Мой лёгкий компромисс — умирать на бис. Здесь я оставлю весь гонор свой и спесь, И за чертой кулис светел стану, чист. Жизнь — не простой нам знак, мы с тобою как… Верь, если не теперь, то тогда когда? Смотри, ест нас изнутри страх пропасть во льдах. Вниз или круто ввысь, выбор наш — проснись. Жизнь — не простой нам знак, мы с тобою как… Звук и тишина, солнце и луна — неразделимы. Ты больше не одна, мы уйдём со дна, были бы силы. Нам не привыкать падать и вставать, строить и рушить. Мы начнём пока выдыхать облака, море и сушу! Animal ДжаZ «Звук и тишина»
Стул пошатнулся и опасливо скрипнул под ногами, и Кира замерла на мгновенье, стараясь сохранить равновесие. Вскарабкавшись на широкое и с виду казавшееся вполне надежным кожаное кресло, она с упоением развешивала на стене своего совсем еще не обжитого кабинета в питерском офисе «БиБиДиО» грамоты и сертификаты в хромированных рамках, которые уже больше двух месяцев дожидались ее внимания на краю стола. Львиную долю своего рабочего времени Громова проводила теперь в Москве, где был сосредоточен весь российский топ-менеджмент агентства и все основные рекламные контракты, но продолжала оставлять за собой небольшой кабинет в петербургском филиале, используя любую возможность наведаться в родной город по поводу и без. По сравнению с ее владениями в столичном офисе он выглядел довольно спартанским и куцым, но Кире все равно нравился. Благодаря этому скромному уголку девушке удавалось сохранять ощущение, что она все еще живет в Питере, воспринимать поездки в Москву, в большей степени, как командировки, даже если ей приходилось проводить там пять из пяти рабочих дней в неделю. Бесконечные переезды между двумя городами, слившиеся в одно цветное пятно самолеты и поезда, вечный цейтнот и хронический недосып, измятая в сумке одежда и запись на маникюр в два часа ночи, непрекращающаяся череда новых лиц, встреч, мероприятий и проектов совершенно не тяготили девушку. Ей доставляло удовольствие все, что она делала, особенно, когда это дело было связано с возвращением домой, пусть и всего на пару дней. Громова придирчиво оглядела результат своих трудов и пристроила на центральное место над столом большую фотографию, на которой ей пожимает руку Элла Стюарт в день подписания контракта. Это было довольно нескромно и совершенно неуместно в головном офисе, но здесь, в Питере, она не смогла удержаться от того, чтобы немного потешить свое тщеславие. Девушка безумно гордилась самим фактом личного знакомства с президентом «БиБиДиО», не говоря уже о совместной работе с ней, искренне восхищалась этой женщиной, которая всего в жизни добилась сама, равнялась на нее и с почти религиозным рвением впитывала колоссальный опыт и потрясающий профессионализм своего нового руководителя. Они довольно быстро сошлись, будто почувствовав друг в друге схожие стремления и жизненные ценности, но, несмотря на простое и уже почти дружеское общение с начальницей, Кира все равно не могла избавиться от подспудного благоговения перед этой великой для нее личностью. Телефонный звонок отвлек девушку от созерцания своего импровизированного алтаря и заставил осторожно спуститься на твердую поверхность пола. Бросив взгляд на экран смартфона, Громова улыбнулась и, неторопливо устроившись в кресле, приняла вызов. — Ты еще жив, адское чудовище? — промурлыкала она в трубку вместо приветствия. Последнее время они редко виделись с Максимом, оба сверх меры нагруженные работой и постоянно меняющимся графиком нескончаемых командировок. Придерживаясь устоявшейся традиции, Кира не звонила ему сама, но ни на мгновенье не прекращала ждать любой весточки от него, выжимая из каждого сообщения, звонка или встречи все недополученные эмоции до последней капли. Каждый раз, когда экран смартфона окрашивался приглушенными цветами его старой фотографии и ласковой надписью «Чудовище», сердце привычно ухало вниз, а щеки заливались ярким розовым румянцем от волнения и радости — он помнит, он знает, он любит. — Тебе не может так повезти, Барсучок! — традиционно ответил Липатов на ее колкость и деловито добавил. — Ты готова? — К чему? — встрепенулась Громова, лихорадочно разыскивая в перегруженной рабочими файлами памяти позабытые договоренности. — Громова, блин! — искренне возмутился Макс. — Мы за результатами сегодня идем! Ты забыла? Договаривались же на прошлой неделе! Девушка замолчала и тяжело вздохнула в трубку. Она действительно совсем забыла, что еще неделю назад они условились вместе сходить в Центр по профилактике ВИЧ за результатами ее анализов, которые она должна была забрать уже давно, но по официальной версии не находила на это времени. По факту же Кира просто не хотела туда идти, старательно абстрагируясь от любой внешней информации, способной вмешаться в идеальное устройство ее уютного мира. Она была абсолютно уверена, что здорова, и возвращение на свое законное место двух потерянных за время чемпионата килограммов веса было тому лишним доказательством. Сейчас Громова уже сама