Взлёты

На лице Тони с утра тяжёлый отпечаток лёгкого похмелья. Он спустился позже обычного, так что на кухне людно: Стив и Сэм вернулись с пробежки, остальные тоже встали, заполняя просторную комнату лёгким галдежом. Первым делом Тони, конечно же, рвётся к кофеварке. Выливает себе остатки уже чуть подостывшего кофе из колбы — едва хватает на полчашки — и делает глоток, блаженно жмурясь. Вижен, которому есть не нужно и на кухне он просто за компанию, подходит, чтобы заправить кофеварку для новой порции. — Ты бы поменьше налегал на тёмные крепкие напитки, Старк, — произносит Наташа, внимательно глядя на Тони. — Я не налегаю. — Бутылка скотча в одиночку — это «не налегаю»? — Клевета! Мне Барнс помогал. И вообще, мамочка, я большой мальчик, сам разберусь. А где мой сэндвич? Вопрос обращён уже не к Наташе. Баки доходит до холодильника и достаёт аккуратно обёрнутую плёнкой тарелку, ставит перед Тони. — Эй! — раздаётся возмущённый вопль Сэма. — Какого чёрта, Барнс! Когда я спрашивал, остались ли ещё «зимние сэндвичи», ты ответил, что нет! Баки прилагает нечеловеческое усилие, но сохраняет абсолютно невозмутимое лицо и ровный тон: — «Зимних» не осталось. Только «железные». — Что ещё за «железные»? — недоумевает Сэм. — Очевидно, сделанные специально для Тони. Как трогательно. Подлиза, — хмыкает Наташа, и Баки улыбается и подмигивает ей в ответ. — Не согласен с определением! — не сдаётся Сэм. — Чем это они отличаются? Это такие же «зимние сэндвичи», а Старк проспал! — Эти ваши «зимние» сэндвичи только благодаря мне и появились, — возражает Тони и вгрызается в бутерброд. — Думаю, наиболее точным будет определение «железные зимние», — задумчиво протягивает Наташа. — Или «зимние железные»? В кухне появляется взлохмаченный Паркер, зевает и ловит, очевидно, последние слова Наташи. — О чём речь? Звучит как пейринг… Пока подавившийся кофе Сэм пытается откашляться, Наташа хихикает, а Стив безуспешно вопрошает «что значит пейринг?», Тони вскидывается: — А ты что тут делаешь, парень? — Эм, ну, я тут ночевал… Мы тренировались вчера допоздна… Вы же не против? — Ты разве не должен быть в школе? — Так у нас каникулы, мистер Старк! — Ты тётю Мей предупредил? Она знает, где ты? — Конечно! — Питер энергично кивает в ответ. — Она сказала вести себя хорошо и не слишком надоедать вам. Тони смеряет парня взглядом, затем вздыхает и пододвигает к нему свою тарелку со вторым сэндвичем. — Вот, держи. — Но это же ваше, — пытается возразить Паркер, однако ловит взгляд Тони и проглатывает все протесты. — Спасибо. — Джеймса благодари, он тут всех кормит. Между тем Сэм с Наташей никак не могут решить, как всё-таки правильно: «зимний железный» или «железный зимний». Тони слушает их с минуту, пока допивает кофе, затем поднимается, убирает чашку в посудомойку и по дороге к двери говорит: — Это же сэндвичи! Не важно, что сверху, всегда можно перевернуть — суть та же. Главное — чтобы стороны были равны. Верно я говорю, Джеймс? С этими словами Тони покидает кухню, а Стив морщит лоб: — Он сейчас точно про сэндвичи? Наташа хмыкает и многозначительно смотрит на Баки. — Самому хотелось бы знать, — протягивает тот, глядя на закрывшуюся за Тони дверь. *** Баки размышлял над тем, как ему разузнать, кто такой Обадайя. Вряд ли знал Стив, его такие вещи о людях мало интересовали, если не сказывались на отношениях и работе в команде. Наташа наверняка знала, но спрашивать её почему-то иррационально не хотелось. Полковник Роудс едва ли станет с ним откровенничать. О любом поисковом запросе с базы или телефона наверняка тут же станет известно Тони, а спросить у Пятницы было практически то же самое, что спросить у него самого. Баки сомневался, что тот обрадуется вопросу. С другой стороны, Баки не собирался копать глубоко, хотел только понять, что такого сделал человек, которого Тони поставил в один ряд с Гидрой и Альтроном. К тому же Баки чувствовал: вчерашние ночные возлияния Тони как-то со всем этим связаны. В конце