***
Чимин сидит на заднем сиденье БМВ и рыдает. Он оставил в RM Plaza своего брата, свою любовь, свою семью. Оставил, потому что ни принять, ни проглотить эту информацию не в состоянии. Чимину кажется, что он насквозь пропитан его запахом, он физически ощущает его, будто он сидит рядом — просто протяни руку. Омега даже дыхание задерживает, уже задыхается, но вдыхать отказывается. Чимин бы посмеялся с себя, если бы был в состоянии, если бы эти слёзы высохли и этот пожар обиды в лёгких наконец-то был бы потушен, но нет. Он по новой заходится и, сам себя уговаривая успокоиться, к стеклу прислоняется. Чимин видит контуры своего отражения на окне, брезгливо морщится, отодвигается. Он чувствует себя грязным, он сам себе отвратителен, даже злость на братьев, на всех троих, и рядом не стоит со злостью на свою глупость. Ведь можно было догадаться, что тяга эта ненормальная, что если так сильно ломает от одного присутствия альфы, значит, он истинный, можно было понять, что причина кроется в чём-то большем, чем просто в том, что братьям кандидатура Намджуна не нравится. Интересно, сколько бы Чимин жил в неведении, не начнись у него течка в момент, когда за ним выехал Монстр. Сколько бы они все это скрывали? Сейчас он не хочет ничего слышать и кого-либо видеть, сейчас надо сесть в ванную, вылить в неё бутылку любого геля и тереть кожу до красных пятен, лишь бы смыть этот запах мускуса, очиститься от его присутствия и с трезвой головой обо всём подумать. До Траума ехать ещё пять часов — достаточно, чтобы Чимин все слёзы в этом автомобиле оставил.***
— Мне его очень жаль, аж сердце разрывается. Бесит, что из-за долбанной течки мы его к нам усадить не смогли, — сокрушается Хосок и посылает окурок в свободный полёт из окна гелендвагена, двигающегося за БМВ. — Доедем, он лекарства выпьет, в себя придёт, потом вдоволь пообнимаешь его и пожалеешь, — старается злиться на Чимина Чонгук, который до сих пор не отошёл от сцены в спальне Монстра, но не особо выходит. — Мне тоже его жаль. Наш отец когда-то прекратил этот кошмар, но судьба распорядилась иначе и вновь их столкнула. Сейчас я даже не представляю, как мы всё это разрешим, и мне совсем не понравились последние слова Монстра. — Да, он открыто войной пригрозил, — тянется за второй сигаретой Хосок. — А жаль, он мне нравился. — Ты хоть понимаешь, насколько он сильный противник, — усмехается самонадеянности брата Чонгук и поворачивает автомобиль к въезду на трассу к границе. — В любом случае, если Чимин не захочет, мы его ему не отдадим. — Даже не обсуждается.***
Чимин тенью передвигается по гостиной, пока ждёт лекарства, а потом, выпив всё, что ему передаёт Эд, поднимается на второй этаж за приставленной к нему прислугой. Одежду и все остальные вещи ему привезут завтра, поэтому сегодня омега будет довольствоваться только новым пижамным костюмом, любезно переданным ему Джи из гардероба Минов. После того, как лекарства действуют и Чимин немного приходит в себя, он просит наполнить ему ванну и почти час сидит в тёплой воде, где, не жалея себя, натирает кожу гелем с запахом кокоса. Бесполезно — Намджун уже под кожей. Устав от борьбы с самим собой и дум, сжирающих его в роскошной спальне младшего Мина, Чимин спускается вниз с мыслями выйти на воздух. По пути к выходу на террасу он сталкивается с вышедшим из боковой комнатки Тэхёном. Последний чуть не задыхается от возмущения, увидев на омеге свою пижаму, но, прикусив язык, молчит. — Ты что, слепой? — злится Чимин