не понимала, под каким дурманящим разум кайфом она находилась, когда месяц назад позволила Липатову уговорить себя сдать очередной анализ на ВИЧ-инфекцию, поддаваясь на казавшуюся теперь и вовсе нелепой провокацию в виде рассуждений об инкубационном периоде вируса, который якобы может растянуться на год и необходимости «убедиться, что все хорошо». Она и без всяких анализов знала, что «все хорошо», но найти в себе силы, чтобы просто пойти и «убедиться» в этом, почему-то не могла. — Черт… Забыла, — промычала Кира и попыталась выкрутиться, на ходу приукрашивая свою занятость. — Я сегодня никак не могу — у меня две встречи еще, переговоры, и документы еще нужно подписать. Очень много документов! Может, я сама схожу? Потом. — Ты сама уже две недели идешь. Нет уж! — категорично отрезал Максим. — Ну, тогда давай в другой раз, ладно? — совершила очередную робкую попытку отвертеться от визита в клинику Громова. — Вот завтра! Завтра у меня первая половина дня до самолета почти свободна! — Нет, сегодня, — безапелляционно ответил мужчина. — Я уже здесь, внизу. — В смысле «внизу»? — испуганно переспросила девушка. — Громова, не тупи! — воскликнул Липатов. — У вас в офисе, на первом этаже! Жду тебя! — Ладно, блин! — раздраженно бросила Кира, чувствуя, что выхода у нее нет. — Иду уже, иду, заноза ты эдакая… Она отключила вызов и глубоко вздохнула, глядя на свои сложенные на столе руки. Громова сама себе не могла объяснить, чего так боялась, но крошечное зернышко животного страха за свою жизнь, старательно запрятанное в самых дальних уголках истерзанной бесконечными переживаниями психики, неустанно кололо острыми уголками, напоминая о себе в самый неподходящий момент. Сейчас Максим окончательно загнал ее в угол, лишая простора для маневров, поэтому оставалось только отдаться на волю судьбы и попытаться вынести из этой ситуации главный положительный момент — она увидит его, а это может компенсировать любые неприятные эмоции. Снова обреченно вздохнув, Кира потянулась к внутреннему коммутатору и нажала кнопку вызова секретаря. — Олечка, перенеси, пожалуйста, мою встречу с «Лукойлом» на два часа. Если они не смогут, то пусть назовут удобное для них время, я подстроюсь, — проговорила она по громкой связи, параллельно просматривая записи в ежедневнике. — Меня Катя зовут, — послышался из динамика обиженный голос секретарши. — Черт! Катюша, извини! — накрывая лоб ладонью и вжимая голову в плечи, виновато воскликнула Громова, которая никак не могла запомнить имя новой помощницы, продолжая настырно называть ее Олей и каждый раз горячо извиняясь за это. — Я отлично помню твое имя, просто привычка… — Да, я вижу, — недовольно проворчала Катя, которая с самого начала работы с новой начальницей не могла отделаться от неприятного ощущения, будто занимает чье-то чужое место. — Я все сделаю. — Спасибо, Катюш! — с нарочитым энтузиазмом отозвалась Кира и поспешно отключилась, чтобы не растягивать неловкий момент. Громова бросила взгляд в зеркало и, поправив лацканы белого жакета, спустилась в холл бизнес-центра. Она застала Липатова за разглядыванием стенда с информацией о пожарной безопасности и остановилась в нескольких шагах от него, засмотревшись на знакомую и такую родную фигуру любимого мужчины. Осень в этом году выдалась на удивление теплой, поэтому в середине сентября стояла почти летняя погода, позволяющая жителям северной столицы обходиться без пальто и продолжать выгуливать легкие куртки и плащи. На Максиме была его любимая джинсовка, которая столько раз согревала плечи Киры этим летом во время ночных прогулок, голубые джинсы и белые кеды, оголяющие тощие щиколотки и делающие его со спины совсем мальчишкой. Он был слишком худой, слишком высокий и даже в чем-то нескладный, но ей казалось, что никого прекраснее она в своей жизни не видела. Когда он обернулся и посмотрел на нее, все страхи и волнения на несколько секунд вылетели из головы, отодвигая неприятный повод их встречи на задний план и оставляя только восторг от погружения в зеленый омут его хитрых улыбающихся глаз. Макс наскоро чмокнул девушку в губы и, обняв за талию, мягко подтолкнул к выходу. — Поехали, у меня тоже не так уж много времени, — деловито проговорил он, открывая перед ней стеклянную дверь. Они добрались до клиники, которая находилась совсем недалеко от офиса «БиБиДиО», на машине Липатова за считанные минуты, что окончательно обесценивало все оправдания Киры, связанные с нехваткой времени на посещение центра. — Я не понимаю, к чему весь этот шум! — ворчала Громова, когда они зашли в тихий просторный холл медицинского центра. — Если бы что-то было не так, они бы сами позвонили, разве нет? Максим ничего не ответил, лишь покачал головой и улыбнулся уголками губ, подводя девушку к стойке информации. — Добрый день! Нам нужно забрать результаты анализов, — вежливо обратился он к стоявшей за стойкой сотруднице в белом халате. — Кира Громова. — Можно ваш паспорт? — попросила девушка, обращаясь к Кире. — Прям секретный