Один мой друг, наркодилер и плут, Он воротила государственных средств. Другой под стать — нереальнейше крут, Он сутенер всех модельных агентств. Обычный вечер, диджеи-жрецы, По полчаса на мечты и десерт. Пока читать учились их спутницы, Им было точно ясно: в книгах ничего нет. Я стал зависим от денег и сигарет, И изменяюсь не в лучшую сторону, Инстинкта самосохранения нет, Мыслей «жить» / «умирать» приблизительно поровну. Я мечтал стать таким, каким стал, Разочарован, по фотографиям судя. Выключаю платный порноканал И ложусь спать — революций не будет. Да! О, да! О, да! Молодые и злые! Одинокие и чужие… СегодняНочью «Молодые и злые»
Кира проснулась от боли, грубыми толчками бьющей изнутри в черепную коробку и вторящей ритмичному лязганью экскаватора за окном. Проклиная вечную стройку, ни зимой, ни летом не прекращающуюся в этом быстрорастущем районе, девушка с трудом разлепила веки и села в постели. От этого движения залитая издевательски приветливым утренним светом комната пошатнулась, а к горлу подкатила вязкая тошнота, напоминая о вчерашнем загуле. — Господи, зачем я это сделала… — хрипло простонала Громова, сжимая руками пульсирующую голову и пытаясь остановить разогнавшуюся карусель перед глазами. — Барсук, ты не меняешься, — переворачиваясь на другой бок, пробурчал лежавший рядом Липатов и с улыбкой добавил. — А кто вчера надрывался: «Максим, пойдем теперь выпьем водки! Я знаю тут за углом фееричную рюмочную, там больше ста сортов!» — Боже… — осторожно опуская голову на колени, просипела Кира. — Я что, все сто попробовала? — Ты пыталась, но они закрылись раньше, — усмехнулся Макс, садясь рядом и ласково касаясь кончиками пальцев ее затылка. — Мася, я по ходу умираю, — жалобно пропищала девушка себе в коленки. — Не в мою смену! — задорно рассмеялся Липатов, чувствовавший себя на удивление сносно, особенно по сравнению с Кирой, и явно получавший удовольствие от ее плачевного состояния. — Там еще коньяк остался, можешь подлечиться! Громова ничего не ответила, лишь глухо застонала, чувствуя, как очередной ком тошноты подкатывает к горлу при одном лишь упоминании об алкоголе. — Тогда кофе, — заключил из ее мычания Максим и, резво соскочив с кровати, направился на кухню. Кира еще несколько минут просидела, не шевелясь и пытаясь усилием воли перестать существовать, но терпкий запах свежего кофе с кухни заставил ее на время отложить переход в небытие и выползти из спальни. — Давно мне не было так дерьмово, — пробурчала она, неловко хватаясь обеими руками за кружку с приготовленным для нее горячим напитком и делая первый глоток. — Сдаешь, мать, — продолжал потешаться над ней Липатов, пристально разглядывая хмурое лицо девушки. — И морщинки вокруг глаз новые появились… — Не дождешься! — хрипло буркнула Громова, хмурясь еще сильнее, и, бросив взгляд в зеркальную дверцу холодильника, задумчиво провела ладонью по щеке. — Я свежа, как утренняя роза… — Милая моя, ты давно уже гербарий! — в голос расхохотался Макс и добавил сквозь смех, отодвигая ее в сторону и доставая из холодильника упаковку яиц. — Завтракать будешь? Я омлет сделаю. — Нет, — бросила девушка, недовольно косясь на мужчину, и полезла в сумку за сигаретами. Нашарив пачку в ворохе казавшихся сейчас абсолютно лишними и ненужными вещей, Громова заодно достала попавшийся под руку телефон и включила звук. Оставленный на ночь без внимания смартфон поприветствовал хозяйку целым каскадом уведомлений о пропущенных звонках и новых сообщениях, яркими полосками украсив проснувшийся от ее прикосновения экран. Кира тяжело вздохнула и прикурила сигарету, задумчиво просматривая ленту и против воли выхватывая взглядом четыре непринятых вызова от Дениса. Его имя неприятно резануло глаз, добавляя еще одну полынную нотку этому и без того горькому утру. Его искренняя улыбка, ласковый взгляд, теплые, почти горячие ладони, от которых исходила непостижимая уверенность и абсолютная безусловная надежность, моментально всплыли в памяти, немым укором впечатываясь