и смеряет парня недобрым взглядом. Омега отрицательно качает головой, а сам продолжает с интересом рассматривать нового господина. — Он немой, — подходит к парням Эд. — Бывшая прислуга Минов и, вроде, любовник старшего сына. — Извини, — нехотя бурчит Тэхёну Чимин и поворачивается к Эду: — Не знаешь, он от рождения нем? — Надо спросить у его любовничка, — заявляет Эд и толкает дверь, из которой вышел Тэхён. — Твой омега, он с рождения нем? — прямо с порога спрашивает Юнги Эд, а Чимин, не сдержав любопытства, заглядывает внутрь. На узкой кровати у стены сидит бледный молодой человек. — Он что, болеет? — поворачивается Чимин к Эду. — Я ведь будущий врач, понемногу почти во всём разбираюсь, могу помочь. — Болел, но уже поправился, — отмахивается Эд и снова задаёт вопрос насчёт Тэхёна. — Он заболел в детстве и потерял речь, — сочиняет на ходу Юнги. — Тогда, возможно, её ему можно и вернуть, — воодушевляется Чимин, вмиг позабыв о своих проблемах. «Только не это», — думает Юнги. — Ладно, я с тобой ещё поговорю, а пока мне нужно в сад, и ты идёшь со мной, — говорит Чимин Тэхёну и идёт к двери. — Тут красиво, — останавливается на террасе и любуется раскрывшейся перед ним картиной младший Чон. — Твой альфа тоже красив, — поворачивается он к Тэхёну. — Мне жаль, что так вышло, но мы не выбираем судьбу и своё будущее, я это на собственной шкуре прочувствовал. Тэхен слушает, даже кивает, показывая омеге, что весь во внимании. — И ты очень красивый, — открыто улыбается ему Чимин и щурится от яркого, но холодного зимнего солнца. — Не даром на тебя самый главный альфа Траума запал. Насчёт твоей немоты, если это болезнь, то нам надо выяснить, какая именно. Я сам учусь в медицинском, и завтра я попробую связаться со своими преподавателями и профессорами университета. Приехали, — поворачивается на скрежет шин по брусчатке омега, и оба парня видят, как автомобили заполоняют двор особняка. — Мои братья омег не обижают, но всё равно не нарывайся, — Чимин замечает, как посматривает на разговаривающего около ламборгини с охранником Хосока омега. — А вот насчёт него даже не думай, — подмигивает он ему и заставляет Тэхёна вмиг покраснеть. — Если хочешь просто секса, то Хосок идеальный вариант, но если хочешь чего-то большего — забудь. Люблю их обоих, но они страшные раздолбаи. У первого даже омега есть, отвратительный тип, кстати, но это не мешает ему трахать всё, что движется, а второй… Мне кажется, у него в каждом квартале Эрема по несколько детей, — хихикает Чимин. — Короче, ты меня понял. Ты своего альфу любишь? Тэхен кивает. — Очень жаль. Чимин возвращается в дом. Идущий за ним следом Тэхён замечает, как его ловит Хосок и, притянув к себе, целует в макушку. Тэхён бесится, как по щелчку, — его собственный брат буквально с того света вернулся, сидит сейчас взаперти в ожидании своего часа, а омега даже побыть с ним нормально не может. Чимин поднимается наверх, а Чонгук идёт прямиком к комнатке, где Юнги. Тэхён, с трудом контролируя страх, тоже следует за ним. Хосок, прислонившись к косяку, останавливается рядом. — Я вижу, ты пришёл в себя, так что, думаю, можешь возвращаться в гараж, — ухмыляется Чонгук, рассматривая омегу. — Напугал, — сползает с постели Юнги. Болезнь унесла с собой не только здоровье альфы, но и пару килограммов. Парень с и так хрупким телосложением сейчас будто вовсе прозрачен, но смотрит всё так же — глаза в глаза, без тени страха. — Бетонный пол и сухари с водой пойдут тебе на пользу, — продолжает