Взлёты

В кабинет генерала Росса их пропускают сразу, но самого генерала внутри нет — вызвали в один из соседних отделов. Кабинет просторный, окна во всю стену, перед большим округлым рабочим столом несколько обитых кожей кресел, в одно из которых тут же плюхается Тони, закинув ногу на ногу. Стив, оглядевшись, тоже занимает одно из кресел — аккуратно садится в самый центр и прямой спиной откидывается на спинку. Баки встаёт у окна — так ему видно весь кабинет, входную дверь и обстановку на улице. — Баки, садись, — Стив взмахом руки указывает на свободное кресло рядом с собой. — Мне так нормально, Стиви. — Бак, — под укоризненным взглядом неуютно. — Оставь его в покое, Роджерс, насиделся он в твоих креслах, — устало-раздражённым тоном говорит Тони. Баки вздрагивает и смотрит на него: и как только догадался? Стив тоже вздрагивает и бледнеет, когда до него доходит смысл сказанного. — Я не подумал. Прости, Бак, я… — Да всё нормально, — отмахивается Баки. Только виноватого взгляда Стива ему сейчас не хватало. Куда больше его интересует, откуда Тони известно про его нелюбовь к креслам. Просто заметил, что Баки всегда предпочитает стул или диван, если они собираются в гостиной? Вообще-то это глупо: обычные кресла ничего ему не сделали, но воспоминания и ассоциации настолько сильны, что Баки их избегает. Тони, очевидно, его страх глупым не считает. Стив явно чувствует себя неловко, и Баки пытается придумать, что бы такое сказать, но проблема решается сама: входит генерал. В том, что это и есть генерал Росс, Баки не сомневается: сухой, жилистый высокий мужчина с военной выправкой и бескомпромиссным взглядом. А ещё Тони при его появлении чуть морщится, как от зубной боли, не сильной, но неприятной. — Добрый день, генерал, — Стив поднимается с кресла и протягивает мужчине руку. Тот её пожимает, но будто бы с подозрением. Тони встать с кресла не удосуживается, тянет со своего места: «День добрый, мистер Росс. Ничего погодка, правда?» Теперь чуть заметно морщится уже генерал и переводит взгляд на него. Баки шагает ему навстречу и протягивает руку: — Добрый день. Генерал отвечает на рукопожатие, но взгляд его прикован к другой руке — искусственной. — Сержант Барнс, полагаю. — Мистер Барнс, с вашего позволения. Я больше не военный, генерал. Моя история, боюсь, пятнает честь мундира, чтобы продолжать носить воинское звание. — И всё же вы славно послужили стране в своё время, Барнс. — Благодарю, — отвечает немного растерянный Баки и отступает назад. Генерал ещё раз окидывает его взглядом — изучающим и будто бы любопытным — и рукой указывает на кресла. — Располагайтесь. — Я посто… — Генерал, — внезапно вмешивается Тони, — к чему вдруг все эти любезности? Не припоминаю за вами любви к светской болтовне. Вы человек занятой, Госсекретарь, как-никак, мне тоже есть, куда девать своё время. Давайте к делу? Генерал Росс тут же подбирается, становясь будто бы ещё выше, и лицо его делается непроницаемым. — Что ж, Старк, правда ваша: мы здесь не на посиделках. Вот только из нашего вчерашнего разговора с мистером Роджерсом я не очень понял, чего вы хотите? Перепоручить ему мистера Барнса? — Генерал, — Стив выступает вперёд и теперь и сам смотрит сурово, упрямо, готовый идти до конца. — Прошло больше полутора лет с тех пор, как этот договор об… «опеке» был заключён, и за эти полтора года к Баки не было ни единого нарекания, не так ли? — Верно, мистер Роджерс. Как это ни странно, все предписания исполнялись неукоснительно. Но я не пойму, к чему вы клоните. — К тому, что в нём больше нет нужды. Баки доказал, что он верный и добропорядочный американский гражданин, и заслуживает всех прав и свобод, как любой из нас. — То есть, вы хотите… — Чтобы с Джеймса Барнса сняли