концов, Баки решил, что действовать через Пятницу будет самым честным: так он получит только ту информацию, которую Тони готов ему предоставить, и не даст повода подозревать себя… в чём-либо. Судя по тому, как тяжело налаживались отношения Тони со Стивом, вопрос доверия для Старка стоял ребром. А доверие — это не то, что Баки был готов потерять. Закрывшись у себя, Баки достал выданный ему Тони старкфон, с сомнением повертел его в руках пару минут, и позвал: — Пятница? — Слушаю, мистер Барнс, — вежливо отозвалась искин. — Могу я попросить тебя найти информацию об одном человеке? — Конечно, мистер Барнс. Введите параметры запроса. Кто именно вас интересует? С ним Пятница разговаривала совсем не так, как с Тони, но, должно быть, на этот счёт у неё были свои указания. В конце концов, поначалу он сам с трудом воспринимал возможность общаться с бесплотным искусственным интеллектом. — Человек по имени Обадайя. Как он связан с мистером Старком. Что он… сделал мистеру Старку. Из открытых источников, — поспешно добавляет Баки. — Вывести результат на ваш телефон? — Да. Выведи. Дисплей в руках оживает, светится — и начинает выплёвывать одно за другим окна проекций. Видео, фото, новостные статьи. Информации слишком много. Баки пролистывает окно за окном, но мозаика плохо собирается в картинку. Он раздумывает несколько минут и решается: — Пятница, а если вкратце? — Обадайя Стейн — бывший глава Старк Индастриз после гибели Говарда и Марии Старков. Уличён в связях с террористической организацией «Десять колец», которой продавал оружие Старк Индастриз. Организовал похищение мистера Старка в Афганистане с целью вернуть кресло главы компании. Погиб при попытке убить мистера Старка с помощью брони, прототип которой мистер Старк разработал, находясь в плену. Пока Пятница зачитывает эту сухую сводку, Баки рассматривает кадр, где улыбающийся Стейн обнимает Тони у машины. У Тони рука на перевязи и синяки на лице — следы пережитого плена. Баки знает, что Тони не позволяет кому попало себя трогать, но объятия этого человека переносит явно без усилия над собой. Пятница не сообщает подробностей, но Баки додумывает их сам: близкий друг, почти член семьи, человек, заменивший отца, — и предатель, несостоявшийся убийца. Неудивительно, что у Тони проблемы с доверием. Баки вновь задаётся вопросом, знает ли Стив об этом эпизоде в жизни Тони? Знал ли, когда принимал решение не рассказывать об убийстве Говарда? Вряд ли, иначе не совершил бы такую глупость. Но сделанного не воротишь, и то, что Тони постепенно — шаг за шагом — опускает выстроенные перед Стивом стены, уже огромное чудо. Вряд ли он когда-нибудь опустит их все: раз сломанное целым вновь не станет. Баки чувствует укол сожаления, однако худшее позади, и все они живут дальше. — Пятница… — Да, мистер Барнс? — Годовщина какого события в жизни Тони была вчера? — решает он задать вопрос, потому что чувствует — ответ где-то здесь, среди этих снимков и этих статей. — Девять лет со дня пленения мистера Старка в Афганистане. Вот оно — второе рождение. День, когда Тони Старк погиб и вернулся к жизни. День, который сделал Тони Старка Железным Человеком. — Спасибо, Пятница, — благодарит Баки, и слова с трудом проходят через пересохшее горло. — Расскажешь об этом Тони? — Мистер Старк уже поставлен в известность, — Баки чудятся виноватые нотки в её голосе. — Хорошо, — кивает он, чувствуя почему-то облегчение. — Вам открыт доступ в архив данных мистера Старка по Обадайе Стейну, — внезапно добавляет Пятница. — Желаете ознакомиться? От этой новости у Баки сердце подскакивает к горлу, и дышать становится трудно. Что это? Проверка? Или очередной жест доверия? Баки раздумывает с минуту и качает головой: — Не нужно. Всё, что хотел, я уже узнал. Спасибо, Пятница. — Всегда к вашим услугам, — отвечает искин привычно вежливым тоном, но внезапно добавляет: — Рада, что в этот раз вы решили обратиться ко мне, мистер Барнс. — Взаимно, — усмехается он. Баки запрокидывает