объект, — пряча волнение за ехидством, пробубнила Громова, протягивая документ и опасливо шаря глазами по полупустому помещению. Народу в клинике было немного, и все они выглядели абсолютно обычными людьми, спокойно дожидающимися своей очереди к врачу либо на анализ. Но Кире внезапно показалось, что все посетители центра тяжело и неизлечимо больны, а само ее нахождение среди них приближало ее к неминуемой смерти. Оставалось загадкой, почему она не видела или не воспринимала этого в Максиме, который имел к ней намного больше отношения, чем эти посторонние ей люди, и диагноз которого был ей доподлинно известен. Громова каким-то удивительным образом научилась отделять любимого человека от болезни, примирилась с ней и отпустила, защищая себя и свою любовь к нему от правды жизни и упорно отгоняя от себя все, что могло нарушить выстроенную ею самой иллюзию благополучности их нестабильной пары. — Вы их потеряли, что ли? — глядя, как сотрудница клиники уже довольно долго роется в папках с результатами анализов, безуспешно пытаясь найти там справку с ее фамилией, раздраженно произнесла Кира. — Барсук, успокойся. Все будет хорошо, — чувствуя нервозность девушки и ласково касаясь ее плеча, тихо проговорил Липатов. — Если все хорошо, тогда зачем мы здесь? — уже без всякой надежды на успех, а просто из вредности, продолжала настаивать на бесполезности этого визита Громова. — Они вообще могли бы присылать результаты по электронной почте, а не заставлять людей ходить сюда! Двадцать первый век на дворе! — Это конфиденциальная информация, — со значением сказал Макс, оправдывая старомодные методы медицинского центра, и плотнее сжал руку на ее плече. — Ваши результаты у доктора. Присядьте, пожалуйста. Вас вызовут, — с безликой профессиональной вежливостью прервала, наконец, мучительное ожидание администратор за стойкой и указала рукой на ряд пустых металлических кресел у стены. — Это еще что за фигня? Какой доктор? — от неожиданности и страха теряя над собой контроль и повышая голос, воскликнула Кира, переводя испуганный взгляд с девушки на Липатова и обратно. — Мы так не договаривались! У меня нет времени ждать какого-то доктора! Просто отдайте мне чертову справку! — Девушка, не волнуйтесь так. Доктор лично отдаст вам ваши результаты. Это займет всего несколько минут, присядьте, пожалуйста, — не меняя тона, продолжала увещевать ее сотрудница клиники, видавшая за время своей работы всплески эмоций и посерьезней. — Ерунда какая-то у вас тут происходит! — возмущенно выпалила Громова, нехотя отходя от стойки и садясь на холодное кресло. Максим молча сел рядом, продолжая длинными пальцами сжимать ее плечо и прислушиваясь к замирающему через такт сбившемуся дыханию девушки. Они оба понимали, что для выдачи отрицательного результата необходимости в консультации врача нет, и если специалист принял решение лично сообщить пациенту информацию, значит что-то пошло не так, поэтому оба молчали, застыв в пугающей неизвестности. Кира перестала слышать и видеть, чувствуя лишь, как холодеют и немеют кончики пальцев. Таившееся внутри зерно страха не просто дало побеги, оно взорвалось, выпуская наружу свое ядовитое нутро и заполняя отравляющим и отупляющим животным ужасом каждую клетку ее тела. Девушка столько раз представляла себе подобный момент, как ей сообщат, что она ВИЧ-положительна, воспринимая этот факт в своих фантазиях в большей степени как благую весть и возможность навсегда соединиться с любимым человеком. Окутанный флером романтизма и жертвенности ради любви, в ее мечтах диагноз терял почти все свои реальные черты, включая изматывающую терапию, бесконечных подсчет иммунных клеток и вирусной нагрузки, побочные эффекты лекарств, сопутствующие болезни, бессонницу, потерю веса, судороги и, главное, близкую дружбу со смертью. Сейчас же, когда три страшные буквы, способные перечеркнуть будущее человека и бесповоротно изменить его жизнь, уже виделись ей на равнодушном листке казенной бумаге рядом с ее фамилией, болезнь вдруг перестала казаться такой эфемерной. Как никогда раньше Кире захотелось жить в самом элементарном смысле этого слова, просто жить, как живут миллионы людей по всему миру, копаться в своих маленьких проблемах и ничтожных радостях, быть здоровой, дышать, видеть, чувствовать мир, каким бы уродливым и несправедливым он ни был; но только не умирать, не посвящать всю себя борьбе с вирусом, ежедневно пожирающим беспомощный иммунитет, не ставить выживание единственной целью своего существования, не становиться такой же, как он… — Кира Громова? Проходите, — звучный густой голос высокого и довольно полного мужчины в белом халате, выглянувшего из-за двери, вернул девушку к реальности и заставил сфокусировать на нем взгляд. Не глядя на Макса, Кира с трудом поднялась со стула и на ватных ногах прошла в кабинет врача. Девушка неуклюже закрыла за собой дверь, дважды промахнувшись мимо ручки, и застыла на пороге, с надеждой всматриваясь в приветливое, но совершенно нечитабельное лицо