* * *
Девятый день Уилла в доме начался с двух голубых глаз. Для него это была настоящая победа, хотя Мэттью, вошедший в комнату ранним утром, явно не разделил его радости. Уилл неторопливо оделся и расчесал непослушные кудри, пытаясь хоть как-то их уложить. В ординатуре все ходили с гладко выбритыми лицами и подстриженными волосами, как того требовал дресс-код, однако здесь предоставленная сама себе растительность на его подбородке всё же пробилась наружу, образовав лёгкую щетину, которая уместнее смотрелась бы на каком-нибудь безработном пьянице. Он внимательно рассмотрел свою новую бороду в зеркале, после чего начал внимательно изучать глаза, глядя на отражение под разными углами, чтобы убедиться в одинаковом цвете радужек. Пока что всё шло неплохо. Джек Кроуфорд гордился бы им. — Идём, — поторопил его Мэттью, и Уилл проследовал за ним вниз по лестнице, а затем наружу, где царило прохладное утро. Он уже застегнул свою куртку, приготовившись к очередной прогулке вокруг дома, однако Браун быстрыми, уверенными шагами направился к лесу. Когда они дошли до опушки, Уилл начал колебаться. — Идём, — вновь сказал Мэттью, оборачиваясь к нему. Он стоял под ветвями довольно высокого клёна, а его глаза были цвета опавшей листвы. Они были зелёными с вкраплениями красного и золотого, а на их дне плескалась такая жгучая ревность, что по спине Уилла пробежался холодок. — Мне говорили не ходить в лес, — медленно ответил он. — Фрэнсис особо выделил этот запрет. — Вы можете заходить в лес, если вас сопровождает кто-то из охраны, — заверил его Мэттью. — Идём. Я хочу вам кое-что показать. И Уилл вошёл в лес, несмотря на то что каждый атом его тела умолял не делать этого. Через лес вела узкая тропинка, которая уходила то вверх, то вниз, следуя неровностям почвы. Клевер и пучки травы пробивались из земли между деревьями, которые росли очень близко друг к другу, тем самым создавая навес над головой и закрывая своими кронами солнце. В их лиственном коконе стало ещё холоднее, и Уилл поёжился, сильнее заворачиваясь в свою куртку. Он явно ощущал собственное сердцебиение, которое предупреждающе гремело в этой лесной тишине: ловушка, ловушка, ловушка. Они шли довольно долго и после нескольких миль ходьбы вышли к небольшой полуразрушенной лачуге, единственным обитателем которой оказался броненосец, умчавшийся в кусты сразу после их прибытия. На протяжении всей прогулки Уилл внимательно следил, не попадётся ли им по пути какой-нибудь другой охранник или даже простой жилец дома, который мог бы предупредить его, что Мэттью явно замышляет что-то нехорошее. Однако никто им так и не встретился; в лесу были слышны лишь мягкое, нежное воркование просыпающихся голубей и шелест листвы от передвижения белок. Уилл какое-то время рассматривал лачугу, после чего перевёл взгляд на Мэттью, высоко подняв брови. — Я уже говорил, что здесь водятся дикие звери, — начал тот, осматривая всё вокруг. — Кабаны и койоты, рыщущие в этих местах, очень нуждаются в пропитании. Уилл не ответил. Как и прежде, эта уединённая прогулка вызывала у него ассоциацию с большим тяжёлым одеялом. Однако только сейчас каким-то образом он почувствовал, что они больше не были одни. — Я слышал, как вы выступали с речью перед нашими людьми, тогда, в доме, — продолжил Мэттью, всё ещё непринуждённо осматривая лес. — Вы пытались пристыдить их за чувства, которые они испытывают. Пристыдить их за то, какие они есть. — Можно жить с желанием убивать и не потакать ему, — ответил Уилл, глядя на затылок Мэттью. Он хотел, чтобы охранник повернулся, и у него появилась хоть малейшая возможность понять по его лицу, что происходит. — Вы назвали это "собачьей брехнёй", — сказал