наконец правительственный «поводок», генерал. Чтобы договор аннулировали, а Баки восстановили во всех правах. Генерал долго молчит, глядя на Стива со сложной смесью эмоций на лице, среди которых Баки различает изумление, недоверие и некоторую будто бы позабавленность. — А вы ничего не забыли, мистер Роджерс? Например, того, что ваш друг, серж… мистер Барнс за предыдущие семьдесят лет в качестве Зимнего Солдата совершил больше преступлений, чем половина сидящих в Рафте вместе взятых? Что скажут на это семьи пострадавших от его рук людей? Тони при этих словах широко ухмыляется и разворачивается в кресле к генералу: — Так спросите! Вот он я — представитель тех самых семей. Мои родители были убиты руками того самого Зимнего Солдата. Стив, очевидно, не ждал поддержки со стороны Тони, а потому на его лице на миг проступает удивление, которое тут же переплавляется в воодушевление. — Вы не объективны, Старк, — возражает генерал. — О! А бывают объективные пострадавшие? Или вам именно моя необъективность не по вкусу, потому что я — надо же, какая трагедия — своё горе преодолел и не склонен разбрасываться обвинениями? Генерал явственно морщится. — Полагаю, вы будете в меньшинстве, Старк. — Может быть и так, — соглашается Тони. — Но давайте-ка вспомним ещё кое-что: наказуемым является виновное противоправное деяние, генерал, и именно на этом основании было построено наше соглашение: в преступлениях Зимнего Солдата вины Джеймса Барнса нет, о чём ясно свидетельствуют секретные данные «Гидры», которые добыл наш доблестный Капитан. Или теперь вы хотите решение комиссии ООН оспорить? Теперь ухмыляется генерал, хоть и гораздо сдержаннее, и произносит внушительно, почти нависая над Тони: — Вот только одна маленькая деталь, Старк: Джеймс Барнс и Зимний Солдат — это одно лицо. Или вы можете доказать совету, что сумели решить эту проблему? Что угроза появления Зимнего Солдата устранена? — Нет, не могу, — отвечает Тони непринуждённо, улыбается легко, едва ли не радостно, чем сбивает генерала (и не только генерала) с толку, а взгляд его вспыхивает внезапным азартом. Он подаётся чуть вперёд, глядя генералу прямо в глаза, почти гипнотизируя того взглядом: — Но правильно ли я вас понял, Госсекретарь Росс: единственная причина, по которой Джеймс Барнс ограничен в правах специальным соглашением, это опасность появления Зимнего Солдата? И как только её не станет, соглашение можно будет аннулировать? Пойманный на слове, генерал отвечает сухо: — Вот только доказательства вам потребуются для этого неопровержимые. — Разумеется, генерал, разумеется. Кстати, как дела в Рафте? Всё работает, как часы? Заключённые ходят по струночке? Персонал чётко соблюдает все необходимые протоколы безопасности? Надеюсь, там у вас вышколенные ребята работают. Всё же самые опасные преступники за решёткой… С электропитанием перебоев не случалось? Сбитый с толку генерал всё никак не находится с ответом, зато Стив подбирается и уже открывает рот, чтобы вмешаться, но Тони быстрее: — Я это к чему интересуюсь. Мы тут с моим другом Джеймсом, — Тони на секунду поворачивается к Баки, указывая на него рукой и подмигивая, — хотим навестить одного старого приятеля, который будет очень, очень рад нас видеть. Вот и не хотелось бы мне рисковать. Так что, генерал? Безопасно двум добропорядочным гражданам появиться в Рафте? Похвастайтесь же. — Правильно ли я понимаю, Старк, что старый приятель, как вы изволите выражаться, это Гельмут Земо, тот самый, который активировал Зимнего Солдата в Берлине? Вам не терпится и в Рафте устроить бойню? — Что вы, генерал! Напротив, я очень хочу избавить мир от Зимнего Солдата. Вот только ключик от этой шкатулки с секретом находится у Земо, а нам очень нужно его