Traum

— Господин Ди ждёт вас в зале, надеюсь, дорога не сильно вас утомила? — спрашивает идущего позади него омегу дворецкий. — Нет, я даже успел поспать за эти часы в дороге, — улыбается Минджу и продолжает с воодушевлением рассматривать развешанные по стене огромного холла картины. Сегодня Минджу впервые видится и ужинает со своим будущим женихом. Как бы Дэ Мин ни настаивал, чтобы Бобби Ди с визитом прибыл в Траум, альфа отказался, сославшись на «несоответствующую» его запросам безопасность. После долгих споров с Юнги, который был категорически против отправлять брата на пока всё ещё вражескую территорию, Дэ Мин не отступил, и теперь Минджу в этом роскошном особняке в стиле барокко в самом центре Вилейна. — Вам нравятся картины? — дворецкий сбавляет шаг, заметив, что омега остановился напротив одной из них и с воодушевлением её рассматривает. — Она очень странная, — не отрываясь, смотрит на картину Минджу. — От неё у меня не совсем приятные чувства, но в то же время на неё хочется смотреть… — Рене Магритт. «Влюбленные», сюрреализм, — доносится слева незнакомый голос, и омега, вздрогнув, поворачивается к его хозяину. Рядом с ним стоит высокий и, кажется, самый красивый альфа из всех, кого до сегодняшнего дня видел Минджу. Мужчина одет в тёмно-синий, идеально на нём сидящий костюм-двойку, чёрные волосы аккуратно уложены, из-под воротника бледно-голубой рубашки выглядывают набитые на шее узоры. Теперь омега с не меньшей восторженностью, чем пару минут назад рассматривал картины, рассматривает альфу. Мужчина с полуулыбкой наблюдает за пареньком, себя лицезреть не мешает. — Простите, — смаргивает наваждение Минджу и вновь поворачивается к полотну. — Картина означает, что любовь слепа? — Даже сам художник так и не объяснил, какой смысл вложил в картину, но есть популярное мнение, что она олицетворяет именно то, о чём ты говоришь. Вот только мне кажется, для Магритта это слишком поверхностно. — А как вы думаете, что она олицетворяет? — на самом деле Минджу уже плевать на картину, альфу просто хочется слушать. — Что влюблённым людям не обязательно видеть друг друга или кого-то ещё, — рассуждает мужчина. — Влюблённые способны почувствовать друг друга даже сквозь наброшенную на лицо ткань. Ведь истинные чувства не знают никаких материальных преград, — поворачивается он к омеге. — Вау, это очень интересно, — усмехается Минджу. — Вы Бобби Ди? — Нет, — улыбается ему в ответ альфа. — Я Ким Сокджин, правая рука и помощник Бобби, — он протягивает ладонь и легонько пожимает вложенную в него руку. — А теперь пройдёмте к Бобби, он заждался, — Сокджин рукой указывает направление, и Минджу следует за ним. После холла следует длинный коридор, и наконец-то перед омегой распахиваются огромные деревянные двери, и он оказывается в просторном, отделанном в классическом стиле кабинете. Минджу замирает на пороге, несмотря на то, что Сокджин в удивлении смотрит на него и приглашает пройти внутрь, омега не решается. Минджу не нравится шкура медведя на полу, не нравится стена, на которую прибиты головы различных животных, не нравится чётко различаемый запах марихуаны, но больше всего не нравится тот, кто сидит в кожаном кресле за дубовым столом. Есть что-то в этом пристально его рассматривающем альфе отталкивающее, что-то, от чего холодок пробегает по позвоночнику, и Минджу бы сейчас сбежал, как в классических случаях, к своему папе и домой, но ни того, ни другого у него нет. — Так вот, значит, ты какой, мой омега, — ухмыляется альфа и поднимается из-за стола. Он худощавый, даже жилистый, взгляд холодный, насквозь пронизывающий, медного цвета волосы зачёсаны назад, а об острые скулы мужчины точно можно порезаться. По мере того, как он подходит, Минджу неосознанно начинает пятиться