ей слова:       — Стеснялась признать? Не отрицай — серокожие воительницы, жестокие и властные — ей это нравилось, пожалуй, что да. Но я — не она. Больше нет, — девушка издала невесёлый смешок. — Станешь пробовать оправдаться? Убеждать, что война шла не с целью уничтожить человечество?.. незачем, это ясно. Как и то, почему ты дала её имя мне, как то, почему помогаешь.       — Не-а, — Друи невозмутимо пожала плечами. — Ничего тебе не ясно.       Она помолчала, многозначительно переведя взгляд с отобранного ножа на лицо девушки, и затем спокойно прошла мимо, словно собираясь открыть проход без него. Герда стиснула зубы, стараясь не выдать своего раздражения.       — Ты ошибаешься трижды, — бесстрастно продолжила та. — Во-первых, именно такой и была цель. Уничтожение человечества. И раз уж на то пошло — нет, я не считаю это жестоким, и оправдываться за своих предков не стану. Во-вторых, я помогаю не потому, что ты восхищалась Друи в жизни, которую даже не помнишь. Ты ни тогда, ни сейчас, ничего стоящего не знаешь о них, — мгновением, в её голосе отчетливо прозвучала угроза, — и советую тебе никогда не допускать мысли, что знаешь. Ну и в-третьих…       Серая остановилась, развернувшись к Герде и теперь встретив её действительно странным взглядом.       — … ты — она. В том, или ином смысле. Да, пусть больше не принцесса и не человек в привычном виде, пусть даже в твоей памяти и правда ничего не осталось от прежней Герды. Пускай…       — Хватит, — девушка закрыла глаза, невольно сжав в дрожащей руке кинжал. Ей хотелось спросить столько, так многое хотелось сейчас сказать, что с губ предательски ничего не срывалось. Так что, когда вопрос всё же прозвучал, она не сразу узнала в нём собственный охрипший голос.— Зачем мы здесь? Я не хочу это видеть.       — Видеть что?       Паршивый звук продолжал дрожать, выдавая подлинную глубину её страха — Герду доводило то, как жалко и беспомощно всё это звучит. Говорить было необыкновенно тяжело.       — Не хочу видеть… как человек, которого я любила, умрёт. Умрёт в муках, по прихоти избалованной принцессы.       — По твоей прихоти.       — Нет!       Друи криво усмехнулась, вновь пожав плечами. Что-то в её лице изменилось, но девушка не успела выяснить что — едва открытые глаза накрыло мокрой пеленой.       — Ну, раз уж ты так уверена… что ж. Был у нас отшельник с формой в виде двухголового кота: хитрый, интеллигентный — он тоже был уверен, что знает, кто он. Воображал, будто чувствует, что аристократ, хотел узнать свое《настоящее》имя. Всем вам не нравится быть безымянными, правда? Он, и другие, как он, пустились на поиски своего прошлого — классическая ошибка новичков в чете проклятых. Но эти не были новичками. А потому всё узнали. И никто из них не остался прежнего мнения о себе, многих это подкосило, а наш кот… что ж, его именем было «Урод». Он с рождения был двухголовым, еще когда был человеком — видимо, должны были родиться близнецы, или что-то в этом духе… В общем, выступал в цирке уродов. У него не то, что звания, так даже и нормального имени никогда не было. А ведь он был так уверен, уверен… ну прямо, как ты. Как все вы, глупцы, приукрашивающие свои личности.       Герда протерла глаза, растерянно подняв их на собеседницу. На этот раз Друи на неё не смотрела.       — Хочешь знать, зачем мы здесь? Потому что я не хочу на одну такую чертову историю больше. Довольно, достаточно их, этих разбитых грёз о прежней жизни. Вот кинжал, твоя кровь и твое прошлое — хочешь — иди, узнай, зачем ты это сделала, а хочешь мечтать и воображать о себе — возвращайся в лес.       Гнетущее молчание заполнило расстояние между ними. Холод темнеющего зала неумолимо пронизывал тело, растекаясь по коже. За окнами стремительно тускнел лунный свет, тщетно пытаясь пробиться сквозь будто бы огрубевшие стёкла — Рваная Ночь подходила к концу.       