Испытание Судьбой

«Никакая ярость не может сравниться с любовью, перешедшей в ненависть.» В. Конгрив

— Роджер отказался от отцовства? — Марк прижал юношу к груди, и Адам зажмурился, чувствуя под кончиками пальцев бархат обнаженной кожи. Прошло три месяца с тех пор, как у него забрали ребенка, и только благодаря родившемуся упрямству, постоянной поддержке Марка и Тиму, который грозился в больнице разорвать этому ублюдку в очках горло и запихнуть гнилой язык ему же в задницу, Адам не сдался. У него была цель — вернуть себе сына, и неважно, сколько времени пройдет, прежде чем ему вернут права на отцовство. Омега старался не думать о том, как несправедлива с ним судьба, и жалеть собственную шкуру по одной причине — слезы теперь не помощник. — Да. — Что ты смог узнать? — … — Адам вздохнул, забираясь сверху на альфу. На возбуждение уже не хватало сил, а он чувствовал себя спокойней, когда мог полностью прижиматься к мужчине. Марк знал эту странную привычку юноши и подтянул одеяло, чтобы тот накинул его себе на плечи. — Ты замерзнешь. — Спасибо, — укрыв плечи, Адам наконец начал. — Дени мог бы остаться у Роджера как у биологического отца. Или он мог просто присылать алименты, но… — омега вздохнул, растерянно накрутив прядь волос на указательный палец. — Он имеет право отказаться. И сделал это. Его даже на суде не будет. Все, что я могу, — это выбить право навещать ребенка раз в неделю и получить перечень условий. Если их выполню, то мне отдадут сына… Марк, я… я не знаю, смогу ли справиться. Этот Томас, он наговорил про меня столько грязи, что в суде у меня даже нет шансов. — Они будут верить закону, а не его словам, — успокоил омегу мужчина. Марк приподнялся, подхватывая юношу, и развернулся, подминая под себя такое хрупкое нежное тельце. Он до сих пор не мог понять, у кого вообще рука поднимется на Адама, который сейчас смотрел на него этим доверчивым, побитым изумрудным взглядом. — Что бы ни произошло, — альфа выдохнул, обняв юношу, свою драгоценность, — я всегда буду на твоей стороне. *** Солнце слепило глаза, юрко пролезая сквозь густую листву, легкий ветер же наоборот спасал от июльского зноя. По аллее, ведущей к трехэтажному белому зданию, которое чем-то напоминало монастырь или больницу, шел юноша. Русые волосы он собрал в строгий пучок, белоснежная рубашка уже грозила начать липнуть к телу, на лице не было ни одной эмоции, и выглядел он как-то странно. Шел, иногда оступаясь с ровного ритма, словно собирался сорваться с места и бежать. Глаза беспокойно блестели, а губы подрагивали, будто он что-то сосредоточенно повторял про себя. В руках — папка с документами. Вскоре начали раздаваться детские голоса, и еще через пару минут он остановился напротив железных ворот, сквозь прутья смотря на золотую вывеску. «Детский приют имени Св. Френсиса». Вздохнув, омега гордо вздернул подбородок и открыл ворота, ступая на территорию здания. Адам прошел мимо резвящихся мальчишек, которые остались без семьи, и подумал о том, что где-то там один ребенок одиноко сидит в комнате, ожидая приговора с таким же ужасом, как его папа. — Здравствуйте, Адам, вы сегодня раньше, чем обычно. — Френсис, — юноша кивнул, смотря на старого омегу. Френсис посвятил большую часть жизни этому детскому дому, и в нем действительно было что-то святое. Не мудрость мелких морщинок, залегших в уголках глаз, не в свете глаз и даже не в кроткой нежной улыбке, которая появлялась на лице старика всякий раз, когда он видел своих детей. По трагическому стечению обстоятельств он потерял супруга и детей еще в молодости и долгие годы не мог найти отдушины. А потом, как рассказывал сам Френсис, он понял, что