назад, пока лопатками не упирается в дверь. — А ты ничего такой, симпатичный, детей мне не страшных родишь, — ухмыляется альфа и, протянув руку, проводит ладонью по нежной коже щеки парня. Минджу дёргается влево и зло смотрит на мужчину, он до глубины души возмущён его фамильярностью. — Ещё и дикий, так даже интереснее, — наступает альфа. — Бобби, — холодно говорит Джин. — Тебя уже ждут в ресторане. Гость с дороги, наверное, устал и голоден. — Да, да, — огрызается альфа. — Пусть машину подгонят. Бобби возвращается к столу и, схватив со спинки кресла пиджак, идёт прямиком на выход. Джин взглядом указывает Минджу следовать за ним. На ужине, длящемся полтора часа, Минджу молчит, потому что его никто ни о чём не спрашивает, ковыряется вилкой в салате и всё ждёт, когда ему можно будет вернуться в Траум. Бобби много пьёт, громко разговаривает, успевает наорать на официанта и, будто этого было мало, достав пушку, грозится снести ему голову за якобы остывшие равиоли. Минджу видит на экране мобильного входящий звонок от Юнги, но только он тянется к телефону, как альфа, забрав его со стола раньше омеги, опускает в бокал виски. Минджу чуть не плачет от обиды, по сторонам смотрит, ищет взглядом хотя бы того вступившегося за него в кабинете альфу, но не находит. Стоит ужину закончиться и Бобби подняться из-за стола, как Минджу следует за ним же, надеясь, что альфа наконец-то проводит его до машины, и это ужасное свидание закончится. Бобби грубо хватает его за руку и как какую-то вещь тащит за собой к выходу. У альфы заплетается язык от количества выпитого, он пару раз спотыкается, а прямо у двери толкает омегу к стене и впивается в его губы болючим поцелуем. Минджу, не ожидающий такого напора, теряется, но, придя в себя, сразу начинает сопротивляться. Оттолкнуть навалившегося сверху пьяного альфу кажется невозможным — Минджу цепляется пальцами в его шею, пытаясь отстранить его от себя, а взамен получает укус в губу, от которого кровь заполняет ротовую полость. Омега вновь собирается с силами, чтобы попробовать от него избавиться, но не успевает — Бобби от него отлепляют и отшвыривают к противоположной стене. — Веди себя, как джентльмен, — поправляет рукава рубашки Джин и, поймав вновь накинувшегося на него и бормочущего какой-то несвязный бред альфу, вновь отшвыривает к стене. Охрана и телохранители хозяина города молча наблюдают за всем со стороны. — Он гость в Вилейне, его отец уважаемый человек, ты должен быть дипломатичнее, — удерживая за горло пытающегося дотянуться до него Бобби, монотонно наговаривает Джин. — Он твой будущий супруг, а не очередная шлюха, — продолжает Ким. — Ты поедешь домой, отоспишься, утром извинишься перед ним уже в Трауме. — Пусти меня, — рычит Бобби, отчаянно пытаясь вырваться, но Джин кивком подзывает телохранителей и передаёт его им в руки. — Сперва в душ, потом в постель, — приказывает он парням и идёт к прилипшему к стене и продолжающему размазывать свою кровь по губам омеге. — Идём, возьмём в ресторане лёд, — Джин берёт парня за руку и возвращается с ним в помещение. Через пятнадцать минут Минджу сидит на заднем сиденье отцовского мерседеса, а напротив него, прислонившись к открытой дверце, стоит Сокджин. — Мне очень жаль. Бобби не всегда такой, просто меру ни в выпивке, ни в траве не знает. Думаю, ты на него положительно повлияешь. А пока прими мои извинения и жди его с повинной завтра, — говорит альфа и, закрыв дверцу, хлопает по крыше автомобиля. Всю дорогу до дома Минджу трясёт от пережитого стресса. Он приезжает в Траум к рассвету, мечтает поскорее забаррикадироваться в спальне и дать волю слезам, но уже в гостиной сталкивается с Юнги. — Ты ждал меня? — спрашивает омега и не в силах уже совладать с эмоциями бросается на шею брата и горько