Мэттью, издав низкий, раздражённый смешок. — Вы знаете, зачем мы все здесь собрались? Что вы здесь видите, мистер Грэм? — Я вижу дом, полный убийц, что остаются в нём из-за лживых обещаний опасного человека, который на самом деле просто манипулирует ими. Как пешками. — Уилл огляделся, и волоски на его шее встали дыбом. Ему нужно было обратно. Ему нужно было отказаться с самого начала. Нельзя было следовать за Мэттью в лес. Вкус сожаления был похож на вкус кленового листа: горький, наполненный тем ужасом, который заставляет всё внутри сжиматься и вызывает рвотные позывы. — Вот здесь-то вы и ошибаетесь, — сказал Мэттью, поворачиваясь к нему. Его униформа шерифа сильно контрастировала с окружающим их лесом, создавала иллюзию безопасности, хотя о ней не могло быть и речи. — В этом доме абсолютно все могут быть собой, мистер Грэм. Могут исследовать свой потенциал, не опасаясь столкнуться с запретами и табу современного общества. Здесь мы свободны от осуждения, свободны от порицания, а вы — угроза нашему жизненному укладу. — Я думал, психопаты обычно одиночки. — Это было нашей слабостью, — ответил Мэттью. Его глаза блестели в тусклом утреннем свете, а уголок губы насмешливо дёрнулся вверх. — Но затем доктор Лектер понял: зачем позволять стайкам зябликов окружать и уничтожать одиноких ястребов, если ястребы могут объединиться и стать действительно несокрушимой силой? Тогда они бы стали неудержимы, и никто не посмел бы встать у них на пути. — Мэттью… я не стал бы угрозой вашему жизненному укладу, если бы вы все просто оставили меня в покое. Тот согласно кивнул, после чего сделал странное плавное движение рукой, которое Уилл настороженно отследил, внутренне напрягаясь. — Видите ли, доктор Лектер хочет именно вас, но… в самом деле, мистер Грэм, я не понимаю, почему. Почему он пытается научить зяблика охотиться, когда вместо этого может взять себе ястреба, который это уже умеет? — И ты тот самый ястреб, которого, как ты думаешь, он сможет полюбить, — насмешливо заключил Уилл. — Ох, Мэттью… Доктор Лектер не знает как любить. Он знает только как контролировать. Уничтожать. — Односторонняя связь может стать полноценной и с кем-то другим. Многие исследования показали, что… — Это говорит ревность, — пробормотал Уилл, мягко прерывая охранника. Он сделал шаг назад от Мэттью, пяткой зарываясь в мягкую лесную землю. — Она исходит от тебя волнами так отчаянно… Ты думаешь, что если уберёшь меня из игры, то доктор Лектер, возможно, установит с тобой зрительный контакт достаточное количество раз для того, чтобы сформировать полноценную соул-связь? Его насмешка разъярила Мэттью, и свет солнца, до этого отражающийся в его глазах, внезапно померк. Он посмотрел прямо в глаза Уиллу. Яростный, отчаявшийся. — К сожалению, я не могу вас убить, — сказал тот, продолжая сверлить собеседника взглядом. — Доктору Лектеру это не понравится. Но в этих лесах обитает зверь, о котором я пытался вас предупредить, мистер Грэм, во время нашей недавней утренней прогулки. Уилл застыл, пристально вглядываясь в силуэт, материализующийся из-за теней позади Мэттью. — Видите ли, не все, кого доктор Лектер находит, настоящие люди, — продолжил он, всё шире ухмыляясь, из-за чего его улыбка стала напоминать скорее дикий оскал. — Как, например, Рэндалл. Врачи говорят, что он человек, но внутри… внутри него обитает нечто настолько первобытное, что с точностью можно сказать лишь о его непохожести на людей. Тот, кого Мэттью назвал Рэндаллом, молчал. Хотя из-за звука тихо жужжащих шестерёнок и шипения сдавленного воздуха Уилл не смог бы его расслышать, даже если бы тот что-то сказал. Он осмотрел голову, которая, похоже, представляла из себя медвежий череп, и