получить. — Старк, я не буду по вашей прихоти рисковать жизнями… — Так ведь и я своей рисковать не намерен! За кого вы меня держите? За самоубийцу? Вот, примерьте, — Тони достаёт из кармана уже знакомую Баки пару наушников — Джо и Джерри — и протягивает генералу, который чуть ли не отшатывается от руки Тони, как от опасно дёрнувшейся кобры. — Ну же, Росс, это просто наушники. Поверьте, вам понравится, — хмыкает он. Генерал бросает взгляд на стоящего с нечитаемым лицом Стива, на Баки, который только что дыхание не задерживает, и всё же вставляет наушники в уши. — Чудесно, — улыбается Тони. — Теперь я про нашего доблестного генерала могу любые гадости говорить прямо в его присутствии, а он даже ухом не поведёт. — Тони… — в голосе Стива явственно слышен упрёк. Но наговорить гадостей Тони не успевает: генерал быстро достаёт наушники из ушей и смотрит поражённо. — Что это сейчас было, Старк? — Моя новая игрушка. Прибор выборочного шумоподавления. Если быть точнее, то голосоподавления — не пропускает звук частоты определённого голосового тембра. Эти конкретные настроены не пропускать звук моего голоса. Можете оставить себе, если хотите. Генерал с сомнением смотрит на пару маленьких приборчиков в своей руке и кладёт их на край стола. — К чему вы клоните, Старк? — Вы ещё не поняли? Я настрою пару таких наушников на голос Земо и дам их Джеймсу. Мы приедем в Рафт, встретимся с Земо. Тот зачитает код, Джеймс его не услышит, а я — запишу. — С чего вы решили, что Земо его зачитает? — А вы бы на его месте — удержались? — Тони расплывается в довольной и какой-то злой ухмылке. — Упустили бы возможность отомстить человеку, по вине которого потеряли всё? Генерал хмурится, размышляет несколько секунд, затем спрашивает: — Так чего вы всё-таки хотите? — Свидание. В закрытой комнате. Наедине — я, Джеймс и Земо. На пятнадцать минут. Организуете? — Почему я должен вам помогать? — А как же помощь ближнему, генерал? Речь всё-таки о сержанте Джеймсе Барнсе, герое войны, — Баки при этих словах едва не фыркает, — соратнике Капитана Америка. Вы ведь сами сказали: он неплохо послужил стране в своё время. Не пора ли стране немножко отплатить ему? Вернуть должок? Когда двери приёмной Госсекретаря закрываются за ними, Баки не выдерживает, интересуется: — А как же диверсия? — Хах! Ты всерьёз думаешь, что Росс стал бы меня слушать, реши я его подговорить устроить небольшой форс-мажор в Рафте? — хмыкает Тони. Наблюдая за тем, как мастерски Тони вёл разговор с генералом, Баки мог только восхищаться его игрой, тем, как он провоцировал, а затем ловил Росса на слове. Теперь же его не покидает чувство, что и ответ ему — не ответ. *** Как только джет взлетает, Тони переключает управление на автопилот и выуживает из бокового кармашка колоду карт. Они втроём усаживаются перед столиком, выдвигающимся прямо из пола, и Тони тасует. — Кстати, Тони, а что там Росс говорил о перепоручении? Это значит, что договор можно перезаключить на меня? — спрашивает Стив, не проронивший ни слова с тех пор, как Тони перехватил инициативу переговоров с Россом. — В теории, — пожимает плечами Тони. — На деле никто в правительстве на это не согласится. — Почему? В конце концов, мне, в случае чего, не нужен костюм, чтобы остановить Зимнего Солдата. Тони весело смеётся, как над хорошей шуткой, и качает головой. — Стив, ты правда так наивен и думаешь, что в этом всё дело? Что это на Джеймса надели «поводок», а я держу его в руке? Ребята из правительства, конечно, побаиваются Зимнего Солдата, потасовка в Берлине тогда очень показательная вышла. Но по большей части все эти задницы в кожаных креслах свято уверены, что до них-то Зимний Солдат не доберётся в любом случае. Ошейник надели не на Джеймса, Стив. Сделай Джеймс