голову, упираясь затылком в высокую спинку кровати. Его разрывает от желания сию минуту найти Тони и обнять, прижать к себе, пообещать, что не позволит подобному повториться с ним, но это всё бессмысленные желания и пустые слова. Тони давно пережил эти события, а он сам — слишком ненадёжный защитник, ведь у него в голове бомба, пульт от детонатора которой может быть где угодно. Как он может обещать защиту, если сам от себя защитить не в состоянии? Слишком много преград между ними, слишком глубокие пропасти. Возможно, сохранить то, что есть между ним и Тони сейчас, лучший вариант, и на этом Баки решает остановиться. Синица в руках — это не так уж и плохо. *** — Тони, ты обедать сегодня будешь? Тони после пресс-конференции сразу же умчался в свою мастерскую и теперь возился с чем-то за столом, то и дело сверяясь с графиками на компьютере и отдавая Пятнице короткие распоряжения. — Джеймс! Отлично, что ты зашёл, я тут… А! Обедать? Буду, конечно, только закончу тут немного. — Тони, всё в порядке? Как твоя пресс-конференция прошла? — осторожно спрашивает Баки, потому что знает за Тони привычку прятаться в мастерской, когда что-то идёт не так. И хотя двери для посетителей не заперты, а сам Тони выглядит скорее возбуждённым, нежели подавленным, всегда лучше убедиться. — Пресс-конференция прошла отлично! И у Пеппер даже не возникло желания меня убить в этот раз. Так, только чуть-чуть поколотить. — И что же ты натворил? — смеётся Баки, успокоенный лёгким тоном и привычным уже фирменным старковским балагурством. — Ну, я тут подумал, что студенческие гранты — это, конечно, здорово и всё такое, но начинать строить будущее можно и с малых лет… А потому объявил о создании специального летнего лагеря при Старк Индастриз, где ребята… скажем, от 5 лет… могут заниматься изобретательством, придумывать разные проекты городов будущего, может, даже подадут несколько интересных идей нашим инженерам. — То есть ты повесил на мисс Потс детский сад? — Баки качает головой, не в силах сдержать расползшуюся по лицу весёлую улыбку. — Удивляюсь её выдержке: чуть-чуть поколотить за такое даже маловато. Но Тони, это же всего лишь дети, ты же не всерьёз рассчитываешь, что они чего-то добьются? Зачем это всё? — Ты удивишься… — произносит Тони медленно, невидящим взглядом уставившись куда-то перед собой и чему-то улыбаясь. Затем встряхивает головой и смотрит на Баки: — Между прочим, свою первую печатную плату я собрал в четыре года. Это общеизвестный факт. — Ну, Тони, это же ты… — А что “я”, Джеймс? Я такой же смертный, как и все. Был таким же ребёнком, как и все. Просто условия сложились так. Меня называют гением — я называю себя гением, но правда в том, что мой мозг ничем не отличается от мозга любого нормального человека. Никаких аномалий, Джеймс, никаких отклонений. Я гений лишь потому, что всегда учился чуть больше других и всегда работал чуть больше других. Я убеждён, что если дать этим детям стимул, создать подходящие условия, то лет через двадцать мир преобразится. Тони словно светится. Горит изнутри особым пламенем, которое, казалось, могло осветить весь мир, зажечь своим вдохновением все сердца на планете. Баки невольно улыбается в ответ. — Ты так об этом рассказываешь, что я удивляюсь: неужели ты не смог заразить мисс Потс своим энтузиазмом? — У Пеппер иммунитет. И она, наверное, не любит ребятишек, — хмыкает Тони, но его глаза при этом чуть тускнеют. — Ладно. Но что это ты делаешь? — торопливо пытается сменить тему Баки, чувствуя отчаянную неловкость. — Это как-то связано с твоим детским лагерем? Тони вновь оживляется и вертит в руках крохотный чип: — С лагерем — нет, с пресс-конференцией — да. Ну, косвенно. Знаешь, пресс-конференции — такие шумные штуки, и на них встречаются такие противные репортёры… Ну, и, я подумал, что было бы здорово отфильтровать весь этот шум от ненужного… — Если ты на пресс-конференциях начнёшь фильтровать, каких репортёров слушать… — Нет-нет, Джеймс, ты не понял. Это