в прорезях глазниц увидел глаза: мрачные, беспокойные и пустые. Это не были глаза человека, хотя существо, скрывающееся под этим жутким экзо-скелетом, явно им являлось. На самом деле это были глаза зверя. — Что это такое? — спросил Уилл, переводя взгляд с Рэндалла на Мэттью. Он сделал ещё один шаг назад, готовясь бежать. — Если вы выживете, считайте это чем-то вроде урока, мистер Грэм. Урока, который вы не сможете найти ни в одной книжке и ни на одной лекции по психологии, — ответил Мэттью. — Этот дом и эти люди находятся под моей защитой. И они также находятся под защитой Рэндалла. Тот издал согласное рычание, от которого волосы на руках Уилла встали дыбом. — И мы не позволим никому угрожать этому месту. Уилл не знал, что именно заставило его сломя голову броситься обратно в лес: выражение лица Мэттью, боевая стойка Рэндалла или низкий, утробный рык, который тот испустил. Или, возможно, это могло быть то ликование в глазах Мэттью, которое можно заметить только у акул в момент нападения. В любом случае всё это пропустило по телу Уилла волну такого первобытного и панического страха, что его сердце тут же начало бешено колотиться о рёбра. Возможно, дело было в воздухе, и именно запах опасности заставил его бежать без оглядки. Он оказался на тропе, ведущей к дому, быстрее, чем смог сообразить, что происходит, или спланировать свои действия, или хотя бы обдумать свой следующий шаг. Позади Уилл услышал пропитанный нездоровым восторгом крик Мэттью Брауна: — Бегите быстрее, мистер Грэм! После этого Уилл услышал приближающийся рёв чудовища Рэндалла.* * *
Распорядок дня человека, отбывающего пожизненный срок в психиатрической лечебнице, никогда не менялся. По факту он отбывал свой срок только три месяца, однако уже увидел, что именно в перспективе будет происходить в течении всей его оставшейся жизни: он будет просыпаться, принимать лекарства, завтракать, терпеть сеансы терапии с этими жалкими врачами, наслаждаться нечасто попадающими на его кожу лучами солнца, принимать лекарства, обедать, спать на тихом часу, снова наслаждаться краткой прогулкой под солнцем, ужинать, принимать лекарства и спать. Иногда ему будут доставлять случайное письмецо от очередного обожателя, которое однако, всё равно будет находиться под присмотром камер, как и всё остальное в его клетке. У него будут только мягкая бумага с закруглёнными краями, фломастеры и двусторонний скотч, с помощью которого он сможет размещать свои рисунки на стенах. Флоренция. Верона. Париж. Брюссель. Он вёл себя наилучшим образом, как и должен вести себя заключённый, которого содержат с повышенным уровнем охраны, изучают со всех сторон и в целом смотрят как на собаку, имеющую тенденцию слишком часто кусаться. К четвёртому месяцу, однако, всё это приобрело некую монотонность — всё в этом месте, в котором он может умереть, если не будет достаточно осторожен. Но, к счастью для него, в середине этого месяца произошло отклонение от графика. — Посетитель? — спросил Ганнибал, стоя лицом к стене и просунув руки через решётку за спиной. На него надели наручники, как того требовали правила, и только после этого санитар счёл безопасным надеть на него небольшую маску. Теперь метафора про собаку стала реальностью, и Ганнибал позволил себе слегка улыбнуться. — Да, — ответил санитар — Мэттью, судя по бейджику. От него пахло потом и немытой кожей, хотя весь этот пирог запахов довершал слой одеколона, из-за чего Ганнибал сделал вывод, что вчера вечером тот хорошо что-то отметил. Настолько хорошо, что даже утреннее похмелье не смогло испортить его настроения от похода на работу. — Разве уже не слишком поздно для посетителей? — Нет, — просто ответил Мэттью. Ганнибал