что-то не так, и за горло возьмут меня. — Что мешает правительству надеть этот ошейник на меня? Тони взрывается таким хохотом, что едва не выпускает карты из рук, а в уголках его глаз выступают слёзы. — Прости, Стив, но какой ошейник можно надеть на человека, который в одиночку отправляется в Краусберг спасать пленных или раскидывает спецназ в Бухаресте? Ради того самого человека, за которого полагается отвечать. Любой дурак поймёт, чью сторону ты примешь в случае чего, а надавить на тебя им нечем. Стив хмурится, а Баки внезапно ощущает, как у него всё леденеет внутри. Ни разу до этой минуты ему не приходило в голову задуматься, как Тони удалось тогда вызволить его из тюрьмы буквально под честное слово. Он считал, что Тони сделал это ради Стива, или для очистки совести, или ещё из каких-то личных побуждений, и никогда не задумывался о цене, которую за его свободу, пусть и относительную, заплатили. Он так же, как и Стив, верил, что подписанный им и Тони договор, связывает его, просто, в отличие от Стива, его это мало волновало. О том, что от его действий зависит Тони, он в целом понимал, но не осознавал масштаб. Стиву, по сути, терять было нечего. Он всегда был одиночкой, всегда сам по себе. От Тони Старка — от его имени, репутации, благополучия, от его действий и решений — зависели тысячи людей. Ответственность, груз которой Тони нёс, в своё время не позволила ему отмахнуться от пресловутого Соковианского договора, не позволила бы и от правительственных санкций увернуться, если бы Баки себя как-то скомпрометировал… Мысль эта, тяжёлая, огромная и пугающая, наваливается на Баки, погребает под собой, заставляет выдыхать через раз, глядеть на столик, куда ложатся карты, стеклянными глазами. Если сейчас у них с Тони хорошие отношения, и он уверен, что Тони дорожит им достаточно, чтобы пойти на какие-то риски ради него, то тогда, полтора года назад, Тони знал о нём только, что он друг Стива — и Зимний Солдат, убивший его родителей. И рискнул, по сути, всем, спасая ненавистного чужака. Стив хочет сказать ещё что-то, но тут в его кармане звонит телефон и, судя по немедленно розовеющим ушам, это Шерон. Стив торопливо извиняется и отходит в дальний конец джета. Тони провожает его мягким насмешливым взглядом, а затем переводит его на Баки. — Ну что, Бэмби, Росс обещал нам свободу, если избавимся от кодов. — Ты записал его слова? Не стоило ли вынудить его сказать это при свидетелях? Тони хмыкает и вскидывает бровь: — Какая предусмотрительность! Не записал, увы, хотя, может, и стоило. Но чем хороши старые вояки вроде Росса — честь для них не пустой звук. Того, что он сказал нам троим, достаточно. Он не пойдёт на попятный, когда вопрос встанет на комиссии. Росс тот ещё говнюк, но он прямолинейный. Ножа в спину можно не бояться. В любом случае, не переживай. Так или иначе, но свободу мы тебе вернём, — ободряюще улыбается Тони, а Баки внезапно думает, на кой чёрт ему вообще эта свобода. — Я понимаю, что ты бы предпочёл видеть в том договоре на месте моего имени — имя Стива, а быть так вот привязанным ко мне… — Вообще-то, — перебивает его Баки, не в силах слушать продолжение, — вообще-то этот договор — лучшее, что случалось со мной за семьдесят лет, Тони. И от того, что там написано «Старк», а не «Роджерс», хуже он не становится. Тони на миг широко распахивает глаза, моргает несколько раз и отводит взгляд, нервно улыбаясь уголком рта. — И то, что ты сказал… Из нас двоих этим договором куда больше связан ты, чем я, Тони, и… — Так, стой, Джеймс. Не знаю, что ты там себе напридумывал, но я не жертвенный агнец на алтаре правительства во славу твою, окей? Когда я говорил со Стивом по поводу этого соглашения, что я могу его организовать, он поручился за