***
— Чёрт, как же красиво, — Чимин, замерев на пороге спальни Чонгука, восторженно рассматривает его обнажённую спину. На спине альфы выбита голова скалящегося волка. Чонгук продолжает снимать с вешалки рубашки и откидывать их в сторону, видимо, так и не подобрав понравившуюся. — Когда ты её набил? — Я набиваю её уже столько времени, — улыбается Чон брату. — И закончил почти как месяц назад. — Ну простите, я вас полуголым не так часто вижу, — хихикает Чимин и подходит ближе. — Я тоже хочу. — Это больно, — ерошит его волосы Чонгук. — И потом, не стоит портить такую красивую кожу. — Да нет же! Не волка и тем более не такого огромного, — округляет глаза омега. — Хочу себе что-то маленькое на запястье набить. — Выбери эскиз, я отвезу тебя к своему мастеру. Только давай после того, как ты школу закончишь, — предлагает альфа. — Хорошо, — поднявшись на цыпочках, целует его в щёку Чимин. — Куда наряжаешься? — На ужин, вот только не могу найти синюю рубашку от van Laack, — растерянно оглядывает заваленный одеждой пол Чонгук и уже думает звать прислугу. — Оу, с кем ужинаешь? — загорается омега. — Это деловой ужин. Потом, наверное, с Мирэлом буду. — Пф, вот к Мирэлу можно и в спортивке, — морщит нос Чимин. — Перестань, он хороший парень, и я не понимаю, почему все омеги, с которыми я гуляю или встречаюсь, тебе не нравятся. Хосоку ты своё «фи» не выражаешь. Или это намёк, что у меня вкус плохой? — усмехается Чонгук. — Хосок никогда с одним и тем же омегой в свет не выходит, и вообще, он каждый раз с новым. А Мирэл неприятный и уже глаза мозолит, — хмурится Чимин. — Он слишком плохой актёр, и то, что мечтает тебя к себе привязать, даже не скрывает. — И что в этом плохого? — проходит к выдвижному шкафчику с запонками альфа. — А то, что я хочу, чтобы ты встретил того самого, своего омегу. Мирэл не твой омега, — серьёзно говорит брату Чимин. — У тебя что, нюх на моего омегу? — продолжает копаться в ящичке альфа. — И с чего ты взял, что я серьёзно планирую в ближайшие годы связать с кем-то жизнь. Мне не до этого. — Нюх у тебя, и по идее он должен сработать, когда ты его встретишь. — Ты веришь в эти глупости? — удивлённо смотрит на него Чонгук. — Мирэл точно не твой омега, — игнорирует подколы брата Чимин. — И мне не нравится, что буквально позавчера он завтракал на твоей кухне в пентхаусе, а сегодня вы ужинаете. — Мы не ужинаем. — Трахаетесь. — Эй, что за словечки у воспитанного и культурного омеги? — хмурится Чонгук и притягивает его к себе. — Не лезь своим носом-кнопочкой в мою личную жизнь. Ты малыш, вот и занимайся тем, чем занимаются малыши. — Как скажете, мистер Чон, — обиженно тянет омега и идёт на выход. С Мирэлем Чонгук познакомился на благотворительном приёме, организованном Монстром. Мирэлю двадцать лет, он владелец выставочного павильона в центре, сам очень сильно интересуется искусством, учится на факультете Экспертизы произведений искусства. Мирэл высокий, красивый омега с длинными цвета воронова крыла волосами и алебастровой кожей. Небольшой диалог за двумя бокалами шампанского в тот вечер закончился договорённостью поужинать на следующий день. Ужин плавно перешёл в завтрак, и вот уже второй месяц как они периодически видятся. Чонгук, в отличие от Хосока, быстро устал от беспорядочных связей. Омеги сменялись каждую ночь, Чонгуку и усилия прилагать не приходилось — они летят на него, как мотыльки на огонь, и уже к утру сгорают. Вечером альфу находит следующий потенциальный самоубийца. Чонгук от новых знакомств, различных запахов в своей постели, характеров и темпераментов устал. Ему сейчас легче позвонить Мирэлу. Чонгук своей последней пассией более, чем доволен. Мирэл воспитанный, умный, интересный, но, несмотря на попадание по всем фронтам — Чонгук предлагать ему съезжаться не собирается. Альфа вообще не думает в ближайшие годы серьёзно связывать с кем-то свою жизнь и даже омегу об этом предупреждал заранее. Мирэл раз уж приезжает с первым звонком, то условия игры принял.***