врача. — Присаживайтесь, Кира Юрьевна, — ласково проговорил доктор, сверяясь с данными карточки и усаживаясь по другую сторону большого стола. Практически не дыша, Громова опустилась в мягкое, намного более удобное, чем в приемной, компактное кресло и застыла, уставившись на документы в руках мужчины, смертельное содержание которых ей было не видно. — Доктор, не тяните. У меня ВИЧ? — не выдержав и двух секунд ожидания, которое показалось ей бесконечным, не своим голосом просипела девушка. — Нет, у вас отрицательный статус, — ровным голосом отозвался врач, отрываясь от бумаг и поднимая на нее взгляд. — Тогда зачем вы все это устроили? — ошарашено протянула Кира, вздрагивая от ощущения, будто ее окатили мощной струей ледяной воды, и после первого шока резкого холода, по телу начинает разливаться обволакивающее и мягкое тепло. — Нашли что-то другое? — Кое-что нашли, — улыбнулся врач и, облокотившись о стол, сложил руки в замок и тихо произнес. — Вы беременны. Следующая волна оказалась еще мощнее предыдущей, молниеносно оглушая и выбивая почву из-под ног. Смысл слов улыбчивого лекаря с размаху ударил ее по лицу, а затем отскочил, но лишь для того, чтобы рассыпаться на мелкие капли и неминуемо вернуться, медленно просачиваясь в воспаленное сознание. Девушка вцепилась пальцами в подлокотники кресла, будто пытаясь в твердой поверхности обычного бытового предмета обрести равновесие и ухватить за хвост ускользающую от нее действительность, в которой этой информации еще не было. Громова просто не могла поверить, что попала в такую ситуацию. Это могло произойти с кем угодно, уже происходило каждую минуту с миллионами женщин по всей планете, с теми, у кого не хватало ума, образования, амбиций или элементарных знаний о своем теле ни на что, кроме как плодиться и размножаться, с теми, кто больше ни на что не годился и ни в чем другом не был способен добиться успеха. С кем угодно, но только не с ней. — Нет, — сказала она вслух первое, что попалось на язык. — Категорично, — снова улыбнулся врач и добавил, протягивая ей листок с данными по анализу ее крови. — Однако цифры - упрямая вещь, Кира Юрьевна. — Здесь какая-то ошибка… Это невозможно… — лихорадочно просматривая ничего не значащие для нее показатели в справке, бубнила себе под нос Громова. — Я сделаю повторный анализ, в другой клинике. — Обязательно! — одобряюще кивнул доктор. — Вам необходимо обратиться в женскую консультацию, встать на учет и пройти все необходимые обследования. Там же вам дадут более точную информацию по сроку беременности и состоянию плода. — Какого еще плода? — скривилась Кира, запихивая результаты анализа в сумку и, не прощаясь, направилась к выходу, продолжая негодовать. — Бред какой-то! — Всего доброго, Кира Юрьевна! Берегите себя! — с улыбкой кинул доктор ей в след, но девушка уже захлопнула за собой дверь. — Ну что? — вскочил ей навстречу тоже порядком издерганный ожиданием Максим. — Да ну, ерунда какая-то, — задумчиво протянула Громова, глядя куда-то мимо него. — Кира, статус какой? — встряхивая ее за плечи, надрывно воскликнул Липатов. — Статус? — переспросила девушка, переводя на него растерянный взгляд, и равнодушно отмахнулась, будто он спрашивал, закрыла ли она окно в спальне перед уходом. — А, отрицательный. — Тогда что не так? — едва заметно выдохнув, уже более спокойно поинтересовался мужчина. — Представляешь, они говорят, что я беременна, — слегка заторможено и с явным недоумением в голосе произнесла Кира, продолжая смотреть куда-то в сторону. Макс замер, внимательно глядя на нее и несколько секунд тщетно пытаясь поймать ее потерянный взгляд, а потом улыбнулся, кончиками пальцев откидывая прядь волос с ее плеча за спину. — Звучит так, будто ты им не веришь, — с улыбкой произнес он. — Потому что это невозможно! — взорвалась Громова, пытаясь оттолкнуть его руку, но промахиваясь и злясь от этого еще сильнее. — Здесь какая-то ошибка, и я это докажу! — Кому? — скептически спросил Липатов и вдруг притянул ее к себе и тихо прошептал, прижимая ее голову к своей груди. — Барсучок мой… Это хорошая новость. Я очень рад за тебя. — Прекрати нести чушь! — резко отпихивая от себя мужчину, выпалила Кира. — Я не собираюсь быть беременной, у меня другие дела есть! — И кто у нас счастливый папаша? — не обращая никакого внимания на ее брыкания и вопли, продолжал улыбаться Максим. — Тот испанский легионер или какой-нибудь отечественный бычок-производитель? Громова метнула в него огненный взгляд и, не отвечая, накинула ремешок сумки на плечо, изображая высшую степень готовности покинуть это заведение с некомпетентными специалистами. — Отвези меня в офис, у меня встреча через двадцать минут, — строго сказала она, направляясь к двери и на ходу просматривая в телефоне сообщения от Кати. — Может, лучше домой? — следуя за ней, примирительно предложил Липатов. — Ты перенервничала, тебе нужно немного отдохнуть. — Я не собираюсь менять свои планы из-за чьей-то ошибки! — огрызнулась Кира и, обернувшись, надменно произнесла. — Так