* * *
Молли Фостер стояла в комнате с ещё шестью людьми и отчаянно старалась не выделяться на фоне этой небольшой группы. Учитывая ситуацию, сделать это было довольно сложно. Она старалась проводить как можно больше времени только с Уолли, однако различные поручения выполнять всё равно приходилось. Люди в доме смотрели на неё с широко раскрытыми, полными благоговения глазами. Это была её работа — не давать Уиллу двигаться дальше. Именно Молли удерживала его в стабильном состоянии всё это время, дожидаясь того идеального момента, когда Ганнибал наконец освободит её от своей любви. Люди не тянулись к ней, не цеплялись за неё, как за Уилла, и за это она испытывала к ним огромную благодарность. Хоть у неё и не было такого же резкого отвращения к прикосновениям, как у Грэма, Молли бы всё равно почувствовала дискомфорт от подобного внимания к себе. Они любили её, даже если держались на расстоянии и просто наблюдали. Это было, мягко говоря, неприятно. — Он не захотел ужинать, — подала голос Беверли, нарушая неуютную тишину. Она стояла у камина и выглядела явно встревоженной. — Такое уже бывало раньше. — Несомненно, это процесс интернализации*. — В таких ситуациях он обычно отправлялся на прогулку с собакой, но… — Беверли пожала плечами. Уинстон остался в Вашингтоне, а Уилл был здесь. Пленник. Никто не произносил этого слова, но Уилл был пленником. Молли могла признаться в этом себе, но не была настолько глупа, чтобы говорить это вслух. Ганнибал сидел за своим столом со сложенными в замок пальцами и смотрел на них со своим обыкновенно спокойным выражением лица. Огонь в камине трещал и шептал что-то древесине. — Смерть Нейта меня беспокоит, — в конце концов сказал он. — Мэттью, вы уже получили сообщение от Элис? — Нет. — Новостные каналы Вашингтона сообщают, что она атаковала агента Боумэна, как и планировалось. Однако он сумел задержать её, прежде чем она смогла уйти, и потом ФБР отследило Нейта через машину Элис, — сказал Сол. Он сидел рядом с Беверли, и его глаза пристально следили за тем, как она меряет шагами место перед камином. Обожание в его взгляде было очевидным, однако он постоянно переводил взгляд с Беверли на Ганнибала, и было трудно понять, кто из них двоих ему дорог больше. Это вводило Молли в недоумение, а у неё во рту тут же появлялся горьковатый привкус. — Фрэнсис? — Ганнибал выжидающе посмотрел на него. По мнению Молли, Долархайд всегда выглядел так, будто едва сдерживался от того, чтобы кого-нибудь укусить. На первый взгляд у него были такие глаза, за которыми, казалось, скрывались тысячи различных тёмных секретов. Однако более детальное изучение помогало увидеть в их глубине тот страх, что бывает только у человека, который большую часть своей жизни жил у кого-то под башмаком. Она внезапно вспомнила звук, с которым Фрэнсис рассёк одному из агентов горло, и молча подавила дрожь. В своих кошмарах Молли всё ещё слышала этот звук. — Пока что информации не слишком много, — наконец сказал тот. Долархайд всегда долго выговаривал слова, будто губы не желали его слушаться. Она видела, как он пишет, и его элегантный почерк не шёл ни в какое сравнение с тем, как он останавливался посередине слова, чтобы вспомнить, как правильно должна звучать буква "с". — Кроуфорд… стал подозрительнее из-за меня. Он не доверяет своим агентам. Но Элис у них, в Атланте. — В Атланте? — Ганнибал перевёл взгляд со своих рук на него, и выражение его лица изменилось. Подобные моменты пугали Молли больше всего. Такое выражение лица заставляло Ганнибала казаться простым человеком, хотя она и знала, что тот таковым не являлся. — Они думают, что мы в Джорджии. — Так и есть, Фрэнсис, — хмуро сказал Сол, переведя взгляд с Ганнибала на Долархайда. — Как они об этом узнали? — Мы что-то не учли или упустили? — спросил Ганнибал. — Я узнаю, доктор Лектер, — пообещал Фрэнсис. — Я