не для самих пресс-конференций, я только идею подхватил. У меня другая мысль. Если взять технологию шумоподавления, которая применяется во всех приличных телефонах… Тони ударяется в пространные объяснения, с кучей технических терминов, которые Баки не понимает — он вообще понимает Тони через слово. Но, кажется, общий ход мыслей всё же улавливает, во всяком случае, постоянно звучащие в его речи “шумоподавление” и “избирательный” наталкивают его на мысли о каком-то звуковом фильтре, но Баки всё никак не может понять, зачем он нужен. — Ты хоть понимаешь, что я говорю? — спрашивает Тони, внезапно прервав свой монолог. — Отдельные слова, иногда даже целые предложения, — хмыкает Баки. — Но ты продолжай и, возможно, в один прекрасный день я дойду до пятидесятипроцентной отметки в понимании твоего трёпа. — Чудной ты, Барнс, — смеётся Тони. — Ты мне это уже говорил. — И с тех пор ничего не изменилось. «Изменилось», — хочется возразить Баки, но он сдерживается и молча смотрит, как Тони, позабавленный, качает головой. — Кстати, если ты хочешь у меня о чём-то спросить, то не стесняйся! Я весь внимание, — взгляд Тони делается внимательным, почти пытливым. Баки сперва не понимает, в чём дело, но затем вспоминает о своём разговоре с Пятницей и об открытых ему архивах, в которые он так и не полез. — Нет, — качает головой Баки, улыбаясь. — Никаких вопросов. — Ну, как знаешь. Кажется, ты звал меня обедать? Что ж, идём. Закончу завтра. И ты помнишь, что вечером мы едем развлекаться? Баки кивает. Он не уверен, что это хорошая затея, но достойных аргументов против найти не может, да и, пожалуй, не хочет. *** — Эй, Бэмби, мы не собаку выгуливать идём, — заявляет Тони, когда Баки спускается в гостиную. — В таком виде нас не то что на порог клуба — на парковку не пустят. Пятница! Я же велел подготовить для мистера Барнса подходящую одежду по случаю! — Всё доставлено в комнату мистера Барнса, босс. Пять комплектов в разных стилях, как вы и просили. — Джеймс, какого чёрта? Баки неловко пожимает плечами. Да, он видел в своей комнате отдельную вешалку с пятью комплектами одежды, судя по всему, какой-то баснословно дорогой, кажется, даже сшитой на заказ. Вот только Баки почувствовал себя… неподходящим для неё. Он честно выбрал из собственного гардероба что поприличней, но сейчас Тони смотрит на него так, будто он свою одежду на помойке нашёл — только что от запаха не морщится. — Хей, солдат, ты что, ещё не готов? — раздаётся за спиной голос Наташи. Белый лиф под чёрным кружевом, перехваченный широким чёрным поясом, и пышная юбка до колен, также задрапированная кружевами, непостижимым образом делают Наташу соблазнительной и невинной одновременно. Сейчас, глядя на неё, нарядную, сказочно красивую, Баки понимает, как просчитался. — Наш мачо решил, что и так хорош, — насмешливо хмыкает Тони. — Он, конечно, прав, но секьюрити с ним вряд ли согласятся. Идём, Джеймс, будем тебя наряжать. Баки послушно разворачивается и только молча удивляется, когда видит, что Наташа идёт с ними. Полчаса Наташа с Тони спорят, что надеть Баки, выпотрошив при этом не только пять купленных Тони комплектов, но и весь его гардероб, и даже из комнаты Стива что-то притаскивают. Через час и десяток примерок Баки, наконец, одет — прямые тёмно-синие джинсы, белая футболка и синий пиджак с искрой. Неброско и удобно, но в то же время стильно — это Баки понимает, глядя на себя в зеркало. И внимание не слишком привлекает, и мимо не пройдёшь. Когда Баки выходит в новом образе, Тони и Наташа переглядываются и довольно кивают друг другу. Ну точно сиамские близнецы, усмехается Баки про себя. Наташа берёт под руки обоих кавалеров, и так они втроём спускаются в холл, к выходу, где сталкиваются со Стивом и Сэмом. Сэм окидывает взглядом Наташу и восхищённо присвистывает, после чего переводит взгляд на Баки и присвистывает снова: — Вы посмотрите, кто тут приоделся! Значит, мачеха с дочерьми на бал, а нам, Золушкам, дома зёрнышки