отвезешь или мне такси взять? — Отвезу-отвезу. Не истери только, — улыбнулся в ответ Макс и, картинно закрывая голову руками от уже летящего к нему удара, добавил сквозь смех. — Мамочка… Кира вернулась в офис, провела все запланированные встречи и переделала все возможные дела, засидевшись в кабинете допоздна и стараясь любыми способами занять свой мозг работой. Только когда охранник бизнес-центра уже постучал ей в дверь, совершая вечерний обход помещений, и вежливо попросил на выход, девушка нехотя засобиралась домой. Зайдя в пустую квартиру, Громова, не включая свет, прошла на кухню и достала из шкафчика початую бутылку французского коньяка, который они с Липатовым так и не допили во время последней встречи. Налив напиток в первый попавшийся стакан, Кира села за стол, закурила и уставилась в черный экран выключенного телевизора. Максим звонил ей уже несколько раз, но у девушки не было никакого желания говорить ни с кем, даже с ним, и она отделывалась от мужчины отписками о невероятной занятости. Сидя в беззвучной темноте кухни, освещенной лишь бликами уличных фонарей и мигающих вывесок, Кира пыталась найти объективные аргументы против объявленного ей сегодня результата анализа, но вопреки своему желанию натыкалась лишь на его подтверждения. Чем больше она думала, тем отчетливее складывался в голове безжалостный в своей идеальной четкости пазл из симптомов, которые она игнорировала, признаков, которым находила правдоподобное объяснение, фактов, которым придавала слишком мало значения. Она списала сбившийся цикл на последствия стресса, вызванного нервотрепкой чемпионата и переходом на новую работу, незначительную прибавку в весе определила как естественный результат наступившего следом за пережитой бурей периода стабильности и устроенности в ее жизни, набухшую и увеличившуюся в размере грудь логично связала с общим увеличением веса, а в начавшей чаще обычного ныть пояснице увидела обострение своей старой травмы, вызванное участившимися перелетами и многочасовым сидением в неудобном кресле эконом-класса «Сапсана». Но главная ее ошибка была не в том, что она игнорировала знаки собственного тела, а в том, что два месяца назад она бездумно бросилась в омут какой-то всепоглощающей отупляющей страсти, не заботясь о последствиях и практически не предохраняясь, наивно полагая, что раз ее организм не давал осечек раньше, то не подведет и сейчас. К тому моменту, как грохот колес последнего ночного трамвая стих за углом высотки в конце проспекта, а бутылка на столе почти опустела, у Киры уже не оставалось сомнений в том, что после чемпионата мира по футболу у нее на память остался маленький испанский сувенир. — Господи, лучше бы я взяла футболку с его автографом, — тяжело вздохнула девушка, роняя на руки отяжелевшую голову.***
Единственный человек, которому Кира рассказала о своем положении, был Вадим. Она сдержала свое слово и прошла обследование еще в двух медицинских центрах. И лишь убедившись в достоверности результатов и приняв решение о своих дальнейших действиях, осознала потребность разделить эту ношу с лучшим другом. Она не нуждалась ни в его советах, ни в одобрении или сочувствии, ей лишь необходимо было выговориться, отдать хотя бы часть этой ответственности тому, кто знает и понимает ее, как самого себя. Макс для этих целей совершенно не годился — слишком велика была его вовлеченность в ее жизнь, слишком ясны мотивы и интересы. Он много раз говорил Кире, еще когда они только начали встречаться, что категорически избегает любых контактов с детьми, руководствуясь какими-то собственными внутренними опасениями и ничем не подкрепленными запретами. У него на эту тему был особый пунктик, и Громова даже не удивилась, когда почувствовала его отстраненность и дистанцию, которую он моментально установил между ними, как только узнал о беременности. Девушка прекрасно понимала, что им движет. Липатов увидел в ее положении шанс на избавление, руку судьбы, освобождающую ее от тяжкого бремени невозможной любви, барьер, который ему никогда не преодолеть, который единственный сможет защитить ее от него. Она понимала, но он не смог понять ее, увидеть, что ей не нужна такая свобода, что она растеряна и подавлена, что ей нужна сейчас совсем иная поддержка. Та, которую мог дать, по-видимому, только Климов. — Тут ты даже меня смогла удивить, мать… — откидываясь на спинку дивана на кухне в Кириной квартире, и ошарашено глядя на закончившую свой емкий и информативный рассказ подругу, протянул Вадим и тут же добавил, заметив, что для данного случая выбрал не самое удачное обращение. — Извини. — Сама в шоке, — глухо отозвалась сидевшая за столом слева от него Громова и прикурила сигарету. — Я же дарил тебе на восьмое марта презервативы! — попытался шуткой разрядить обстановку Климов, стараясь параллельно уложить в голове шокирующую информацию. — Там даже инструкция была, все очень доходчиво! — Они быстро закончились, — скривилась девушка, глубоко затягиваясь и прикрывая один глаз от