знаю парня, который может держать нас в курсе взаимодействий ФБР с полицией Атланты, — сообщил им Мэттью. — В последний раз он сказал, что Кроуфорд пообещал им полное сотрудничество, чтобы они вместе смогли найти нас быстрее. — Я восхищаюсь подобными решениями со стороны агента Кроуфорда, — сказал Ганнибал с улыбкой на тонких губах. Все остальные люди в комнате начали смеяться, и Фостер присоединилась к ним, хотя её руки так и остались скрещены на груди. — Молли, как прошла твоя сегодняшняя утренняя прогулка с Уиллом? Все посмотрели на неё, и ей пришлось заставить себя опустить руки вниз. Её спина тут же напряглась, она слегка подняла подбородок и невесело улыбнулась. — Так, как я и ожидала. Всё влияние, которое я на него имела, исчезло в момент, когда он осознал, что я в этом замешана. — Ты наставила на него пистолет, — начала защищать Уилла Беверли. — Иначе он бы начал отбиваться, а нам нельзя было привлекать к себе внимание, особенно на заправке, — сказала в ответ Молли. Они сверлили друг друга взглядами, взвешивая и оценивая что-то у себя в головах. У них часто случались разногласия, когда предметом обсуждения становился Уилл и то, как они должны вести себя с ним. Молли задалась вопросом, каково было бы ей, если бы её психику тоже взвешивала и оценивала целая комната людей. У неё, вероятно, тоже был бы внушительный список психических расстройств, как и у Уилла. — Он не воспринимал тебя так, как раньше. — Нет. — Есть ли риск, что он сбежит, в данный момент? — Возможно, он мог бы быть, если бы мистер Грэм не увидел Нейта, — встрял Говард прежде, чем Мэттью успел что-либо сказать. — Он помог мне дотащить его до медпункта, а после сразу вернулся в свою комнату, хотя его никто об этом не просил. Ганнибал перевёл взгляд на Молли, ожидая её подтверждения, и она кивнула. — Мы похороним Нейта на кладбище в миле от леса, — решил тот. — Мэттью, я хотел бы попросить тебя следить за действиями агента Кроуфорда, и, Фрэнсис, прошу тебя попытаться выяснить, где они держат мисс Элис. Я поговорю с остальными об этом и успокою их. — Мы начинаем следующий акт? — спросил Сол со сверкающими от предвкушения непарными глазами. В этот момент Молли больше смотрела на Беверли, чем на задающего вопрос Сола, потому что наблюдать за ними двумя было просто потрясающе. Когда они находились в одной комнате, в воздухе всегда появлялся некий запах отчаяния, будто их время стремительно истекало. Она не понимала, почему у неё возникало такое впечатление. Наверное, дело было в том, что Беверли всегда смотрела на Сола так, будто тот стремительно ускользал от неё. Она никогда не скрывала, что сначала их связь ей не понравилась, однако прошли годы, между ними появилось доверие, приятие и, как Молли казалось, даже любовь. Но прямо сейчас Беверли смотрела на Сола, а тот смотрел на Ганнибала. Из-за этого во рту Фостер по какой-то причине возник горьковатый привкус. Она никогда не озвучивала вслух свои предположения, ведь они были всего лишь предположениями. Тем не менее, прямо сейчас у Беверли было то самое загнанное выражение лица. Будто однажды всего этого для неё станет слишком много, и она просто вышибет себе мозги. — Да, Сол. Учитывая обстоятельства, думаю, начать следующий акт будет разумно, — произнёс Ганнибал в последовавшей за вопросом тишине. — Мэттью, надеюсь, ты понимаешь свою роль? — Не сомневайтесь, — ответил тот. — И Молли? — Она обернулась на звук своего имени, располагая руки на бёдрах. Только дурак позволил бы себе выглядеть жертвой, находясь в одной комнате с Ганнибалом Лектером. Жертвы были овечками, которых на досуге всегда поедали волки. Но Молли не была жертвой или выжившей. Она преодолевала. — Надеюсь, ты помнишь, что мы обсуждали в последний раз. Несмотря ни на что, ты хорошо справляешься. Словно по команде, она выдавила из себя яркую, но холодную улыбку. — Благодарю вас, доктор Лектер, — сказала Молли, после чего солгала сквозь зубы: — По правде говоря, я ещё никогда не была так счастлива.* * *