рыдает. — Я звонил, а потом звонки перестали доходить, я беспокоился, не мог уснуть, — гладит его по волосам Мин, с трудом удерживая на ногах подрагивающее в его руках от накатывающей истерики тело. — Что он тебе сделал? Минджу, прошу, не молчи, — просит Юнги и всматривается в его лицо. — Что с твоей губой? — Он ужасный человек, он страшный, — всхлипывает Минджу. — Я не хочу с ним свадьбы, я ничего с ним не хочу, — воет омега и вновь прижимается к брату. — Сейчас я распоряжусь, тебе сделают ванну, заварят травяной чай, и ты поспишь. Тебе в первую очередь надо успокоиться, — пытается уговорить парня Юнги и провожает его до его спальни. Оставив Минджу в комнате с прислугой, готовящей ему ванну, Юнги выходит в коридор и сталкивается с подслушивающим у дверей Тэхёном. — Какого чёрта? — шипит на него Мин и тащит брата в свою спальню. — Чего он тебе там заливал? — вырывает руку Тэхён, остановившись у кровати брата. — Что там прибеднялся? Женишок не понравился? — Тэхён, перестань, не язви. Ему и так плохо, — устало говорит Юнги и опускается на постель. — Он его ударил, кажется. — Ты шутишь? — вмиг меняет интонацию омега и присаживается рядом. — Ну у него губа распухла, и кровь на ней засохшая. — Что за ублюдок, он же впервые жениха увидел! Да и Минджу не из тех, кто сам нарвётся, — растерянно говорит Тэхён. — Может, пойдёшь к нему, посидишь с ним? — спрашивает Юнги. — Нет. Это будет перебор, поплачет и успокоится. Я восемнадцать лет плачу и успокаиваюсь, а он денёк, — фыркает Тэхён. — Какой же ты вредный, — притягивает его к себе Юнги. — Но ты всё равно меня любишь. — Люблю.

***

— Ваш кофе, господин Мин, — секретарь омега, сильно смущаясь, ставит перед Юнги чашку и, предварительно задев плечом дверной косяк, выходит прочь. — Продолжаешь сердца всех омег Траума покорять? — усмехается отец и кидает на столик перед сыном папку. — Да, вот порой сам забываю, что я омега, настолько в роль вхожу, — язвит Юнги и тянется к кофе. — А детей моему омеге, видать, ты сам и сделаешь? — Не выводи меня из себя, — опускается в кресло напротив мужчина. — Изучи бумаги, там всё про известные и не известные счета Бобби Ди. Хочу знать, насколько я разбогатею после этого брака. — Кстати, о нём же, — откладывает чашку Юнги. — Мы долго с тобой спорили и ругались по этому поводу, я даже сдался и позволил тебе отправить Минджу в Вилейн, хотя не было пока и брака, но больше это не повторится. Ты уничтожил молодость Тэхёна, я не позволю тебе поступить так же с Минджу. Бобби Ди наркоман, и трезв он только по часу в день. Я не отдам этому маньяку своего брата. — Ты опять начинаешь, — багровеет мужчина — Начинаю! — кричит на него Юнги. — Никакого брака, я тебе не позволю. Завтра, если правда вскроется, ты будешь греть здесь свою задницу, а этот психопат свернёт шею Минджу, я не успею даже доехать. — Минджу умный мальчик, он знает, что если откроет свой рот, весь его род моментально отправится в Ребелион без права на реабилитацию! — Какая же ты мразь! — у Юнги голос дрожит от нервов. — Но ведь необязательно, что расколется Минджу. Я говорю в общем. Это слишком опасная затея! Поэтому будь добр, как заварил кашу с Вилейном, так и расхлёбывай. Мне лично хватает и нашего дома, и наших богатств, мне нахуй чужое добро не нужно, тем более приобретённое таким образом. — Опять ты в себе тупую, вечно ноющую омегу включил? — морщит рот старший. — Вилейн будет для нас транзитным путём, выходом в мир… — А мы для Бобби Ди отличный рынок для продажи наркоты, раз уж Волки никого больше на остальные рынки не пускают. Бобби Ди, как раковая опухоль, ты впустишь его к нам, и он нас уничтожит. Сожрёт с потрохами. — Не думай, что ты знаешь всё лучше меня. Твоё дело изучить эти бумаги, а с Бобби Ди я сам разберусь.