дыма. — Какой срок? — вытаскивая сигарету из своей пачки, деловито поинтересовался Вадик. — Два с небольшим месяца, — ответила Кира, понуро глядя в стол перед собой. — То есть я правильно понимаю, что это произошло еще во время чемпионата… А значит… — медленно протянул парень, застыв с не зажженной сигаретой в зубах. — Да, ты все правильно понимаешь, — обреченно вздохнула Громова и ехидно добавила. — Еще один гол в копилочку лучшего бомбардира сборной. — Черешня в тебе косточку оставил! Ой, я не могу! — вдруг расхохотался Климов, накрывая голову руками и низко наклоняясь к столу, и виновато простонал сквозь смех. — Прости, не сдержался. — Да нет, продолжай. Пожалуйста! Я рада, что тебя все это веселит, — со злостью втыкая окурок в переполненную пепельницу и вставая, сквозь зубы процедила Кира. — Ты собираешься ему сказать? — совладав, наконец, с собой и украдкой вытирая выступившие от смеха слезы, максимально серьезным тоном спросил Вадик. — А зачем? Я уже все решила, его участия в этой процедуре не требуется, — открывая холодильник и задумчиво осматривая его содержимое, сказала девушка и добавила, с улыбкой оборачиваясь на друга. — Разве что приедет и окропит меня святой водой. — Ну, логично в целом, че, — понимающе кивнул Климов, все-таки прикуривая. — Понимаешь, это сейчас ну вот вообще не в тему! — доставая из морозилки лоток с клубничным мороженым и снова садясь за стол, горячо проговорила Громова. — Что я скажу Элле? Они наняли профессионала федерального уровня, а получили кошку, которая не в состоянии контролировать свою матку! Нет, я слишком долго к этому шла… — Верно, все верно, — снова закивал Вадим, пристально наблюдая за тем, как его подруга погружает в лоток с ненавистной ей замороженной сладостью столовую ложку и отправляет ее в рот. — Ты полюбила мороженое? — Не я, косточка. У него вообще довольно своеобразные предпочтения… Хочешь? — спокойно ответила Кира, кивая на стоящий перед ней лоток и, получив отрицательный ответ, задумчиво добавила. — И знаешь, я никогда не хотела секса так сильно, как сейчас. Прям какой-то зуд! И как назло — полный штиль в этом плане! — Не смотри на меня так, я пас, — хихикнул Климов, кокетливо убирая челку с глаз. — А вообще это удивительно, если вдуматься… — Что именно? — неразборчиво пробубнила девушка с набитым ртом. — Вот ты такая же вроде, как всегда, а внутри тебя кто-то живет — дышит там, шевелится, сердце у него бьется… — отрешенно рассуждал Вадим, разглядывая подругу так, будто пытался заглянуть внутрь нее. — Ага, чужой против хищника! — рассмеялась Громова, взмахнув ложкой в воздухе. — Ты уверена в том, что собираешься сделать? — внезапно посерьезнев, спросил парень, наклоняясь к столу и пристально вглядываясь в глаза девушки. — Вадь, я тебе не для этого рассказала, — нахмурилась Кира, откладывая ложку и отодвигая от себя мороженое. — Я так, на всякий случай, — пожал плечами Климов и тихо добавил. — Ты не думала, что это может быть знак? — Думала, — кивнула Громова и ехидно пояснила. — Знак того, что прерванный половой акт - такой себе способ предохранения! — А что, женщины до сих пор в это верят? — рассмеялся Вадик и продолжил свои гипотетические рассуждения на заданную тему. — А вдруг это не черешневая косточка, а послание из ада? Не рассматриваешь такой вариант? — Не, это исключено, — категорично покачала головой девушка, не вдаваясь в подробности и надеясь, что Вадиму не придет в голову их выспрашивать, и добавила, туманно поясняя свою позицию и запоздало посыпая голову пеплом. — Там есть некоторая гипотетическая вариативность, период был довольно насыщенным, но у Черри преимущество по количеству подходов и выигранных геймов. Мы же практически не вылезали из постели, там сперма рекой лилась… Почему я думала, что это обойдется без последствий… По тупому, короче, прокололась. Дура! — Ты уже рассказал Артёму? Крис? Еще кому-нибудь? — выдал очередной важный вопрос Климов. — Никому я не собираюсь ничего рассказывать, и ты тоже, — оборвала его Кира и добавила на всякий случай, тут же пожалев о сказанном. — А Дзюба вообще последний, кому стоит об этом знать. Ни к чему ему лишние фантазии. — Громова! — внезапно вспыхнул Вадик, подскакивая на месте и впиваясь в подругу огненным взглядом. — Я так и знал! Я вот прям чувствовал! — Что? — изображая невинность и тотальное непонимание своего эпичного промаха, захлопала на него ресницами девушка. — Ты с ним спала! С Тёмой! — завопил Климов так, будто поймал ее за этим грязным делом в собственной постели. — И ты не хочешь ему говорить, потому что он может подумать, что это его ребенок! — Ничтожная вероятность, но рисковать не хочу, — не видя смысла отпираться и в очередной раз удивляясь способности Вадима по одной неловко брошенной фразе выстраивать всю цепочку событий, включая логику и мотивацию действующих лиц, тихо проворчала Громова себе под нос. — О, каким я был идиотом! — вскидывая руки к воображаемым небесам, роль которых исполнял пожелтевший от табачного дыма потолок