Выбивая страх

      Четыре кубика сахара в маленькую розовую кружку и, надкусанная сбоку, плитка молочного шоколада с фундуком. Венди чувствовала себя намного хуже, чем «ужасно» — казалось нет такого слова, такого выражения, которое могло бы описать ее душевное состояние на данный момент. Она думала, что немного сладкого хоть как-то поднимет ей настроение, и пускай тело не болело, но на душе скребли кошки — и скребли они яростно, вымещая всю скопившуюся злость и обиду. Мысли о необходимости денег мощным потоком захлестнули девичью голову — отчаяние проявлялось в дрожании пальцев на руках и постукиванием носком правой ноги по полу. Ее мать, заваривающая кофе через турку, обернулась, обеспокоенно глядя на чем-то взволнованную дочь. Дэн Кордрой, глава семейства, зашел на кухню, широко зевая и почесывая живот. В глаза бросилась его отросшая рыжая борода и ясность взгляда, несмотря на раннее пробуждение — едва ли сейчас семь утра. Братья Кордрой наверняка спят, видя не первый десяток снов: проснутся, и снова будут рассказывать о том, как путешествовали по разным мирам в своих сновидениях, верша правосудие над причудливыми монстрами.       Венди не прекращала стучать ногой, чем только сильнее привлекала внимание к себе. Смотря в окно, она мечтала убежать от проблем и быть свободной, чистой, не знающей горя, которое нельзя разделить между близкими тебе людьми, потому что горе это — позор, ошибка некогда прекрасной любви. — Милая, что-то случилось? — Мисс Кордрой подошла к дочери, погладив ее по голове. Она по себе знала, что юность — сложный период: в такое время важно найти того, кому можешь выговориться и довериться, и женщине хотелось верить, что именно таким человеком она станет в глазах дочери, что в последнее время словно сильнее погрузилась в себя. — Ты так спонтанно попросила нас сходить в школу и вместе с тобой написать то заявление… Мы беспокоимся. Тебя же никто не обижает? — Все хорошо, мама, — улыбнулась Венди, поджимая губы. Тошнота снова наступала, но вместо того, чтобы побежать в туалет, она сделала глоток кофе и подавила порыв. Дрожание тела не укрылось от родителей, но девушка думала, что актриса из нее достаточно хорошая, чтобы до нужного момента не показывать настоящую сторону странного состояния. — Просто я очень устала.

***

      Диппер не спал всю ночь: как только закрывал глаза, то сразу видел Мэйбл, зовущую на помощь и захлебывающуюся от слез, ощущал холод и присутствие того, кого совершенно не желал признавать и видеть. Лучше не спать вовсе, чем видеть нечто подобное — будто не хватает самобичевания в реальности — так еще и во сне видятся добивающие сердце виной картины. Когда наступило утро, парень продолжал пялиться в потолок, изредка на кровать Мэйбл. Отчаянно желалось в школу, как бы странно это не звучало. От недосыпа и недоедания собрать отрывки мыслей было почти не реально: живот постоянно болел в районе желудка, сжимаясь изнутри, во рту ощущался привкус кислоты, а усталость била по спине и коленям. Словно выжали все соки — пустая мятая упаковка, которую пора выкинуть, но ее дожимают, чтобы достать пару капель.       Сборы в школу заняли не более пяти минут, а вот задумавшись о Билле, страшной фразе, услышанной в туалете, Диппер минут десять не мог сдвинуться с середины коридора, не решаясь показываться окружающему миру, ждущего его за деревянной дверью с металлической ручкой. Может из-за усталости, может просто из-за слепой веры, но Пайнс думал, что любой вещи можно найти объяснение, которое не будет нести в себе нечто страшное и жуткое — так думалось.       Дядя Стэн прошел сзади в трусах и белой заляпанной майке, выпивая с утра пораньше холодное пиво. Он угрюмо сказал «доброе утро, пацан», и ушел в гостинную. Через пару мгновений звук включающегося старого телевизора и разговоры телеведущих из местного эфира новостей выкинули Пайнса из раздумий. Он сжал лямку сумки, перекинутой через плечо, и, вздохнув, громко и четко сказал: — Я ушел в школу.

***

      На пороге школы Венди встретила Робби, который, держа букет ненавистных ромашек, определенно ждал ее. Лицо сине-фиолетовое, одежда мятая, но он все-таки стоит и верно ждет, желая принести извинения и вернуть прежний уклад жизни. Словно дикий пес, что укусил новоиспеченного хозяина. Венди фыркнула, и постаралась длинными волосами прикрыть лицо, но только дурак не поймет, что это та самая Венди Кордрой, что подала заявление на исключение и чей бывший парень был недавно избит. Несколько учеников столпилось неподалеку, держа наготове свои телефоны — предвещалось нечто интересное. — Венди, я… — он буквально подпрыгнул к ней, хватая за плечи. «Никогда не принимал во внимание мое личное пространство», — подумалось вдруг. — Хватит, довольно, я устала от этого цирка, — девушка оттолкнула его от себя, отходя подальше. В поле зрения попался стоящий в двух-трех шагах Диппер, спокойно смотрящий на них. Сейчас он казался самым настоящим спасением, тихой гаванью, дарящей умиротворение. Глядя в его глаза, Кордрой успокоилась и даже улыбнулась. Понимая, что следующее действие оставит ощутимый отпечаток на отношениях ее с Пайнсом, все-таки решилась на задуманное.       Подойдя к нему и схватив за ворот рубашки, она прильнула своими губами к губам Диппера, углубляя поцелуй языкой. Диппер перестал дышать на какое-то время, глубоко потрясенный и восхищенный в то же время. Кто-то из учеников засвистел, кто-то крикнул «Ну нихрена себе!», а одна из девочек, что любила потешаться над Венди и была в школе главной сплетницей, сфотографировала спонтанный поцелуй и рядом стоящего Валентино, чьи эмоции на лице читались слишком хорошо.       Дипперу желалось повалить Венди на землю прямо сейчас, но он только отвечал на поцелуй, нежно и неумело, с трудом принимая, что мечта его жизни осуществилась. Возможно, благодаря Робби, его безответной любви пришел конец.       Венди прервала поцелуй, положив ладонь на грудь Диппера и мягко оттолкнув от себя. Тихо прошептала «потом продолжим» и, чмокнув уже в щеку, ушла, на последок сказав Робби: — Ты жалок.       Постепенно толпа зрителей разошлась, ведь уроки вот-вот должны были начаться, а Венди нужно было забрать кое-какие вещи и пару документов из администрации. Ее слова, сказанные шепотом вслед за жарким поцелуем, зажгли в Диппере новую искру, ради которой ему вновь захотелось жить. Только Билл Сайфер, стоящий за его спиной, мечтал убить рыжеволосую девку, что посмела коснуться того, что ей не принадлежит. Скотина, что посмела своими руками схватить Диппера и коснуться того, что Сайферу желалось поглотить в первую очередь.