хотел спасать сердца малышей, которых лишили родительской любви. Адам радовался каждый день тому, что эти пять лет Дени рос именно в таком детском доме, а не боролся за выживание. — Он уже здесь? — обеспокоенно спросил Адам, наконец не выдержав своей надменной маски. Старый омега покачал головой и со старческой неспешностью подошел к чайнику. — Этот неприятный бета? — морщинки неприязненно сдвинулись на секунду, послышался хриплый вздох. — Вот, выпейте, — Адам взял кружку из дрожащих рук. — Да, Томас Аддерли. — Ооо, — многозначительно протянул Френсис и тепло улыбнулся молодому отцу. — Люди, которые носят костюм каждый день, в душе такие же камни, как и снаружи. Нет у него любви в сердце… Да, он сейчас разговаривает с вашим малышом. Я бы позвал Дениса, но вы сами понимаете, сегодня нельзя. Адам кивнул, отпивая какой-то приятный мятный отвар и все еще сжимая папку дрожащими пальцами. — А вот и он идет, — шепнул Френсис и подмигнул юноше. — Вам не о чем беспокоиться. *** — Адам Росс, решением суда вы временно лишены родительских прав с возможностью их восстановления. Строгий взгляд судьи устремился на побледневшего юношу. Омега ровно кивнул, дав понять, что слышал и внял каждому слову. В зале повисла мертвая тишина, и он понимал, что решения искренне ждали лишь немногие. Один из них — Томас, лицо которого омрачила легкая тень, едва он узнал, что этот малолетний выскочка сможет вернуть сына. Адам сжал кулаки, дыша от волнения так медленно, что казалось замерло все его тело. — Так как Вы являетесь отцом-одиночкой, а второй возможный родитель отказал в тесте на ДНК, то ответственность лежит полностью на Вас. Для этого Вам необходимо: обладать постоянным местом работы, заработком выше среднего, собственным жильем в районе, соответствующим нормам безопасности и при возможности одним партнером. Вам дают срок в пять лет, за которые вы обязаны каждую неделю посещать психолога и имеете право один раз в неделю навещать сына в детском доме имени Святого Френсиса. Вы не имеете права уводить ребенка за пределы территории и подходить к нему, если тому препятствуют уполномоченные лица, которые назначит владелец детского дома. — Я могу его увидеть? — омега перебил судью и тут же покраснел и извинился, поняв, какую только что допустил глупость, позволив неожиданной радости вот так выплеснуться наружу. Немолодой альфа строго прилепил юношу на место одним лишь взглядом, и только после Адам вспомнил, как в нем на секунду заплескалось уважение. *** — Да вы были идеалом родителя эти пять лет, — протянул Томас, пролистывая досье на омегу, которое Адам пару минут назад сжимал как единственное спасение. — Надо же, ни одного пропуска психолога, виделись с сыном каждое воскресенье… Даже квартиру приобрели… Адам не знал, что должен сейчас делать. С одной стороны, он хотел только плюнуть в лицо бете, который за пачку купюр лишил его отцовства и остался безнаказанным, так как репутация его была настолько безупречна, что становилось противно. Френсис бросил на юношу строгий взгляд, призывая того просто молчать и не делать глупостей и всунул Томасу еще свою официально подтвержденную рекомендацию. Аддерли мгновенно помрачнел, а Адам вздохнул от удивления. Получив такой документ, он уже фактически получил ребенка обратно, значит… На глаза стали наворачиваться слезы счастья. — Даже так, значит, — его радость опять прервал бета. Томас понимал, что уже бессилен, но хотел подержать омегу на месте подольше, добивая его. — Сын на вас совсем не похож. — Вам ли не знать, — уже резко парировал Адам, намекая на возможное знакомство мужчины и бывшего мужа. Бета подавился вздохом возмущения, а добродушный