позволил ему провести себя по коридорам лечебницы, мимо пропахших спермой камер других заключённых, мимо Абеля Гидеона, который развлекал себя тем, что сплетничал с медсёстрами, мимо человека, которого признали виновным, хотя Лектер знал, что тот не совершил ни одного из тех преступлений, в которых обвинялся. Комната, в которую его привёл Мэттью, оказалась просторным серым помещением, в разных местах которого стояли передвижные клетки с человеческий рост. Это было то же самое место, где ему каждый день приходилось терпеть визиты психоаналитиков различных мастей. Ганнибалу намного больше нравилась комната, в которой он разговаривал со своим адвокатом, — она была единственным местом в учреждении, которое не прослушивалось небезызвестным доктором Чилтоном. Мэттью завёл его в одну из клеток, и Ганнибал сел на приготовленный для него стул, ожидая того, кто решил, что семь часов вечера — самое подходящее время для визита. Но никто не приходил. Он где-то пятнадцать минут сидел с приветливым выражением лица, на котором читалась доброжелательность и фальшивая заинтересованность в происходящем, однако по истечении этого времени решил, что с него хватит. — Вы собираетесь объясняться, мистер Браун, или я буду вынужден сидеть здесь всю ночь, чтобы вы беспрепятственно могли изучать мой затылок? Мэттью мягко рассмеялся. — Я за вами наблюдал, — объяснил он, и запах выпивки, прилипший к нему после вчерашнего вечера, рассеялся. — Я знаю. — Правда? — Раньше во время ваших смен вы приходили к моей камере один или два раза в неделю. Теперь же вы приходите ко мне примерно пять раз в неделю. Либо вы следите за мной по приказу доктора Чилтона, либо у вас есть что-то личное, чем вы хотели бы со мной поделиться, и что, как вы думаете, я непременно должен услышать. — Я восхищаюсь вашей работой. — Вы отключили все записывающие устройства в этой комнате? — Да. — После этого Мэттью сделал паузу, будто выжидая момента, чтобы эффектно завершить предложение. — В конце концов именно я их устанавливал. — Вы весьма умны. — А вы не собираетесь всю жизнь гнить в этом месте, верно, доктор Лектер? — Вы полагаете, что я копаю в своей камере проход, используя одну из пластиковых ложек? — Я видел ваше дело. Он и весь остальной мир. В тот момент, когда тот появился в поле зрения Ганнибала, он начал следить за его движениями с пристальным вниманием, отмечая каждую деталь. Он сохранял информацию обо всех санитарах лечебницы, чтобы увидеть их мышление и понять, каким образом стоит себя вести в их присутствии. Мэттью Браун часто выделялся на фоне остального персонала. Он казался обычным, но всегда смотрел на заключённых взглядом, эмоции в котором больше напоминали снисхождение и увеселение, а не отвращение. — И какие озарения вам это принесло? — У вас односторонняя связь, хотя в файле не было указано, к кому именно. Я подумал, что этот человек либо мёртв, либо не знает о том, что с вами сделал. Он определённо обдумывал убийство Уилла Грэма, хотя и через чисто клинические линзы логики, а не через красную пелену гнева. Всё то время, что он лечил Уилла, говорил с Уиллом, узнавал Уилла, и даже после того, как он пощадил Уилла, Ганнибал постоянно повторял себе, что в любой момент, если всё станет слишком проблематичным, сможет просто убить Уилла и продолжить спокойно жить дальше, вместо того чтобы истязать себя попытками наладить полную связь, о существовании которой Грэм даже не знал. Эта маленькая мысль утешала его и заставляла акт пощады выглядеть больше его решением, чем так, будто у него не было иного выбора. Хотя убийство Уилла в любом случае было бы ужасно скучным занятием. Ведь под этим искусственно созданным слоем нормальности скрывался