***

— Утром я лично хочу встретиться со всеми солдатами и руководящим составом, проведу последнюю проверку… Какого чёрта ты всё время пялишься в телефон? — раздражённо спрашивает Чонгук сидящего рядом брата и останавливает машину на светофоре. — Не бесись ты, — успокаивает его Хосок. — Это Чимин, прислал фотку в белом халате, рисуется. — Дай посмотрю, — одной рукой вертит руль альфа, второй тянется к телефону брата. — Ему идёт. — Он ещё угрожает, что отныне лечить нас сам лично будет, — смеётся Хосок. Серый матовый порше панамера паркуется перед воротами университета, и через пару минут в машину впархивает счастливый омега. — Умираю от голода, — заявляет Чимин и, перегнувшись через спинки сидений, целует в щёку обоих братьев. — Честно говоря, я так удивился, что вы в вашем супер занятом расписании нашли время на обед с братом. — Мы давно вместе время не проводим, так что ничего удивительного, — выруливает на дорогу Чонгук. — Посидим, пообщаемся, всё как в старые добрые времена. — Ты не договариваешь, — серьёзно говорит омега. — Вы уже закончили приготовления? — Нет ещё, — отвечает Хосок. — Но почти. — Я очень сильно переживаю из-за войны, — сразу грустит омега. — Я знаю, что не имею права доставать вас своим эгоизмом и просить забыть об этой идее, но я ничего не могу поделать. Я даже сплю плохо теперь. Вы моя семья, и я очень сильно боюсь вас потерять. — Ты нас не потеряешь, — успокаивает его Чонгук. — Мы должны освободить Ребелион и отомстить за наших родителей. Мы не сможем нормально жить, зная, что дети в Ребелионе погибают, не получая должной медицинской помощи. Ты ведь будущий врач, ты сам сможешь так жить? — Нет, — понуро отвечает Чимин. — Мы выиграем эту войну и создадим новую систему правления, где людей не будут делить на избранных и «прокажённых». А пока мы проведём вместе время, как семья. Порше паркуется перед рестораном, и все трое, покинув автомобиль, идут к входу. Охрана, которая до этого ехала за братьями, остаётся снаружи. Братья уже переходят к десерту, когда в ресторан входит Ким Намджун. Чимин давится крем-брюле, сам даёт себе мысленно пять, поражаясь тому, как вообще можно подавиться заварным кремом, и, прокашлявшись, откладывает в сторону ложечку. Он инстинктивно тянется к шее и передвигает кулон из двух букв «RM» назад, убирает из зоны видимости. Монстру необязательно знать, что за все эти два года, Чимин так ни разу и не снял цепочку с именем любимого. — Жаль, я, кажется, опоздал к обеду, — останавливается у столика парней как и всегда роскошно выглядящий альфа и кивком указывает своим телохранителям на дверь. Оба амбала, до этого стоящие за его спиной, послушно уходят. — Жаль, что ты вообще не опоздал и застал нас, — язвит Хосок. — Какие вы всё-таки не гостеприимные, — усмехается Намджун и присаживается на пустой стул рядом с Чимином. Омега сжимается, словно пытается уменьшиться в размерах, даже стул в сторону, ёрзая на нём, отодвигает. «Твоя бы воля, ты бы океан переплыл, лишь бы на том берегу от меня оказаться», — со злостью думает про себя Намджун, наблюдая за омегой, но обращается к Чонгуку: — Не хотел портить вашу идиллию, но узнав, что вы оба здесь, решил зайти. Вас сложно поймать вдвоём, вы теперь люди деловые. — И что это такое важное, что ты не позвонил, а сам приехал? — смотрит на него Чонгук. — Очень важное, только сперва позвольте отметить, что мне надоело то, что буквально вчера мы с Чонгуком пили в клубе и общались, но стоит вашему брату, — нарочно делает акцент на этом слове альфа, — оказаться рядом, как вы ведёте себя непозволительно грубо по отношению ко мне. Как же быстро вы забыли всё добро, что я вам сделал. — Ты правда хочешь об этом поговорить? — подаётся вперёд Хосок. — Я хочу, точнее, требую уважительного отношения, — цедит сквозь зубы Ким. — Перестаньте, — тихо просит Чимин. — Не ругайтесь. — Прости, малыш, — поворачивается к нему Намджун, а омеге кажется, что он сейчас в глубине глаз напротив потонет, камнем на дно