Френсис неожиданно быстро поднялся. — Мистер Аддерли, давайте я вас провожу. Адам, можете идти к Денису, утром мы уже собрали его вещи, — он опустил морщинистую руку на плечо мужчины и подтолкнул его к выходу. Адам честно ждал, когда закроется дверь, и с тихим хлопком подскочил со стула, опрокинув мебель на пол с оглушающим грохотом, сорвался с места и побежал на второй этаж. Прямо там, за парой дверей, решения так же ждал и его сын. Пятилетний здоровый альфочка, который как две капли воды был похож на Роджера внешне и целым океаном на Адама внутренне. Омега задыхался от слез и глупой улыбки, пока пробирался к нужной комнате. Все пять лет он обещал Дени, что заберет его домой, где его уже ждут и папа, и Марк, и их здоровый лабрадор Ральф, и даже дядя Тим, который на самом деле в мальчишке души не чаял, хотя первые годы во время своих редких посещений подшучивал над неуклюжестью и полнотой детей. Адам затормозил только у белой двери. Замер в волнении и робко толкнул ее, смотря на спину своего ребенка. Денис разглядывал кого-то в окно, видимо, смотрел, кто уйдет — Томас или его папа. С тихим скрипом маленький альфа обернулся и счастливо вскрикнул, бросаясь к родителю: — Папа! — Адам подхватил сына на руки, поднимая над землей и лихорадочно целуя то лохматую макушку, то розовые щеки, от чего Дени обычно смущался, а сейчас только рассмеялся как от щекотки и обнял шею омеги худыми ручонками. — Я тебя так ждал! — Я тоже, милый, — Адам опустился с ребенком на пол, сев на колени, и обнял Дени еще крепче, наконец сказав то, что хотел еще при его рождении. — Мы уходим домой. *** Марк всю жизнь считал, что о человеке можно узнать слишком много, просто осмотрев его комнату, ведь то, как мы живем, раскрывает даже самые незначительные привычки. Например, Марк замечал, что Адам задергивает шторы летним днем ровно настолько, чтобы в комнату проникала нить солнца толщиной не более трех пальцев, так было и не жарко, и светло. Или что омега зимой вешал белье на балконе, потому что говорил, что так оно вкуснее пахнет и на звук словно хрустит. Адам говорил, что ночью ветер спит, поэтому так тихо, он пил чай только с лимоном и знал до идеала, какой кофе любит альфа. Адам каждое утро просыпался чуть раньше, чтобы успеть проветрить комнату и разбудить Марка поцелуем до того, как затрещит будильник. Адам каждую ночь залезал во сне на мужчину и жался к нему всем телом, потому что только так чувствовал себя в безопасности. Он мог работать целыми днями, а выходные посвящать только своей семье. Он никогда не говорил о своих родителях и гулял с собакой только по вечерам. Он не брал на себя всю ответственность за быт, и Марк с этим быстро смирился, справедливо решив, что они оба заняты дни напролет. Адам любил сладкое и терпеть не мог острую пищу, а с тортов всегда первым делом съедал верхний кремовый слой, причем каждый раз жмурился, как довольный кот. Адам курил только после секса, только если Марк был рядом и только на балконе, накинув простыню на плечи. Омега не переносил крепкий алкоголь. Адам был сильным и настоящим. Он смеялся, когда ему было весело, и плакал, когда становилось совсем невыносимо. Марк не верил тому, что в свои года влюбился в него, как мальчишка. Больше он не верил своему счастью. Омега переехал к нему только спустя год после родов, и в холостяцкой мрачной квартире все ожило и потеплело домашним уютом. На полках жили всякие мелочи, омега развесил гирлянды по детской и гостиной, а угрюмые темно-синие шторы заменил на светлые. Мужчина был только счастлив, глядя на то, как с каждым месяцем его мальчик оживает. Вскоре Адам стал брать альфу на свидания с сыном, и хоть