перебирать? — Можешь даже поклевать, Уилсон, — великодушно разрешает Тони. — Бак, ты куда-то собрался? — спрашивает не менее удивлённый его видом Стив. — Да. Как говорит Тони — «оторваться». Всего лишь немного развлечёмся. Кстати! Пятница, я в город… — Пятница! — перебивает его Тони. — В отчёте за сегодня пропишешь, что я Барнса похитил, или забрал на опыты, или устроил экскурсию — или что сама придумаешь. В общем, всех собак на меня, куда мы едем, комиссии знать вообще не нужно. — Мисс Романофф прописать в числе сопровождающих, босс? — уточняет Пятница. — Нет. Куда и с кем ходит мисс Романофф, тоже не забота комиссии. Всё, идёмте, не то пропустим всё веселье. — Тони, минутку, — преграждает путь Стив. По его лицу Баки понимает, о чём пойдёт речь, и мысленно стонет. — По поводу этих отчётов… Ты сам ведь понимаешь, что это как ошейник на живом человеке, так нельзя. Почему этот пункт не прописали в поправках? Тони, как бывает всегда, когда Стив поднимает эту тему, закатывает глаза. — Я тебе сто раз объяснял, Роджерс. Соковианский договор не имеет к этому отношения, контракт с правительством на опеку над Барнсом подписывал я лично, на своё имя, под свою ответственность. Отчёты не мера ограничений, а мера безопасности — самого Барнса, в первую очередь. Чтобы, как в Вене, не вышло. Пока ООН считает, что контролирует ситуацию, что контролирует нас, до нас будут меньше докапываться. Чем тише мы себя ведём и чем прилежнее исполняем все эти идиотские бюрократические формальности, тем менее бдительно за нами следят, тем мы свободнее. — Что это за свобода такая, когда тебя будто чипируют, как домашнее животное? — Оглянись вокруг, Роджерс! Вся планета в паутине спутников, телефоны и планшеты напичканы навигаторами, улицы напичканы камерами. В наши дни разве что на Антарктиде скроешься. В Арктике, вон, тебя и то достали. — То есть ты с этим ничего делать не собираешься, — Стив складывает руки на груди и хмурится. — Я собираюсь наконец вывести парня повеселиться! Так что уйди с дороги, Роджерс. — Старк… — тон у Стива становится угрожающим, и Баки решает всё же вмешаться. — Стиви, сейчас не время и не место об этом говорить. Отложим на завтра, хорошо? С видимым усилием Стив отступает. — Ладно, Бак. Повеселись там… куда бы Старк тебя ни вёл. — О, это я с удовольствием, — ухмыляется Баки, провожает взглядом Стива с Сэмом и вновь берёт под руку Наташу. — Так что, мы идём? — И почему у меня ощущение, будто я только что видела номер с укрощением льва, — прыскает Наташа. — Годы дрессировки, — подмигивает Баки. — Да ты вообще мать Тереза! Не представляю, сколько выдержки и смирения нужно, чтобы столько лет терпеть этого упёртого осла Роджерса. — Тони, — с упрёком произносит Баки, глядя на него со смесью веселья и осуждения, — ты вообще помнишь, что Стив вообще-то мой лучший друг? — Так а я о чём! — взмахивает свободной рукой Тони. — Тебя за это вообще должны были канонизировать как святого ещё в сороковые! Святой Джеймс! Я не верующий, но твою икону в спальне бы поставил. — Стесняюсь спросить, что бы ты, глядя на эту икону, делал, — ухмыляется Наташа и играет бровями. Тони закатывает глаза. — Уж на что я атеист, Романофф, но ты просто богохульница. В Средние века тебя сожгли бы как ведьму ещё ребёнком и правильно сделали. — Ты горел бы на соседнем костре, Старк, так что не обольщайся. — Что ты, напротив! Красный с золотом мне бы очень пошли, — подмигивает Тони. — От тебя и сам огонь бы потемнел, — фыркает Наташа. Ярко-алый новенький кабриолет Ауди А5 принимает их с распростёртыми дверцами. Кожа одуряюще пахнет новизной, а глухой рокот мотора звучит, как песня, для любого, кто не дурак прокатиться с ветерком. И когда они кометой вспарывают залитую лунным светом трассу, Наташа, сидящая на заднем сиденье, выпрямляется в полный рост, ухватившись за подголовники кресел, и ловит бешеный ветер в лицо. Баки невольно напрягается — тело инстинктивно готовится ловить. Тони же оглядывается на неё и