тебя. Я тогда сказал, что один неверный шаг с твоей стороны, и я тебя просто застрелю. Я говорил серьёзно, хотя, в общем-то, знал, что слову Стива можно верить. Если уж он что-то говорит, — добавляет Тони с горечью, от которой Баки вновь делается не по себе. — Давай сойдёмся на том, что лишние поводки как тебе, так и мне ни к чему. Зимнего Солдата необходимо обезвредить в любом случае — тебе же первому легче спать станет, а там и от правительства отвяжемся. Баки улыбается и кивает в ответ. И торопится занять руки картами, подавляя желание коснуться ими лица Тони. *** Следующие несколько дней Тони преимущественно пропадает в мастерской, из-за закрытых дверей которой постоянно доносятся звуки музыки (Баки уже уверен, что Тони она нравится за лязгающий звук, напоминающий скрежет доспехов). Обедают они вместе, прямо среди инструментов, железяк и микросхем. По вечерам Тони гоняет Паркера по рингу — тот на время каникул почти прописался на базе, потому что его лучший друг Нэд уехал в тур по Европе с родителями, а тётя Мей, по его словам, то и дело торчит на сменах. Никто, впрочем, не против его присутствия: заразительный оптимизм мальчишки, исходящая от него энергия и почти детская непосредственность делают базу ещё уютнее. Баки нравится наблюдать за их тренировками. Беговая дорожка или велотренажёр не требуют никакого внимания, позволяя целиком сосредоточить его на ринге. Паркер уже неплохо освоил основные удары и базовые блоки, и сейчас Тони перешёл к работе ногами — обманным манёврам и подсечкам, которые даются Паркеру куда легче. Тони чудом избегает третьей за вечер близкой встречи с полом, когда Пятница докладывает о каком-то важном звонке из совета директоров компании, и Тони поспешно уходит, махнув парнишке рукой, мол, свободен на сегодня. Паркер выглядит расстроенным и Баки его понимает: тот только разогрелся, к тому же сегодняшние приёмы ему удаются гораздо лучше прежних, а успех, как известно, подстёгивает. — Хей! — окликает парня Баки. — Не хочешь потренироваться со мной? Паркер вскидывает голову на звук и весь расцветает радостной улыбкой: — Хочу, мистер Барнс! — Зови меня Баки. Или Джеймс, — отмахивается Баки от «мистера» и взбирается на ринг. — Ну что ж, парень, показывай, на что способен. Со мной можешь не осторожничать. Паркер воодушевлённо кивает, встаёт в стойку — совершенно правильную, как учил Тони — и атакует с места, рассчитывая, очевидно, на внезапность. Расчёт хороший, но с Баки номер не проходит: он легко уходит от удара, сбивает руку Паркера блоком изнутри, и когда тот открывается, резким движением толкает ладонью в грудь, тщательно контролируя силу — за сломанные рёбра Тони ему точно голову открутит. Парень, теряя равновесие, отлетает на канаты, но быстро приходит в себя, снова группируется — машинально, уроки даром не прошли, — вот только бросаться вперёд снова не спешит, напротив, обходит Баки по кругу, старательно держа дистанцию. Делает несколько пробных выпадов, уходит или блокирует такие же пробные удары Баки, но в глазах уже зажигается азартный, нетерпеливый огонёк… Баки помнит по Берлину, что мальчишка, несмотря на комплекцию, силён и вынослив, но сейчас он без костюма, без паутины, внутри ринга, и вся его акробатика, которой ему отлично удалось воспользоваться против них с Сэмом в аэропорту, здесь практически бесполезна. А потому Баки считает, что без труда уложит его на лопатки минут за пять. В реальности на это уходит полчаса. Конечно, он сдерживался, оправдывает себя Баки. Не бил в полную силу, не использовал половину арсенала боевых приёмов, оставив только самые «честные» из них. И всё-таки Паркер держится гораздо лучше, чем он ожидал. — Уф! Вот это да! — выдыхает парнишка, когда Баки прижимает его