Воины без лицензий

You've got one time to figure it out, У тебя есть шанс понять, что происходит, One time to twist and one time to shout, Единственный шанс выскользнуть и закричать, One time to think and I say we start now, Шанс поразмыслить до того, как я скажу: "Пора", Sing it with me if you know what I'm talking about. И если ты поймёшь, о чём я говорю, то спой со мной тогда.       Когда тёмные души разгуливали по улицам городов, появилось Братство Стражей. Каждый из воинов, совершая ритуал очищения, пользовался особой причудой. Их считали потомками Сатаны, но обстоятельства изменились, когда люди поняли, что тёмные души уничтожат всех, если не принять помощь стражей. Воины создали Академии в Токио, Нагое и Ямагути, но после totentanz две были разрушены. Айзава рассказал всё это за завтраком.       Скрежет в замочной скважине заставил обоих вздрогнуть: ночное происшествие пробудило затаившийся в подкорках мозга страх, всколыхнувшийся с новой силой. Но это была лишь Ямада-сан, приехавшая домой с шестидневной командировки. Хизаши выдохнул и встретил маму объятиями, предложив яичницу с беконом. Он был не слишком привязан к ней, и забота носила, скорее, символический характер. Айзава навострил уши, когда она рассказывала о произошедшем на самолёте — какой-то паникёр забился в багажное отделение, обвинив стюардесс в антирелигиозном поведении. Закончив монолог, она приветливо улыбнулась и представилась новому гостю. Она не знала, что у сына есть приятель: обычно у него не было друзей. Как любая мать, она страшно обрадовалась и решила получше узнать Шоту. — О каком тотентанце вы говорили, кстати? Я тоже хочу послушать, — Эцуко села за стол и уставилась на Айзаву, словно ребёнок, ожидающий сказку; Хизаши виновато улыбнулся, подавая ещё одну тарелку с омлетом. — Это испортит Вам аппетит, — отрезал Шота, выбираясь из-за стола. — Спасибо за завтрак, Хизаши. — Ладно, все мы устали… Надеюсь, вы посветите меня в подробности чуть позже, — в её глазах блеснуло разочарование; она не хотела давить ни на сына, ни на его приятеля, несмотря на растущие волнение и любопытство.       Хизаши вздохнул и направился к себе. Не стоило ей пока об этом знать. От одной мысли, какая угроза висит над мамой, он вздрогнул и ссутулился. Может, действительно стоило поехать в Токио?..       Из-за задвинутых штор в комнате царила полутьма, лёгкий ветерок, врывающийся из открытой форточки, доносил звуки утренней возни — это был и шум машин, и сонные приветствия, и осколки перемежающихся мелодий, и топот ног, и лай собак… Ямада поглядел на развевающиеся портьеры. Задумавшись, он не услышал, как в гостиной захрапел Айзава.       В коридоре тикали часы. Каждый удар отдавался гулом в голове, рассыпая вдребезги сон. Хизаши привык к распорядку «Спишь два дня — мучаешься столько же». От скуки не спасал даже тамагочи, приобретённый в электронной лавке за двести йен.       В гостиной послышалось шуршание. В последнее время происходило столько странных вещей, что он привык к неожиданным звукам, людям, призракам… Ему приходилась слышать о стражах от парочки одноклассников, считавшихся в школе психами. Они держали на руках подпольный клуб, но Ямада никогда не придавал этому значения. Мало ли кто чем занимается! Они верили в реинкарнацию и делили людей на Видящих и Невидящих. Хизаши считал это странным и пугающим.       Шуршание и шёпот усилились, что-то с глухим стуком упало на пол, а затем послышался вскрик Айзавы.       Ямада не выдержал и, подскочив, вылетел из комнаты. Сердце замирало от одного только воспоминания о «бабушке», которая готова была сожрать собственного внука. Пока Айзава не рассказал об особенных людях и не определил его в стражи, Хизаши считал, что все люди видят призраков. Новый приятель стоял у входа, его волосы шевелились, словно комок чёрных червей, а глаза горели красным пламенем: с противоположной стороны дивана за ними наблюдало полупрозрачное, иссиня-чёрное существо, отдалённо похожее на оборотня.       