абсолютно уникальный и интересный Уилл Грэм. — Это дало мне не столько озарение, сколько понимание. Позже, прочитав о том, что вы позволили Уиллу Грэму и агенту Кроуфорду жить, вместо того, чтобы просто убить их обоих в своём офисе, я подумал, что это довольно странно. После этого между ними повисла пауза. Ганнибал продолжал наблюдать за Мэттью периферическим зрением, полуприкрыв глаза и делая вид, что его совершенно не интересует происходящее. Тем не менее, он внимательно слушал. Мэттью Браун, несомненно, завладел его вниманием. — Уилл был моим пациентом, — мягко ответил тот. — Я тоже подумал, что это могло быть причиной, но ведь был случай, когда вы использовали своего пациента, чтобы воссоздать один из своих шедевров. Он приравнивал его работу к шедевру. Мэттью либо являлся кем-то, похожим на самого Ганнибала, либо пытался таким казаться. — Вы не рассматривали своих пациентов как что-то ценное, доктор Лектер. Поэтому я задался вопросом, что сделало Уилла Грэма таким особенным, что вы не только оставили его в живых, но и позволили спасти вашу предполагаемую жертву? — продолжил Мэттью, его медленная походка была лёгкой и ровной. — Я решил продолжить исследование. Во время дачи показаний он сказал, что присутствовал у вас на ужине после того, как вы убили Мариссу Шур, на торжественном приёме через день после убийства Кэсси Бойл и подтвердил, что вы были с ним во время диссоциативного эпизода, когда он позвонил вам и попросил о помощи, хотя вы утверждали, что в то время работали с доктором Блум. Ваш человек, фальшивый агент, подосланный для того, чтобы вывести Джека Кроуфорда из себя, оставил ДНК в доме Грэма, где ФБР позже провело зачистку. — Ваша память воистину восхитительна, Мэттью, — спокойно произнёс Ганнибал. — После этого к нему было приковано очень много внимания, поэтому я решил раздобыть фотографию парня, и знаете, что я увидел? — Предполагаю, сейчас вы мне расскажете. — Сейчас вы носите контактные линзы, и адвокат настаивает, что это ваше законное право, но раньше один ваш глаз был красновато-коричневым, а второй — голубым с зелёной каймой. И когда я увидел глаза Уилла Грэма, то всё понял: у вас односторонняя связь к нему. Именно поэтому вы его пощадили. Именно поэтому, когда вы стояли в нескольких метрах от него и наблюдали, как он пытается спасти жизнь агента Круфорда, то, будучи в состоянии легко убить его, вместо этого позволили ему посадить вас сюда, за решётку. Мэттью замер перед Ганнибал на таком расстоянии, что если бы последний захотел дотянуться до санитара, то ему бы не хватило всего нескольких метров. Умно с его стороны, так как тот действительно рассматривал возможность навредить ему в той или иной степени. В конце концов, сегодня выдался довольно трудный день. Он не хотел, чтобы Уилл увидел его настолько явно и так быстро, без должной подготовки, с помощью которой он мог бы всё лучше понять. В тот момент, когда Уилл склонился над умирающим Джеком Кроуфордом, он издал приглушённый звук — тот самый, который до сих пор преследовал Ганнибала во снах. Это был уязвимый и измученный звук, лишь подтвердивший то, что он и так знал: Уилл ещё не был готов, не достаточно живо увидел всё, чтобы понять и принять это. Впрочем, это уже неважно. Момент всё равно упущен. — И что вы намереваетесь делать с этой информацией? — вслух поинтересовался Ганнибал. Он не отрывал от Мэттью взгляда, изображая мягкое любопытство. — Если бы вы намеревались использовать её против меня, то не стали бы устраивать это представление с блестящей демонстрацией своих навыков в дедукции. — Вы знаете этих ястребов, которые сидят на проводах, доктор Лектер? Они одиноки, лишь изредка пролетают перед