Выбивая страх

      Ярко-желтые одуванчики с сухими стеблями прорезают собой бордюр — растут и пытаются выжить. Далеко не такие привередливые, как розы, но по-своему красивые цветы-сорняки. Когда их много, то создается ощущение, будто солнечный свет пролился на землю. Неподалеку от дороги стоит дерево, старое и большое: раскинув волнистые ветви, врезается в заржавевшую зеленую калитку. Вороны кружат то над старым домиком, стоящим на отшибе города, почти на границе, то сидят на дереве, глядя на редко мимо прохожих с особой внимательностью — иногда перелетают с ветки на калитку да обратно; бывает, подлетают так близко, словно только и ждут вероятного нападения. Бывало, нападали, а потому дети не ходят по этой дороге. Черными перьями усыпана пыльная дорога, и ветер несет всё поближе к домику, проклятому месту, которое сторожилы города оплевали раз сто. Сильные духом, но пожилые мужчины покрепче хватают трости или внуков за руки, тихо шепча «дьявол живет здесь». Старые женщины, продолжающие со времени молодости носить свои цветочные и пестрые наряды, как можно дальше обходят дом.       «Ох уж эта человеческая наивность — думать, что за калиткой безопасно, что зло обитает лишь тут и никуда более не девается. А ведь такое существо, как я, ходит свободно по городу, нарушая мир и покой», — Сайфер усмехнулся собственной мысли. Живя в колодезном домике, он наслаждается атмосферой, что давным-давно впиталась в стены этого старинного места. Весь дом скрипит, того и гляди сорвется с земли — постоянно прогибается гнилой пол под ногами, падает взгляд на треснувшие стены с потолком. Проведя когтями по одной из таких стен, существо вздохнуло. Последнее время выдалось сложным, а поиск надёжного укрытия довольно неплохое занятие, которым все-таки лучше начать заниматься как можно раньше. И, думая обо всем этом, на ум приходит только одно — подвал семейки Пайнс, что раз в год затапливается, а большинство времени и вовсе остается не проверенным. Старого хрыча можно ввести в заблуждение, а может и заставить убить себя — дело не сложное, но вот сводить с ума малыша Пайнса хочется постепенно. С кончиной его дяди от ребенка наверняка ничего не останется. Даже капельки страха — только отчаяние, что может привести к тому же самому самоубийству. А страх, как известно только Биллу, самая вкусная эмоция на свете.       «Пайнс». Никогда не покидает мыслей. Поселился в голове. Думая о мальчишке больше и больше, хочется вырвать себе мозги, лишь бы перестать заморачиваться на счет глупых, порой наивных вещах, присущих людям. Вместе с «Пайнс» в мыслях всплывает и «Кордрой». Потаскуха Венди, думающая об аборте, но не имеющая средств. Лучшая наживка, но та, кого хочется разорвать в клочья в первую очередь. Ненавистная, противная, очаровательная Венди, забирающая то, что почти стало принадлежать Сайферу. Как же близок он был к тому, чтобы сократить расстояние в отношениях… Билл сжал ладонь в кулак и со всей силы ударил в стену, создав невероятного размера вмятину. «Венди, Венди, что же мне с тобой делать?».

***

      Диппер пребывал в состоянии, которое можно описать, как полная эйфория. Безумно счастливый, впервые после смерти Мэйбл, он лелеет о дальнейшем продвижении в отношениях с Вэнди. И совершенно плевать, что тем сладким поцелуем она совершала самый эгоистичный поступок в своей жизни. Кажется, что на губах еще остался привкус после поцелуя: такой еле уловимый, но приятный; касаясь губ, Диппер улыбается. Хочется снова ощутить то, что раньше было только далекой мечтой мальчика, что совершенно ничего не знал о взаимной любви. Вместе с воспоминанием о поцелуе, в голове всплывает лицо Валентино, в котором так отчетливо читалось смирение.       А что же дальше? Дальше только хорошее — так хочется думать, так думается.       Дни пролетают незаметно, сменяются однообразно один за другим. В привычку вошли свидания с рыжей девушкой, что любит целоваться долго и прижимать парня как можно сильнее.       Все хорошо ровно до того момента, пока не пропадает его друг, Зус, в последнее время больше проводивший время в темной комнате, чем снаружи, с людьми.       Диппер ранним утром увидел листовку с его изображением на фонарном столбе. Посмотрел задумчиво и хмыкнул. То, что его близкий друг пропал, казалось, совершенно не тревожило его, и мысли о Вэнди заменили человеческое сострадание и боль от потери близкого человека. Смотря на фотографию Зуса, улыбающегося, где он чуть щурит глаза, Дипперу не хочется думать о том, что он был его другом — мысли страшные по осознанию, но ничего не значащие в данный момент.       Билл подходит сзади, подкрадывается, словно лиса в момент своей охоты, и со спины обнимает, кладя голову на плечо. Он говорит «твой друг пропал, разве тебе не грустно?», а Пайнс и сам не знает, что чувствует — потому мотает головой и с по истине сумасшедшей улыбкой говорит «все хорошо, для меня это ничего не значит».       Еще долго по вечерам он будет сидеть у зеркала, смотреть в телефон на совместные фотографии и забывать о времени, что они с Зусом провели вместе. Главное — Вэнди, главное — Билл. Только они оба важны, и если о первой он всегда мечтал, то Билл стал дорог сердцу внезапно. Словно прогрыз дыру, чтобы ворваться. И чувство при осознании этого складывается странное, но не пугающее.       Билл смотрит на Диппера, мечтая сожрать на месте, но улыбается. — Я не хочу, чтобы Вэнди была с тобой. Не хочу чтобы кто-либо еще был рядом с тобой.       От слов, сказанных ледяным тоном и невинной улыбкой на лице, становится жутко. Пайнс стряхивает с себя Билла, слегка посмеиваясь. — Это совершенно не смешно. — А кто сказал, что я шучу?       В глазах бессмертного существа голод и вожделение — больше ничего.