хмыкает. — Романофф, если тебе так охота полетать, может, стоило у Уилсона крылышки одолжить? Наташа плюхается обратно на сиденье: — Не зуди, Старк, ты сам так не делаешь только потому, что за рулём. — Я так не делаю, потому что жить хочу, — фыркает тот, и Наташа ребячески показывает ему язык в зеркало заднего вида. Тони закатывает глаза и сильнее топит в пол педаль газа. — Мы что, взлететь собираемся? Как 150 миль в час согласуются с твоим желанием жить? — интересуется Баки, косясь на приборную панель. — О, ещё один брюзга! — вклинивается между сиденьями Наташа. — И только тебе всё нипочём, — скептически смотрит на неё Баки. Тони молчит, глядя на дорогу, и если бы не руки, которые правят железным конём, чутко подстраивая его бег под изгибы и повороты трассы, можно было бы подумать, что он медитирует. Впрочем, Баки знакомо это состояние транса, когда ты и послушное тебе железо сливаетесь в одно, взрезая воздух, подобно выпущенной стреле. В голове блаженная пустота, весь мир — это только «здесь» и «сейчас», и какие бы тревоги ни терзали сердце в остальное время, на дороге, на предельной скорости — они теряют свою власть. Несколько минут Баки, как заворожённый, смотрит в лицо Тони — расслабленное, с разгладившимися морщинками вокруг глаз, спокойное, как у Будды, подсвеченное разноцветными светодиодами приборной панели. Баки переводит взгляд на горящие лампочки и дисплеи, смотрит на подрагивающую стрелку спидометра, проходится по изящным линиям кнопок, любуется плавным движением руля. В бытность Зимним Солдатом ездить ему доводилось на разных машинах, несколько раз он угонял и довольно дорогие, но вот так насладиться движением первоклассной тачки возможности не было — задания, миссии, отчёты, ни мгновения жизни для себя, никакого места для личных чувств. Сейчас Баки думает, как, должно быть, приятно сидеть за рулём такой вот понтовой Ауди, даром, что он предпочитает более маневренные мотоциклы… А затем Наташа тянется вперёд и включает музыку. AC/DC врываются в ночную тишину, как выпущенный из бутылки джинн, и Баки вздрагивает. Удивительно, но, оказывается, всё это время они ехали в тишине. Тони тоже словно приходит в себя и коротко оглядывается: — Решила устроить дискотеку прямо здесь? — Разогрев, Старк! Подпевай! — и Наташа подхватывает песню прямо на полуслове. Баки она знакома — «Highway to Hell» частенько играет в мастерской, — и он тоже негромко начинает подпевать. Тони ухмыляется, наблюдая за ними краем глаза, держится какое-то время, но в конце концов присоединяет свой голос к остальным. — Открой бардачок, — велит Тони, когда они подъезжают к клубу. Баки открывает и достаёт из нутра пару пластиковых карт и две пачки стодолларовых купюр. — На карманные расходы, — подмигивает Тони в ответ на недоумённый взгляд. — За удовольствия всё же нужно платить. Баки теряется, а вот Наташа ничтоже сумняшеся вытягивает свой «комплект» из его рук и в мгновение ока прячет в своей крошечной сумочке. Щепетильность в число её пороков явно не входит. — Pora, krasavitsa, prosnis’, — мурлычет Наташа ему в ухо, и Баки, помедлив ещё секунду, убирает деньги в карман, невнятно бормоча слова благодарности, от которых Тони отмахивается. — Я же не для того вас сюда вёз, чтобы ты топтался в сторонке. Ни в чём себе не отказывай. Наслаждайся жизнью. Помнишь ещё, как это делается? Правила не особенно изменились, только инфляция нулей на купюрах прибавила. Всё, Терминатор, теперь каждый сам по себе, но если что, я на связи. От дверей клуба — шумного, дымного, заполненного людьми разной степени одетости и опьянения — они расходятся в стороны. Тони идёт прямиком к бару, Наташа с ходу вливается на танцпол. Баки оглядывается и начинает аккуратно и незаметно продвигаться по периметру помещения, машинально отмечая двери, лестницы и выходы вентиляции. С одного края вытянутого прямоугольного зала лестницы ведут на галерею второго этажа — вереницу обитых кожей дверей на чиповых замках. С другой стороны — прикрытые