пойдёт. — Почему не доедаешь? — смотрит на тарелку перед ним альфа. — Здесь, вроде, очень вкусно готовят. «Когда ты рядом, я даже дышу с трудом», — думает про себя Чимин. — Я наелся, — бурчит под нос. Намджун знает, что пора бы вернуть внимание альфам, но взгляд, к омеге прилипший, отодрать невозможно. Чимин в четырнадцать — нераскрывшийся бутон, в шестнадцать он уже показал Намджуну шипы и даже уколол его через губы прямо в сердце. Чимин в восемнадцать — сплошная эстетика. Его, как картины в Лувре, под охранными системами держать, ближе, чем на двадцать метров, к нему не подпускать. Только со стороны любоваться, потому что касаться этого совершенства грешным нельзя. Вот Намджун и любуется, каждый взмах ресниц, мимику ловит, запоминает, как сильно скучал, оказывается, понимает. Намджун чувствует, как взгляд двух пар глаз в данный момент с него кожу живьём сдирает, но оторваться не может, напротив, взгляд ниже к линии подбородка опускает, выглядывающие из-под растянутой кофточки ключицы им облизывает, место для своей метки присматривает, языком клыки свои пробует. Он чувствует, как воздух между ними сгущается, как желание ещё ближе подвинуться густой патокой внутри всё затапливает. Не только он это чувствует. — Так зачем ты пришёл? — громко, привлекая его внимание, спрашивает Чонгук. — Поговорить, — рассеяно отвечает Ким, нехотя повернувшись к альфе. — Поговорить о Вилейне. Дело в том, что события начали развиваться в быстром темпе. Они, оказывается, уже обручены. Я про омегу Мин и Бобби. — Ты думаешь, Бобби Ди объединится с Мином против нас? — нахмурившись, спрашивает его Чонгук. — Скорее всего он захочет помочь своему будущему тестю, — вздыхает Хосок. — Бобби Ди идиот, — выговаривает по слогам последнее слово Намджун. — Да, он хозяин целого города, когда-то удачно провернул сделку и резко разбогател на оружии, но он тупой, жестокий, беспринципный человек. Он никто в Вилейн. Есть только его имя. И не он опасен, — усмехается Намджун. — Ким Сокджин — его правая рука и «серый кардинал» города. Именно этот альфа руководит всеми операциями, контрактами, в том числе и самим Бобби Ди. И бояться надо именно его, потому что без разрешения Сокджина в Вилейн даже птицы не летают. У меня есть смутные подозрения, что Сокджин заставит Бобби вступить в войну, ведь, если вы проиграете, вы потеряете картель. Сокджин от такого куска пирога не откажется — он прекрасный стратег. Таким образом, думаю, вам нужна будет моя помощь, а вы своим таким отношением не прививаете мне желание вам помогать. — Гениально, — усмехается Чонгук. — Ты даже этому Ким Сокджину фору своим мыслительным процессом дашь. — Я просто само милосердие по сравнению с ним, — криво улыбается ему Намджун. — У нас в центре сегодня показ новой коллекции, у меня места в переднем ряду, не хочешь сходить со мной? — поворачивается он к Чимину. — Что? — растерянно хлопает ресницами Чимин. — Я? Ты меня приглашаешь? — Не приглашает, и вообще нам уже пора домой, — резко поднимается на ноги Чонгук. — Чимину восемнадцать лет, — с трудом контролирует свой голос Намджун. — Он может решать сам, куда и с кем ему идти. — Пока у Чимина есть братья, — нарочно делает акцент на последнем слове Хосок. — Они будут помогать ему с решениями, особенно с необдуманными. — Как бы братья Чимина, которые, задрав нос, мою помощь отказываются принимать, при штурме Траума не пали, — парирует Намджун. — Так, во-первых, я никуда не иду, а иду домой спать, потому что вы все меня утомили, — встаёт на ноги Чимин. — Во-вторых, меня задрало, что стоит вам встретиться, как вы грызётесь! — Я отвезу тебя, солнышко, — выходит из-за стола Хосок. — Обойдусь, — рычит на него Чимин. — Я поеду с шофёром, а вы продолжайте ругаться, но без меня. Омега гордой походкой идёт к выходу. — Огонь, — провожая его взглядом, озвучивает Намджун. — Когда-нибудь я точно сломаю тебе челюсть, — шипит на него Чонгук. Хосок просит официантов убрать стол и заказывает виски и три бокала.