На вручение аттестата Чимину приезжают оба брата. Омега счастливый и радостный, много фотографируется, общается с одноклассниками, а после церемонии уезжает с братьями на праздничный ужин, который проходит в тёплой семейной обстановке в любимом ресторане Чимина. Омега рассказывает про свои планы и поступление, слушает советы братьев и весь вечер не может стереть улыбку с лица. Вот только стоит умолкнуть, на секунду позволить себе выпасть из реальности, как Чимин чувствует обиду, змеёй его сердце обвившую, «он не пришёл» шипящую. Человек, в котором он потонул, даже не позвонил, не поздравил. Устав после напряжённого и тяжелого дня, омега, добравшись до постели, сразу засыпает. Утром его будит прислуга, предупреждая, что в гостиной его ждёт Монстр. Чимин подрывается с постели, бежит в душ, переворачивает гардеробную и, поняв, что заклинивший от новости мозг соображать и выбирать одежду отказывается, так и спускается вниз в спортивных штанах и футболке с пингвинёнком Пороро на груди. Намджун, увидев парня, сразу поднимается с кресла и тепло улыбается ему. На самом деле от домашнего и такого уютного Чимина у Намджуна передозировка нежности, она, как тягучая карамель, по сосудам разливается, кровь к крови тянуться заставляет. Чимин замечает огромный букет лилий на столике и коробочку от известного ювелирного дома рядом. — Я не смог вчера поздравить… — Я заметил, — останавливается напротив него Чимин. — Я не хотел, чтобы нам мешали. Твои братья к тебе подходить не позволяют, — говорит Намджун, а сам лишённой косметики кожей любуется. — Они у меня те ещё защитники, — улыбается омега, уже и забыв, как обижен был вчера на Монстра. — Это небольшой подарок от меня в честь окончания, — тянется к коробочке Намджун. — Я уверен, что тебя ждёт большое будущ… — Это не подарок. Я не хочу такой подарок, — перебивает его омега, становится вплотную, обхватывает пальцами воротник чужого пиджака и, поднявшись на цыпочках, выдыхает прямо в губы. — Я хочу поцелуй. — Мичи… — с трудом отлепляет язык от нёба Намджун, не в силах справиться с такой неожиданной близостью и желанием стать ещё ближе, впечатать в себя, вгрызться в его плоть, сожрать. — Один единственный поцелуй, — просит Чимин, в глаза всматривается. — Я хочу, чтобы ты был первым. Считай, это подарок. Я у тебя больше никогда ничего не попрошу. Даже если я тебе отвратителен… Намджун не дослушивает. Все слова — это ненужный и только мешающий ему шум. Чимин сейчас так близко, дыханием альфе лицо опаляет, взглядом ещё ближе встать зовёт. Намджун обхватывает руками его талию, резко притягивает к себе. Он касается губами его губ. Сперва легонько, так, просто попробовать, засуху внутри унять, жажду хоть чуток утолить, но как же он ошибается. Влажные, вкуса спелого персика губы, напротив, все клапаны срывают. Чимин до этого момента вокруг клетки ходил, присматривался, дразнил, сейчас к прутьям подошёл. Он протягивает руку, по морде чудовища водит, поглаживает, манит, зовёт. Монстр железные прутья головой проламывает, до них все запреты, собой же созданные, в пыль превращает. Между ними сейчас ни людского порицания, ни замков и цепей, Монстра на расстоянии держащих, а самое главное, нет братьев Чон. Сущность зверя берёт бразды правления в свои когтистые лапы, намертво в омегу вцепляется. Он целует его рьяно и жадно, сминает его губы, врывается в рот. Чимин, не ожидающий такого напора, теряется, на автомате рот