кухни, простонал Климов. — Ну не может быть такой близости без секса, не бывает! — Вадя, не ори! Это было всего один раз, — понаблюдав некоторое время за его спектаклем, оборвала парня Кира и нехотя поправилась, ловя на себе его недоверчивый взгляд и закатывая глаза. — Ну, может, три. И всегда с резинкой! — Вот! Я так и знал! — обличительно тыкая в нее пальцем и радуясь добытому признанию, словно прокурор на заседании суда, воскликнул Вадим. — Трахалась с ним и ничего мне не сказала! — Чего ты разошелся? — тоже повысила голос Громова, немного утомившись от этой семейной сцены на ровном месте. — И вообще, что за манера воспринимать любую конфиденциальную информацию, как акцию, направленную лично против тебя! — Потому что я думал, что мы друзья и все друг другу рассказываем! — обиженно заявил парень, надуваясь и складывая руки на груди. — Я рассказала тебе про косточку! — тоже надувая губы, проворчала в ответ девушка. — Только тебе одному, между прочим! — Ладно, это считается, — нехотя качнул головой Климов, продолжая по инерции сохранять надутый вид. — Спасибо, — буркнула Кира, пародируя его интонацию. — Ты уже записалась? — сменяя гнев на милость, поинтересовался Вадим. — Да, в среду иду, — кивнула Громова, вертя в руках пачку сигарет. — Хочешь, я пойду с тобой? — ласково предложил парень, будто это и не он минуту назад орал на весь дом с красным от злости лицом. — Нет, я справлюсь, — улыбнулась его участию и молниеносной смене личины Кира. — Это несложная процедура, все быстро и безболезненно. Как нам в детстве говорили — любишь кататься, люби и саночки возить! За все надо платить… — Все-таки не очень справедливо, что ты одна будешь расплачиваться, — подметил Климов. — Черри ведь тоже «катался». — Ему и так уже порядком досталось, — вздохнула Громова, отрешенно глядя в сторону окна. — Избавлю его хотя бы от этой проблемы. — Девочка моя… — нежно касаясь ее руки на столе, ласково проговорил Вадик. — Я рядом, ты ведь знаешь это? — Знаю, милый, — улыбнулась она, сжимая в ответ его ладонь. — Спасибо.***
Приглушенное вечернее солнце приветливо поигрывало на тронутых багрянцем листьях деревьев, настойчиво продлевая лето и не желая уступать нагретое место более привычному для этого города сизому небу. Кира припарковала машину во дворе, почти напротив входа в клинику, и засмотрелась на яркие краски неминуемо надвигающейся осени. Она приехала на полчаса раньше, не выдержав ожидания и не усидев в офисе, и теперь не знала, как убить время до начала процедуры. Сидеть в приемной и дышать запахами медицинского учреждения не хотелось совершенно, и девушка направилась к детской площадке в центре двора, глубоко вдыхая посвежевший к вечеру воздух. Громова выбрала самую чистую на вид скамейку и присела, предварительно подложив под себя папку с документами. На площадке резвилась какая-то малышня, окруженная кудахтающими мамашами, каждую секунду одергивающими своих отпрысков и вытирающими им носы, а чуть в стороне шушукались двое пацанов лет десяти, явно готовя западню для третьего приятеля, зазевавшегося в стороне. От нечего делать, разглядывая местное общество, Кира закурила и облокотилась о колени, стараясь не касаться скамейки ни одной частью своего белого костюма. Девушка никогда не любила детей, считая их злыми и бесполезными, искренне не понимая, как люди могут посвящать свою жизнь выращиванию себе подобных, а потом еще и возводить это действо в статус подвига. Наблюдая за копошащимися вокруг песочницы родительницами, Громова почувствовала искреннюю жалость к ним, осознавая, что, скорее всего, эти маленькие визгливые существа — главное достижение жизни этих женщин. Они могли бы руководить банками, принимать решения в правительстве, проектировать атомные электростанции или спасать жизни героям, но они выбрали другое, более простое, то, для чего не нужно прилагать усилий, не нужно учиться или развиваться, то, что заложено в них самой природой — плодиться и размножаться. Сколько вокруг нее было великих людей, повернувших историю, воспитавших свой гений или хотя бы сделавших в своей жизни что-то значимое? Единицы. Сколько было женщин, родивших ребенка? Каждая. Разглядывая пустым взглядом невысокую полноватую блондинку в дурно скроенных джинсах и вышедшей из моды лет пять назад яркой куртке, которая пыталась поставить на ноги своего не желающего держаться вертикально отпрыска, Кира вспоминала о том, что рассказывали ей подруги о своих эмоциях, связанных с беременностью. Она не чувствовала ничего из того, что они описывали — ни бурной радости, ни волнительного предвкушения, ни необъяснимой любви к этому загадочному сгустку энергии внутри себя. Только злость на собственную глупость, приведшую к таким логичным последствиям, и горькое сожаление об элементарных мерах предосторожности, которые она могла бы предпринять, чтобы избежать своего положения, но почему-то не сделала этого. Громова задумалась о том, в чем же здесь секрет — это она бракованная, неспособная на простые человеческие