***

— Да, я думаю, мы оставим план в силе. Чонгук стоит на балконе своего пентхауса и, прижав к уху мобильный, любуется уже давно уснувшим городом. Альфа сам проснулся полчаса назад, оставил Мирэля одного в постели нежиться и, прихватив сигареты, вышел на балкон поговорить со своим работником. Чонгук, закончив разговаривать, откладывает телефон на перила и, сам облокотившись на них же, задумывается. Слабый ветерок нежно поглаживает обнажённую кожу, вселяет умиротворение. Для Чонгука само слово «умиротворение» сейчас звучит очень странно, учитывая, что на носу война, дело всей его жизни. Альфа думал, что чем ближе час «Х», тем сильнее он будет нервничать и переживать, но он, к собственному удивлению, абсолютно спокоен. Он даже предвкушает битву, ждёт её с нетерпением и никак не может избавиться от чувства, что она принесёт ему намного большее, чем эйфорию от совершенной мести. Чонгук чувствует шаги позади, а потом тонкие руки обвивают его торс, и омега прислоняется лицом к его спине, к волчьей морде. — Я соскучился, — ластится Мирэль. — Пошли в кровать. — Собирался, — разворачивается к нему Чонгук и ловит губами чужие. Сразу уснуть не получается, но небольшой любовный марафон помогает, и альфа наконец-то отключается. Он снова на знакомой ему улице, он опять видит волков. Их много, он ими окружён. Чонгук знает, что это сон, он привык видеть эту улицу и этих волков, даже считает их роднёй, но сегодня здесь была битва, асфальт заляпан следами уже подсыхающей крови. Волки рычат, сильно чем-то недовольны, и Чонгук только сейчас замечает чужака среди них. Такой же серый, как и все остальные, но намного меньше в размерах, он ползёт на передних лапах к стене, оставляет за собой кровавый след. Альфа знает законы стаи, понимает, что волчонок не просто так получил, но с сжимающей сердце жалостью не справляется. Он подходит к нему ближе, подзывает, уговаривает не бояться его, но волчонок продолжает испуганно жаться в стену, в руки не даётся. Он сильно ранен, истекает кровью, на боках клоками выдрана шерсть, но взгляд такой же смелый, страха ни в одном глазу. Он смотрит на альфу с вызовом, не скулит, терпит, даже жалость вызывать перестаёт — вызывает только восхищение. Чонгук присаживается на корточки рядом, всматривается в помутневшие янтарного цвета глаза и молча наблюдает за тем, как гордый волчонок последний вздох испускает. Он протягивает руку к уже мёртвому зверю, проводит ладонью по грязной шерсти и вмиг её одёргивает. Вместо волчонка на асфальте голый парень лежит. Он лежит на боку, лицом в свой локоть уткнувшись, только без ран, крови и грязи, и, кажется, дышит. Чонгук вновь ладонь протягивает, молочного цвета кожи на плече касается, нежно по ней проводит, просит на него посмотреть. Кожа под рукой альфы вмиг трещинами покрывается, расходится, парень болезненно поскуливает, а под ним лужа крови расползается. Чонгук в ужасе отскакивает, о прощении молит, обещает больше и пальцем его не тронуть и глаза открывает. Чонгук просыпается в холодном поту и пару секунд пытается отдышаться. Мирэль так же мирно посапывает рядом, выглядит, как ангел, но только освещаемая лунным светом кожа одного из самых красивых омег Эрема и рядом не стоит с той, которой Чонгук коснулся во сне. Альфа вновь хочет уснуть, всё пытается в тот сон вернуться, незнакомца ещё раз увидеть, в лицо посмотреть, спасти, но не выходит. Сон больше не идёт. Чонгук до рассвета, уставившись в потолок, на постели лежит, раз за разом сон в голове прокручивает. С рассветом он стоит на балконе уже чёрт знает с какой по счёту сигаретой, курит, всё так же о нём думает, это грызущее его изнутри чувство вины не понимает. «Это был сон», — всё повторяет себе, опускает взгляд вниз к зажатой между пальцев сигарете. Разводит руки в стороны, в шоке на стекающую с ладоней вязкими каплями кровь смотрит, моргает, и наваждение исчезает. Пусть люди не верят в сны и не воспринимают их всерьёз — Чонгук его найдёт. Он не может быть просто плодом его воображения. Чон его не знает, впервые видит, даже лицо не разглядел, но всё нутро к нему тянется. Этот омега не просто иллюзия, он нечто большее, а что именно — Чонгуку предстоит выяснить.

Отныне это будет его новым смыслом.