Чонгук и поворачивается, чтобы уйти. Он бы на самом деле ещё бы побыл, устроил бы со странным альфой словесный бой, просто бы полюбовался его необычной, но чертовски привлекательной внешностью, но лучше уйти. С каждым разом тяга быть к нему ближе только увеличивается, и это Чонгуку не нравится от слова совсем. — Нестрашно, — усмехается Юнги в ответ на его угрозы и тянется за махровым халатом на постели, оставленным здесь Джи. В джинсах и футболке, которые, пока он болел, постирал бета, в гараже будет снова холодно. Чонгук в два шага оказывается рядом с Мином, вырывает халат из его рук и отбрасывает в сторону. — В чём пришёл, в том и пойдёшь, — зло усмехается альфа и выходит за дверь. Тэхён, убедившись, что братья Чон вышли, прикрывает дверь и начинает складывать халат под смешок Юнги. Старший никогда не перестанет поражаться непробиваемости брата. Тэхён слышит шаги в коридоре и на автомате пихает сложенный халат под футболку. — Я тебя взглядом обрюхатил? — приподнимает уголки губ в улыбке вошедший Хосок и с интересом рассматривает округлившийся животик омеги. — Меня заебал этот омега, — вошедший следом Чонгук подходит к Тэхёну и, выдернув халат, отбрасывает его в сторону. — Я был к тебе снисходительным, но ты по-хорошему не понимаешь. Эд, — громко зовёт альфа, и тот сразу появляется на пороге. — Альфу пусть забирают в гараж, а омега будет ухаживать за моими псами. Проследишь. — Как скажешь, — кивает Эд и идёт за охраной, чтобы вывести Юнги. — Псы? Ты больной ублюдок, куда ты омегу посылаешь? — налетает на Чонгука Юнги, но альфа одной ладонью толкает его в грудь, заставляя упасть на кровать, а сам выходит за дверь. Тэхён видел этих огромных доберманов на заднем дворе и знает, что их выпускают только ночью. Омега даже под угрозой жизни на улицу ночью не выйдет, с этими исчадиями ада не встретится. За псами смотрел прибывший с Эрема альфа, который одним видом наводил страх не меньше, чем его подопечные. Тэхён от приговора Чонгука уже готов расплакаться, он поворачивается к Хосоку и полным мольбы взглядом смотрит на него. Омега готов мыть всю посуду в доме сутками, но только не собаки. Хосок не позволит такому случиться — ему Тэхён нравится. Омега в этом не сомневается. — Малыш, — не стесняясь пышущего яростью Юнги, притягивает омегу к себе Хосок. — Нельзя ослушиваться приказов Чонов, — он снова это делает, снова проводит по его губам большим пальцем, снова стоит максимально близко, омега даже готовится, но альфа его не целует, напротив, под приговором подпись ставит: — Дуй на задний двор, покорми собачек. Хосок видит, как меняется взгляд омеги, как мгновенный проблеск надежды заменяет лютая ненависть — она по коже альфы ледяными бусинками разбегается, только азарт подогревает. Тэхён с силой толкает его в грудь и, освободившись от захвата, высоко задрав подбородок, выходит прочь, не услышав: — Какая же у тебя шикарная задница, — брошенное Хосоком в спину.***
Чонгук распорядился, чтобы за собаками смотрел Тэхён, значит, так и будет. Первый день Тэхёна с псами проходит, как в Аду. Смотритель, которого зовут Ром, постоянно находится рядом, глаз с собак не спускает, но страха омеги это не преуменьшает. Ром, покуривая сигареты, часами сидит в плетённом кресле и только и делает, что раздаёт указания. Первый день начался с того, что омега на дрожащих ногах потащил собакам ведро со свежим мясом и два раза, так и оставив ведро на земле, сбегал. Собаки из-за цепей до еды не дотягивались — Тэхён