На свадьбе у смерти

      Она больше не дрожала. Больше не боялась. Герда вполне осознавала, что отрубила Сьюзан голову — не было в тот момент ни бушующей ярости, ни гнева, ни помутнения мысли — не было их и сейчас.       Всё, что окружало ее теперь, перестало вызывать былые эмоции. Не могло больше забраться глубоко. Если и существовал где-либо тот самый океан безразличия, этой ночью Герда в нём утонула. И всё же… один вопрос оставался без ответа. Незнакомка из круга.       Никого, ничего похожего на неё в прошлом принцессы не было, но ведь чёртова ведьма клялась, что всегда была рядом! Что боролась, когда другие предавали…       «Врала, — пришла к выводу Герда. — Я была одна, когда танцевала, одна, когда умирала. Никто не пришёл меня от этого спасти».       Она крепче сжала в руке кучерявые волосы:       — В тот раз… — медленно покосилась на Друи, — в тот раз Ива сказала, что песню мне пела мать. Но у меня не было матери. Все ведьмы врут так легко?..       Та обернулась на неё с недоумением, выдержала паузу, неловко пожав плечами.       — Это стандартная история. Мать, что поёт песню, танец, что спасает от врагов — всем новичкам рассказывают это. Конечно, поют и бабушки, и сёстры, подруги и безумные старухи на голодных окраинах, а целью танца никогда не была одна лишь защита. Но брось… отшельницы промежуточных форм не заслуживают знать больше. Никто не заслуживает — прошлое больше не принадлежит нам. И в правилах ведьм никогда к нему не возвращаться.       Девушка нахмурилась, не особо прельстившись таким ответом:       — Но ведь мы с тобой только что…       — Верно, — подмигнула ей та. Грустно улыбнулась, твердо зашагав дальше. — Мы с тобой… не ведьмы.       Они подошли к одному из темных переулков, где их ждала безобидная на вид старушка, завернутая в синий плащ. На лбу у неё вырисовывался чёрный глаз. «Страх в минуту мучительной боли», — автоматически вспомнила Герда.       — Все же передумала? — укоризненно покачала головой та. — Надейся, что ещё не слишком поздно…       — Не время для прогнозов, Хильда, — отозвалась на это Друи. — Помоги нам вернуться.       — Всё такая же пройдоха, как и раньше, — раздалось ворчание в ответ, — не думай, что хоть одна живая душа упустит что вы натворили… но ты знаешь и сама.       — Знаю.       — Надеюсь, девчонка не будет жалеть.       Герда не вовлекалась в их диалог, задумчиво рассматривая руки женщины. Сухие жилистые пальцы выглядывали из темноты, сжимаясь на мшистом посохе, едва отличимом от старой коряги — нечто похожее было и у той, лживой ведьмы. Вот только у этой на нем не было черепа.       «Кем бы ни оказалась незнакомка из круга, как бы ни звала себя — разве теперь не плевать? — Герда опустила взгляд вниз, невольно коснувшись им мягких волос, зажатых в ладони. — Мне больше не нужна её любовь».       — Идём уже, — серая кисть заградила ей вид на Сьюзан, и девушка сжала её в своей. Они стремительно оторвались от земли — ведьма переместила их прочь из города. ***       Промозглый ветер и белый костер. Темные силуэты, окружавшие его в абсолютном молчании — Герда сразу почувствовала, что её ждали — нога не успела коснуться камня, как все головы мгновенно обернулись в их сторону. Друи приземлилась рядом. Какое-то время царила тишина.       — Я дала тебе кинжал, чтобы ты убила её, а не чтобы привела обратно, — наконец, раздался голос Ивы.       Она всё еще стояла на коленях, сжимая клинок, по рукоять вошедший в грудь. Но запавший взгляд теперь и близко не казался мертвым — при всяком отсутствии различимых зрачков, Герда ясно ощущала, что сейчас Ива смотрит на неё. По спине пробежал неприятный, острый холод. Губы старухи оставались неподвижными. Могла ли она произнести эту фразу так, чтобы не дать ей услышать, озвучить правду лишь в головах остальных?.. вне сомнений, могла. Но не стала.       Друи всё с тем же трепетом приблизилась, опустившись на колени и сложив к ногам ведьмы второй кинжал. Тревожный ветер рывком всколыхнул её волосы, открыв часть шрамов на серой спине.       — Она достойна жить.       И вновь при отсутствии движения на лице Ивы, Герда отчетливо ощутила, что та ухмыльнулась.       — Беглецы никогда не жили среди нас… долго.       — Я прошу тебя дать ей шанс!       — Шанс? — прозвучал другой, тихий, но глубокий женский голос. Справа. — При всем желании, дорогая, это не то, что можно дать — уж тем более не той, кто не была способна взять его.       Девушка обернулась, всё так же сминая волосы Сьюзан: рядом черной волной расстелился гигантский питон.       — Но можно дать ей повод, — продолжило существо. Отшельница, Герда это сразу поняла. — Последний, честный повод побороться за то, что она отвергла…       — Выражайся без театра, Берта, — огрызнулась на это Друи.       Змея взглянула на неё бесстрастно. Издала вполне человеческий смешок.       — Как знаешь, малышка. Ты ведь и правда знаешь: сбежавших с ритуала изгоняют, заключая в рваной ночи, ведьм, раскрывших свое прошлое, ждёт Суд на Костях… ты знала это, как и то, что позволишь ей избежать наказания. Ведь правил насчёт отшельниц, увидевших прошлую жизнь, нет — они не способны на это сами¹. Как нет и правил, запрещающих Друи им помогать, ведь Друи спят в Рваную Ночь… все, кроме единственной воспитанницы Ивы, конечно. Браво, хитрюга. Побег восполнен возвращением, личность незрелой отшельницы — твоим вмешательством. Довольна собой?       Та промолчала, внимательно следя за движением питона. Существо неспешно устремилось влево, тем самым окружая Герду собой.       — А теперь, я внесу поправку… у нас здесь нет особых условий для твоих любимчиков. И за свои ошибки платит каждая. Пусть даже меня интригует, что именно ты разглядела в этой царской неженке, что так стараешься… насколько я помню, принцесса? Наверное, теперь думает, что особенная.       — Если бежавших изгоняют, почему меня приказали убить?       Берта замерла, медленно переведя застывший взгляд на Герду. Плавно оторвалась передней частью туловища от земли, и поравнялась с ней — ни страх, ни беспокойство не охватили в тот момент сознание девушки — даже сейчас, когда голова питона оказалась пугающе близко. Она стояла, не двигаясь, глядя прямо ей в глаза… это не было храбростью. Глубокое безразличие, поглотившее её с момента погружения в прошлое, — оно было сильнее страха. Сильнее всего происходящего вокруг.       — Всё потому, что ты оказалась в Гольдштадте, — негромко ответила за Берту Друи. — Обычно отшельницы так далеко не забредают, тем более, в свою первую ночь. Все посчитали, что безопаснее будет убить тебя.       — Да, посчитали, — в свою очередь прищурилась та. — Но наша серая крошка не справилась с заданием. Интересно, почему? Думаешь, это потому, что ты правда чего-то стоишь?.. Или, скорее, потому, что некоторые совпадения подарили тебе неоправданно удачливые обстоятельства? — Змея помолчала. — Советую не зазнаваться… теперь, когда ты видела свою историю, тебе стоит знать: она была легчайшей среди тех, что принадлежат новичкам этой ночи.       — Я вовсе не…       — Не особенная, верно. Вот только с сегодняшним ритуалом к нам и правда присоединилась та, кого можно так назвать. Я предоставлю твою судьбу сражению с ней. Не пойми неправильно, но дарить тебе жизнь после всех этих нарушений вот так просто — несправедливо. Пусть поединок станет твоим последним поводом бороться за неё.       Друи нахмурилась, взволнованно оторвавшись от земли:       — О ком ты?       Берта плавно развернулась, возвращаясь на свое изначальное место.       — Ты всё забыла, пока развлекалась с ней?.. одна из новеньких, посвященных сегодня — провидица. Хоть что-то хорошее за последние годы…       Герда не знала, когда именно прекратила их слушать. Диалог продолжался какое-то время, она различала, что спор шёл о ней, но это не казалось больше важным. Состояние, что неуклонно охватывало ее, было мягким и пустым, до странного далеким от живых переживаний. Желаний не было, как не было и чувств. Ничего. Никого. Словно Берта и Друи, силуэты ведьм и юных посвященных в темноте остались не более, чем смазанными набросками в беспристрастном свете пустого. Белого…       Она вновь крепко сжала в руке кудри Сьюзан, устремив взгляд на белый костер. Как долго всё это уже продолжается? Сколько прошло месяцев, дней, часов с тех пор как та, кто жила за неё, станцевала?.. Сейчас девушке впервые показалось, что взаправду прошло несколько лет. И чем бы ни было это мечущееся, пожирающее всех подряд существо, сменившее затем гордую принцессу — в итоге ведь исчезло и оно. Осталось лишь бесчувствие. Имя. И волосы Сьюзан в руке. Герда не могла уйти от мысли, что потеряла всё с тех пор, как увидела собственный танец. Наверное, ведьмы были правы, оберегая станцевавших от прошлого — порой действительно лучше не видеть. Никогда не смотреть на то, как умираешь.       Чернеющее небо всё так же освещали луны, теперь наслоившиеся друг на друга, словно чертежные круги. Они будто стремились соединиться в одну, и к их эфирному свету столбом тянулся свет от белого костра. Лишенный дыма, тепла и треска.       — Там, внутри, — девушка посмотрела на Иву, указывая в сторону огня, — должно быть, та, кого вы воспеваете. Там Матушка Смерть?       На неподвижном лице древнейшей из ведьм не дрогнуло ни единой морщинки — она не отреагировала, будто не услышав. Тем неожиданнее затем прозвучал в голове её голос:       — Мы называем её так… верно. Но вещи сложнее, чем кажутся, — понимание того, что Ива говорит только с ней, было необъяснимо отчетливым.       — У меня есть для неё кое-что, — неколебимо пробормотала на это Герда. — Подарок. Если сегодня меня всё же убьют в поединке — пусть это будет подарком для Матушки Смерти…       Она в последний раз сжала волосы Сьюзан.       Отвела ногу назад, замахнувшись и отпустив ее голову; молчаливо глядя, как она исчезает из виду, скрываясь в пламени костра. На лицо невольно пробилась улыбка. С прошлым покончено.       — Мы не можем так просто пустить её против ведьмы, еще и провидицы! — тем временем донеслось из перепалки. — У неё нет ни шанса, ты хоть осознаешь? Герда не прошла ритуал!       — Справедливо, — внезапно прервала их Ива, на этот раз поднявшись, пусть и по-прежнему не вынув из груди кинжала. — Поединок — достойный путь искупления, но он не должен становиться казнью. Она пройдёт посвящение.       Все замолчали, и только клон со знаком змеи на груди подошел, сжимая руку Герды, как по приказу.       — Не волнуйтесь о времени ночи, я не позволю ей кончиться раньше, — старуха медленно повернула голову, теперь уже точно глядя на девушку. — Входи.       Та словно остолбенела от быстроты произошедшего. Смятенно переглянулась с клоном, которая смотрела на неё безучастным взглядом сопровождающего. Неужели вот так просто? Прямо сейчас?..       «Давай», — тихо прошептало что-то изнутри, спокойно и мягко, в противовес задрожавшему в предсмертной агонии телу. И, как это ни жутко, то безукоризненно ему повиновалось. ***       Огонь, что не сжигает. Свет, что не слепит. Герда оказалась внутри в считанные секунды, мгновенно потеряв из виду всю окружающую действительность, словно её никогда и не существовало. Языки пламени скользили по коже перьями дикой птицы, травой, проникали под неё легкими мурашками, не сжигая даже волос — возможно ли такое?.. Герда осмотрелась. Никого. Она попыталась вдохнуть, но воздуха не было, как и нужды в нем. По телу пробежался зов усталости.       — Эй?.. — слова не прозвучали, пусть даже не оставалось сомнений, что их удалось произнести. Тишина была более, чем отсутствием звука — она затмевала его. Ничто из внешнего мира не могло здесь уцелеть.       Девушка продолжила смотреть перед собой, безнадежно и бесцельно блуждая глазами по кромешной белизне — до тех пор, пока не ощутила взгляд в ответ. Темнеющий среди белого образ проявлялся постепенно, стоило только застать себя на его ощущении. Она… была высокой. С идеально пропорциональными, до кукольного неземными чертами лица и такой же ровной, как у скульптуры, кожей. Серой кожей. Черные белки глаз, дополняющие это, только усилили в Герде уверенность, что перед ней Друи, но отсутствие зрачков и неестественно длинные конечности вселяли в эту мысль хаос. И всё же, смертью её точно назвать было нельзя — погибель не носит красивых лиц.       — Ты Матушка Смерть? — ни звука в огне, ни колебания в пространстве. Женщина слабо улыбнулась, плавно приблизившись и что-то протянув в ответ, обнимая сверху и снизу тонкими пальцами, словно дорогой сердцу подарок. Обугленный человеческий череп.       Некоторое время Герда просто смотрела на это, в попытках понять, прочесть значение жеста. «Тебя ждёт та же участь»? Остатки от парня, что не вышел тогда из костра?.. нет. Что-то внутри говорило о том, что это не так. Что-то, что делало череп необъяснимо узнаваемым, от чего сердце начинало колотиться со скоростью живого… она знала, кто это. Знала, что узнает её из тысячи, в любом виде — мертвой, пустой и вещественной — когда не узнает и не поймёт больше никто. Что выявит безошибочно среди миллионов других черепов.       