Ганнибал наблюдал за Уиллом Грэмом, пока тот спал. Он спал не как хорошо отдохнувший и умиротворённый человек, но как встревоженный и напуганный. Лектер изучал тонкую мембрану кожи его лица, пока сам Грэм лежал на чистом постельном белье из плотной ткани, что, по словам Чийо, должно было помочь ему лучше спать. В то время как Ганнибалу не было дела до плотности ткани или объёма нитей в ней, ему определённо было дело до того, что, несмотря на все их усилия, Уиллу всё равно не удавалось нормально отдохнуть. На самом деле, он был уверен, что Грэм не мог спокойно спать уже очень, очень долгое время. — Я уже мёртв, — пробормотал он, и тихая вибрация от звучания этих слов тёплым потоком удовольствия прокатилась по его спине. Ганнибал медленно, томно моргнул, сохраняя в своём Дворце Воспоминаний короткие, резкие вдохи и слишком долгие паузы перед истощёнными выдохами. То, как Уилл Грэм спал, очень походило на то, как он жил: резко, неуверенно и всегда тревожно. Лектер тихо мерил шагами комнату, сняв перед этим обувь и оставив её в коридоре. Он пытался представить себе, как бы это могло быть: наживки для ловли рыбы на столе около окна, книги по психологии соулмейтов, аккуратно расположенные на полках небольшого шкафа, собачья лежанка у стены, которая бы так и осталась неиспользованной, потому что, несмотря на все усилия Уилла, собака продолжала бы спать на кровати. Ганнибал представил себе картину, висящую прямо над комодом, — подарок, который Уилл бы принял, неловко переминаясь с ноги на ногу, однако в ту же ночь прижимал бы её к себе, пока спал. После он бы долго поправлял её, чтобы убедиться, что она висит идеально ровно. Сон нечасто оставлял Лектера, однако сегодня был один из таких дней. Он медленно ходил по комнате, в которой Уилл провёл большую часть времени с момента своего прибытия сюда. Ганнибал сохранял в воспоминаниях витающий вокруг запах страха и подозрения. Сейчас этот аромат освежал, отдавал тем самым бергамотовым мылом, которое он специально оставил в душе, — прекрасная замена последнему разу, когда Ганнибал нюхал его, и Уилл пах той тошнотворной смесью из страха и одеколона Walmart. Он пропускал приёмы пищи, избегал людей и запирал себя в своей комнате, где, без сомнения, планировал свой безрассудный побег, — Ганнибал чувствовал каждый шаг, который Уилл делал в этой комнате, пока обдумывал печальный конец Нейта. Он подумывал расположить Уилла ближе к своей личной спальне, но логика всегда шла впереди желаний. Ганнибал должен был обустроить место в доме, в котором Уилл смог бы почувствовать себя комфортно, которое он мог бы назвать своим, пока знакомился с незнакомым зданием. Если бы тот смог найти своё место в доме, то смог бы акклиматизироваться. Почувствовать себя в безопасности. Ему просто нужно было время. И Ганнибал, как никто другой, знал, что в этом случае единственным верным ключом было терпение. — Сэр? Тихий шёпот заставил его обернуться и увидеть Сола и Беверли, которые терпеливо ждали его у двери. Он позволил себе ещё раз взглянуть на спящего Уилла, который в этот момент резко перевернулся на другой бок. С губ Грэма сорвался тихий болезненный вздох, и Ганнибал сохранил в памяти изгиб его бёдер и напряжённые, перекошенные плечи. Кажется, даже во сне за Уиллом Грэмом велась бесконечная погоня. Даже во сне он не мог спокойно мечтать. Лектер молча закрыл за собой дверь, а затем проследовал за Беверли и Солом вниз с туфлями в руках. Когда они сошли с лестницы, он надел их и пошёл к своему кабинету, слыша их тихие шаги прямо за собой. Сол пах лесом, а Беверли — секретами и ванильным кремом для кожи. — Все заняли свои позиции на завтра, — сказал Сол, как только дверь кабинета за его