занавесками кабинки. Между баром и сценой проход в бильярдный зал, по другую сторону бара — зал с игровыми автоматами, чуть дальше — кальянная. Завершив обход, Баки бросает взгляд в сторону бара, видит за стойкой Тони, болтающего с симпатичной блондинкой, и устраивается с другого края. Бармен не успевает подать ему его скотч, как рядом пристраивается кареглазая брюнетка с внушительным бюстом под чёрным платьем-футляром. Тони не ошибся: правила игры всё те же, что и семьдесят лет назад. Угостить, чуть польстить, рассмешить и впечатлить — арсенал впечатляющих историй у него богатый, даром, что почти все из них звучат слишком фантастично, чтобы в них поверить. Женщина, имени которой он не может вспомнить, хотя она вроде бы представилась, смеётся, стреляет глазками и тянет через трубочку второй коктейль с каким-то длинным и странным названием — Баки даже не пытается напрячься, чтобы его расслышать. На периферии зрения Наташа зажигает с каким-то латинос, а блондинка утягивает Тони на танцпол. Тот танцует, не выпуская бокала из рук, а свободной рукой то крутит партнёршу, то притягивает за талию к себе, ослепительно при этом улыбаясь. Баки дивится про себя тому, что, на удивление, желания убить девицу на месте не испытывает. Может быть, потому, что улыбки, которые Тони ей дарит, насквозь фальшивые. Вовремя опомнившись, Баки переводит взгляд на свою брюнетку, улыбается ей и кивает, когда та спрашивает, нравится ли ему кальвадос. Что такое этот самый кальвадос, Баки понятия не имеет, но это и не важно совершенно. Его спутница кажется совершенно удовлетворённой ответом и продолжает свой сбивчивый рассказ. Когда по залу — разнообразия ради — разливается медленная, красивая мелодия, Баки протягивает ей руку, приглашая на танец. Народу на танцполе заметно убавляется, остаются только парочки и ещё несколько одиночных танцоров, которые то ли пытаются привлечь таким образом внимание к себе, то ли им просто всё равно, как и под что танцевать. Тони с блондинкой и Наташа со своим латинос танцуют рядом, обмениваясь улыбками и репликами. Когда мелодия вновь сменяется на живую и энергичную, толпа вокруг начинает быстро густеть, но обратно к бару Баки не идёт: слушать непрерывное щебетание ему порядком надоело, а в толпе танцующих под рёв музыки речи и не слышно — по крайней мере, брюнетка явно так считает, потому что танцует молча и только улыбается, бросая кокетливые взгляды из-под ресниц, когда Баки на пробу несколько раз соскальзывает рукой с её талии немного ниже. Они танцуют уже совсем вплотную друг к другу, трутся бёдрами и животами. И тело Баки недвусмысленно реагирует на столь откровенное приглашение… Баки оглядывается: Тони — уже без бокала — танцует почему-то с Наташей. Они двигаются в унисон так легко и естественно, будто всю жизнь репетировали. Ими можно было бы залюбоваться, но Баки почему-то вдруг невыносимо на них смотреть, и он отворачивается. Чуть наклоняется вперёд и говорит брюнетке на ухо: — Как насчёт немного расслабиться и отдохнуть от шумной толпы? Сколько лет прошло, а тело всё помнит: Баки одаривает девушку той самой своей беспроигрышной улыбкой, немного нежной, немного лукавой, от которой в тридцатые девушки млели и текли к нему в руки. Брюнетка не становится исключением. Глаза её загораются предвкушением, а улыбка настолько откровенная, что ещё большой вопрос, кто здесь жертва соблазнения… Они возвращаются к бару, где Баки берёт бутылку шампанского — старательно не обращая внимания на цену — и карту-ключ от одной из комнат на галерее. Поднимаясь по лестнице, он вновь выхватывает в толпе танцующих вместе Тони с Наташей. Не желая знать, что так сдавливает ему сердце, он торопливо распахивает дверь комнаты перед своей дамой, а затем отрезает себя этой дверью от всего остального мира. Как они выпивают бутылку шампанского, Баки впоследствии вспомнить не может. Помнит только отрывками: влажные губы на своей груди, бархатную кожу под пальцами, лихорадку торопливых