Герда знала, что смотрит на Сьюзан.       Теперь уже без кучерявых волос. Теперь — без лица. Вот так, дочиста обглоданной костью, словно бы это всего лишь предмет, лишенный всего, что может быть свойственно людям. И почему она прижимает её с такой нежностью?..       Герда отвернулась.       «Сожгла её так быстро… хорошо. Хорошо, что это происходит быстро».       Серая фигура медленно и неумолимо потянулась к ней — она не сопротивлялась. Режущая боль ручьями заструилась по руке, молнией выстрелила от кончиков пальцев к плечу, стоило той их коснуться. На щеке агонией вспыхнул пожар, когда та прижалась губами, но затем… всякая боль исчезла. Словно бы на миг Герда слилась с белым огнем, и сама став частью той бездонной пустоты, где нет места страданиям. Сожалениям. Тревоге и страхам… это чувство было похоже на возвращение домой. Из всего, что могло произойти в костре, меньше всего она ожидала ощутить это.       Женщина отстранилась, мгновенно растворившись в огне.       — Ведьма, — прозвучали слова Ивы, стоило Герде выйти. — Мы приветствуем тебя — все дети от единой матери — и отныне ты каждой сестра. Назовись!       Она промолчала.       — Человеку с твоей силой души будут близки имена: Адель, Жанна, Мордва…       Девушка бездумно и всё еще в растерянности обвела взглядом присутствующих, остановившись на Друи. Начать все сначала. Выбрать новое имя. Отринуть прошлое, освободиться от него, как от сказки, рассказанной в ночь кошмаров, легенды, которую не положено знать. Дать имя новой жизни, забыв боль старой, что её породила.       — Я… Герда, — вырвалось раньше, чем Ива закончила перечислять. Раньше, чем гнетущее осознание, что она никогда бы не смогла назвать себя иначе, наполнило её.– Но это не всё. Как ведьма, я беру себе отшельника в помощники: его форма — двухголовый черный кот, а первым именем было «Урод» — думаю, он также достоин получить другое.       Берта опешила, вопросительно покосившись на Друи, но та была удивлена не меньше. Не заподозрила того, что Герда знала о коте до её рассказа.       Ива едва заметно помрачнела:       — Такой помощник называется фамильяром — это больше, чем слуга, или друг. Тебе придется связать себя с ним контрактом, который нельзя разорвать по желанию. Урод наказан, и не просто так… уверена, что хочешь этого?       — Да.       — Тогда стоит зачитать тебе условия…       — Не стоит, — Герда сжала кулак, ощущая, как время утекает, забирая последние силы, оставляя ей лишь усталость, граничащую с уязвимостью. Нельзя терпеть до поединка. — Я хочу его видеть здесь. Сейчас.       И снова Друи сопроводила это беспокойным взглядом, пытаясь угадать мотивы Герды. Когда Ива призвала отшельника, никто, кроме неё, уже и не смотрел на посвящённую — все с любопытством приковали взгляд к недавнему изгнаннику. Берта бросила ему второй кинжал.       — Твоя удача, Урод… надейся, что, когда подтвердите контракт, тебе посчастливится снова, и она не проиграет бой. В ином случае…       — В ином случае, вернусь обратно в лес, — покорно кивнул тот, вопреки ситуации не слишком-то беспокоясь по этому поводу. Благодарным своей спасительнице тоже не выглядел. Подняв заветный кинжал, ловко надрезал переднюю лапу, затем прижавшись к её руке, с которой она, по наитию, проделала то же самое.       — Теперь вы связаны узами контракта, — произнесла Ива, стараясь донести хотя бы тоном голоса важность произошедшего до Герды. — И хотя это значит, что фамильяр обязан защищать жизнь и тело своей ведьмы, на время поединка он не имеет права вмешиваться.       Та перевела взгляд на кота, устало затерявшись им в короткой клочковатой шерсти. Не странно ли, как просто и непринужденно он выглядел в тот, первый раз их встречи? В момент, когда ее поведение буквально решало всё, а простой ответ «нет» мог превратить его ад в вечность. Безумец, не иначе… Быть таким спокойным, ведя кого-то туда, где недавно пытался покончить с собой.       Она сжала его лапу в руке.       «Урод». Парень, струсивший перед костром, костлявый и слабый, в теле не самого большого на свете кота — неудивительно, что в нем зрела мысль о том, что всё могло быть иначе до проклятия. Герда могла себе только представить, насколько больно было столкнуться с правдой. Жестокость настоящего подчас не ровня самому больному воображению.       — Леон, — произнесла она негромко, опустившись на колени и сложив ладонь ему на голову, — теперь твое имя — Леон. Я слышала, оно принадлежало тому, в ком хитрость ума опережала грубую силу. Имя настоящего аристократа… настаиваю, чтобы ты не откликался на другое.       От прикосновения кот вздрогнул, но затем перевел на неё даже раздраженный взгляд.       — И кто тебе наболтал уже?..       — Друи.       — Ну ещё бы…       Ива прервала их диалог, провозглашая правила боя.       — Сегодня здесь сразятся ведьмы — провидица под именем Пурга и Герда, беглянка с ритуала. Несмотря на то, что обе посвящены, их силы по-прежнему не равные — в связи с этим, задачей для Герды не будет победа над Пургой. Ее цель — продержаться, — старуха до жуткого неестественно подняла руку, указывая пальцем в небо. Куда даже не смотрела. –Сейчас луны уже соединились в одну, их закрывает собой облако. Если беглянка продержится до момента, когда луна вновь целиком проявится, мы простим ей побег и соприкосновение с прошлым. Если же нет — будет изгнана в Рваную Ночь. Падение на землю и неспособность подняться будут считаться поражением.       Герда ощутила сухость во рту. Леон мгновенно вернул к себе внимание, царапнув ей пальцы:       — Послушай… — он заметно помрачнел, — есть только один совет, которым я могу помочь. Что бы ни делала противница — не впадай в отчаяние, хорошо? Голова, Герда. Тебя спасёт только голова.       Она слабо кивнула, поднимаясь.       Друи уже тоже стояла рядом, неловко скаля зубы в нервной усмешке:       — Боишься?..       — Пурга из новеньких, а мне в условиях дали слабину.       — И не от щедрости. Провидение — серьёзное преимущество.       — Я…       — Да, знаю. Ты всё равно победишь.       Вспыхнули руны, оградившие арену от остальных.       С бесстрастным взглядом противницы Герда столкнулась сразу, как только оказалась внутри. Лицо цвета бронзы и белые нити, вплетенные во множество кос незнакомки, почти сразу проассоциировались у неё с Ивой. На смуглом теле не виднелось ни единого знака.       — Они тебе лгут, но я — не буду, — было первым, что она произнесла.       Герда застыла озадаченно, стараясь понять, в чём слабость девчонки и с чего лучше начать свою атаку — о её словах она думала в последнюю очередь.       — Они лгут, — повторила та, нахмурившись, — а ты веришь. Берта говорила, ты принцесса… раз так, должна лучше понимать, когда тебе лгут.       Справа. Справа можно сделать подходящий бросок. Если только взлететь… — Герда резко оттолкнулась, но с телом так ничего и не случилось, словно способность изменять его навсегда исчезла.       — Подумай сама. Они сказали, сбежавших с ритуала изгоняют. А тебя посвятили в ведьмы, еще и этот поединок…       Герда бросилась на неё теперь слева. После осознания того, что ничего из привычного оружия не доступно, тело будто стало подчиняться меньше. Пурга увернулась очень легко.       — Они лгали во всём! Лгали, что не беспокоятся о том, как ты попала в Гольдштадт, и что победа в этом поединке способна спасти… лгали, что у тебя есть шанс против меня.       Девушка остановилась, тяжело дыша. После посвящения организм будто и правда стал совершенно человеческим — движения замедлились, от бега теперь становилось жарко, а урон от кулаков и зубов казался просто смешным, в сравнении с когтями и клыкастой пастью. Казалось, от прежнего состояния в ней осталось только то странное безразличие… оно не проходило с обезглавливания Сьюзан. Единственное, что костёр не способен был изменить.       — Мне плевать, что ты там несешь, — Герда мотнула головой.       — О нет, нет! — мгновенно отозвалась та, словно только и ждала такого ответа. — Это ведь ты не видишь, когда тебе лгут! А я — вижу. Я вижу: тебе не плевать.       Пурга впервые улыбнулась: довольно, словно наконец ощутив первую тень ожидаемого смятения.       Герда не дала ей наблюдать это дольше — кинулась снова, на этот раз, решив воткнуться пальцами в глаза. В конце концов, они обе прошли посвящение, а значит, Пурга тоже не сможет менять форму. Чем она будет себя защищать? Нельзя уворачиваться вечно.       Пурга увернулась.       — Ты еще не поняла? Ах да, они же и этого тебе не сказали… то, что я провидица, означает, что я предвижу твои действия. Точнее, их варианты. Я знаю, как ты поступишь — именно поэтому тебе не победить. Может, всё же поговорим, перед тем, как ты отправишься в Рваную ночь?       Герда сжала зубы, уже начиная терять хладнокровие, а с ним — и контроль. Так вот, что имелось ввиду? И почему ей не объяснили заранее? «Серьёзное преимущество»… ещё бы, чёрт возьми.       — Говори.       — Когда ты сбежала, и мы окончили посвящение, Ива сразу сказала, что тебя ждёт изгнание. Никаких вариантов с поединками не было. Это здорово встревожило твою подружку-женолюбку Друи, — Пурга бормотала это без тени эмоций, и всё же, Герда едва сдержалась, чтобы не напасть на неё ещё раз, - …тогда мой дар проявился впервые. Я увидела перед собой картину: ты идёшь по лесу, к какому-то странному кругу из камней и грибов. Говоришь, что никогда не хотела быть ведьмой. А потом прыгаешь туда, и тебя разрывает на части, забрызгивая черной слизью круг и траву.       Герда содрогнулась, на этот раз всё же вновь сорвавшись с места и побежав в её сторону. Пурга перехватила руку девушки, даже взглядом не моргнув, и ловко заломила ей за спину:       — Я думала, ты умерла, Герда! Нет, ты должна была умереть! Ни единого варианта, в котором ты бы выжила…       Герда застонала, всё же с усилием выдравшись из её хватки. Тревожные мысли метались, заставляя плечи судорожно дрожать. Пурга стояла в метре от неё, не чувствуя при этом ни малейшей опасности.       — А потом Ива сказала, что ты появилась в Гольдштадте… и все испугались, потому что знали: видения не ошибаются. Ошибиться может провидица, при толковании версий, их вероятности — но видения… Ива сказала, видения всегда говорят правду. Вот почему ты сейчас здесь, Герда. Вот почему они хотели убить тебя, и убили бы, не промолчи я о том, что не вижу вариантов, в которых Друи правда это сделает.       — Ну, спасибо.       — Я хотела встретиться с тобой ещё раз, Герда, — Пурга перевела на неё взгляд немигающих глаз, постепенно становящихся чем-то откровенно недобрым. — Это я предложила этот поединок. Зная, что они согласятся. Зная, что они тебе солгут… я лично хочу узнать, как ты это сделала.       Пурга помолчала, снова расплываясь в этой странной улыбке:       — Я собственноручно хочу тебя убить.       С этого момента поединок наконец начался по-настоящему. Герда отшатнулась — ничто больше не возвращало ситуацию в русло этого странного диалога. Теперь Пурга прекратила защищаться: она начала атаковать. И близко не пытаясь ударить кулаком, или наброситься сверху, как это делала Герда — ей хватало лишь слова, как соперницу отбрасывало волной, швыряя из стороны в сторону. Кидая головой об землю, царапая руки об камни, при попытках себя защитить. По крайней мере, это всегда было одно и то же слово — «Пурга». «Пурга грядёт», «Наш мир, погребенный пургой»… Герда старалась повторять эти строки, в надежде оказать такое же воздействие, но с её губ они срывались не более, чем обычной речью.       Всё изменилось лишь когда соперница отшвырнула её к костру, и взгляд Герды упал на ветки. «Должно быть, они прочные, раз не сгорают», — пронеслось в пульсирующей голове, и девушка успела выхватить одну. Результат превзошёл ожидания: чёрный стержень не только служил посохом, позволяя удержаться на ногах, но и частично блокировал магию, которой её раз за разом атаковала Пурга. Бой, наконец, начал приобретать вид, отличимый от избиения.       Чем бы ни была эта простая громоздкая палка, провидица пропустила вероятность того, что Герда найдёт ее.       — Как ты переместилась в Гольдштадт?! — время от времени выкрикивала она, но та уже решилась не отвечать на это. Вид противницы явно свидетельствовал о том, что ответ не уберег бы её от смерти, которой Пурга, казалось, жаждала ничуть не меньше, чем правды. — Видения не ошибаются, Герда! Видения никогда не ошибаются!       Она молчала. Сама не знала, почему на этот раз ошиблись.       То, что в кругу появилась незнакомка, переместившая её в город, по-видимому, и спасло тогда от смерти, которую пророчила та, но… почему тогда Пурга её не видела? Если видения впрямь сплошь правдивые. Если ей действительно суждено было там умереть.       