Ямаде хотелось вопить от ужаса, но он лишь молча смотрел то на Айзаву, то на огромное создание со злобными маленькими глазками и острыми, словно нож, клыками, с которых стекала светящаяся белая слюна. «Шота, только убери ЭТО из моей гостиной, иначе я запущу в него какой-нибудь хренью!» — мысленно умолял Хизаши. Хорошо, что мама ничего не видела: тогда бы он стал первым, уничтожившим призрака материальной вещью. Психи из школьной компашки говорили, что они не оставляют от человека и косточки…       Когда последний квадратик души растворился в пространстве, Айзава моргнул и принял свой обыкновенный уставший и унылый облик. Ему хотелось застрелиться на месте. — Этот Ад не кончится никогда, — мрачно констатировал он. — Есть глазные капли?       Прежде чем отправиться за аптечкой, Ямаде пришлось прийти в себя и постараться забыть увиденное. Многое хранилось в его памяти: истинные зачинщики школьных драк, обидные слова, пугающие призраки, мамины любовники… Он даже писал на переменах печальные песни, выкидывая листки в урну и зная, что никогда не сможет сказать людям о своих чувствах. Кто знает, может, они нашли бы в этих текстах себя?.. Молчать было ужасно на самом деле.       Хизаши вернулся с каплями. Глаза Шоты покрылись сеткой красных капилляров и выглядели очень напряжёнными. Айзава сидел на диване, потирая виски и пытаясь расслабиться. Похоже, у него болела голова, иначе Ямада не уловил бы пульсирующих, тяжёлых вибраций. Он даже удивился, что почувствовал энергетику человека.       Глаза настолько жгло, что Шота вылил в них полфлакончика за раз. Ему осточертела эта способность, он ненавидел просыпаться с ощущением раскалённого песка под веками, а денег на капли не хватало. Хизаши смотался на кухню, принёс стакан с водой и таблетку от головной боли. Маленькие котики в пастельных тонах играли друг с другом на белом фоне кружки; Айзава выпил таблетку и стал разглядывать забавные картинки. Боль медленно отступала.       Отклонившись на спинку дивана, Шота молча оглядел гостиную. Это был маленький кубик, заставленный разной мебелью, техникой и мелкой утварью. Напротив стоял громоздкий серый телевизор JVC, усеянный десятками фигурок и брелков, полки настенных шкафов ломились от статуэток и сувениров, диковинных для японской культуры, в доме даже не пахло традициями. Айзава подумал, что их квартира — восьмое чудо света: ни у одного японца не было такого бардака, как здесь. Впрочем, какая разница, где спать и жрать?       Хизаши достал телефон и вновь настрочил в заметке послание. Это являлось самым простым средством общения, потому что бумага быстро заканчивалась, а язык жестов он считал скучным и однообразным. Гораздо интереснее звучали слова, с разными оттенками эмоциональности и громкости. «Кстати, Стёрка, почему в городе так много призраков? Как я могу с ними справиться? Кто они и откуда вообще взялись?» — Хизаши, отвяжись, пожалуйста. Ночь и так паршивой была. Хочешь больше информации — поезжай в токийскую Академию, а меня оставь в покое, — отрезал Шота. «Мне достаточно учёбы в школе», — попытался возразить Ямада, но под угрюмый взгляд Айзавы замолк.       Больше они не поднимали эту тему. Шота, так и не заснув, ушёл после того, как утихла головная боль.       Крыша старенькой двухэтажки, в которой Айзава жил раньше с матерью, теснилась между двумя новыми офисными зданиями, прямо напротив метро. На стенах первого этажа чернела копоть, а выделявшееся серебристое граффити в виде слова «peace»* мозолило глаза.       