Девушка опустила взгляд на ладонь. Неестественно темная кровь стекала с пальцев, безучастно падая на пол, и пусть после каждого такого видения рана затягивалась, тем больнее было открывать её снова.       «Плевать. Плевать, к чёрту это всё…»       — Не оставляй меня одну, — коротко отозвалась она, безжалостно окуная кинжал в рану. Затем рассекла в воздухе дыру, и вошла внутрь, не дожидаясь ответа. ***       Это снова был тот самый зал и та же принцесса — даже лунный свет за окном не слишком отличался от привычного. Но что-то было не так. Совсем, совсем не так, как раньше.       — Скажи, ты ведь любишь меня? — они стояли прямо возле окна, растрепанные и запыхавшиеся, застывшие в странной позе, бесконечно далёкой от дружеской. Свечей в зале не было, как не было и людей — ни слуг, ни кого-нибудь из вельмож… никого, кроме этих двоих. — Прошу тебя, ответь мне честно.       В полумраке Герде сложно было разглядеть их лица. Хотя голос, безусловно, она узнала — по какой-то причине именно в этом видении он уже воспринимался ею, как собственный. Помедлив, решилась подойти ближе.       — Ваше высочество… вы…       — Герда. Называй меня Гердой.       — Герда… Я никого ещё так не любила, Герда. Никогда, — девчонка, на вид ровесница юной принцессы, стояла справа от неё, с трудом переводя дыхание. Чёрные взъерошенные волосы хаотично спадали на её полуобнажённые плечи, большие глаза блестели от влаги — она казалась фантазией. Невысокая, милая… невозможно было объяснить, как такой вид мог вызвать столько отвращения. Реальной Герде было тяжело смотреть на её лицо. Но юная едва ли была способна от него оторваться:       — Правда?.. — принцесса замерла, затряслась в немых попытках сдержать слёзы — жутких достаточно, чтобы не назвать их детскими.       — Правда. Но вскоре вы станете невестой, и…       — Нет, — она всё так же судорожно и грубо прижала её. — Нет, не думай об этом… не сейчас. Вот увидишь — я не дам, не позволю им отнять тебя…        Они обе замолчали на какое-то зверски мучительное мгновение. Герда не смогла пересилить ужас, с которым к ней пришло значение этой тишины: не счастьем были вызваны слёзы принцессы. И не одна только радость пришла вслед за этим признанием — две юные девушки, одна из которых сосватана… ведь такие истории не кончаются радостно. Это было не счастье. Это был приговор.       — Я всего лишь служанка, — тихо всхлипнула та.       — А я наследница престола, — сорвалась глухая усмешка в ответ. — Не бойся… всё будет, как я скажу.       Две тонкие, одинокие фигурки посреди бездушно огромного зала. Мерцание золотой статуи в его глубине, отразившей случайный луч; сверкнувшие в нём неподвижные лица мужчины и женщины, слитые в поцелуе. Назидательный символ брака.       — Всё будет, как скажет ваш муж.       Повисло молчание, наследница медленно отпустила подругу. Спокойно и уверенно прошла мимо Герды к столу.       — Тогда нам повезло, что мой муж — Леон, — наконец, с усилием выдохнула она, — он неглуп, и мы ладим, с ним можно договориться. Он знает. Знает, что я не желаю мужчин. И если я не стану приносить потомство, если попрошу его лечь с другой женщиной и притворюсь, что «родила» их ребёнка — что думаешь?.. А затем просто «умру» от родов. И мы с тобой убежим…       — Не выйдет.       Служанка вздохнула, поправив одежду. Обречённо прикрыла нагие плечи, смерив принцессу взглядом, лишённым подобных фантазий:       — Леон не откажется от законного наследника, и не вам приказывать, с кем ему «лечь». А для такого побега нужны друзья, неподкупные друзья — у нас их нет.       — Ошибаешься. Моя кормилица…       — Всего лишь кормилица.       — Ошибаешься.       Девчонка с вопросом подняла взгляд на принцессу. Герда так и не смогла до конца понять, почему эти лицо и голос, эти действительно прекрасные темные глаза и милые растрепанные кучеряшки вызывают в ней сейчас так много злобы и отторжения.       — Шима — ворожея, — наконец выдохнула наследница. — Она может помочь. То, что между ней и мной — больше, чем нежность няни и ребёнка, больше, чем просто доверие… она поможет, я не сомневаюсь.       Служанка побледнела, сделав шаг назад.       — Ты веришь ворожее… нельзя. Нельзя верить ворожеям, — словно заклинанием слетело с её губ, и девушка прижалась к ним ладонью. — Они служат смерти. Поют эти страшные песни…       — Пусть так, — беспечно усмехнулась та, — но связь двух женщин не осуждают. Ты ведь понимаешь…       Она помолчала.       — Ты ведь понимаешь, — произнесла уже тише. — Нам никто другой не поможет.        В коридоре послышался стук громоздких шагов. Прежде, чем Герда поняла, что случилось, обе девушки кинулись под стол, едва успев скрыться — в зал зашло двое мужчин.       — Значит, это правда? — раздался властный голос.       — Правда, ваше величество. Принц Леон мёртв. Сегодня ночью прилетел ворон…       Они подошли к столу. Император и его советник, судя по убранству — наверняка Герда прожила под их владычеством всю свою жизнь. Теперь эти лица казались чужими.       — Их стая прошла по Торготону. Раньше всегда нападали с восточной стороны, с перешейка Рабовладельцев и окрестных земель племянника его высочества: там равнины, пастбища… разворовывали деревни, не более. Никогда не добирались до замка. Но теперь…       Мужчина развернул карту на столе, педантично приструнив её утяжелителями. Зажёг фонарь.        － ...теперь они прошли по Торготону.       — Едва ли, — отрезал правитель. — Торготон — зыбучие пески с торчащими скалами. В это время года там гниёт зеленый дым¹. Их волки подохли бы в газах прежде, чем доползти до оползней. Ни одна организованная армия, а уж тем более стая озверевших Джендаро там не пройдёт.       — Они прошли, — настоял на своём советник. — И не одна стая, а четыре. Наши люди это подтверждают: тьма всадников подошла к границам империи со стороны глухих порталов, ведущих только из Торготона и в Торготон. Они из них выходили, это видели — никто не знал, что эти пути вообще ещё работают. Их должно было давно занести песком.       — Ближе к делу.       — Они не нападали на империю, как вы знаете. Прошли мимо, вдоль границ — хотя с таким численным преимуществом могли напасть. Наши сведущие люди сомневаются в словах очевидцев, что это были четыре разные стаи. Как известно, все основные стаи Джендаро враждуют между собой и в последний раз объединялись во время Великой Межрасовой войны против Друи. Но это не самое странное…       — Да. Ты уже говорил, что их вожак публично поддерживает империю, атакуя лишь наших врагов, и что это — самое странное, — монарх устало потёр переносицу. — После нападения на земли Леона, ни о каких симпатиях и речи быть не может.       — И тем не менее, ваше величество. Он считает себя Вардоу — полузверем из легенд, что возглавляли Джендаро в той войне. Говорит, его миссия — вновь объединиться с людьми перед вторым нашествием серых Друи, о котором сказано в пророчестве. Очевидно, убийство Леона совершено для этой цели. Так он притязает на руку вашей дочери, как наследницы величайшей империи людей — об этом упоминалось и в посланиях. Как и о том, что он планирует доказать свою преданность империи последующим участием в её войне. Желает свадьбы по нашим обычаям, и первой ночи — по своим.       Воцарилась абсолютная тишина. Император не выглядел даже слегка удивлённым, только сжав руку на ремне.        «Он ведь мой отец, — так же равнодушно подумала Герда, наблюдая за этим. — Был им, когда-то. Быть может, его мне хотелось убить?.. За то, как спокойно он дышит сейчас».       — Я выбрал Леона, — наконец, откашлялся правитель, — потому что это был парень необычайной хитрости и ума. Думал, он всегда выкрутится, если ситуация будет сложной. Таких людей и называют настоящими аристократами. Это больше, чем грубая сила.       — Всё верно, ваше величество! — тяжко вздохнул советник. — Жаль принца…       — Нет, — неожиданно заключил тот. — Я ошибался в нём. Он не выкрутился, и сила взяла над ним верх. Он погиб, потому что этот… Вардоу… не просто сила. Он объединил четыре стаи. Провёл их сквозь зыбучий Торготон, чтобы обойти защищённую местность востока. Сдержал свой дикий бескультурный народ от того, чтобы напасть на приграничные деревни империи — мне нет дела до пророчеств и предназначений. Он умеет управлять.        Император развернулся к советнику, безмятежно убрал руки за спину.       — Война с врагами империи займёт время, много времени. Мы пообещаем ему Герду, и, если справится, отдадим её в возрасте северной, а не южной зрелости. В шестнадцать-семнадцать лет.       — Но, ваше величество!..       — Вели ей заканчивать платье.       — Но… ваше величество, — советник начал торопливо сворачивать карту, — Разумно ли так сразу это решать? Что скажет церковь и ваш народ?.. Джендаро — беспородные дикие разбойники, от связей с ними рождаются премерзкие полукровки! А возраст? Станет ли он ждать так долго?.. Ведь в стае берут женщин едва ли не с десяти лет! В конце концов, трон, ведь Герда единственная наследница… Что скажут люди, когда узнают, что ими станет править Джендаро, а затем и нечистый гоминид, вместо чистого, полноценного человека? Да ведь это надругательство над её благородной кровью! А право первой ночи, Господи упаси… они ведь делают этой всей стаей. Вы знали? Ваша дочь будет осквернена! Она может родить и не от него вовсе. Если не погибнет…        Правитель остановился. Затем стал постепенно удаляться, выждав куда меньше, чем Герда могла ожидать от него.       — Я знаю. Знаю, это прискорбно… но сейчас у нас нет времени долго выбирать. Война истощает империю с каждым днём, люди гибнут и теряют веру в неё, а статус несокрушимости меркнет в глазах врагов. Мы отчаянно нуждаемся в союзниках. Народ поймёт это, как только ощутит на себе защиту, как только увидит свои дома целыми, а детей живыми, церковь — воспримет всё, как дань пророчеству о втором нашествии Друи. Что касается чистоты крови… я знал многих до себя, что за неё держались. Но императором стал я, а не они. Потому, что я всегда был способен жертвовать традицией ради силы, потому что знал: острые ситуации требуют острых решений.       Он развернулся:       — Надеюсь, теперь понимаешь? Целостность империи, жизни всех её людей — важнее, чем предпочтения Джендаро в постели и попранная гордость Герды. У неё будет время вырасти, чтобы это понять. Тебе хватит и вечера.       Они ушли.       Девушки вылезли из-под стола — принцесса была бледнее смерти. Застывший в её фигуре ужас не поддавался ни объятиям, ни ласковым поцелуям служанки, пусть та и не прекращала попыток.        «Она делает это искренне. Она любит искренне, — невольно подумала Герда, наблюдая, — она не врёт. Так почему мне так мерзко смотреть?.. Видеть, как она это делает. Как она делает это со мной искренне».       — Мы справимся, у нас ещё есть время, — шептала девчонка, — возможно, он не доживёт!..       Тишина.       — Мы убежим… да вы ведь говорили — кормилица поможет!..       Тишина.       — Ох, ну не плачьте же! Я… я прошу вас…       Герда опустила взгляд в пол. Тоска и неизбежность ужасного конца этой истории нагнетали в ней отчаяние.       — Мы убежим в чёрный лес, где пропали серые Друи, — наконец, раздался голос принцессы. — Уйдём к ведьмам, и будем жить вместе до старости, никто нас не найдёт… я буду ходить в штанах вместо платья, буду защищать тебя до самой смерти. Из украшений на мне будет лишь кровь наших врагов, и никто не порвёт ту рубаху — потому что я никогда не женюсь. Разве что на тебе.       