Марк видел, что внешне у Дениса нет ничего схожего с папой, он ни разу не мог воспринять этого ребенка как чужого. Казалось, что так и должно быть, а то, что мальчик растет в детском доме, лишь временные трудности. Он не меньше родного отца ждал, когда Дени вернется домой. К ним домой. Они завели собаку, огромного темного лабрадора Ральфа, который на деле оказался ленивым безобидным бочонком, и напоминали полноценную семью с той лишь разницей, что жили без штампа в паспорте. Конечно, альфа и омега ругались, как обычная пара, но так с каждым разом понимали все больше, что не смогут порознь. Однажды они сорвались друг на друга скорее всего из-за перенапряжения на работе, и Марк ушел, оглушительно хлопнув дверью, и направился к бару, оставив Адама одного в квартире вместе с ворчащим Ральфом. В тот вечер Марк так и не дошел до бутылки, остановился на улице и вспомнил, как впервые увидел его — изнасилованного, всего в крови, всклокоченного и белого от ужаса, с разбитой губой и поколотыми зубами. Марк вдруг понял, что в жизни уже не будет смысла без Адама — своенравного, живого, и что он никогда не допустит, чтобы омега чувствовал себя брошенным. Тогда он молча вернулся домой, Адам так же сидел на кухне, тупо уставившись в одну точку, и вздрогнул, когда Марк обнял его из-за спины, уткнувшись носом в тонкую шею, и шептал о том, какой он бестолковый упертый дурак. *** — Дени, проходи, — Адам кивнул на дверь замершему сыну и сам остановился, даже не догадываясь, что чувствует ребенок. Может для него этот единственный шаг через порог — вход в совершенно другую жизнь? Что будет там, за ним? Будут ли его любить так же, как дедушка Френсис, правда ли, что дом пахнет молоком и теплом, над кроватью светится множество огоньков, а большой пес никогда не кусает? Маленький альфа боялся и сам не понимал, чего опасается. На самом деле в детской душе были сомнения. Он никогда не знал, что такое семья, не был единственным любимым ребенком, и помнил, как мальчиков возвращали родители, если они им не нравились. Мальчики плакали, а потом отказывались идти в семьи. Нет, папа любит его, он приходил каждую неделю в воскресенье — именно из-за этого дня Дени раньше сверстников выучил дни недели, месяцы и научился определять время по настенным часам. Потому что каждый седьмой день, когда две стрелочки — длинная и короткая — замирали на цифре двенадцать, белая дверь открывалась, и на несколько часов его забирал папа. Ребенок ковырнул носком ботиночка бетон и опустил взгляд, сжав руку взрослого сильнее. Адам тяжело вздохнул и присел на колени, заглядывая в серые глаза. Не такие холодные, как у его отца, а настоящие и живые, не поддернутые миражом власти и богатства. — Милый, посмотри на меня, — Дени поднял взгляд и робко улыбнулся. — Альфы не должны бояться… — пробормотал мальчик, на что Адам только бойко фыркнул и убрал несколько темных прядок с детского лба. — Глупости, никогда не стесняйся того, что чувствуешь. Я знаю, что тебе страшно, но… — Адам замялся, не зная, как правильно донести мысль до пятилетнего мальчика. — Ты наше сокровище, Дени. Все тебя ждали и боялись, что сегодня я не смогу тебя забрать. Они будут рады тебя видеть… А еще Тим испек печенье. — Дядя Тим? — глаза мальчика вдруг загорелись живым огнем, и Адам улыбнулся, открывая дверь и, держа ребенка за руку, делая с ним роковой шаг. Мальчик зажмурился, не зная, что его ожидает, и шагнул следом за папой, сразу ощущая, как за спиной с необратимым хлопком закрылась дверь. Теперь ему не уйти… Дени постоял немного, как замершая кукла, и с неверием открыл глаза, когда где-то в глубине послышалось собачье урчание и фырканье, как