открывает, чужой язык принимает. Чимину кажется, его ноги пола не касаются, альфа его настолько сильно в себя вжимает, что у омеги кости трескаются и ломаются, под ладонью на спине плавятся, вновь соединяются. Намджун припадает к нему, как к источнику жизни, испивает, не насыщается, языком десны обводит, губы посасывает, из стального захвата не отпускает — никто и не вырывается. Чимин до хруста в пальцах в его плечи вцепляется, ни на секунду не сомневается, сам себя Монстру пробовать даёт, чудовище от вековой спячки пробуждает. В Намджуне внутри переворот, все системы словом «опасность» мигают, оно всё больше тускнеет, оголодавшее чудовище его на «ещё» заменяет, больше, жестче, глубже требует. Чимин у него под кожу въелся, внутри живёт, когда-то бездну сейчас собой заполнил. Намджун, его пробуя, насколько сильно им болен понимает, пальцами до треска ткани чужую футболку комкает, и пусть сознание до последнего отчаянно, кого он целует, напоминает, Намджун глубже в него забирается, корни пускает. Оба на звук разбившейся посуды отвлекаются. Намджун нехотя отстраняется, взгляда с раскрасневшихся, распухших губ убрать не в состоянии, еле держится, чтобы вновь не наброситься. Прислуга извиняется, что-то бормочет, лихорадочно осколки с пола собирает, но Чимину сейчас не до этого, он с бешеной скоростью заходящегося в груди сердца не справляется. Альфа растерянно по сторонам смотрит, пальцами в волосы зарывается, так и слова не сказав, резко разворачивается, к двери идёт. Оставляет Чимина одного с этим справляться, под обрушившимися на него эмоциями погребает. Омега касается истерзанных губ пальцами и, не в силах совладать с эмоциями, там же на диван оседает и рыдает. Немного придя в себя, он слугу подзывает и строго наказывает про поцелуй никому не проболтаться, иначе работы лишится. В коробочке, принесённой Намджуном, оказывается подвеска из белого золота с бриллиантами в виде слова ARMY. Чимин разворачивает маленькую бумажку, в которой расписаны значения букв, и читает: Attractive (привлекательный), ravishing (восхитительный), magnificent (изумительный), You (ты). Он снимает с подвески две буквы и возвращает их в коробочку, оставшиеся две буквы зажимает в кулачке и поднимается к себе.***
Уже в машине, приказав шофёру ехать, Намджун выдыхает, прикрывает веки и всё к поцелую возвращается. Он с головой в самый глубокий омут нырнул, недолго над обрывом постоял, недолго голос разума послушал. Но вся ненависть к себе и к своей слабости сейчас, как дым, улетучивается, стоит о губах вкуса персика подумать, их мягкость вспомнить. Намджун знал, что Чимин его любовь, истинный, смысл, но то, что Чимин его мука, наказание, боль, только осознал. Если жизнь выдана ему на длинный срок и без Чимина, то не нужно, он всю свою жизнь на один день с омегой заменить готов. Даже прикасаться к нему — пусть сейчас, после поцелуя, это кажется невозможным — не будет, только бы рядом побыть, только бы глазами хотя бы его любить. У Монстра отныне только одно место — у его ног. Вечером того же дня у Чимина начинается течка. Чимин проводит её всю в особняке на таблетках и лекарствах. Чонгук и Хосок всю неделю ночуют в особняке, в свои квартиры не отлучаются. Намджун её чувствует по обеспокоенности зверя, пусть это и игра его больного воображения, и пусть рядом с офисом и с домом у него нет персиковых деревьев — он от забившегося в ноздри запаха избавиться не может. Альфе кажется, персиковое дерево у него в лёгких прорастает, ветками в горло уже упирается. Каждый вдох — это его запах. Намджун эту неделю с коньяком проводит, пределы RM Plaza не покидает, себе «он ребёнок» повторяет, про то, что он его брат, кажется, забывает.Два года спустя.