наконец рукой к полу. Он улыбается так счастливо, будто только что одержал блистательную победу, а не оказался безжалостно нокаутирован. Распластавшись по рингу, раскинув руки и ноги, Паркер шумно дышит и смотрит в потолок, хотя там нет решительно ничего интересного, а затем резко вскидывает голову: — Классно! Это… это было круто! Мы ведь повторим? Как-нибудь? — Обязательно, — улыбается Баки и бросает в него бутылку с водой, которую тот ловит рефлекторно. Отличная реакция. — Только в следующий раз я выиграю! — То есть мне поддаться? — ухмыляется Баки, вскидывая бровь. — Нет!!! Столь искреннее возмущение в голосе веселит, и Баки смеётся, запрокинув голову. Он прекрасно понимает, почему Тони так привязан к мальчику, такому солнечному и тёплому. Подобное тянется к подобному. Баки устало выдыхает, забрасывает на шею полотенце, которым вытирался, и садится, откидываясь спиной на канаты. Паркер переползает к нему поближе, садится слева и с любопытством разглядывает искусственную руку. Та в обычном режиме, а потому едва отличима от настоящей. Баки с минуту наблюдает, затем хмыкает и особым образом проворачивает кисть, переводя руку в боевой режим. За считанные секунды рука сереет, словно обтекает сталью, и Паркер восхищённо ахает. — Круто, да? Паркер энергично кивает, не отрывая глаз, и осторожно касается предплечья пальцами. — Даже круче, чем та, прошлая. Это ведь мистер Старк делал, да? Баки готов поклясться, что в его голосе, пополам с восхищением, звучит неподдельная гордость. Так сын мог бы гордиться достижениями отца. И хотя эти двое друг другу почти чужие, но парадоксальным образом они в большей степени друг другу отец и сын, чем многие из кровных родственников, которых знает — знал когда-то — Баки. — Да, это работа Тони, — кивает он, ощущая привычную теплоту в груди от одной этой мысли. Рука значила для Баки много: это и символ избавления от Гидры, это и снятая тяжесть с его плеча — разница в весе со старой рукой была значительной, это и подаренные — возвращённые — ощущения… И связь с Тони. Они с Тони стали звать друг друга по именам именно в тот день, когда obmyvali новую руку Баки. — Круто, — повторяет Паркер и откидывает голову на канат, а Баки ловит в его взгляде внезапную тоску. — Вы ведь с мистером Старком друзья? Друзья. Баки затрудняется точно определить их отношения. Что касается его самого, то «друг» для него — та мерка, в которую он решил втиснуть свои чувства к Тони, и, видит бог, получается у него не очень. Что касается Тони… Считает ли он Баки своим другом? Считает ли себя другом Баки? Задаётся ли вообще этим вопросом, проводит ли какую-то границу? С Тони никогда не знаешь наверняка. Но внешне… Со стороны их, пожалуй, именно друзьями и можно назвать. — Да. Да, мы друзья. — А вот я для мистера Старка что-то вроде проекта… — Нет, — обрывает его Баки. — Ты не проект. Тони не смотрит на людей как на ресурсы. Ты для него… — Баки запинается, пытается подобрать слово, но самое близкое к сути — «сын» — не скажешь, а остальные: «подопечный», «ученик», «протеже» — не передают смысла. — Он о тебе заботится. Ты… как член семьи, — находится, наконец, подходящее объяснение. — Большой мстительской семьи. — Но я даже не Мститель. — Станешь им рано или поздно. Да и не статус главное. — Вы правда так думаете? Ну… про члена семьи? — Тони делится с тобой своими сэндвичами, парень. Разве с проектами делятся сэндвичами? — хмыкает Баки, хлопая парнишку по плечу, и тот отвечает несмелой, застенчивой улыбкой. — Эй, мальчики! — зовёт их с порога Наташа и хвастливо вертит в руке кусочек пиццы. — Вы чего тут торчите? Там Стрэндж с неаполитанской Маргаритой прибыл. Не успеете — сами виноваты! И кстати, Барнс. Вам со Старком подтвердили посещение Рафта.