Шота знал город как свои пять пальцев, и, когда прохожие диктовали адрес какого-нибудь магазинчика или склада, где можно было устроиться на работу и купить съестного, он на автомате вспоминал образ улицы, стоящие рядом здания и даже вид рекламных баннеров. Но в квартире жить не хотелось, да и жилой её больше нельзя было назвать — так, одни руины остались…       Его жизнь — сон, полный кромешной тьмы и смазанных людских портретов. Помнил ли он что-то из своей истории? Тёмный силуэт, холодные мамины руки, крепко держащие за плечи, надрывный крик, тьма, Академия Стражей. Тогда ему исполнилось пять лет. А через четыре года Академия была уничтожена.       Только Шота хотел прилечь, как заметил вдали бледный силуэт Кена, скачущего к нему по крышам. Его кожа — серая, как у каменного изваяния — при свете солнца казалось неестественной, а одежда того же цвета выделяла жуткую схожесть со статуей какого-нибудь воина, движения Кена были неуклюжие и размашистые, он не знал понятий «грация» и «хрупкость».       Приземлившись на двухэтажку, он едва не устроил землетрясение — столько силы и веса хранилось в нём. Шота устало вздохнул и приподнял бровь — встреча с приятелем нисколько не радовала, вселяя неприятное чувство тревоги и стресса. Глядя на взволнованное лицо Кена, он решил дать шанс разговору. Не каждый день такая гранитная глыба эмоции проявляет! — Шота! Случилась аномалия! В метро электрички не работают и военные стоят: никого не пускают дальше входа. Возможно, в этом замешана Акане. Пошли скорее! Сам всё увидишь!       Кен, казалось, превратился в один большой восклицательный знак, бьющий тревогу о чём-то, чего Айзава явно не ожидал в ближайшем будущем. От неприятного предчувствия закололо в груди, и он в который раз проклял жизнь, от которой были лишь одни неприятности, Кен, не дожидаясь ответа, потащил его в сторону подземки. — Где остальные? — слова Айзавы потонули в гомоне людских голосов, когда они пробирались к метро. — Какие «стальные»? — Кен вскинул брови, обернувшись. — Говори громче, ничего не слышно! И давай поторопимся, иначе Эми и Немури задавят прямо у входа!       Девчонок они действительно обнаружили у входа, но только у чёрного. Эми запаслась бинтами, водой и фонариками; Немури держала в руке жуткий металлический хлыст, экстравагантно сочетающийся с её привлекательной фигурой. Таким арсеналом преступника уничтожить проще простого, если бы она имела правильную тактику. Эми кинула по одному фонарику Кену и Шоте, который всё ещё не мог понять, что происходит и зачем они вообще лезут на рожон, нарушая правила военных. — Кто-нибудь мне объяснит…       Но тут Каяма шикнула на него и втолкнула следом за Кеном. Шоту совершенно обескуражило поведение ребят. Если такой мертвецки спокойный человек, как Кен, взволновался, значит, дело действительно было серьёзным. Кен Ишияма среди учеников Академии славился честностью и уравновешенностью, но в последнее время Айзава редко видел на его лице покой: сказалась разлука с учителями и родителями, которые жили в другом городе, или тревожило внезапное появление старой приятельницы? — Слушай, ведь Акане и правда изменилась… — усмехнулась Эми. — У неё крыша поехала, хотя она и до этого ку-ку была! Бредит Дьяволом и нас не слушается… После встречи в Академии сразу свалила со странной гримасой на лице. Не нравится мне всё это!       Он подумал, что Эми опять неудачно пошутила. Всё, что Шота сейчас чувствовал, — это нарастающее раздражение и рвущееся с уст «Ну я же предупреждал!».       В вагонах оказалось темно, а сверху доносилась ругань пассажиров, и Айзава вполне понимал их. Кому бы понравилось купить билет и не уехать в назначенный день из-за ненормальной девчонки, обрезавшей провода в метро? За поездом послышались шаги и голоса, Немури с шипяще-раздражённым «Шухер!» скрылась в ближайшем вагоне, другие последовали её примеру, погасив фонарики. У входа появилась группа военных.       