В ответ прозвучал смущённый смех:       — Ох, ну ведь… это слишком? Так не бывает. Совсем не по-женски, знаете ли…       Наследница тоже усмехнулась, грубо вытерев слёзы. Властно приподняла подбородок служанки, обращая к себе её лицо.       — Посмотри на меня. Смотри!       Герда невольно подняла взгляд.       — Я — женщина, — медленно произнесла та, впиваясь глазами в губы своей кучерявой девчонки. — Что по-женски, а что нет… решаю только я. ***       Следующее видение было кошмарным. Герда не могла его вынести — и не вынесла бы, не держи её за руку Друи до боли в пальцах.       Дневной свет проникал в тот же зал. Принцесса стояла в свадебной рубахе… на коленях. Прикованная цепями к золотой статуе. Длинные русые волосы походили на бесцветную солому, челюсть была стиснута до впадин на щеках. Глаза устремлены в пол. Кулаки немилосердно и в то же время беззащитно сжимались в оковах, ноги дрожали.       Она была взрослее. Взрослее достаточно, чтобы Герда с жутью опознала это тело, как своё.       — За попытку бегства от брачных обязательств, — раздался голос справа, — что является преступлением против чести императора и обещания, данного им досточтимому зятю…       Молчание.       — …за сотрудничество с ворожеей и потворство её магии, что является преступлением против церкви… именем его величества, вы приговариваетесь к наказанию. В виде заключения под стражей здесь, в этом зале. Момент освобождения определяется началом свадьбы. Уход, питание, подготовка к церемонии и прочие нужды, согласно указу, остаются прежними. В вашем распоряжении служанки замка — все, за исключением Сью…       «Сьюзан. Её звали Сьюзан», — ножом прорвалось изнутри. Герда ощутила, как почва стремительно уходит из-под ног и чувство, связанное с этим именем, поглощает её. То, что запомнило его, сохранило в глубинах памяти, невзирая на смерть… Ненависть.       — Сьюзан!.. — наследница рывком подняла голову, подалась вперёд, вонзаясь телом в цепи, — где она?! Что вы сделали с ней?! Немедленно отвечай! И где…       Ей не пришлось заканчивать — в зал вошёл император со стражниками, что вели за собой Шиму. Едва ли способную даже идти.       Воцарилась тишина.       — Я всегда был добр к тебе, — наконец, произнес он, — но, видно, Бог за такое карает. Ты привыкла жить без мыслей о долге. Не осознаешь последствий своих поступков.       Принцесса молчала — смотрела лишь на ворожею, не придавая значения никому больше.       — Ты выросла своенравной, Герда, и в своих желаниях способна зайти бесконечно далеко, — император тоже покосился на кормилицу. — Впрочем, тебе с детства внушали ложные идеалы… Боюсь, мягкие средства уже не способны исправить это. И на этот раз их не будет. Сегодня ты наконец узнаешь, куда приводит каждый ложный путь.       Ворожею поставили на колени, связали крепче, грубо толкая взашей. Видение безжалостно обернулось кошмаром, наполненным отчаянными криками принцессы, безнадежных и душераздирающих просьб прекратить, что остались без отклика — но не это захватило собой Герду. Сквозь вопли и плач, на губах Шимы возникало что-то сильнее. Громче происходящего. Неистовый, проникающий шепот.       Не клянись, будто жизнь — твоя мать.       До нее ты был мертв, до нее — был не с ней,       Когда время придёт — ох, не ей!..       возвращаться тебя забирать. Крепкая хватка стражи, поданный кому-то массивный топор.       И ни страха, ни боли пред ней       Ни печали, ни скорби — смотри...       Я храню ее шепот внутри.       Я пою её песню во тьме. Блеск лезвия в лучах дневного солнца.       Не дрожи, словно боль тебе враг… Замах.       Не иди на погаснувший свет… Рывок.       Твой единственный дом…       Голова кормилицы покатилась по полу. Крик принцессы шквалом заполнил зал, оглушая собравшихся. Кровь наводнением залила ей ноги. Шепот исчез.       — Твой единственный дом — это мрак, — тихо закончила Друи.