ближе подойти не решался. На третий раз Ром пригрозил пустить в него пулю с транквилизатором, если собаки не поедят. Всю ночь омега почти не спал, а в те короткие моменты, когда он прикрывал веки, ему мерещились скалящиеся псы, пытающиеся перегрызть его глотку. К вечеру следующего дня Ром отлучается по делам и поручает собак на три часа полностью Тэхёну. Омега чуть не плачет от отчаяния, молит мужчину поскорее вернуться и, получив очередное обидное «трусишка», возвращается к будкам. Собак пять. Кое-как, с огромным трудом Тэхён заполняет водой миску первого пса, переходит ко второму, осторожно, пока тот дремлет, начинает заполнять его миску. Дальше всё происходит слишком быстро для понимания парня, но уже через секунду он оказывается лежащим на спине на сырой земле, придавленный к ней мощными лапами. «Прощай, жизнь», — думает омега и изо всех сил жмурится, готовясь к тому, что пёс прокусит его аорту. Но не сегодня, потому что Тэхён слышит до боли знакомый и так необходимый сейчас голос: — Леон, ну что ты, ты же джентльмен. Тяжесть с Тэхёна пропадает, и когда он открывает глаза, то видит, как пёс лежит на земле и подставляется под ласки Хосока. Омега отползает на безопасное расстояние и, не сдержавшись после пережитого животного страха, громко и некрасиво ревёт. Хосок треплет собаку за ухом, доливает ей воды и идёт к Тэхёну. — Ну чего ты? — опускается он на корточки напротив парня. — Он просто хотел с тобой поиграть. «Он просто хотел меня сожрать», — плачет навзрыд Тэхён, еле успевает воздух глотать и грязными руками размазывает слёзы по лицу. — Ну всё, не будешь больше с псами водиться, — нежно говорит альфа и, притянув омегу к себе, обнимает. Тэхен обнимает в ответ, размазывает уже подсохшую на ладонях глину по чужой кофейного цвета рубашке, изо всех сил в его шею вцепляется. Обнимает, потому что испугался, потому что это последствия шока. Вовсе не потому, что хочет, не потому, что ему нравится эта теплота, нравится запах скотча с ароматом дыма, и уж точно не потому, что ключицы Хосока — место для лица Тэхёна. Обнимает, сильнее прижимается и понемногу успокаивается, так и повиснув на нём, на ноги следом поднимается. — Я думал, ты храбрец, — улыбается ему Хосок, пальцами с лица разводы вытирает. Хосок не отпускает его, потому что омега напуган, потому что он дрожит, потому что это по-джентельменски. Не потому что ему нравится обнимать его, не потому что Тэхён создан для его рук, а запах рома у Хосока любимый. Вовсе не поэтому. Они стоят так пару минут, забыв обо всём, дышат друг другом, греются, что-то отдают, но взамен куда большее получают. Тэхён приходит в чувство первым, резко отступает и, прихватив пустое ведро, второпях уходит. Хосок провожает его долгим взглядом и впервые, кажется, чувствует, как скучает его плечо по одному конкретному лицу.***
— Ты ко мне зачастил. Не знаю, радоваться ли мне своему счастью или нет, — язвит сидящий на полу Юнги и продолжает, как и до визита Чонгука, играть с цепью, прикованной к ноге. — А ты, я смотрю, уже обжился, — подтаскивает к нему стул Чонгук и садится напротив. — Я человек не капризный, что дают — то беру, — пожимает плечами Юнги. — Если гараж временно мой дом, то пусть так и будет. — Ты отродье самого алчного и мерзкого человека вселенной, не думаю, что ты далеко от него ушёл, так что не лицемерь, — с отвращением произносит альфа. — Так ты оскорблять меня пришёл? — устало спрашивает омега. Настроение огрызаться, спорить — мигом исчезает. Хочется