в воспаленное тяжелым похмельем сознание девушки и создавая невыносимый контраст между ощущением покоя и защищенности, которое он ей так неиссякаемо дарил, и тошнотворной уязвимостью и неопределенностью сегодняшнего дня. Кира обернулась на Максима, деловито уплетающего свой завтрак за столом, и уставилась на него отрешенным невидящим взглядом. С ним она никогда не знала, что будет дальше, лишь на опыте готовя себя к худшему и внутренне сжимаясь от каждого его движения в ожидании очередного удара. Он мог остаться с ней на несколько дней, мог прогнать, исчезнуть сам, а потом позвонить через неделю, через месяц, через год. Громова знала, что Макс делает это для ее же блага, что воспитывает ее сердце, жестокими пинками приучая к самообороне, вынуждая грубеть и принимать предложенную им единственно возможную реальность, в которой ее жизнь будет в безопасности. Он не догадывался, что она не страшится болезни, и даже больше того, в тайне желает ее, чтобы стать к нему ближе, снять этот барьер, отделяющий их друг от друга невидимой стеной, избавиться от вечного страха перед разлукой, выменяв на короткую, но яркую жизнь рядом с ним. А может наоборот, как раз видел в ней эту безумную искру саморазрушения и от этого с еще большей яростью терзал раскрытую перед ним душу, уничтожая самого себя безысходностью и бессилием перед чувством, которое не в состоянии оказался побороть. Их любовь была словно та терапия, которая поддерживала его захваченный вирусом иммунитет — болезненная, противоречивая, капризная, но жизненно необходимая. Они оба стали ее заложниками, застыв в вечной недосказанности и неоднозначности будто случайно оброненных фраз, огненных взглядов, сдерживаемых слез и украденных поцелуев. Они стали пленниками друг друга, навеки впиваясь жадными руками в родную душу, не отпуская ни на мгновенье, но и не сдавливая слишком сильно — ровно настолько, чтобы суметь выжить. Выжить любой ценой. — Мы ведь никогда не будем вместе, да? — вдруг спросила Кира, глядя в пустоту серого неба за окном. — А сейчас мы разве не вместе? — отодвигая в сторону пустую тарелку и прикуривая сигарету, невинно спросил Макс. — Нет, я имею в виду по-настоящему, как другие люди… Быть семьей, жить, как все… — отрешенно протянула Громова, оборачиваясь на мужчину и внимательно глядя ему в глаза. — А ты уверена, что нам это нужно? И правда думаешь, что мы такие же, как все? — хитро прищуриваясь, проговорил Липатов. — Не знаю… — искренне ответила девушка и снова отвернулась. С тех пор, как она познакомилась с Липатовым, все ее желания и стремления были направлены на него одного, заставляя раз за разом в кровь разбивать лоб о разделяющие их обстоятельства и его непримиримую жизненную позицию. Она так старалась вписать его в выверенные и впитанные с младенчества лекала придуманного кем-то счастья, что совсем не задумывалась о том, что их собственное особенное счастье может быть другим. В конце концов, кто сказал, что их любовь станет крепче и больше, если она будет стирать его носки и жарить ему картошку? С чего она взяла, что совместная жизнь принесет им обоим радость и покой, а не задушит усталостью и переизбытком эмоций? Насколько равноценными партнерами они могут стать друг для друга на длинной дистанции? Сколько проживет их любовь, если запереть ее в клетку обязательств и обещаний? У Макса была цель — первобытная, святая, неоспоримая, та с которой невозможно было соревноваться в первостепенности и значимости. А что было у нее, кроме слепого стремления к тому, что и так все время находилось рядом с ней, внутри нее? Что еще вызывало в сердце девушки сравнимый по силе отклик, заставляло преодолевать себя, бороться, приносить жертвы и безжалостно уничтожать врагов во имя главной цели? Телефонный звонок вывел ее из раздумий и заставил вернуться к реальности, в которой существует еще кто-то, кроме них двоих. На экране высветился незнакомый номер, и Кира нехотя приняла вызов, негодуя на назойливого незнакомца, бесцеремонно ворвавшегося в