Из-за облака показался первый луч лунного света — они прекратили сражаться, переведя взгляд к небу. Затем вернули его друг другу, стараясь не отводить больше глаз.       — Похоже, ты не расскажешь. Не переживай: меня это волнует меньше, чем остальных, — Пурга слегка усмехнулась. — Наверное, они все сейчас стоят за барьером и прислушиваются, в надежде на внятные объяснения, но тебе ведь не впервой уже разочаровывать? Меня их мнение о тебе не волнует. Хотя перед тем, как ты проиграешь, могу успокоить: о беглецах оно всегда довольно низкое, и ты не прижилась бы среди ведьм. Ну, а теперь прощай…       Если бы Герда не смотрела на неё сейчас, если бы сама не видела, как сомкнулись веки, она бы не поверила: знак Пурги всегда был на видном месте. Провидица не моргала — только это и позволяло его скрыть — знак страха… знак безумия. Танец при потере рассудка. Контроль, с которым эта девушка держалась, не выдавая о себе лишнего, произвёл на Герду впечатление — она невольно поймала себя на мысли, что наблюдает подлинную ведьму. Пурга стояла, скрестив пальцы, как это делают священники, бормоча себе под нос всё те же странные фразы о том, как мир сгинет под снегом. Наверное, это было тем заклинанием, что должно было стать для Герды последним.       «Её слова — и есть оружие, — наконец, прояснилось в сознании, — то, что она вкладывает в них. Такое не присвоить, бессмысленно было повторять… боль, что становится силой. Её личная боль».       Словно в подтверждение своей догадке, Герда начала замерзать — до тела вспышками доносились отражения пыток, что описывала Пурга, и оно коченело, насильно становясь заложником этих слов.       — Когда Пурга застелет мир, и всё, что ты любишь, исчезнет… когда города и страны погрузятся в бездну, а матери будут доедать своих детей, стараясь согреться их кровью — в мире, где больше нет ни огня, ни будущего, ни надежды…       Девушка едва удержалась на ногах, опираясь на посох.       — Когда Пурга отнимет из мира слабых, и заставит сильных пожирать друг друга, когда станут искать тепла в тусклом утреннем свете, но умирать в кромешном холоде ночи… в мире, где нет ни добра, ни человечества… ничего, кроме снега.       Стремительность, с которой мороз охватывал душу, была почти немыслимой для способностей такой начинающей ведьмы. Добавить к этому предвидение действий и… возможно ли вообще было победить её? Не будь внутри останков этого глухого безразличия, Герду уже давно охватил бы страх.       «Это то, о чём предупреждал Леон, — успокаивала она себя. — Не поддавайся…».       Невидимый толчок отшвырнул посох обратно к костру. Девушке пришлось ползти за ним.       Пурга улыбнулась: теперь она стояла на коленях, маниакально разведя руки в стороны, и её знаки на веках словно вглядывались в Герду вместо глаз.       — Когда конец грядёт… знай: тебе их не спасти… Смертельный ветер заглушит крики.       Надрывный голос против воли вселял исступленную тревогу. Девушка почти полностью поддалась этой силе, когда добралась до посоха, бессознательно окунув взгляд в огонь костра. Там, в языках пламени, словно промелькнули тени двух тонких рук. Она сраженно застыла, осознавая, что они протягивают ей череп — тот, что должен был навсегда остаться в этом пустотном огне.       «Голова, Герда. Тебя спасёт только голова», — озарением пронесся в памяти голос Леона.       — Когда снег отберёт их жизни…, — продолжала увлеченно скандировать Пурга, но жертва уже поняла, как она это делает.       Произнести то, что причиняет боль… Герда насадила череп на посох, удерживая его одной рукой, а другой скрестила пальцы:       — Сьюзан.       Провидица закашлялась, упав.       — Сьюзан! Моя Сьюзан… — Герда старалась концентрироваться на пустых глазницах, вызывая в себе нужное чувство, но прежняя доля безразличия не давала ему разгораться достаточно. Пургу толкнуло несколько раз, после чего она поднялась:       — Что ж, это было маловероятно. Но мне начинает надоедать.       — Сьюз…       Одним ловким рывком противница выбила череп, одновременно предвидев удар посохом, и спокойно уклонившись от него. Следующим движением она широко развела руки, изо всех сил крикнув навзрыд:       — Подо льдом их могилы!.. — и вся земля на арене мгновенно превратилась в лёд. Кроме мест, где стояла хозяйка, он покрывал всё идеально ровной гладью — Герда сразу же рухнула на землю.       — Это конец, беглянка с ритуала… не вставай.       Пурга не лгала — девственно полную луну прикрывал теперь только жалкий клочок уходящего облака. Недостаточный, чтобы успеть подняться и выстоять на этом льду против заметно сконцентрировавшейся провидицы.       — Ты думала победить меня собственной болью? Если бы думала дольше, поняла бы: страдания от ненависти не сравнятся с силой страха перед гибелью мира. Страх был задолго до ненависти. Самая сильная эмоция человечества — это страх.       Герда не отвечала. В её голове произошло осознание конца, и всё происходящее теперь словно замедлилось, сделав мысли предсмертно быстрыми.       «Пурга всё видит, но незнакомку не видела. Она не могла ни объяснить, ни предсказать ведьму, что клялась убивать и умирать за меня. Будь у меня хоть что-нибудь о ней, могла бы я позвать на помощь?.. Пришла бы она меня спасти?..»       — Пожалуй, я не убью тебя, а позволю умирать в Рваной Ночи бесконечно, — бросила та, сев неподалёку и без интереса наблюдая за небом. — В конце концов, таким был уговор поединка. Но ещё не поздно мне всё объяснить, если вдруг ты решишься…       Герда продолжала отстранённо смотреть на луну.       «Леон сказал, что видел в кругу свою копию. Он сказал…»       Секунда — и она перевернулась со спины на живот, затаив дыхание, вглядываясь в лёд, не веря своей безумной мысли, не веря тому, что она подтвердилась — из отражения на неё смотрела мрачная русоволосая девушка. В странной длинной рубахе, походящей на платье, с костлявой рукой — той, что коснулась в костре Матушка Смерть, с дырой в щеке — местом, где она её поцеловала. Всё это проявилось у незнакомки, когда она вышла под яркий свет лун. Всё это отражала луна и сейчас — то, что сформировало её историю… историю Герды.       Секунды словно стали медленными часами — она думала о произошедшем со скоростью стрел.       «Это была петля времени — вот почему Пурга её не увидела. Рваная ночь зияет вне времени, так они говорили?.. рвёт ткань реальности. Значит, Леон тоже видел себя из будущего. Вот откуда его копия знала, что я стану ведьмой, возьму его в помощники, если только привести меня к кругу… Наверняка всё это спланировал он сам. Чёрт, а ведь в тот раз у меня был посох с черепом. Но в глазницах был свет — пока это единственная разница, и, скорее всего, как раз то, что нужно сделать. Пурга не сможет предвидеть, что я знаю, что мне нужно именно это, не подозревает о том, что может проиграть. Что ж, осталось вернуть Сьюзан… и заставить её пылать изнутри, что бы это ни значило».       — Я… — Герда дрогнувшим голосом обратилась к Пурге, отбросив горделивые идеи заполучить череп каким-то другим способом. Времени было в обрез. — Я знаю, что проиграла. Хочу умереть вместе с ней, отправиться в Ночь вместе с ней… пожалуйста…       — Не думала, что ты будешь скулить, — провидица спокойно подошла к черепу, кинув его Герде. — Для принцессы в тебе маловато достоинства, впрочем… как и для ведьмы.       Герда закрыла глаза, прижимая Сьюзан к груди. В памяти невольно пронеслись мгновения той недолгой жизни, что она прожила после собственного танца. Сгусток слизи, полный ненависти, затем ярость при одной только мысли быть ведьмой ненависти, затем — ненависть к «незнакомке» за мнимую ложь… Принцесса, что убила из ненависти. Умерла из ненависти.       Друи была права — склонные приукрашать свои личности — может, таким и правда место в лесу?.. Может, Герда никогда не была способна принять свою боль, как часть себя. Как это положено настоящей ведьме.       «Тогда самое время. Другого не будет», — она всхлипнула, открывая глаза, глядя сквозь мокрую пелену на Сьюзан. На один безумный миг стало вовсе неважно, что ждёт впереди, а что осталось в прошлом… часть души ей шептала, что свет в глазницах всегда был светом бесконечной агонии. Герда знала, что поняла это, ещё когда впервые увидела её — агонию Смерти. Ужаснейший танец на свадьбе. Словно бы одно только наблюдение за ним дало ей то знание, от которого она теперь защищалась: «Боль сделала тебя живой. Ненависть создала тебя заново».       Губы дрожали, но Герда сдержала их трепет зубами. Она всё ещё неотрывно смотрела на Сьюзан — пусть так…       — Вернись. Вернись и сделай мне больно.       Из груди лезвиями прорезалось что-то куда более чудовищное, чем боль. Позволить это. Дать этому демону себя сожрать. Позволить этому случиться.       Она прошлась ладонью по её скуле:       - Я не жалею… я… Мне не нужна была жизнь, в которой тебя нет со мной рядом.       Почувствовала, как отнимаются ноги. Сердце переставало биться, руки обмякли, а Герда всё ещё оставалась здесь, внутри, впервые так чётко ощущая себя в уже мёртвом теле. В глазницах Сьюзан появился слабый свет. Безразличие, что позволяло ей до этого лишь вспышки на поверхности, впервые осунулось, обнажив раны на глубине. Оно никогда не было абсолютным бесчувствием, но то, от чего оно защищало, теперь словно вырвалось наружу — агоническое, зверское, неподвластное никому и ничему другому.       Герда поднялась в воздух, словно подвешенная тысячей крюков. Дальше всё происходило молниеносно — лёд растаял, а мёртвая рука сама сжимала посох, на котором белым огнём пылал череп Сьюзан. Свет, исходящий от него, с грохотом разбил барьер. Пурга лежала на земле, корчась в судорогах, волосы Герды развевались, освещённые светом теперь уже полной луны… Ведьма почувствовала, что часть её души будто навсегда от неё отделяется, пропадая, оставляя её жалким ошмётком чего-то лишь отдалённо человеческого. Затем всё умолкло. Последним было осознание, что всё, известное ей ранее, как Герда, исчезло до конца. ***       — Эй?.. Я вижу, ты очнулась, — знакомый голос мягко возник возле уха, мелодичным отзвуком прошелестев по груди. — Не бойся, ты жива, ну… насколько это возможно для ведьмы.       Герда вдохнула, медленно открыв глаза и столкнувшись ими с улыбкой, полной острых зубов. Друи поцеловала её в лоб — запах сумеречного леса над ними проник в душу, растекаясь по холодному телу. Было спокойно.       — Я… я ведь умерла?..       — Почти. Ты победила.       Она плавно присела, рассматривая свои руки — ни костей, ни ран, ни чувства выжженной боли.       — Похоже на сон.       — Да?.. Ну тогда я рада, что снюсь тебе.       Ведьма подняла взгляд на неё — Друи улыбнулась снова, ловко заправляя за ухо свои странные волосы. Она будто похорошела. Словно специально украшалась для такого момента — подумав об этом, Герда невольно усмехнулась в ответ.       — У меня много вопросов…       — Всё, что захочешь.       — Что произошло? Я… не помню, чем кончилось. Было очень больно.       Серолицая устроилась поудобнее, скрестив ноги — они вместе располагались на ворохе мягких пледов, прямо под кронами дремлющего леса. Неподалеку высилась покосившаяся избушка.       — Когда вы сражались, ты стала «падшей», едва не прикончив Пургу. Ива спасла положение — вынула кинжал и окончила Рваную ночь. Затем мы бросились к вам обеим… да и другим тогда тоже досталось. Но пока Хильда и клоны пеклись о раненых, Берта выела мне все уши восхищением тобой. Ей не говори, что я проболталась, но она в основном только ворчит на новичков. Знаешь, я думала, Пурга будет единственным случаем, что пробудит в её змеиных глазах восторг.       — Берта…       — Фамильяр Ивы. Почти старейшая отшельница из существующих. И самая учёная из тех, кого я знаю.       Герда откинулась назад, оперевшись на руки и теперь наслаждаясь бескрайней синевой ночного неба. Лёгкая дымка расстилалась по ветвям леса, кое-где соприкасаясь с его краской так, что иногда уже сам лес казался синим. Было даже непривычно видеть только одну луну.       — Значит, стать «падшей» достаточно, чтобы впечатлить её… всего лишь помучиться вволю, думая, что умираешь. Не так уж много. Здесь ведь все страдают, нет?       — Нет, не так, — серая рассмеялась. — Падение требует ряда серьёзных условий. Но даже и при них срабатывает не всегда — знаешь, это чем-то похоже на танец в том плане, насколько многое зависит от чувства… К тому же, пасть можно лишь однажды, и притом, никогда — без последствий. Думаю, тебе завтра объяснят в подробностях. А Берта так егозит, потому что ты никак не могла знать о нём, о том, как принести ему жертву, и о том, что нужно для этого иметь… всё случилось инстинктивно, так ведь? Как это происходило у первых ведьм. А тебя, к тому же, едва посвятили.       Герда отвела взгляд в сторону, остановив его на посохе с черепом — теперь он возвышался над ними, крепко вогнанный в землю. Свет в глазницах Сьюзан продолжал гореть безо всякого на то источника.       — Я хотела узнать… — она тяжело вздохнула, отворачиваясь от этих, почти живых, глаз, — сколько времени прошло с моей смерти? С того момента, как я ещё была принцессой. Не верится, что всего пару дней.       — И правильно, с чего бы вдруг, — фыркнула та, — ну, вы венчались осенью… выходит, что ровно два года.       — Разве Рваная ночь не ежегодно проводится?       Друи придвинулась ближе, так же мирно уставившись в небо.       — Говорят, так было раньше. Теперь раз в шесть лет, приблизительно. По ситуации. Песню преследуют, ведьм сжигает церковь, общество выдаёт тех из них, кто живёт в селениях, а сами ведьмы селений — тех, кто прячется в горах и на болотах… да и сами ведьмы мельчают. Каждое поколение слабее и трусливее предыдущего. Так говорят старики.       Герда покосилась на неё осторожно:       — А ты?..       — Пожалуй, старуха. Я видела два посвящения ведьм. Ваше — как раз второе, но, знаешь… искренне верю в оба. Просто древние не понимают, в каких условиях рождаются и живут современные ведьмы — сейчас мир не тот, в котором они сами когда-то жили. При них люди были жестокими и тупыми. Теперь просто жестокие.       Друи потянулась к краю постели, достав из-за камня две резные бутылки с меткой рогатого черепа на ярлыках.       — Твоё здоровье, — не задавая вопросов, забрала свою та, звонко стукнув её о другую.       — О, не совсем так… они обе для тебя.       Герда вопросительно подняла брови, рассматривая непривычно странные этикетки.       — Это Чёртово молоко, — серая нахмурилась, стараясь придать серьёзность голосу, — помнишь, Ива говорила, что ведьмы вечно терпят боль? Так мы врём для отбора, но в целом — с полуночи до рассвета. Если не пить чёртово молоко. С ним ты разницы не почувствуешь. Новичкам дают по бутылке каждую ночь, падшим полагается две, первое время — даром, и то, это ввели недавно, так как ведьм прибывает всё меньше…       Девушка откупорила бутылку, сделав несколько пробных глотков. Вкус был и правда молочный, даже какой-то неповторимо нежный поначалу… затем она склонилась к траве, стараясь всё выплюнуть. Послевкусие растекалось огнём по горлу — вдыхать стало невыносимо больно, глаза слезились, а руки задрожали так, что Герда едва не выронила бутылку.       Друи поддержала её, обняв за плечи и буквально насильно заставив продолжить:       — Извини, без него будет хуже. К тому же, если глотать, не переставая, боль придёт только с последним глотком. Ну да ты научишься ещё пить… давай вот, следующую тоже. ***       В полночь действительно стало тепло. Они лежали на пледах, слушая шум ночного леса, и Герда ощущала, как по воздуху плывет глубокий зов далекого ветра. Казалось, на шелест верхушек сосен отзывалось неуловимое эхо внутри неё самой. Она сомкнула глаза, затем накрыв серую руку своей:       — У Друи нет имён… но тебя воспитали не Друи.       Прошла целая невосполнимая вечность, перед тем, как та ответила:       — Иногда ты догадливее, чем хотелось бы.       — Можешь не отвечать, — Герда медленно повернула к ней голову, теперь наблюдая профиль. В отличии от остального лица, его сложно было назвать таким уж юным. — Тогда, на ритуале до моего побега, ты слышала, как плачет воздух… Мой воздух. Другие не слышали.       — Это потому, что у нас слишком много общих травм. Многие ощущают крик в воздухе во время ритуала, но каждый увлечён своим собственным. Я тоже не ожидала тебя услышать, — она повернулась к её лицу, усмехаясь одними только глазами. — Меня зовут Эмма.       Герда помолчала. Это было совсем новое чувство — то, которое сейчас растекалось по телу.       — Тебе помог тогда мой поцелуй?       — Да, — она привстала, снимая с себя свадебную рубаху. Без неё дышалось легче. — Ты и раньше говорила про общую боль. Но я не знаю, о чём ты.       — Можно посчитать, — Друи сопроводила её мягким взглядом, затем отбрасывая рубаху на посох, тем самым накрывая ею череп Сьюзан. — Мудак-отец… предательница-бывшая… мёртвая мамаша и старая женщина, что её заменила… — в промежутках, она медленно пробиралась рукой к плечу Герды, затем развернув её к себе. — Этого хватит?..       — И правда много.       — Есть ещё кое-что, но ты, наверное, и сама поняла.       — Давай, — Герда ухмыльнулась, перехватив её руку и коснувшись губами пальцев. Они обе уже несколько минут не сводили друг с друга выжидающих глаз. — Хочу, чтобы ты это сказала.       Эмма приподнялась, отняв свою кисть, и теперь обхватив её лицо обеими. Герда и не подозревала, что такие жуткие глаза могут выглядеть игриво.       — Мне нравятся девушки. Только девушки. Но…       — Но?       Та коварно покосилась на её знак ненависти. Если, конечно, внимание правда было к нему.       — … ещё никогда не нравились люди.       Герда рассмеялась, затем повалив Друи на спину, быстро нависнув сверху:       — Станцую на похоронах твоей человеческой девственности! Можно?.. хотя нет. Не отвечай. Мы обе это видели — я не умею принимать отказы. ***       Утро ощущалось рассеянным и раскованным, проплывая над ней стаями лиловых облаков. Некоторое время Герда всматривалась в них, невольно накладывая поверх причудливые образы сновидений. Сначала это была река, по которой они с Друи плыли в лодке, рассекая водную гладь, а затем… затем… она всё никак не могла вспомнить.       Девушка неторопливо повернулась к ней, умиротворённо рассматривая серое тело. Сейчас можно было с уверенностью сказать, что физических различий между их расами было куда меньше, чем общего. Помимо цвета кожи, белков глаз, этих странных волос и более острых зубов, на первый взгляд ничего и назвать было нельзя. Хотя со вчерашнего вечера Герда добавила к этому списку едва заметные полосы жабр на шее, совсем небольшие перепонки между пальцами и более длинный язык. Не была уверена, относится ли к расовым особенностям её худоба.       Резкая боль, как от сильной царапины, мгновенно отвлекла от мыслей, сведя на нет сонную безмятежность. В ногах появилась раздвоенная кошачья голова:       — Идём, — Леон шепнул это едва слышно, протягивая ей рубаху. Ничего не объясняя, стал удаляться в гущу леса. Если бы не причины, по которым Герде нужен был диалог с ним, ничто не смогло бы заставить её вырваться из объятий спящей Эммы.       Одевшись, она пошагала следом, на ходу выдернув посох со Сьюзан. Воздух вне пледа был зябким.       — Ты постирал рубаху? — спросила, едва отошли достаточно.       — Да. Хотя ты этого не заслуживаешь. Тебе даже не пришло в голову отыскать меня первым делом, как только ты очнулась — неужели мне лишь показалось, что на арене ты поняла, что произошло? Пока мы не завершим цикл, мы не в безопасности, Герда. Могла бы и догадаться.       Девушка остановилась. Тон его голоса, то, как он разбудил, и нежелание что-либо объяснять, вернули её в знакомую атмосферу враждебности.       — Я спасла твою чёртову шкуру, не заставляй меня жалеть.       — Ты ещё ничего не спасла, — он тоже остановился, — пока что. Сейчас мы идём к завершению временного цикла. Действуем по инструкции, которую мне только предстоит составить. И, будем честны: тогда мы спасали себя самих… не обязательно делать вид, что теперь мы приятели.       Герда помолчала. Надменно хмыкнула, зашагав дальше:       — Так, значит… в кругу действительно были будущие мы.       — Да. Точнее, теперь это мы настоящие.       — Не понимаю, как ты это провернул.       — Я сам пока не всё понял, но — имеем, что имеем. Раньше я и представить не мог, что такое возможно, подобное никто из отшельников никогда не проворачивал…       — А почему ты не хочешь, чтобы мы были приятелями?       Он удивлённо перевёл на неё трёхглазую голову:       — Зачем усложнять?.. Я твой фамильяр.       — Разве это не значит?..       — Советую потом прочесть в библиотеке, что это значит. Ты ведь отказалась, когда Ива предложила объяснить. Ну, вот мы и на месте…        Перед ними раскинулась уже знакомая Герде поляна, теперь куда менее мрачная, чем во время Рваной ночи. На месте круга вздымался иссиня-чёрный столб портала — Леон отправился туда первым. Она задумчиво села на один из пней, сплошь окружённый разбросанными книгами и свитками, что покрывали теперь почти всё пространство поляны. Кажется, они были посвящены подсчётам положения небесных тел, движению луны, и прочим вещам, что включали в себя обилие чертежей… подперев щеку рукой, Герда с трудом прочла одно из названий. «Foraminis in tempore: однажды в тысячелетие».       Вопреки ситуации, пониманию того, что, наверное, это важно — мысли непреклонно возвращались ко второму, полузабытому сну.       Его героем был парень в татуировках. Теперь она это вспомнила: грязный подвал и орудия пыток, в которых он держал своего брата-близнеца… ну, или что-то вроде этого. Оба неприветливо угловатые, бледные, с гнездом чёрных волос на макушке и сбритыми висками. Тот, что был не привязан, изуверствовал над вторым, садистически ухмыляясь, то и дело перечисляя его грехи: «Это за трусость! А это тебе за ничтожность! Ну ты и урод…» — и если первый сон можно было объяснить настроением Герды, второй никак не вписывался в то, что отражало её мысли. В какой-то момент, чудак заметил чужое присутствие — этот миг был самым страшным. Теперь она чётко припоминала его рваную кожанку без рукавов, испачканные кровью руки и рисунок рогатого черепа на груди — почти такой же, как на метках с молоком. По всему торсу и видимым конечностям виднелись наколки; вокруг шеи вилась выразительная татуировка змеи. «Пошла вон отсюда», — прошипел он с надрывом, и затем, этот сон закончился.       — Скажи, что он жив! Немедленно скажи, что он жив! — донеслось из портала, и ведьма отвлеклась, осторожно покосившись туда. Леон из прошлого стоял перед кругом, в целиком человеческой манере расцарапывая себе голову — так, как обычно выдирают волосы от отчаяния. Современный отшельник не отвечал, растерянно наблюдая за этим. — Мы увидимся? Он… простил меня?!       — Действуй по моим инструкциям.       — К чёрту инструкции! Если он не выжил, я… мне незачем возвращаться.       Герда ощутила укол сострадания, наблюдая, как тот закрыл глаза, тяжело дыша, стараясь сосредоточиться, чтобы спокойно ответить:       — Я выясню это. Обещаю.       Прошлый Леон обессилено опустился на лапы:       — Что ж… привести беглянку. Хорошо. Я приведу её. Сделаю, чего бы мне это ни стоило, но, знай — если ты соврёшь, я тебя уничтожу. Убью нас обоих! Если не вернёшься с докладом, о том, как он там… и не думай, что я побоюсь.       — Конечно. Никакой лжи, — тихо ответил он дрогнувшим голосом и вышел.       Герда смотрела на его отрешенную морду, не отводя глаз. Видела, как кот содрогается.       — Ты ведь… соврал. Ты не сможешь вернуться. Или?..       — Не смогу.       — Это же значит, что тебе конец! Он ведь сказал…       — Нет, — Леон горько усмехнулся, неторопливо направляясь обратно в гущу леса. — Он тоже соврал. ***       Когда подошла её очередь, девушка чувствовала себя особенно странно — не была уверена, что готова себя увидеть. Говорить с собой. Это чувство оказалось жутким, тошнотным, каким-то болезненно-скорбным… когда она вошла в портал, то увидела её сразу же. Бесконечно близко. Бесконечно далеко — словно бы это был другой человек… с исцарапанными руками и пятками, с невинными, испуганными глазами оттенков сломанного льда. Враждебно сжатыми в кулаки руками.        Отшельница взглянула на неё. Затем на посох. Ведьма сделала шаг вперёд, обнажив себя под лучами лунного света, и девушка скривилась в отвращении, отшатнувшись от неё подальше — они встретились глазами. Смотрели друг на друга так, что казалось, каждая понимала чуть больше, чем должна, видела чуть больше, чем сама ожидала. Сильнее всего Герде хотелось выйти из этого круга, догнать и обнять себя, шептать ей на ухо, что всё будет хорошо…       — Кто ты?!       Она помолчала, сражаясь с желанием ответить честно. Прикусила язык, вырывая из себя то, что сама уже слышала:       — Я — та, кто всегда с тобой была и кто будет. Кто не предаст, когда все предадут. Я та, кто убивала и будет убивать за тебя, умирала и будет умирать за тебя. Я… — горло пересохло, и Герда едва договорила, стараясь сделать слёзы неслышимыми. — Я здесь… чтобы дать тебе то, что ты ищешь.       Прежняя её копия ринулась навстречу — ведьма неумолимо подняла посох, прокричав название города. Вышла из портала прежде, чем к ней успел добраться прежний ошарашенный Леон.       На улице ярко светило утро нового дня, когда ветер листал страницы загадочных книг, а дыра во времени с грохотом закрылась. Она шла и шла по лесу, теперь ласково проводя рукой по прежде ненавистным деревьям — пока не добрела до той старой избушки.       Из окна высунулась змеиная голова Берты:       — Эй, не опаздывать!.. или ты снова пыталась удрать? Первый урок уже начался! __________________________________________________________________________ ¹Здесь, Берта имеет ввиду отшельниц промежуточных форм, (таких, как Герда), а не уже сформировавшихся, (таких, как она сама).