Один из них, посвятив на вагоны, прислушался к звукам; второй, повертевшись на месте и ничего не обнаружив, направился к электричке; остальные разбрелись по подземке. Ребята, прижавшись к стенкам и затаив дыхание, наблюдали в окно. Второй исчез в последнем вагоне. Кен, нахмурившись, осторожно махнул остальным к выходу на другом конце. Айзава не понимал, что происходит, — всё смешалось в калейдоскоп странных событий, никто не спешил посвятить в проблему. Они перебегали из одного вагона в другой, пока не оказались достаточно далеко, углубившись в туннель. — Может, вы всё же расскажете, что здесь, чёрт возьми, происходит? — Крепись, Шота, крепись… По версии военных, террористы заложили газовку в каком-то вагоне, в заложницах у них — девчонка лет четырнадцати, причём никто не знает, чья она, — Кен нахмурился и покачал головой. — А если это кто-то из наших? Сам знаешь, как военные обращаются со стражами… Дело — дрянь. — Короче, мы опять влипли в какое-то дерьмо, — усмехнулась Немури и, прислушавшись, вдруг крикнула: — Щас подорвёт! Ложись!       Из главного вагона послышались тиканье и смех. Немури уже встречалась с подобным в фильмах — ох и любила она мистику и ужасы! В реальности Каяма с головой окуналась в ситуацию, борясь с противниками внушающим хлыстом (или обаянием). Пока Немури думала о том, как выглядят преступники, бомба взорвалась, разнеся по метро густой тёмный дым, с потолка на поезд посыпалась штукатурка. Эми вытащила из сумки бинты и, намочив водой, раздала ребятам. — Прижмите ко рту. Нужно действовать быстро. Это вам не противогазы, — она впервые вела себя серьёзно, и Шота даже почувствовал прилив уважения к ней. — Акане кому-то помогает, и этот кто-то — чертовски важная персона. Преступник воспользовался ситуацией и выхватил из наших рядов стража — неплохая нажива, чтобы манипулировать городом. Только вот что за цель у него? Захватить власть таким жестоким путём? Бред, — Айзава задумался, медленно отходя от злости и погружаясь в раздумья: ему всегда нравились головоломки, даже самые опасные.       Рядом с вагоном раздались хлопки. Кто-то медленно приближался к ним, аплодируя и посмеиваясь. Фигура остановилась в двух шагах от входа и замерла, сквозь дым ребята различили лишь силуэт человека. Айзава, использовав причуду, всмотрелся в чернеющее полотно одежды и дёрнулся, чуть не выронив марлю, дышать стало в разы труднее. — Фантом… — он отшатнулся к противоположному окну. — Не подходите к нему: очень сильная тварь — мгновенно вытянет из вас души. — Коленки задрожали? — фантом хохотнул. — Уж лучше коленки, чем потолок, иначе смерть настигла бы вас раньше. А так неинтересно.       Последнее слово прозвучало с шипением и треском, будто прокрутили его на радио-волне с плохой связью, и угасло вместе с фигурой. Смех прекратился. Песня, сочившаяся сквозь стены поезда, внезапно прервалась. Некоторое время ребята слышали только бушующих пассажиров, Кен осторожно выглянул за кабину в надежде увидеть военных, но дым заволок всю подземку, вблизи не было ни единого силуэта, никто не светил фонариком, не переговаривался и не шагал. У Эми заканчивалась вода, нужно было срочно убираться из метро. Смекнув, что она хочет выйти, Кен ухватил её за локоть и втащил обратно. — Мы не можем уйти, — в его словах звучал укор. — Никто из стражей, кроме нас, не знает о фантоме. Мы должны уничтожить его и выяснить, здесь Акане или нет. Фантом — сильная зараза, городу конец, если он захочет повеселиться. Шота, ты с нами? — А у меня есть выбор?       