ее хмурое утро. — Да, — раздраженно бросила она в трубку. — Доброе утро, Кира Юрьевна! Меня зовут Виктория, я секретарь Эллы Стюарт, компания «БиБиДиО Россия». Вам удобно сейчас говорить? — прозвучал из динамика бодрый, хорошо поставленный женский голос. — Да… — растерянно протянула девушка, пытаясь уложить в больной голове внезапно свалившуюся на нее информацию. — Госпожа Стюарт поручила мне пригласить вас на встречу в петербургский офис агентства. Сегодня в три тридцать вам будет удобно? — деловито продолжила секретарь. — Да… — снова повторила Громова, будто позабыла все другие слова. — Спасибо. Адрес я пришлю вам в сообщении, — вежливо отозвалась Виктория, профессионально не замечая Кириной заторможенности. — Я знаю адрес, — глухо произнесла девушка, постепенно приходя в себя и осознавая происходящее. — Очень хорошо, — не меняя тона, сказала секретарь и добавила с улыбкой в голосе. — Тогда, до встречи! — До встречи, — повторила за ней Громова, сопровождая слова невидимым собеседнице кивком, и отключилась. Кира медленно опустилась на жесткий деревянный стул у стола и закрыла глаза, устало откинувшись на спинку. В голове все еще кружилась метель из мыслей, взбудораженных ровным голосом Виктории, но постепенно пыль оседала, оставляя ясную и четкую картину события, которое она представляла себе сотни раз и которое должно было сегодня свершиться. — У меня получилось, — еле слышно прошептала девушка. — Получилось. — Кто звонил? — поинтересовался Максим, делая глоток кофе и наблюдая за ней поверх кружки внимательным взглядом. — Президент «БиБиДиО» в России хочет со мной встретиться, — не открывая глаз, произнесла Громова. — Ну и чего ты заколыхалась? — усмехнулся Липатов. — Может, он просто хочет поговорить. — Не он, а она, — строго поправила его Кира и добавила, бросая на мужчину уверенный взгляд. — И Элла Стюарт не из тех, кто будет тратить время на пустую болтовню. Она сделает мне предложение. Сегодня! — Хоть кто-то сделает тебе предложение, — хихикнул Макс, ласково глядя на нее. — Чтоб ты понимал! — горячо воскликнула девушка. — «БиБиДиО» — это «Роллс-Ройс» в мире рекламы, это мировые бренды, международный уровень, многомиллионные контракты! — И они хотят, чтобы ты на них работала? — продолжал подтрунивать над ней мужчина, улыбаясь все шире. — А ты сомневаешься? — огрызнулась Громова. — Я — нет, — уверенно ответил он и добавил, сверкая хитрым блеском в глазах. — А ты до сих пор думаешь, что такая же, как все? Кира улыбнулась, на мгновенье возвращаясь мыслями к их недавнему разговору и звонку, который все расставил по своим местам, и встала. — Я поеду, — сказала она, кидая телефон и сигареты в сумку и выходя в прихожую. — Мне нужно подготовиться к встрече. — Барсук! — окликнул ее Липатов и тихо произнес, когда она обернулась. — Поздравляю, ты это заслужила. — Спасибо, — улыбнулась в ответ Громова.***
— Все! Хватит! У меня уже эти цифры и графики в зубах навязли! — воскликнул Вадим, отталкиваясь от стола и отъезжая на стуле к окну. Они с Кирой уже больше трех часов сидели в ее кабинете в питерском офисе агентства и разбирали документы по текущим проектам. Климов, так или иначе, участвовал во всех кампаниях и в целом всегда был в курсе всего, но по каждому клиенту было еще миллион маленьких деталей и нюансов, которыми ведали только Громова и Олечка, поэтому передача дел, ради которой он специально приехал из Москвы, порядком затянулась. По логике вещей именно Вадим должен был занять должность своей подруги после ее ухода — других специалистов такого уровня в агентстве просто не было, а найти нового человека за такой короткий срок было физически невозможно. Но Антон Владимирович еще не до конца оправился от шока после заявления об уходе своей лучшей сотрудницы, которую он «вырастил и вывел в люди», «любил, как дочь» и «все прощал», поэтому непозволительно долго тянул с беседой о новом назначении, чем заставлял Климова нервничать и саботировать работу. Недавняя ссора с Кирой была окончательно