спиной закрылась. — Я получила подтверждение от нашего человека, что никто не ожидает от нас такого шага, — добавила Беверли. Её рука коснулась кисти Сола, и Ганнибал проследил за этим движением. Сола было ужасно легко прочитать — он был словно открытая книга, которая умоляла, чтобы её увидели и полюбили. Но Беверли была не такой — она была корешком книги, жёстким и неподатливым. Если, конечно, не знать, куда и с какой силой надавить. — Джек Кроуфорд в данный момент находится в Атланте, — сказал Ганнибал. — Что нам известно про Элис? — Фрэнсис сообщил, что прямо сейчас Элис держат в штаб-квартире. Закон обеспечивает ей право горевать по соулмейту без давления со стороны властей, поэтому они смогут начать допрашивать её лишь завтра. Ганнибал издал тихое "хм" и сел за свой стол. Сейчас на нём лежал его рисунок — точная копия одной из его любимых картин. Скальпель, используемый для заточки карандашей, лежал чуть в стороне под идеальным углом в 45°, и таким образом оказывался направлен на любого, кто сидел по диагонали от Лектера. На тех, кто сомневался в его способностях, недооценивал его и почти никогда не замечал эту маленькую деталь. На тех, кто был не уверен в нём или его действиях — они чаще всего переводили взгляд со скальпеля на его руки, глаза, и воротники их одежды тут же начинал медленно пропитывать пот. — Слишком рискованно спасать её, — в конце концов сказал он. — Теперь, когда Нейта больше… нет, не думаю, что нам стоит беспокоиться о возможной отдаче с использованием Элис со стороны уважаемого ФБР. — Мы не будем спасать Элис? — неуверенно спросил Сол. Его мизинец переплёлся с мизинцем Беверли, будто он таким образом пытался впитать часть её уверенности в себе. — Это слишком рискованно, — согласилась Беверли. — А с завтрашнего дня риск станет ещё больше. — Но ведь она… — Сол замолчал, как только увидел спокойный и мягкий взгляд, которым его наградил Ганнибал. Со временем и практикой Лектер научился легко и правдоподобно делать вид, что испытывает определённые эмоции, с помощью мимики лица. — Она бы поняла нас, — сказала Беверли, переплетая их с Солом пальцы. Она была корешком, а он — страницами, трепетавшими от слабейшего дуновения ветра. — Элис не эгоистка. Она не стала бы ставить свою жизнь выше плана. План. Ганнибал подумал об этом и откинулся на спинку мягкого кресла — часть его имущества из старого кабинета, которую удалось спасти. В основном вся мебель из его дома была выставлена на аукцион и продана тому, кто больше заплатил, однако Фрэнсис добивался её возвращения с упорством, которому оставалось лишь поражаться. По словам Долархайда, ему удалось вернуть кресло после того, как он и покупатель пришли к взаимопониманию, и последний решил вернуть купленное. А также после того, как Фрэнсис зубами вырвал ему губы, чтобы тот не смог позвать на помощь. — Прискорбно, Сол, но сейчас мы не можем отступать от плана, — наконец сказал Ганнибал, глядя на него. Под его взглядом тот начинал плавиться, словно клей, становился покорным и готовым исполнить любую просьбу. Он был полной противоположностью Уилла, который был сталью. Сталью, что прогибалась лишь под правильные элементы и изменялась лишь потому, что хотела этого. Потому что видела форму, которую могла принять, изменившись. Он подходил на роль его соулмейта. Ганнибал признавал это, потому что всегда старался быть честным с самим собой, даже если правда была ужасной. В то время как Уилл был сталью, он был жаром, который расплавит и вновь сформирует его. Поможет ему стать чем-то большим, чем, Уилл думал, он является. — Мэттью начнёт действовать завтра, сэр, — сказала Беверли. — По правде говоря, ему отведена самая важная роль, — сказал Ганнибал, после чего встал, напоследок проведя пальцами по поверхности рисунка. — Он смелее меня, — со смешком сказал Сол. Однако всё его веселье