попросить о матрасе хотя бы, потому что кости от камня и ноют, и болят, хочется горячего бульона, такого, какой умеет варить только Джи, хочется Тэхёна рядом, хочется… но просить не хочется. — Где твой отец? — вырывает омегу из дум Чонгук. — Опять ты за старое, — вздыхает Юнги. — Я уже сказал тебе, что понятия не имею. Неужели ты думаешь, что я бы тебе не сказал, учитывая, как он сбежал и плюнул на меня? — Перевалочный пункт, — перебивает его Чонгук. — Мы нашли один, но там Дэ Мин так и не появился, значит, есть ещё один. — Может, он смылся до вашего визита. — Где находится второй перевалочный пункт? — зло спрашивает альфа. — Я не знаю, — по слогам выговаривает Юнги и, дёрнувшись, больно бьётся затылком о стену позади. Чонгук резко подаётся вперёд, хватает пальцами его за горло и рывком поднимает на ноги. — Не ври мне, — шипит ему в губы альфа. Юнги задыхается, он еле носками пола касается, держится обеими руками за руку альфы и судорожно ртом воздух ловит. — Где второй пункт? — встряхивает его, как тряпичную куклу, Чонгук, а потом притягивает к своему лицу и немного расслабляет пальцы. Омега раскрывает губы и второпях вдыхает кислорода, не сводя глаз с лица напротив. Альфа только о том, насколько у него во рту горячо, думает. Чонгук близко, слишком близко. Юнги мог бы не шевелиться, потому что одно малейшее движение головой, и они друг друга коснутся. Он смотрит в его глаза, вместо своего отражения острые льдинки видит, даже про кислород забывает. На дне этой тьмы ледяные потоки в реки впадают, плещутся, холодом насквозь прошибают, но всё равно тянут, всё равно манят. Омеге на секунду нырнуть туда, в эту стужу, без права возврата хочется. Чонгук взгляд не уводит, даже не моргает, он в карих глазах напротив себя видит. Вокруг альфы огонь полыхает, греет, тянуться заставляет, Чонгук бы в него с головой бросился, в пепел бы превратился, потому-то взгляд этих лисьих глаз сковавшую сердце льдину оттаивать заставляет. Он глаза вниз опускает, на губах застывает, они такие же сочные и яркие, как ягоды летом в лесу. Чонгук не знает, почему, но он уверен, что и на вкус они, как ягоды, как одна конкретная — земляника. Альфа его дыхание губами ловит, на пытающегося освободиться парня не реагирует, рот приоткрывает, всего разок коснуться хочет. Чонгуку бы языком провести, вкус попробовать, догадку проверить, но осознание того, кого именно он поцеловать хочет, молотом по затылку бьёт, отпрянуть заставляет. Юнги так и стоит, прибитым к стене чужим, внезапно нахлынувшим желанием и странной реакцией своего организма, даже дрожит, надеется, что незаметно. Чонгук ничего не говорит больше, всю свою ненависть к династии Мин во взгляд вкладывает и выходит за ворота. Он быстрыми шагами к своему мерседесу идёт, по карманам хлопает и, найдя сигарету, сразу к губам подносит. Альфа опускается на сиденье, прикуривает и, только выпуская дым от первой затяжки, расслабляется. Чон Чонгук, какого хуя? Всю короткую дорогу до автомобиля он успел задать себе этот вопрос несколько десятков раз. Что за чертовщина произошла в гараже — альфа не понимает, но одно понимает чётко и ясно — он хотел поцеловать этого парня. Он не просто хотел, он сдыхал от желания засосать его в глубокий поцелуй, вылизать его губы и испить до самого дна. Своего врага. Другого альфу. Сигарета выгорает за три затяжки, он тянется за второй. Из-за долбанной войны Чонгук забыл о себе, о своих потребностях, пора начать и развлекаться, а ещё пора вызвать Мирэля в Траум. Омега и так звонит почти каждый день, в гости напрашивается, так пусть приезжает. Чонгуку нужен секс, и тогда он перестанет думать о враге-альфе, как об объекте вожделения. Он всматривается в зеркало заднего вида, видит, как в гараж заходит прислуга с подносом, и чуть сам себе по лбу не даёт от очередного нахлынувшего дикого желания вернуться туда. Прикоснуться к нему.***