забыта, так же быстро, как и все предыдущие, полностью вытесненная новыми событиями и волнительной неопределенностью будущего родного агентства. — Если бы я знал, что ты будешь меня так мучить, то не приехал бы, — обиженно буркнул парень, закидывая ноги в светлых мокасинах на подоконник и чиркая зажигалкой. — И вообще, я курить хочу! — Ну, Вадечка, совсем чуть-чуть осталось, не капризничай, — ласково проговорила Кира, с улыбкой глядя на недовольного друга. — Почему я вообще должен принимать твои дела? — продолжал возмущаться Вадим, яростно откидывая от лица челку. — От этого за версту разит благотворительностью, а ты знаешь, я этим не занимаюсь! — Родина тебя не забудет, — улыбнулась Громова и похлопала ладонью по внушительной стопке оставшихся неразобранными клиентских папок. — У нее нет выбора. — Ага, конечно. Пусть сначала приказ о назначении подпишет, а потом и поговорим! — фыркнул Климов и, резко развернувшись к подруге лицом, с улыбкой добавил. — Давай лучше обсудим, как мы это все отметим! Предлагаю «Паруса» в пятницу! Там как раз и Диего вернется из Парижа. Или хочешь на побережье? — Нет, «Паруса» норм, — пожала плечами девушка, уже понимая, что заставить его сегодня работать у нее вряд ли получится. — Отлично, я все организую, тебе нужно будет только вовремя явиться, — закивал Климов, утыкаясь в телефон и, не откладывая в долгий ящик, отправил сообщение менеджеру ресторана. — Вечно ты на меня вешаешь самые непосильные задачи, — притворно вздохнула Кира, убирая папки на стеллаж за своей спиной. — Кто бы говорил! Подалась за длинным рублем, а кому теперь все тут разгребать? — воскликнул Вадик, размахивая руками в направлении ненавистных папок, но по выражению лица уже было видно, что не так уж он и сердится. — Вообще-то там зарплата в евро, но это детали, — мимоходом подметила Громова и устало вздохнула, оглядывая свой кабинет, в котором провела несколько лет. — Не ной, все временно. Скоро здесь останется не так уж много работы. — Заберешь? — понимающе приподнял бровь Климов, по-детски раскачиваясь на стуле. — Конечно, — кивнула Кира, как ни в чем не бывало, продолжая складывать увесистые папки. — Я же должна привести новых клиентов и показать на что способна. Результаты тендеров мне, конечно, не перебить, но те, у кого гибкие контракты, последуют за мной, как овечки на веревочке. — Разоришь беднягу Златопольского, — хихикнул Вадик, явно не испытывавший к своему работодателю слишком теплых чувств. — Ничего, ему полезна небольшая встряска. А то уже жирком начал заплывать! — зло усмехнулась девушка, разделавшись с последними документами и откидываясь на спинку большого кожаного кресла. — Потерять креативного директора, потом часть клиентов… Тут уже не до жирка будет, — ехидно улыбнулся Климов. — Не делай из меня монстра. У него останется «Зенит», он мне на хрен не сдался, — великодушно махнула рукой в неопределенном направлении Громова и добавила, сопровождая слова красноречивым жестом. — Вот где уже этот футбол сидит! — Тоже верно, — кивнул Вадим и проговорил вполголоса, слегка подаваясь вперед и вглядываясь в лицо подруги. — Кстати о футболе… Ты не думаешь, что надо бы поговорить с Черешней, объясниться как-то. Я видел его перед отъездом — он, мягко говоря, подавлен. — А что тут можно объяснить… — вздохнула Кира, блуждая равнодушным взглядом по комнате. — Да и нужно ли? Он все равно мне больше не звонит. Прошла уже почти неделя с тех пор, как она приехала в Питер на «один-два» дня, но Громова так и не смогла заставить себя перезвонить Черышеву и дать хоть какие-то объяснения своему поведению. Не сделав этого сразу и объясняя себе задержку чрезвычайными обстоятельствами карьерного свойства, она первое время откладывала звонок до более подходящего момента. А затем и вовсе закружилась в вихре событий из эмоционально изматывающих разговоров по душам с шефом, знакомств с будущим начальством и коллегами, переговоров с клиентами, которых нужно было грамотно обработать перед уходом и оставить за