испарилось, когда он заметил взгляд Ганнибала, направленный на него. Это был взгляд, способный за секунду обратить пожар в тлеющие угольки. — Хочешь сказать, если бы я попросил, ты не смог бы сделать то, что Мэттью делает прямо сейчас по собственному желанию? — спросил Лектер. Он заметил быстрое движение руки Беверли, что с силой сжала запястье Сола. Предупреждение. Предупреждение и беспокойство. Беверли Катц была сообразительнее Сола. Намного сообразительнее и намного умнее. — Н-нет, я… я… Сэр, я имею в виду... — Он сделал паузу, пытаясь подобрать слова, а потом смущённо рассмеялся. — Доктор Лектер, я сделаю для вас что угодно, — вместо этого сказал он. Попытка направить диалог в другое русло. Плохая попытка. Ганнибал обошёл свой стол и одной рукой взял Сола за подбородок, едва прикасаясь к его коже подушечками пальцев. Больше всего его всегда завораживало то, как легко люди прогибаются под него, под него и под его махинации. Ему всегда удавалось великолепно манипулировать окружающими. Простейшие слова, исходившие из его рта, скручивались и превращались во что-то тёмное, заманивая в ловушку обмана даже ярчайшие из умов, — Уилл Грэм именно так и описал это: "мы были слепы, потому что вы хотели, чтобы мы были слепы". Однако этими людьми, со всеми их недостатками и желаниями, было легко манипулировать, потому что они сами хотели, чтобы ими манипулировали. — Очень на это надеюсь, — пробормотал Ганнибал, глядя ему прямо в глаза. Сол не смог выдержать зрительного контакта, и его взгляд устремился на воротник рубашки Ганнибала. — Потому что если Мэттью потерпит неудачу, следующим, на кого мне придётся положиться, будешь ты. Сол вздрогнул от этих слов, однако остался стоять на месте, позволяя кончикам пальцев Лектера пройтись по его челюсти и остановиться в ямочке между ухом и шеей. В этом месте, прямо под кожей, можно было отчётливо ощутить бешеный пульс. Сол боялся Ганнибала, несмотря на то, как сильно любил его. Люди со всей своей странной и волнующей непредсказуемостью были совершенно предсказуемы. Совершенно, ужасно скучны. — Доброй ночи, — мягко сказал им Лектер. Он отпустил Сола и отвернулся, направившись к графину, стоявшему на полке в углу. — Завтра Мэттью разбудит Уилла. — Доброй ночи, доктор Лектер, — сказала Беверли за себя и за Сола. Она дёрнула парня за руку, заставляя его повернуться, после чего вышла с ним в коридор. Через искажённое отражение в стекле графина Ганнибал видел её позвоночник — всё такой же восхитительно твёрдый и неуступчивый даже под давлением. Он лениво размышлял над тем, что потребуется сделать, чтобы его сломать.* * *
На следующее утро Уилл попробовал открыть дверь, и та поддалась. Жвачка всё ещё была на месте — он убедился в этом, прежде чем тихо спуститься вниз по лестнице. Ступени не скрипели под его ногами, а замки на главных дверях представляли собой лишь несколько задвижек и цепей. Уилл проскользнул на улицу, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух, наблюдая за природой, всё ещё окутанной тёмными, спокойными объятиями ночи. Когда на юг приходили холода, становилось сыро, и он чувствовал это своей кожей, несмотря на то, что был одет по погоде. Уилл рысью побежал вниз по дороге и обогнул машину, из которой не так давно, ещё цепляясь за жизнь, вывалился Нейт. После его гибели он не выходил из своей комнаты, потому что промывал каждый дюйм своей кожи в попытках смыть с себя запах смерти и стоял возле окна, проверяя, насколько прочны замки. Беверли пыталась убедить его спуститься и немного поесть, но тот смерил её таким долгим и пронзительным взглядом, что она поспешила оставить его наедине с тишиной спальни, пропахшей нестабильностью. Вокруг летали и жужжали жуки, и Уилл успел прихлопнуть комара, севшего ему на шею. Да, это определённо был юг. Он не видел такого огромного количества комаров в течение