Минджу помешивает давно остывший кофе и отрешенно смотрит на полированную поверхность стола. Бобби глушит уже вторую бутылку виски, что-то доказывает сидящему напротив Джину, но омеге плевать. За всё время в Вилейне он научился идеально уходить в скорлупу, отключать все свои чувства и ничего не видеть и не слышать. Боли это всё не уменьшает, но зато позволяет не реагировать остро на каждое слово или действие мужа в обществе. Получать прилюдно пощёчины надоело. Ужин закончился полчаса назад, сейчас Бобби опустошит бутылку, Минджу допьёт безвкусный кофе, и они поедут в особняк. Домом его омега никогда не назовёт. Потом ещё полчаса, если Бобби будет в настроении, Минджу потерпит его пыхтения над собой, и омега, наконец-то, останется один. Всё идет по заученному сценарию изо дня в день. Минджу словно переживает «день сурка», только синяки и ссадины к утру меняют место расположения и размеры, и это единственное, что меняется. Джин прощается у выхода из ресторана и, бросив на Минджу последний взгляд, садится в свой бентли. Чета Ди располагается на заднем сиденье представительского мерседеса. К счастью омеги, весь путь Бобби молчит, копается в приложениях на телефоне. Даже дома, скинув на кресло пиджак и мобильный, Бобби первым делом идёт к бару. Он наливает себе виски, а Минджу, сняв кардиган, идёт к лестнице. — Ты спишь с Джином? — ошпаривает позвоночник жидким азотом голос Бобби и заставляет замереть с так и не дотянувшейся до перил рукой. — О чём ты? — сглатывает ком омега и поворачивается к мужу. — Ты спишь с Джином, — уже утверждает медленно идущий к нему с бокалом в руке Бобби. — Я это давно понял и по твоему поведению, и по его взглядам. Дэ Мин вырастил одного омегу, и тот блядь, — презрительно усмехается альфа. — Ты пьян, — дрожащим голосом отвечает Минджу и отступает по мере наступления Бобби. — Пьян, но не тупой, — шипит альфа и, размахнувшись, швыряет в омегу бокал. Минджу не успевает пригнуться, и бокал, разбившись об его лоб, осыпается осколками на пол. Омега, покачнувшись, валится на пол следом. Минджу не знает, сколько времени он был без сознания, но когда он приходит в себя, то так и лежит на полу с лицом, залитым кровью. Бобби нигде не видно. Минджу сперва ползком, а потом, кое-как поднявшись на ноги, доходит до столика и, схватив мобильный альфы, набирает первый же номер. — Пожалуйста, приезжай, он убьёт меня, — выпаливает он в трубку и, уронив телефон, ищет, за что бы укрыться. Бобби стоит у дивана и гадко ухмыляется. — Вызвал своего ёбыря. Тупой омега, нахуй ты ему сдался? — смеётся в голос альфа. — Думаешь, он приедет спасать тебя? Тебя, шлюху, изменявшую мужу. Безродную шлюху, которую я должен был выслать обратно ещё в день капитуляции. Кому ты вообще нужен? — Позволь мне уехать, я никогда не вернусь, просто отпусти меня, — молит его Минджу. — Как же. На заднем дворе тебя закопаю, мразь. — Я беременный, хотя бы ребёнка пожалей, — заставляет себя сказать то, что не планировал Бобби. Он уже как неделю узнал о своём положении, но так и не решил, что с этой новостью делать — Бобби рассказывать