Они возобновили путь. Кто-то маячил в коридоре, шныряя от сиденья к сиденью. Айзава не успевал применить причуду, чтобы прочитать «нового знакомого». Но, наверняка, это был фантом. От одной мысли о нём по коже бежали мурашки, Айзаве отчаянно не хотелось идти дальше, но и команду горе-героев он оставить не мог — кто-то же должен за ними приглядывать! В голове крутились картинки из прошлого. Блеклые кадры один за другим отбрасывали кровавую тень на душу. Всё тело кричало «Отступай!», но он упорно шёл вперёд. Осень 1989. Начало ноября. День рождения Шоты. Вечер. Мама целует в макушку и вручает подарок — серый шарф. Нет ни праздничных лент, ни тортов, ни громкой музыки, ни шныряющих всюду приятелей-балбесов — только он и она. Слегка улыбаясь, мама говорит «С днём рождения, Шота», и Айзаве достаточно. Ему, как и ей, нравятся монохромные цвета и рисовое печенье. Мама не любит шумных вечеринок и грандиозных праздников, у неё нет понятия «праздновать», но по традиции она всё равно печёт печенье. Шота сидит на кухне, обмотанный в широкий длинный шарф — единственное, что осталось от отца. Айзава смотрит, как она, осторожно поставив противень с печеньем, зажигает огонь. В доме стоит тишина. Зудящее напряжение и тревога не дают покоя, в ушах отчего-то трещит, будто к ним поднесли неисправное радио или электропровод. В коридоре что-то шуршит, он прислушивается. Мама стоит и смотрит в кухонный проход. По телу пробегаются мурашки. Квартира на первом этаже. Внезапно она хватает его и выталкивает в окно, вокруг дома шныряют тени, Шота не понимает, что происходит, и не может разобрать «людей». Она велит бежать, он чувствует страх и беспомощность. Крик мамы обескураживает. У Айзавы темнеет в глазах. «Поздравляю, Шота. Ты попал в Академию Стражей», — чьи-то слова эхом проникают в затуманенное сознание. Он чувствует острую боль в висках, вновь отключаясь.       Тень металась, смеялась, выскальзывала из поля зрения, бросая в лицо дотошными голограммами, генерировала тёмные души и просто наблюдала за тщетными попытками расправиться с ней или отступить. Кен кожей чувствовал движение и расположение существ. Его способность — окаменение — превращала духов в хрупкие известковые статуи, которые мгновенно распадались на осколки и исчезали во тьме.       Айзава понимал, что от военных поддержки ждать не стоит: их уже попросту нет в живых. Энергетика фантома переполняла метро, души вырывались из электрички и разбредались по подземке. — Я чувствую их злобу, — Эми увернулась от чёрных когтей. — Представляю, какой выйдет кадр, когда сверху начнётся паника… Немури, думаю, нам лучше вернуться к выходу. — Беда прям с этими душами! Лучше бы вместо высасывания и пожирания делали массажик, — Каяма, разрезав хлыстом воздух, лопнула одного духа и выбралась из вагона.       Фантом кинулся вслед, но Шота, размотав шарф и накинув на чёрное туловище, потянул на себя. Трудно было поддерживать марлевую повязку и защищаться. Его глаза вспыхнули огнём, испепеляя тёмный силуэт. Энергетика фантома распадалась медленно, у Айзавы слезились глаза, покрываясь густой сеткой капилляров. Кен вышибал тёмные души, не позволяя им защищать «хозяина», но они успевали вытягивать силы.       Над подземкой раздался пронзительный крик, заложив уши. Шота на мгновение замер, в голове пронеслась картина с мамой: самым ужасным и страшным, случавшимся в его жизни, был её предсмертный крик, завязавший тугой узел вины и злости на душе. Если бы он вернулся, то, может, смог бы защитить её! Фантом, воспользовавшись заминкой, вырвался из шарфа и исчез в проходе вагона. Айзава чертыхнулся. За ним последовали оставшиеся души, несколько из них, наиболее уродливых, скалясь и наступая, попытались расправиться с ослабленным Кеном. Шота стёр их. — Спасибо, дружище, — по лицу Кена струился пот; покачиваясь, он вывалился из вагона. — Надо помочь девчонкам… и эвакуировать всех отсюда. Мы должны предупредить учителей! — А как же Акане? — Айзава потёр глаза. — Слишком много дыма… Да и её энергия пропала… — Выходит, она всё же была здесь? В неё вселился демон? Кен кивнул.       