собой. С Липатовым она виделась со дня приезда всего один раз, и с тех пор он не звонил уже третий день, но Киру это не слишком беспокоило. Ей было достаточно собственного круговорота неотложных дел и неотступного ощущения его незримого присутствия рядом, чтобы чувствовать себя вполне комфортно и уверенно. Денис тоже не перезванивал, и, в конечном итоге, Громова решила, что это к лучшему, с облегчением вычеркивая из списка задач трудный и никого не спасающий разговор. — Может, это потому, что ты не снимаешь трубку? — осторожно предположил Климов. — Я не знаю, что ему говорить, Вадя, — как-то очень серьезно и грустно произнесла Громова, опуская глаза и соединяя пальцы перед собой. — Он все равно не поймет, он не такой, как мы. Пусть лучше едет в свою Испанию, найдет там себе хорошую девушку… Каждый должен получать то, что заслуживает, а он действительно заслуживает самого лучшего. — Но ведь он любит не какую-то «хорошую девушку», а именно тебя, — глубокомысленно изрек Вадим, внимательно наблюдая за ее реакцией на свои слова. — Не хочу об этом говорить. Это уже не моя проблема, — встряхнув волосами, будто выкидывая из головы лишние мысли, тяжело вздохнула Кира и с лукавой улыбкой добавила, меняя тему и интонацию. — Посоветуй лучше, где мне найти стоящего джиар-специалиста? — Ой, неужто в «БиБиДиО» кадровые прорехи в этом направлении? — слегка розовея щеками и полностью выдавая себя этим, приторно рассмеялся Климов. — Ты ведь знаешь, кто у них джиаром занимается? — безучастным тоном спросила девушка, вставая и подходя к окну. — Конечно. Никита Салонин, и он, кстати, очень даже неплох, — отозвался парень, кивая сам себе. — Да ну, он педик какой-то, — брезгливо фыркнула Кира, отрешенно глядя в окно. — Громова, ты — гомофоб! — возмущенно воскликнул Вадик, обличительно тыкая пальцем ей в плечо. — А ты — националист, — улыбнулась Громова, оборачиваясь на друга и склоняясь над его стулом. — И поэтому мы идеальная команда! — Я дорого стою, — промурлыкал Климов, сияя белозубой улыбкой. — Не сомневаюсь, милый, — ласково пропела в ответ Кира, кончиками пальцев убирая челку с его глаз.***
Громова носилась по квартире в одном нижнем белье, пытаясь усмирить волосы, которые категорически не хотели слушаться именно сегодня, продолжая топорщиться и пушиться из-за стоявшей на улице влажности, несмотря на все прилагаемые ею усилия. Оставив попытки исправить ситуацию, Кира снова сунула голову под душ, смывая все укладочные средства и принимаясь заново делать прическу, не теряя надежды добиться привычного зеркального блеска. Время неумолимо утекало сквозь пальцы, и девушка уже даже перестала отвечать на сообщения Вадика и Диего, которые уже прибыли в «Паруса» и теперь по очереди заваливали ее гневными смсками, тем самым только отвлекая и тормозя процесс сборов. Справившись, наконец, с волосами, Громова подмахнула ресницы тушью и зависла перед зеркалом, аккуратно выводя стрелки. Внезапный звонок в дверь заставил ее вздрогнуть, что чуть не привело к печальным последствиям не только для макияжа, но и для целостности глаза. Кира чертыхнулась и со злостью бросила в раковину кисточку от подводки. К ней крайне редко кто-то приходил, за исключением въедливой пожилой соседки, являющей собой неиссякаемый источник нелепых придирок и абсурдных просьб, поэтому сомнений в том, кто так вовремя возжелал общения с ней, у девушки не возникло. — Чтоб вы были здоровы, Елизавета Аркадьевна! — злобно прошипела Громова, спешно натягивая на себя черное короткое платье на одно плечо, заранее приготовленное для вечеринки и дожидающееся своего часа на спинке стула. Готовясь предельно вежливо, но быстро и эффективно избавиться от общительной дамы, Кира распахнула дверь и застыла на месте, перестав дышать. На пороге стоял Денис, внимательно глядя на девушку потускневшим взглядом бездонных голубых глаз. Мужчина сделал шаг вперед, вынуждая ее инстинктивно отступить и пропустить его внутрь. — Куда-то собираешься? — не здороваясь, спросил он, проходя