— Как думаешь, если я умру, он заметит? — Тэхён лежит на лежаке на террасе и пустым взглядом смотрит в сад. — Не говори глупости, — Юнги опускается на лежак рядом и, стащив с себя пиджак, удобнее укладывается. — Я серьёзно в этом сомневаюсь, — монотонно, будто сам с собой разговаривает, продолжает омега. — Я терпел весь этот цирк, всё думал, когда-то он закончится, но сейчас он планирует свадьбу Минджу с главой другого города, и мне похуй на свадьбу, и на главу тоже. Меня убивает, что Минджу заключит брак от моего имени, как я. Понимаешь, меня будто и нет. — Тэхён, ты есть, и ты мой единственный брат… — Какая разница! — подскакивает омега. — Никто, кроме тебя и Джи, не знает, кто я! Я пустое место. Ноль. Без фамилии, имени, без ничего. Я не хочу больше безопасности, не хочу быть под защитой, в гробу я видел эту защиту. Я бы лучше один день на свободе прожил, чем восемнадцать лет в тюрьме! — Осталось совсем мало, он уже передал мне большую часть дел, — оглядывается по сторонам Юнги. — Поверь, я заберу всю власть, и твоя жизнь поменяется. Я не собираюсь следовать его политике, пусть он свято в это верит. Я уберу границы с Ребелион, я верну тебе твоё законное место и поменяю политику ведения дел в Траум. Потерпи ещё немного. — Я хочу тебе верить, — грустно говорит Тэхён. — И я знаю, что ты искренне этого хочешь, но мне с трудом верится, что ты сможешь избавиться от его тени за собой, что он позволит тебе принимать решения. Он ведь тебя сам создал и сделал это, чтобы ты был его марионеткой. Он жаден до власти, просто так кресло не отдаст, даже собственному сыну. — Я не буду просить у него кресло, я его заберу, — уверенно говорит Юнги. — Ты думаешь, я остался таким же маленьким и глупым, но я уже многое сделал и сделаю. У меня теперь уже есть свои люди во всех структурах, и если он не захочет уйти добровольно, то я его свергну. А брак Минджу с Бобби Ди — это катастрофа. К сожалению, я никак не могу отговорить его от этой идеи. Он думает, что он себе оборону Вилейном готовит, вот только он скорее себе яму роет. Я видел Бобби Ди один раз, и мне хватило. Он вовсе не дурак, и в случае раскрытия правды отца не простит, и его имя будет опозорено. — Так вот вы где, — на террасу выходит Минджу и ленивой походкой подходит к братьям. — Отец просил подготовить дом к приёму гостей, и я подумал, что было бы неплохо, если бы ты, Тэхён, мне помог. — Я тебе что, прислуга? — шипит на него омега. — Помог бы с оформлением, — дует губы Минджу. — С тобой вообще разговаривать невозможно, бросаешься на всех, как собака. Юнги, попросить, чтобы тебе холодного чая сделали? — Нет, спасибо, — отвечает Юнги. — Ладно, пойду соберу прислугу, — вздыхает Минджу и возвращается в дом. — Как же бесит то, как он к тебе подлизывается, — злится Тэхён. — Он умный мальчик, понимает, кому власть принадлежать будет, — усмехается Юнги.***
— Достало, — откинув голову назад, ноет Хосок. — Достали омеги, эти клубы, выпивка, тупые партнёры, непослушные «шакалы», пограничники Ребелиона. Меня всё достало. Я скучаю по запаху пороха, скучаю по мордобоям, вкусу собственной крови на губах. Я хочу войны. — Мало осталось, — Чонгук заказывает ещё одну бутылку виски и подзывает сидящего за соседним столиком своего лучшего бойца и доверенного человека Саймона. — Мы закончили обговаривать детали с Ребелион, им откроют границу по договорённости. Оружие всё уже переслано? — обращается он к работнику. Саймон кивает. — Отлично, думаю, совсем скоро я дам команду о начале, — Чонгук протягивает Саймону бокал. — Твоё «очень скоро» может