прикосновений, растёкшиеся по простыне волны тёмных волос, прерывистые тихие стоны над ухом. Женщина под ним оказывается неожиданно нежна и податлива, щедра на ласку, жадна до прикосновений. Её тело принимает его с охотой, с готовностью, и от этого почему-то до одури хорошо. Баки совсем не помнит, когда был с женщиной последний раз до этой ночи. Наверное, ещё до армии. Его тело изголодалось по ласке, по живому человеческому теплу, и одинокая дрочка в запертой спальне едва ли способна заменить всю палитру ощущений, когда кто-то разделяет с тобой жар и безумие страсти. До этой минуты Баки и не понимал, как ему этого не хватало. После они расходятся, удовлетворённые друг другом, и Баки искренне благодарен партнёрше и за проведённое время, и за такт, с которым она не задаёт лишних вопросов — ни о руке, ни о том, увидятся ли они снова. Наверное, поэтому Тони и привёл их в этот клуб: место, где секс на одну ночь был чем-то вроде негласного правила. И всё же, несмотря на разливающуюся по телу негу, Баки почти жалеет о случившемся. Потому, что жить без осознания своей неудовлетворённой потребности, было проще, чем думать теперь о том, чего он лишён, и потому, что понимает — всё это больше не для него. Он не хочет одноразовых знакомств. Он хочет близких и постоянных отношений, и хочет их с одним-единственным человеком — с тем, к кому запретил себе приближаться. Для Тони он останется другом. Шум общего зала оглушает — звукоизоляция в комнатах первоклассная. Среди танцующих взгляд Баки выхватывает давешнего Наташиного латинос, который вовсю прижимает к себе ту самую блондинку, с которой танцевал Тони. Сами Тони с Наташей обнаруживаются у барной стойки. Они пьют, болтают о чём-то, смеются, и среди творящегося вокруг светопреставления похожи на островок уюта. Уголок рая посреди адского пекла. Баки старается не думать о том, почему в груди что-то неприятно ёкает. Он подходит к ним, и Тони мгновенно реагирует на его приближение — широко улыбается, лукаво подмигивает: — Вот! Посмотрите на этого довольного жизнью человека! Что, можно поздравить тебя с успешной охотой, да, Джеймс? Ну, хоть кому-то из нас этой ночью улыбнулась удача. Наташа мстительно пинает его носком туфли по голени и говорит, прищурившись: — Между прочим, если бы не ты, Старк… — Да-да, виноват, виновен по всем пунктам и во всех смертных грехах, раз не позволил тебе помереть от тоски с тем волосатым мачо. Наташа хмыкает, и по её лицу нельзя сказать, чтобы она хоть минуту расстраивалась из-за своей неудачи. — Так что, мальчики, раз все натанцевались, не пора ли домой и баиньки? — Да, мамочка. Как скажешь, мамочка, — ехидно тянет Тони, за что получает туфлей по другой голени. — Раз я тебе мамочка, Старк, то учти, что я сразу отберу у тебя все игрушки, если будешь вести себя плохо. Тони, забавно выгибает брови: — Хотел бы я на это посмотреть. — Идёмте уже, — вмешивается Баки. Препираться эти двое могут до бесконечности. Это, конечно, мило, но он устал, а окружающий шум уже начинает давить на уши. Тони слегка пошатывает, когда он слезает с барного стула, и хотя идёт он после этого вполне устойчиво, Баки терзают сомнения. Он не моралист, но Старк и трезвый порой ездит на космических скоростях… Он даже сообразить не успевает, в чём дело: рука машинально ловит летящий в него предмет, а Тони тем временем разваливается на заднем сидении своей Ауди. Наташа фыркает, а затем устраивается на переднем пассажирском. — Ты хочешь, чтобы я повёл машину? — спрашивает Баки, недоумённо таращась на ключ в своей руке. — Ну да. А для чего, ты думаешь, я тебя с собой брал? — ухмыляется Тони. — Вперёд, Бэмби. Тебя же не надо учить, с какой стороны газ, а с какой тормоз? Баки с колотящимся отчего-то сердцем садится на водительское место и заводит мотор. Машина почти невесомо скользит по трассе, воздух гулко бьётся в лобовое стекло, из динамиков тихо льётся что-то приятно мелодичное, и они втроём всю дорогу наслаждаются молчанием и ночью.