Сквозь пелену грязно-чёрного тумана и тьмы Шота не видел ничего. Взвалив руку приятеля на плечо и помогая ему идти, чтобы тот окончательно не задохнулся от угарного газа и не ослаб, Айзава наткнулся на что-то мягкое. Посветив фонариком, он вздёрнул бровь — на полу лежала туша военного с растерзанной грудью. «Интересно, что люди чувствуют перед смертью?» — ударил в голову вопрос, но не вовремя — мужчина захрипел, ухватился за ногу Кена, когда тот попытался перешагнуть через живой «труп», и чуть не повалил обоих. Его глаза заслезились ни то от дыма, ни то от боли. Лишь по губам Шота прочитал «Воды…», Кен, кажется, терял сознание, нужно было срочно уходить, даже ценой оставленного человека. Если они сейчас погибнут, то кто защитит девчонок? В нескольких метрах от Шоты вспыхнул жёлто-зелёный свет, поглотивший здоровый кусок тьмы и лопнувший несколько душ, навстречу им шла, размахивая хлыстом, Немури. — Ну где вы там, копуши? Я думала, опаздывают только девчонки! — на её губах блеснула ухмылка, и очередная душа полетела под стальные нити оружия.       Кен пошевелился, прокашливаясь, оказывается, по дороге он потерял марлю. Шота, будто недобитый кролик, тащился к спасительному источнику. Свет источала Эми. Её редкая способность — очищение душ — создавала святой щит против нечисти, в Академии её называли «вторым Буддой». Учителя считали, что такая причуда перешла к ней не по наследству, а зародилась из позитивного характера. — Шота, чтоб тебя, мы же волновались! — Эми кинулась ему на шею, когда тот оттащил Кена к стене; её свечение замигало. — Если ты помрёшь, за кого я тогда замуж выйду? — Вдовой останешься. Незамужней, — Шота попытался отпихнуть её. — Ну хватит! Я скоро ослепну!       Немури, подцепив за воротник полумёртвого военного, потащила его к выходу. Энергия Эми стремительно таяла и угасала, сжимаясь до размеров маленького тусклого круга, тёмные души вновь зашевелились, заскрежетали когтями и заклацали зубами в попытках ухватить «лакомый кусок». Шота помог вытащить мужчину наверх, в то время как Эми освещала путь и приводила в чувство Кена, находящегося меж реальностью и «нирваной».       У входа не оказалась ни людей, ни военных, зрелище было ужасным, повсюду валялись разорванные трупы тех, кто не успел убежать и спрятаться, да и прятаться-то некуда было от нематериальных и невидимых для обычных глаз существ. Та ещё пытка для психики — видеть, как соседа разрывает на части неведомая сила! Шота всё это помнил, знал и понимал. Жителей нужно было срочно эвакуировать, а тварей — уничтожить, пока они не распространились по всей Японии. Души множились с бешеной скоростью, totentanz набирал обороты, город душила паника, из домов уже доносились крики и визг. По лицу Эми струились слёзы, но она не прекращала светить и улыбаться до полного истощения.       Айзава вдруг осознал, что оставил Хизаши одного. Он не знал, почему эта мысль так внезапно ударила в голову, но и не мог унять нарастающей тревоги. Души могли добраться до него и растерзать, а если не его, то Ямаду-сан. Хизаши, конечно, бегал быстро, но вечно убегать и прятаться от происходящего он не мог. «Это бег на выживание, никак иначе», — подумал Шота, горько усмехнувшись.       Друзья еле тащились, с каждым шагом всё больше истощаясь от нападок тёмных существ, и Шота не мог бросить в беде тех, с кем общался почти всю жизнь. Он не ощущал привязанности или любви, но чувство долга не позволяло покинуть ребят. Ему не нравилась командная работа — это мешало и сбивало с толку. Но после истории с матерью Шота не простил бы себе ещё одно отступление. Лучше уж поплатиться жизнью, чем бросить близких!       Вдруг в голову стукнула мысль, как одновременно обезопасить и команду, и Ямад. Он поравнялся с Эми и посмотрел ей в глаза.