в квартиру и оглядывая ее явно не будничное платье. — Да, ребята устраивают для меня вечеринку, — сумев, наконец, вдохнуть воздух, не своим голосом произнесла Кира и прошла на кухню. — Будем праздновать мою новую работу. — Поздравляю, — глухо отозвался Черышев, следуя за ней. — Не очень искренне прозвучало, но спасибо, — криво улыбнулась Громова, нервно заламывая пальцы и не решаясь поднять на него взгляд. — Не волнуйся, я больше не буду тебя уговаривать или в чем-то убеждать, — тихо произнес Денис после долгой паузы и глубоко вздохнул. — Ты взрослый человек, в состоянии сама понять, что для тебя лучше. — Неужели, — с неуместной надменностью бросила Кира, и дрожащей рукой схватив со стола сигареты, закурила и отошла к окну. — Я очень люблю тебя, Кира, и хочу, чтобы ты была счастлива, — проговорил Черышев, глядя ей в спину. — Может, у нас с тобой разные представления о счастье? — поворачивая к нему голову вполоборота, но не глядя на него, сказала девушка. — Может быть, — обреченно выдохнул мужчина и тихо добавил. — Через четыре часа мой самолет, я больше не могу задерживаться. — Клуб нуждается в лучшем бомбардире сборной России? — неестественно хихикнула Громова, делая глубокую затяжку и выпуская облако застывающего в воздухе дыма. — Вот твой билет, — не реагируя на ее шутку и кладя на стол сложенный втрое листок бумаги, произнес Денис. — Я не хочу улетать без тебя. — Как ты смог его купить… — заинтересованно протянула Кира, одной рукой отрывая билет и просматривая информацию о пассажире. — Откуда у тебя данные моего паспорта? — Кира, подумай, — снова игнорируя ее вопросы и накрывая ее руку на билете своей, вполголоса проговорил Черышев. — Я буду ждать тебя в аэропорту. Буду ждать до самого конца. Девушка вздрогнула, как от удара током, и увидела, как цифры и буквы на распечатанном электронном билете, включая ее собственные имя и фамилию, расплываются перед глазами, сливаясь вместе с комнатой в одно бесформенное пятно. От его ладони, ласково касающейся ее руки, исходило такое уверенное и уютное тепло, что ему невозможно было сопротивляться, и даже когда она соскользнула с ее запястья, так же легко и невесомо, как дотронулась до него, кожа продолжала пылать горячей отметиной его бескорыстной и всепрощающей любви. Кира закрыла глаза, пытаясь удержать в себе это ощущение, вместе с солнечным запахом его кожи, запомнить его навсегда. Он вышел неслышно, так же, как обычно и появлялся, обозначив свой уход лишь едва различимым щелчком автоматического дверного замка. Кира обернулась и окинула взглядом пустую кухню. Медленно дойдя до входной двери, она повернула ручку замка на второй оборот, как делала всегда, когда закрывала за кем-то дверь и, прислонившись к ней лбом, бессильно сползла на пол. Опустившись на колени, Громова уперлась головой о деревянную поверхность и тихо заплакала. Слезы, безжалостно душившие ее весь разговор с Денисом, беспрепятственно хлынули из глаз, темными пятнами туши расплываясь на полу. — Прости меня, Денечка. Прости! — сквозь слезы шептала девушка в запертую ею же самой дверь. Она плакала о нем — о лучшем человеке, которого ей доводилось встречать в жизни, о его чистой и красивой душе, которая не знала предательства, изворотливости, хитрости и вранья. Не знала до встречи с ней. Плакала о себе — о своей неполноценности, ущербности, неспособности использовать свой шанс на новую жизнь, о своем бессилии перед необъяснимой зависимостью от другого человека, который никогда не будет принадлежать ей целиком. И о Максе, который был вынужден сражаться с собственным телом, а заодно и с женщиной, которую полюбил против всех правил и собственных запретов, которую так истово старался защитить, не замечая, что этим же и убивает ее. Кира не знала, сколько времени просидела вот так на полу, уставившись на светлые полосы дешевого ламината и потертый порог своей съемной квартиры. Телефон, оставленный на кухне, разрывался позывными от друзей, заждавшихся ее в «Парусах». Громова игнорировала сигналы