затянуться на пару месяцев, — озабоченно смотрит на брата Хосок. — Я люблю просчитывать всё до мелочей и рисковать всем тем, что мы имеем, не буду. Поэтому если штурм затянется, то так тому и быть. Перестань быть таким нетерпеливым. — Я просто хочу уже свободы для Ребелиона, хочу поставить на колени этих мразей! — возмущается Хосок. — Ты не можешь хотеть этого больше меня! — А ещё мне скучно, — уже бурчит альфа. — Это так странно, мы столько работали, столько добились, мы с тобой можем половину города выкупить, но у меня внутри такая пустота, и она меня заебала. Ни омеги, ни выпивка — ничего не помогает. Может, достижение главной цели и поможет, а то мне начинает казаться, что я впустую всё это делал. — Я тебя понимаю, я сам еле терплю, но нам надо быть осторожными, — Чонгук с усмешкой смотрит на Хосока, подзывающего пальцем симпатичного омегу у стойки. — Ты только что ныл, что тебя всё достало. — Ты на эту задницу погляди, как тут устоять-то, — смеётся Хосок и сажает омегу на колени. — Как красиво, — водит пальчиком по набитому запястью альфы омега. — Хочешь, остальное покажу? — подмигивает ему Хосок и, поймав смущённую улыбку, поднимается на ноги. Чонгук провожает брата взглядом и, откинувшись в кресле, тянется за мобильным проверить статус последних поставок. Альфу отвлекает шум со стороны входа. По копошению у двери охраны Чонгук понимает, кто решил навестить клуб, и, увидев идущего к нему Намджуна, требует у официанта ещё бокал. — Мог бы предупредить, я бы распорядился, тебе бы красную дорожку постелили, — язвит Чонгук и разливает виски. — Красный не мой любимый цвет, — парирует Намджун и тянется за бокалом. — Что там с Траумом? — Всё под контролем, последние моменты перепроверяю. — Отлично. Дэ Мин теперь в тени большей частью, его сын приступил к обязанностям. Правда, он слишком зелёный, и папаша ему многого не доверяет, но переговоры с Вилейн сейчас идут от его имени. — Этот хиленький пацан не помеха, да и не особо он меня интересует. Меня в первую очередь Дэ Мин интересует, — отмахивается Чон. — Я понимаю твою позицию, но этот будет следующим богом Траума, и ты должен успеть убрать их обоих. — Следующий бог Траума — я, — без тени сомнения заявляет альфа. — Пацану конец. — Он, вроде, и кажется болезненным каким-то, но мои докладывают, он отлично стреляет, знает тактику боя и прекрасный стратег, — пристально смотрит на альфу Намджун. — Не преуменьшай достоинства врага — это поможет в бою. — И не думаю преуменьшать. С его отцом у меня личный счёт и для него лучшее представление, а пацана где-нибудь в дверном проходе вздёрну, и дело с концом, — усмехается Чонгук. — Мои докладывают, что Дэ Мин своего второго сына, который омега, с Бобби Ди обручить планирует, там даже уже согласие с обеих сторон есть. Старик, кажется, повыше метить решил, хочет империю расширить. — Использовать своих детей, как товар, — классический Дэ Мин, — с отвращением в тоне заявляет Чонгук. — В любом случае, это плохо для нас. Свадьбы не должно быть. — Они не успеют, можешь не сомневаться. Династия Мин рухнет. Омегу я убивать не буду, не в моих правилах, но он будет вишенкой на торте. Не думаю, что Бобби Ди захочет связать жизнь с шлюхой картеля. — Это однозначно, он слишком о своём имени и позиции печётся, — говорит Намджун и просит свою любимую сигару. — А я пекусь о будущем своего брата, поэтому ты эту войну должен выиграть. — Можешь не сомневаться. Мины ответят за всё, за каждую каплю крови, пролитую людьми из Ребелиона. Меня ничто и никто не остановит, — уверенно говорит альфа.