он пока не собирался, так как окончательно оставлять ребёнка или нет — не решил. Но сейчас ребёнок последний вариант спасти свою жизнь или хотя бы оттянуть время. — Врёшь, мразь, всё свою шкуру спасти пытаешься, — рычит альфа и, подняв пистолет, целится. — Пожалуйста, не делай этого, я не вру, — кричит омега и забегает за спинку кресла. Бобби выпускает пару пуль по обивке и начинает приближаться. Минджу заползает уже за диван, хватает бутылку со столика и, стоит альфе появится в зоне видимости, швыряет её в него, целясь в лицо. Бобби роняет пистолет, выругивается и, прикрыв ладонями разбитое лицо, отшатывается назад. Когда альфа приходит в себя, на него смотрит дуло его же пистолета. Входная дверь открывается, но омега даже не оборачивается. — Минджу, опусти пистолет, — спокойно говорит Джин и останавливается в пяти шагах. Альфе хватает одного взгляда на залитое кровью лицо омеги, чтобы понять, что здесь происходит. Опять этот уебок поднял на него руку. Сколько Джин ни пытался его надоумить, сколько ни объяснял, Бобби по-прежнему издевается и измывается над омегой. Джин тот, кто был заинтересован в том браке, и тот, кто больше всех о нём сейчас жалеет. — Опусти его, тупая сука! — кричит на омегу Бобби. — Минджу, тебе не стоит этого делать. Последствия слишком велики. Опусти пистолет, — настаивает Джин. — Зачем? У меня есть шанс избавиться от него, шанс закончить этот ад, в котором я живу. Посмотри на меня, — сквозь душащие его рыдания обращается он к Киму. — Посмотри, во что он меня превратил. — Всё равно тебе надо опустить пистолет, — размеренно говорит Джин. — Он хозяин города, за его смерть надо платить смертью. Ты умрёшь, если умрёт он. — Опусти пистолет, — уже истошно орёт Бобби. — Ты испытываешь моё терпение. Ей-богу, я из тебя эту дурь выбью… — Я спал с ним, — безумно улыбается ему Минджу. — Я провёл с ним брачную ночь. Нашу с тобой брачную ночь, потому что ты, импотент уебищный, отрубился сразу же. Сдохни с этой мыслью, — он нажимает на курок подряд, опустошает в альфу всю обойму. И только потом, уронив на пол пистолет, сам опускается на колени. — Я ведь просил, — прикрывает веки Джин и выдыхает. Минджу стеклянным взглядом смотрит на залитый кровью пол и на тело посередине этого кровавого озера и осознаёт, что если бы Бобби воскрес, то он бы вновь пустил в него пулю, желательно все. Джин идёт на кухню и возвращается со смоченным полотенцем и пластырями, он аккуратно протирает лицо ни на что не реагирующего омеги и осматривает рану. — Чёрт, похоже, зашивать придётся, пластыри не помогут, — альфа возвращается на кухню за бинтами. — Пусть рану тебе зашьют уже в Трауме, я просто остановлю кровь, — обматывает вокруг его головы бинт Джин. — У тебя катастрофически мало времени. Я не собираюсь брать на себя его смерть. Я никогда не был рыцарем с блестящими доспехами, даже ради тебя им не стану, — обхватывает ладонями лицо омеги альфа. — Нас в гостиной двое, и убийца здесь ты. Я ведь просил тебя не стрелять, но ты не послушался. Учитывая, что у твоего отца больше нет власти и средств тебя защитить, и то, что в особняке заселились Волки — не иди туда. Доезжай до Траума и найди убежище. Возьмёшь его же машину, ключи всегда в зажигании. Я дам тебе фору, не объявлю о смерти ближайшие часы, но помни, что за тобой всё равно придут, поэтому прячься так хорошо, как можешь. И от меня в первую очередь. Таковы законы Вилейна, я сам их и написал, и самый основной пункт в нём — это:Кровь за кровь.