о новых сообщениях и звонки до тех пор, пока трель входящего вызова в третий раз назойливо не взбудоражила тишину пустого дома. Девушка нехотя поднялась на ноги, с трудом разгибая затекшие колени, и медленно дошла до кухни. Настойчивым абонентом оказалась Олечка, без устали продолжавшая трезвонить начальнице по, видимо, невероятно срочному делу. — Что? — раздраженно бросила Кира в трубку, размазывая ладонью слезы по щекам. — Кира Юрьевна, я вам переслала последние версии по флагманам «Зенита», — довольным голосом отрапортовала помощница. — Мне держать дизайнеров? Вы будете сегодня вносить правки? — Это ты дала Черышеву мои паспортные данные? — металлическим голосом спросила Громова, пропуская ее вопросы мимо ушей. — Да, а что, не надо было? — испуганно отозвалась Олечка и затараторила в свое оправдание. — Он сказал, что это нужно для ваших билетов в Испанию. Я даже предложила ему самой купить для вас билеты, но он сказал… — Ты уволена, — холодно оборвала ее Кира. — Кира Юрьевна, я… — сбивчиво залепетала помощница. — Кира Юрьевна, вы же сами с ним собирались лететь… Я думала, что… — Это все, — равнодушно произнесла Громова и отключилась, не давая девушке договорить. Она устало опустилась на стул и закурила, глядя на стол перед собой невидящим взглядом. Все ее мечты - все, к чему она так упорно шла столько лет, локтями расталкивая соперников и конкурентов, обрастая прочной броней хладнокровности и профессионализма, все это было теперь у нее в руках. Но почему-то именно сейчас, в этот долгожданный момент, так нестерпимо хотелось раствориться в этом облаке сигаретного дыма, исчезнуть, перестать существовать. Кира скользнула взглядом по лежащему на столе электронному билету и провела кончиками пальцев по пункту назначения, только сейчас обращая внимание на то, что рейс был не самый удобный, со стыковкой во Франкфурте, но по другому из Питера до Валенсии было не добраться. — Last call for ms. Gromova, — задумчиво произнесла она, имитируя интонацию информатора в аэропорту и легонько подтолкнула билет к краю стола. Лист бумаги с отогнутыми по линиям недавнего сгиба краями на долю секунды завис на краю, а затем полетел вниз, скрываясь из вида. Громова проводила его взглядом и, глубоко и прерывисто вздохнув, снова взяла в руки телефон. — Так, ну ладно. Что там у нас… — вслух проговорила девушка, откидывая рукой волосы от лица и открывая почту. Кира пролистала присланные Олечкой варианты флагманского макета для рекламной кампании «Зенита» на будущий сезон и сразу же отправила дизайнерам свои комментарии, чтобы к утру у нее была обновленная версия. Несмотря на переход в другое агентство, она отнюдь не собиралась заваливать работу на старом месте или относиться к своим обязанностям спустя рукава. Наоборот, она стремилась до последнего дня держать планку профессионализма на высоте, прекрасно понимая насколько тесен рекламный мир, и как многое в нем зависит от репутации и реноме. Громова отложила телефон и придирчиво посмотрела на себя в зеркало, прикидывая, можно ли еще спасти испорченный макияж. Жизнь продолжается, а значит, нужно привести себя в порядок и ехать в «Паруса», пока друзья не прислали за ней группу спасателей МЧС. По дороге можно раскидать почту и дать указания сотрудникам по кампаниям, которые она считала своим долгом запустить перед уходом. Впереди ее ждал прекрасный вечер в окружении близких людей, которые будут поздравлять ее с новой должностью и искренне радоваться ее успеху. А может быть, сегодня ей повезет, и позвонит он. Должен позвонить, ведь он всегда чувствует, когда ей плохо. А если не сегодня, то завтра, или через неделю, через месяц или год, но все равно позвонит или даже придет. Она подождет, а пока заполнит свою жизнь работой, новыми проектами и знакомствами, вечеринками и праздниками, привычно убивая время между встречами и любыми способами скрашивая томительное ожидание. Она будет ждать столько, сколько потребуется, потому что точно знает — он придет, когда-нибудь придет.