чувства, или они все не понимают истинных ценностей, прячась за материнством от собственной слабости и личностной несостоятельности. Ее размышления прервала девчонка не старше трех-четырех лет с невероятно лохматой светлой головой, огромными серыми глазами и удивительным для ее нежного возраста серьезным выражением лица. Маленькая блондинка деловито подошла к скамейке, на краю которой сидела девушка и точным отработанным движением, будто опытная хозяйка на кухне, перевернула пластиковое ведерко наполненное песком на деревянную поверхность и резко подняла его вверх. Полюбовавшись несколько секунд на довольно кривую песочную башенку, которая моментально начала осыпаться и клониться на сторону, она молча посмотрела на Киру и протянула ей пустое ведро. — Это мне? — растерянно спросила Громова, нехотя дотрагиваясь двумя пальцами до бывшей когда-то белой пластиковой ручки. Девочка молча кивнула, ничем не выдавая своего умения говорить, и продолжая пристально смотреть на Киру и видимо ждать от нее каких-то ответных действий. — Как вам не стыдно курить рядом с детьми! — послышался сварливый голос с другого конца площадки, заставивший Громову оторваться от завораживающе серьезного серого взгляда. — Она сама ко мне подошла! — крикнула она в свое оправдание и оглянулась в поисках урны. — Это детская площадка! — не растерялась неравнодушная к закону о защите здоровья граждан от табачного дыма женщина. — Идите курить в другое место! Кира поняла, что в этом споре ей не выиграть, особенно находясь на чужой территории и, подняв обе руки вверх в знак капитуляции, за неимением урны воткнула сигарету во влажный песок рядом со скамейкой. Когда она снова обернулась на девочку, к той уже успела подбежать заболтавшаяся с подружками молодая мамаша, с такими же серыми глазами, но куда более эмоциональным лицом. — Лёлик, ну ты чего опять к людям пристаешь? — подхватывая дочку на руки, затараторила девушка. — Извините ее, пожалуйста. Она вас не испачкала? — Ничего, все в порядке, — сухо отозвалась Громова, вставая и убирая в сумку служившие подстилкой документы. — А ваш где? — поинтересовалась навязчивая собеседница, явно демонстрируя недостаток общения и какого-то адекватного дела в жизни, помимо ухода за дочерью. — Моего тут нет! — вежливо, но холодно ответила Кира и пояснила, чтобы пресечь дополнительные вопросы. — В смысле его вообще нет, у меня нет детей. — Ну, все впереди, — с улыбкой промурлыкала девушка, поудобнее перехватывая свою тяжелую ношу, которая продолжала сверлить Киру немигающим серым взглядом. — Не думаю, — строго отрезала Громова, по какой-то причине не желая в этот раз отделываться стандартными общепринятыми в диалогах между матерями и их бездетными знакомыми фразами и испытывая какую-то непреодолимую потребность сказать то, что на самом деле думает на эту тему. — Все так говорят, а потом по трое рожают! — будто не замечая ее раздражения, завела обычную песню декретниц молодая мама. — И еще хотят. — А почему хотят? — вдруг спросила Кира неожиданно для самой себя. — Из-за любви, — не задумываясь, ответила девушка. — Дети, они обычно от большой любви бывают. — Или от отсутствия презервативов, — скривилась в усмешке Громова и помахала девочке рукой. — Чао, Лёлик. Не меняя выражения чрезвычайно серьезного лица даже будучи на руках у матери, девочка протянула ей маленькую измазанную песком ладошку, и Кире ничего не оставалось, как вежливо пожать ее, попутно благодаря небеса за изобретение антибактериальных салфеток, которые лежали у нее в сумке. Громова бросила взгляд на часы и поспешила к входу в клинику, на ходу вытирая руки. До назначенного времени оставалось меньше пяти минут, а еще наверняка придется подписывать какие-то бумаги и заполнять регистрационные бланки. Взбежав по покрытым светлой плиткой ступеням на высокое крыльцо, Кира вдруг замешкалась у двери и обернулась на оставшуюся за спиной детскую площадку. Слова этой девушки клином врезались в голову, против воли просачиваясь все глубже и отравляя продуманный и согласованный со всеми внутренними инстанциями план ненужными сомнениями. Громова не могла точно ответить, откуда взялась эта маленькая жизнь внутри нее — от большой любви, от глупости и безалаберности или от того и другого вместе. Но она появилась, ухватилась за свой крошечный шанс на выживание, вопреки всему и наперекор всем ее грандиозным планам. Появилась с какой-то собственной целью, одной ей ведомым предназначением, возможно, чтобы взять ее за руку и вывести на единственную верную освещенную дорогу, с которой она сбилась, годами блуждая в темноте. Кира задумчиво коснулась рукой металлической дверной ручки, нагретой за день пробивающимся сквозь листву солнечным лучиком. На ощупь она стала такой же теплой, как ладошка Лёли, которую она несколько минут назад сжимала в официальном приветствии, и судя по всему, такой же грязной. Громова брезгливо одернула руку и, улыбнувшись куда-то внутрь себя, вслух произнесла: — Может, еще по мороженому? А, Косточка?