будто бы пес, который до этого спал, неохотно поднялся и лениво посеменил в коридор. Дом действительно пах молоком и печеньем, а в соседней комнате блестели мелкие огни фонариков. Он попал в сказку, о которой мечтал. Из кухни вышел Марк, но его тут же оттолкнул Тим, который был весь запачканный в муке и какой-то глазури, и подхватил ребенка первым, прижимая смеющегося Дени к груди. Пусть своих детей Тим пока и не хотел, но этот малец был просто чудо как хорош. — Денни! А я уже думал, что зря возился полдня с твоим печеньем! А ты чего встал? — грозно зыркнул он на брата, который сам стоял растерянным, а потом на Адама, и рыкнул на ошарашенных родителей, забирая мальчика с собой и заодно приманивая Ральфа. — Марш переодеваться! *** За окном давно уже стемнело, Тим ушел домой, а Дени заснул так быстро, что Адам едва успел переодеть мальчика. Омега сидел в детской около кровати, разглядывая каждую мелкую родинку на детском личике. Мальчик спал, умиротворенно сопя, и иногда улыбался, а омега чувствовал, как на глаза проступают слезы нежности. Он не мог поверить, что все это по-настоящему. Адам ни разу не пожалел о том, что решил оставить ребенка, а не бросить его на произвол судьбы после рождения. Он никогда не допустит того, чтобы мальчик вырос таким же бестолковым отъеденным ребенком, как его отец. — Я тебя так люблю, — шепнул омега, склоняясь и целуя сына в лоб. Адам тихонько поднялся и на носочках вышел из детской, прикрывая за собой дверь так, чтобы в комнату попадала полоска света толщиной не более трех пальцев. В гостиной на полу храпел Ральф, на кухне мерно жужжала техника, но он шел в сторону спальни, где в кровати уже лежал Марк, сосредоточенно перелистывая страницы книги. — Он так быстро уснул? — альфа откинул одеяло, поднимаясь и медленно подходя к высокому зеркалу, перед которым стоял юноша. — Да. Знаешь, я… — Адам замялся и сразу расслабился, когда его обняли со спины, прикосновение тела к телу успокаивало, Марк взял тонкие пальчики в ладонь, легко целуя шею своего избранного. — Так боялся, что мне не отдадут Дени. — Но ты со всем справился. Ты молодец, Адам. Я так горжусь тем, что мой омега смог столько добиться в одиночку. — Ты всегда был рядом, — выдохнул юноша. — Я просто помогал, это не считается. Пара замолчала, разглядывая отражение двух тел в зеркале. Бледная кожа омеги светилась на контрасте смуглой, а сам он казался таким маленьким и узким, закованным в объятия рук. Нет, это были не цепи, а надежная защита. Адам видел в этом угрюмом альфе намного больше нежности и тепла, чем могло показаться с первого взгляда. За пять лет мужчина ни разу не сказал в его адрес ничего унизительного, никогда не делал больно и всегда, всегда уважал свою пару, воспринимая его как равного себе. Адаму было этого достаточно, и он любил его как когда-то Роджера, но уже не настолько слепо и глупо. Мужчина пошевелился, и омега оторвался от своих мыслей, когда Марк развернул Адама к себе и взял его руку в свою. — Адам, — в голосе Марка в первые скользила растерянность. Адам ничего не понял, только почувствовал, как сердце подкатило к горлу и ухнуло в пол, когда мужчина стал перед ним на одно колено, раскрыв темно-красную коробочку. — Я… я даже представить не мог, как сильно смогу полюбить тебя, быть счастливым каждый день просто потому что могу просыпаться со своим омегой. А теперь, когда ты вернул Дени, я хочу, чтобы он стал и моим сыном. Ты… выйдешь за меня? Адам в недоумении посмотрел на мужчину и опустился на колени. Марк удивленно вскинул брови, а потом оказался в объятиях юноши, чувствуя, как дрожат худые руки. — И ты еще спрашиваешь? — Это значит «да»? — Конечно.