очень долгого времени. Уилл двинулся вниз по гравийной дороге, прямо к деревьям, которые нависали над всем, что их окружало, тёмными, мрачными изваяниями. Он ускорил шаг, продолжая идти по неровной, извилистой тропе. Вскоре в лёгком утреннем тумане стали различимы очертания железных ворот. Это заставило его сердце подпрыгнуть от счастья, и Уилл споткнулся о свои же ноги, когда резко ускорился, чтобы достичь железной изгороди быстрее. Если есть ворота, значит это частная собственность. Если это частная собственность, он может найти кого-то и попросить о помощи. Возможно, даже получить телефон и позвонить агенту Кроуфорду. Уилл добежал до ворот и с силой толкнул их. С его губ сорвалось шипящее проклятье, когда он увидел тяжёлые цепи и замок, из-за которых железные двери лишь слегка ушли вперёд, после чего вернулись в изначальное положение. Верхняя часть ворот была оснащена острыми и довольно опасными на вид шипами, однако Уилл должен был рискнуть. Ничто не говорило об его отчаянии так же ясно, как намерение попробовать перелезть через заострённый металл, однако у него был выбор: сейчас или никогда, и он был не в том настроении, чтобы просто принять "никогда". — Доброе утро, — внезапно произнесли вежливым тоном за его спиной. Уилл резко обернулся, и ему пришлось закрыть глаза, когда его ослепил свет из карманного фонаря, направленного на его лицо. — Немного рановато для утренней прогулки, не находите? — задумчиво спросил его Мэттью Браун. Уилл несколько раз моргнул, пытаясь прогнать калейдоскоп пятен, мельтешащих перед глазами, после чего сделал шаг назад, спиной прислоняясь к воротам. — Не мог уснуть, — ответил он. — Я тоже люблю гулять, когда не могу уснуть, — согласился Мэттью. — Однако небезопасно блуждать здесь в одиночку, мистер Грэм. Дикие свиньи с лёгкостью разорвут и съедят любого человека, если доберутся до него, и, хотите — верьте, хотите — нет, но я видел здесь даже койотов. — Я тоже их видел. — Никогда нельзя знать наверняка, что нас подстерегает в дикой природе, — продолжил Браун, покачав головой. — Позвольте мне проводить вас в дом, ради вашей же безопасности. — …Спасибо, — сказал Уилл, даже когда почувствовал, что его надежда медленно исчезает. Спасибо. Единственные слова, которые он смог выдавить, когда понял, что вне зависимости от его местоположения, за ним всегда будет кто-то следить. — Всегда пожалуйста, — вежливо ответил Мэттью, шагая рядом с ним. — Не знаю, что бы мы все делали, если бы с вами что-нибудь случилось. Намёк был ясен: не заставляй меня становиться этим чем-нибудь. — Вы прикладываете очень много усилий для того, чтобы обеспечить мою безопасность, — сказал Уилл. Хотя они оба знали, что он не просто прогуливался, юноша чувствовал, что должен продолжать играть свою роль. — Я не знаю, что и сказать. — Простого "спасибо" для меня будет больше, чем достаточно, — заверил его Браун. Они миновали линию деревьев, и Луна, уже скрывающаяся за горизонтом, дала им слабый свет, которого, было достаточно, чтобы они могли без проблем идти к дому, остро выделявшемуся на фоне всеобщей темноты. Мэттью сопровождал его всю дорогу до дома, а после — до комнаты. Он застыл в дверном проёме, наблюдая за тем, как Уилл включил настольную лампу и разулся. Когда юноша вновь поднял на него взгляд, то увидел в его глазах ту же самую неприязнь, что и в их первую встречу. Эта эмоция была настолько сильна и насыщенна, что Грэма буквально приковало к кровати. Это было отвращение и странная, но очевидная убийственно-сильная ревность. — Доброго утра, Мэттью, — сказал Уилл, хотя его язык будто превратился в желе. — Доброго утра, мистер Грэм, — ответил тот, после чего закрыл дверь. Грэм услышал поворот засова и постепенно удаляющийся звук тяжёлых шагов. Уилл также услышал, что засов не совсем щёлкнул. Жевательная резинка хорошо делала свою работу.