- Твой единственный путь… это смерть.       Герда стояла, глядя на всё это, сжимая её руку без жалости и мысли, сотрясаясь в немых попытках унять боль. Страх. Непонимание, граничащее с исступлением. Перед ней в один миг, вот так просто — как шутка в плешивой истории — погиб человек, ради которого она без колебания бросила ведьм. Тот самый «близкий человек» из грёз. Ведь, скорее всего, это была именно Шима.       Труп унесли. Спустя какое-то время, привели Сьюзан.       Однако та не была ни связана, ни изувечена, напротив — оставалась всё такой же милой, со своими повзрослевшими темными глазами и кучерявыми локонами. Император и стража оставили их наедине. Герде это показалось странным.       — Сью… Сью, что происходит? — тем временем, прохрипела принцесса. — Ты…       — Я в порядке, — коротко отозвалась та. С неприязнью и опаской отошла от лужи крови, — знаю, нам нельзя сейчас видеться. Но я решилась поговорить.       — Стой! Ничего не потеряно, слышишь?! Не верь ни слову, что они хотят внушить, мы выберемся и…       — Нет, — она скривилась, — не об этом. Не выберетесь. Я должна была сказать раньше. Должна была, но ты… вы. Не стали бы слушать.       Повисло молчание.       — О чём ты, Сью…       — Не притворяйтесь! Вы знали, — она тяжело вдохнула, — вам стоило это раньше понять, раньше, чем мне: как низко, безвозвратно глубоко мы падаем. От такого не отмываются. Но я рада, что хотя бы под конец услышала себя, рада, что смогла принять правильное решение.       — Что ты, мать твою, несёшь?!..       Служанка слабо усмехнулась. Смущённо вытерла слёзы, избегая взгляда принцессы:       — Знаете… я так и представляла. Что вы будете сквернословить. Вы всегда вели себя странно — словно играете в игру, притворяетесь кем-то другим, но, скажите… неужели вам нравилось поступать со мной так?! Будто вы мужчина. Будто вы — и не вы вовсе, а какая-то Друи из ваших любимых свитков… будто бы у женщины с другой женщиной бывает любовь.       Принцесса смотрела на неё во все глаза. Искала подвох, зацепку, ложь, после которой эти слова обретут какой-то иной, быть может, обратный смысл. Она не находила.       — … потому я и решила вас спасти, — тем временем, продолжила Сью. — Я верила — однажды вы, как и я, увидите мерзость происходящего, найдёте радость и любовь с мужчиной — но становилось только хуже. Вы словно помешались на мне. Словно напрочь забыли о том, что вы — обещанная принцесса, что ваше тело вам дано не для разврата!.. для рождения новой жизни.       — Сьюзан. Хватит. Они тебя подговорили, я же вижу…       — Нет, — она задрожала, — не видите! Вы не видели, что эта ворожея творит с вами, не понимали, как из девушки превращаетесь в чудовище, способное бросить родного отца и страну!       Лицо пленницы мгновенно помрачнело. Оно обострилось до страшного резко, замерев в тяготящем молчании, а колени тотчас перестали дрожать, точно по щелчку. Свет, что горел в глазах упрямой верой — исчез, моментально сменившись непроницаемой темнотой.       — Сьюзан… я никому, кроме тебя, не говорила, что Шима ворожея.       Служанка замерла. Затем отступила назад — угроза, что прозвучала сейчас в этом голосе, была невозможно тяжелой. Пугающей настолько, что, казалось, оковы на принцессе больше не сдерживали её.       — Да, — всё же всхлипнула та. — Да, верно… это был мой способ защитить. Знаю, вы сильно успели к ней привязаться, и всё же — ворожеи убивают. Поют свои песни и ждут, пока этим строкам последуют с целью убить, умереть, стать нечистью!.. они враги. Их место — эшафот на главной площади, я… Я не знала, что всё произойдёт у вас на глазах.       — Сьюзан.       Герда сжала руку Друи крепче: наблюдать становилось сложнее. Мрачная угрюмость пленницы постепенно обратилась в подавленность, что стекала теперь по щекам, капая в лужу крови. Она словно умирала. Всё меньше и меньше становилась похожа на принцессу, что была до этого.       — Сьюзан. Моя любовь к тебе… это никогда не было игрой. Я жила, чтобы мы убежали.       Молчание.       — Я не притворялась: всё было по-настоящему. Ты говоришь, что спасаешь меня — но я не хочу быть спасенной. Я хочу быть с тобой, слышишь?! И вот мы… мы всё ещё здесь. Рядом друг с другом. Стражи нет…       — Герда.       — Стражи нет, отца нет, ничего не потеряно! Если в тебе осталось хоть что-нибудь…       — Гер…       — Хоть что-нибудь от Сьюзан, которую я знала, то!..       — Я — Сьюзан, которую ты знала.       Голоса резко оборвались тишиной в тот миг. Надежда задохнулась, застыв между ними безмолвным силуэтом покойника — Герда никогда ещё не видела, как наяву разбивается сердце. Это оказалось куда страшнее, чем можно было представить. Принцесса была уничтожена.       Сьюзан медленно вздохнула, осторожно подошла ближе, касаясь рукой её заплаканной щеки.       — Ты права… всё было по-настоящему. Но сейчас, — она помолчала. — Сейчас я хочу, чтобы ты… вы. Отпраздновали свадьбу, обрели мужчину и радость быть матерью — и хочу этого по-настоящему. Неужели так сложно понять?       — Ты убила её. Убила Шиму, — девушка нервно улыбнулась. — Сдала меня отцу, чтобы завтра, после свадьбы, меня толпой изнасиловали Джендаро. И ты… хотела этого по-настоящему. Так?       — Да.       — Ты не любила меня, Сьюзан.       Служанка безнадежно отстранилась: наследница вновь приобретала отчетливый призвук угрозы.       — Любила. Но… но это было… — она содрогнулась, инстинктивно защищая рукой живот. — Это было ужасной ошибкой.       Взгляд принцессы задержался на её фигуре. Он становился всё более и более странным, пока не стал чем-то, не выражающим больше ничего.       — Ты беременна?..       — Сэм… хороший парень. Правда. Прощайте… и, простите меня за всё. ***       Свадьба раздалась на славу: зал было не узнать. Накрытые столы ломились от блюд, по воздуху неслись шутки, сплетни, запахи парфюмов и всё новых яств. Гости заполняли пространство, словно крольчата, а слуги то и дело выныривали из толпы, чтобы предложить им редчайшее вино.       Среди прочих, в толпе выделялся высокий Джендаро: мускулистый мужчина, по телу которого, словно у волка, торчала шерсть. Он равнодушно рассматривал смеющихся женщин, то и дело кланяясь господам в многослойных костюмах.       Всё это было не важно. Герда знала, что вскоре произойдёт. Друи сжимала её руку без жалости, и всё же, от чувства тревоги на данном этапе уже не способна была отвлечь боль. В глубине этих видений, странных и не всегда пугающих было нечто, чего Герда боялась по-настоящему. Боялась так, будто чувствовала, что это убьёт её, сломает самое последнее, что только напоминало в ней жизнь.       Невеста появилась в зале. Под бурные аплодисменты и пафосную речь императора, она подошла к Джендаро. Их руки обвязали платком: церемония началась, и ничто больше не могло заставить это измениться. Герда почувствовала опустошение. Непригодные обрубки навсегда вырезанных воспоминаний червями прогрызались изнутри.        Всё происходило молниеносно быстро — речь священника, поцелуй. Многочисленные поздравления, длившиеся часами, пролетали сейчас, как секунды. Лицо невесты оставалось неподвижным — обостренное и бледное, как у покойницы — она словно чего-то ждала. Не обращала внимания на отца или Вардоу, позволяла обнимать, целовать себя, словно кукла, никого больше не видела. Смотрела только на вход.       Всё остановилось, и время застыло, когда там появилась Сью. Она пришла на свадьбу с Сэмом — смотрелись вполне заурядно. Принцессу гурьбой окружили Джендаро из стаи жениха, непристойно шутили… она не отрывала глаз от Сьюзан. В её пронзительном, почти неживом взгляде было что-то злое и настолько знакомое Герде, что всё лицо повзрослевшей принцессы мгновенно казалось другим — тем, что уже однажды встречалось. Однажды было.       «Однажды было… моим», — раздалось внутри.       — Ну что ж, мой народ не привык к долгим играм, — тем временем, провозгласил жених. — Желаю собравшимся буйного празднества, а нам с её высочеством пора… на обряд первой ночи.       Зал одобрительно загудел. Наследница продолжала неотрывно смотреть на Сьюзан.       — И ни страха, ни боли пред ней… — прошептала внезапно, начав снимать с себя туфли.        Герда никому не смогла бы описать то, что она сейчас чувствовала: ни страх, ни боль, ни привычный сквозной холод внутри не были на это похожи. Нет… тяжесть, что приковала её теперь к полу, была от корня иной. Герда никогда ещё так остро не осознавала себя мёртвой.       В душах этих двоих, Сьюзан и принцессы, перед ней плыла жизнь, что прервалась безжалостно. И всё, что она могла теперь, стоя лицом к ней, лицом к их кончине — смотреть. Смотреть на неё. Только смотреть.       Принцесса сорвалась с места, бросившись в Nuptialem Mortem — ногу прямо и вбок, шаг, и прыжок. То, что вело её, не совсем походило на танец. Куда больше напоминало припадок. Демонические конвульсии, в которых движения со временем перестали играть роль. Кружась в свободных маневрах, вытаптывая горе и боль, безмерную ярость из кончиков пальцев — она заставила всех, кто был в зале, застыть. Но это не было оцепенением. Они умирали — медленно, каждый из них. Император, жених, слуги, Джендаро, служанки и сплетницы… они умирали, а их тела продолжали стоять. Словно повинуясь чему-то чудовищней смерти.       Сьюзан тоже застыла. Однако, она была живой.       — Разве я не говорила тебе, что мы всегда будем вместе?       Толчок. Служанка скривилась в судорогах.       — Разве не говорила… Смерть смеётся всем смертным в лицо, Сьюзан.        Она продолжила танец: окна задрожали и разбились, трупы рухнули, оставив их наедине. Пол окрасился кровью до самого последнего дюйма. Из глаз, носа, ушей и рта принцессы полилась черная слизь. То, что оставалось от её личности сейчас — было ненавистью во плоти. Той самой решающей частью Герды, что не смирилась в тот день, не смогла простить… это не было просто эмоцией. Сознательный выбор.       — Ты послушай, малышка, сквозь сон… не дрожи, словно боль тебе враг, не метайся на свет, твой единственный дом — это мрак.       Принцесса оторвалась от земли, развела руки в стороны, продолжая шептать. Взлетела над залом, полным мертвецов.       — Твоя родина — мрак, твоя матушка — смерть,       И пусть вечно продлится твой стон. ***       Девушки покинули видения прошлого. Стояли сейчас в настоящем зале — и всё же, окна были разбиты, пол окровавлен, а трупы лежали, сколько хватало взгляда.       — О, не волнуйся, — сразу предупредила Друи. — Так бывает, когда… а впрочем, нам пора. Если не успеем вернуться сейчас, ты навсегда останешься в Рваной ночи. Хороший повод спешить, правда?       Герда ей не ответила. Подошла к месту, где погибла, и подняла оттуда рубаху: с памятной дырой спереди, разводами крови и слизи. Надела её на себя.       — Отлично. Пойдём?..       Девушка вновь не ответила: побродила по залу, умудрившись найти топор, которым казнили Шиму. Затем потащила его за собой. Остановилась.       — Топорами тебе…       — Она красивая, правда?       Только теперь Друи заметила, что та стоит перед Сьюзан. Герда наклонилась, нежно пройдясь по её кучерявым волосам.       — Принцесса, что умерла здесь… я. Я любила её. Обещала увести её в чёрный лес…       — Герда, нам…       Миг — и топор блеснул в замахе, а голова служанки покатилась по полу. Друи не успела даже отреагировать — девушка подняла трофей за волосы. Забрала его с собой, держа в руке:       — Возвращаемся… время сдержать обещания. __________________________________ ¹Гниением зелёного дыма называют активное испарение местными растениями смертоносных токсичных газов.