***

      Вечер подкрался быстро. Ямада спал, веки его подрагивали.       Во сне он видел, как сжимаются стены, сдавливая их с матерью тела. Комнату заполнял чёрный дым. Хизаши хрипел, пытаясь разглядеть маму сквозь пелену смога, рядом кружили неясные тени. Он знал, что это они создали ловушку, выискивая, кого бы сожрать. Ямада-младший отбивался, как мог, судорожно нащупывая форточку или дверь. Стены почти сомкнулись, и в этот момент он, наконец, наткнулся на исцеляющий свет. Попытки добраться до окошка обрушились неудачей. Его пробила дрожь, свечение ослепило глаза, и вдруг Хизаши с силой выбросило из сна.       Вскочив с кровати, он почувствовал, как грудная клетка разрывается от тяжёлого сердцебиения, холодный пот струйкой стекал с виска, он не слышал ничего, шумно хватая ртом воздух. Слух отключился, на мгновение наступила глухота. Хизаши, пялясь в одну точку, понял только спустя минуту, что сработал будильник.       Он отключил сигнал, попав на кнопку лишь с третьего раза, и задержался у двери, чтобы прийти в себя. Тревога не стихала. Предчувствие беды скользило по душе, словно тень, утекая к остаткам сна. Ямада приоткрыл дверь и на цыпочках пробрался на кухню. Мама, словно загипнотизированная, смотрела новости по телевизору. В ноздри ударил запах жареного мяса, но почему-то он не успокаивал. Заметив Хизаши, Эцуко просияла. Ему пришлось улыбнуться.       Звуки отставали от действий, он не мог понять, откуда «стены» между ушами и реальностью, стеклянная композиция из звона и шелеста растворялась в картине, словно отражение в зеркале. «Наверное, я переспал…» — оправдывал своё состояние Хизаши. В окне промелькнула иссиня-чёрная тень, заставив вздрогнуть и замереть. — …заши, ты в порядке? — сознание внушало, что он потерял слух, хотелось кричать.       Пересилив это желание, он кивнул. Эцуко пристально посмотрела ему в глаза. — Отдохни ещё. Ты весь бледный. Летом болеть как-то странно, не находишь? — она улыбнулась, отвернувшись к телевизору.       Отсчитывала время или нет, была ли в хорошем настроении или устала, Хизаши не знал. Но он чувствовал самое ужасное — потерю дома. Призраки ни за что не успокоятся, пока не затащишь их обратно в Ад. Тело задрожало от осознания, что придётся бросить близкого человека, зажатого между бесом и реальностью. Ему доводилось видеть странный блеск в глазах и неестественную улыбку. В детстве он чувствовал, как разум отца до последнего боролся с нечистью, сидящей внутри него. Но позже он исчез, а Ямаде пришлось молчать об истинной причине. Мама так и не узнала, а теперь заразилась демоном сама. Похоже, тот сумасшедший пассажир был прав.       Заперевшись в комнате, он поскидывал необходимые вещи в рюкзак. Захватил и консоль со стареньким плеером — они стали единственными друзьями в этом молчаливом мире. И теперь уже враждебном. В дверь постучались. Ямада застыл. Окно было близко. — Хизаши, выходи, надо помочь на кухне! — неестественный голос мамы резанул слух; он не понимал, что происходит, но догадывался.       На глаза навернулись слёзы: уходить не хотелось, но и умирать тоже. Он вскочил на карниз и спустился по трубе. В квартирах блуждали силуэты тёмных душ, наконец, он услышал первые звуки — непрекращающиеся крики, полные страха, боли и ужаса. Такого Ямада не пожелал бы даже врагам, если бы они у него были. Единственное место, куда он мог пойти, — Академия Стражей, и от мысли, что Шоты могло не быть там, по коже пробежались мурашки.       Хизаши не натыкался на уродливые силуэты — они сами находили его, как и все другие неприятности. В горле пересохло, в ушах стояли гул и треск от напирающей тёмной энергии.       У Академии Стражей, как он и ожидал, никого не оказалось. Это место пустовало, словно кладбище мёртвой истории; холодный ветер, поднявшийся с северо-запада, раздувал шорты и футболку, Ямада ёжился. Дома на сборы не было времени. Он надеялся, что найдёт более тёплую одежду здесь. Но что, если внутри Акане? Кто знает, какую опасность таит в себе эта девчонка?       Академия молчала. Хизаши не решался спуститься в подвал. Его пугала тьма. Пугали тёмные силуэты. Пугал демон, распространивший весь этот хаос на Ямагути. Шота прав, ему стоило уехать отсюда.       Ветки деревьев тревожно покачивались, вдалеке шумели машины и ходили люди. Хизаши цеплялся за возможность слышать хоть что-нибудь, лишь бы не чувствовать себя одиноким.       Вдруг по шее пробежался холодок, разгоняя пульс до бешеных высот. Он ощутил, как нечто энергетически сильное подкралось к нему сзади, нависая над головой. Уши резанул спокойный голос: — Зови меня Курогири. Если, конечно, заговоришь. Он усмехнулся. Наступила беспросветная тьма.