проезжающими мимо машинами, чтобы схватить мышь и найти какое-нибудь другое место для отдыха. — Мэттью выглядел так, будто ему очень хотелось вновь начать расхаживать перед клеткой, но он сдерживался, скрестив руки на груди и сминая пальцами халат с перекосившимся бейджиком. — Они могущественны, величественны. Однако рано или поздно появляется стайка зябликов, которые лишь своим количеством прогоняют ястребов прочь, в тень, вынуждая их прятаться. — И вы видите себя таким ястребом, Мэттью? — Да. Люди, как мы с вами… и есть ястребы. Но проблема в том, что ястребы всегда летают поодиночке. И довольно часто не особо радуются встрече с себе подобными. — И каково ваше решение? — Что если мы научим ястребов работать сообща, доктор Лектер? Вместо того чтобы позволять зябликам загонять нас в тень, мы, выжившие вольные птицы, которые сейчас выходят на свет только во время относительного затишья, могли бы работать вместе. — Вы уже пытались осуществить эту идею? — Да. — И каковы были результаты? — спросил Ганнибал. В глазах Мэттью промелькнула лёгкая досада. — Полагаю, я недостаточно харизматичен для того, чтобы сдерживать их от разрывания друг друга на мелкие кусочки. — Но вы думаете, что я — да. В ответ на его слова Мэттью медленно улыбнулся. Ему нравилось то, как быстро функционировал разум Ганнибала, хотя тот всё равно делал то, что делал, сколько себя помнил: быстрое аналитическое мышление всегда было его главным оружием, а потому он постоянно был на шаг впереди остальных, готовый ко всему. Ко всему, похоже, кроме Уилла Грэма, рано явившегося на свой сеанс психотерапии. — Я читал ваши статьи об эволюции социальной изоляции, а также о том, какими качествами и характеристиками должен обладать настоящий лидер, способный сплотить людей единой идеей, которую они сами выберут. Вы харизматичны. Как долго вам удавалось скрываться под этим человеческим костюмом, прежде чем что-то просочилось сквозь трещины? — Много, очень много лет. — А у меня как раз есть пара друзей, которым нравится ваша работа, — сказал Мэттью, возобновляя свою ходьбу. В нём плескалась энергия, которая и принуждала его неустанно мерить комнату шагами. — Когда они услышали о том, что я работаю здесь и периодически вижусь с вами, они были вне себя от восторга. — Полагаю, вы хотите, чтобы я сказал им пару добрых слов. — Ничего фанатичного, — заверил его Мэттью. — Хочу сказать как ястреб ястребу, по большей части мне было просто интересно, насколько далеко вы готовы зайти, чтобы иметь глаза и уши за пределами этого учреждения. Если у вас достаточно харизмы, возможно, вы сможете заставить их делать что-то для вас, видеть что-то для вас. — И какая вам от этого выгода? Мэттью какое-то время размышлял над ответом, после чего остановился на таком расстоянии, что если бы Ганнибал захотел, он с лёгкостью смог бы до него дотянуться. Однако тот не кинулся на санитара. Он следил за движениями Мэттью с пристальным вниманием и, когда тот подошёл достаточно близко к решётке, позволил своему взгляду задержаться на шее, где неустанно и размеренно бился пульс. Ни капли страха. — Я бы хотел прикоснуться к великому, — тихо сказал Мэттью, практически бормоча. — Хотя бы раз. Тогда и я, и мои друзья станем полностью вашими — делайте, что хотите. — Он издал низкий смешок. — Возможно, мы поймаем Уилла Грэма для вас, если, конечно, захотите. Возможно, мы поймаем Уилла Грэма для вас. Возможно, мы поймаем Уилла Грэма. Возможно, мы поймаем… Возможно… Ганнибал изучал Мэттью, который всё ещё находился от него на расстоянии укуса. Он встал со своего стула и подошёл к тому так, будто дистанция между ними была намного больше всего нескольких сантиметров. Ганнибал остановился прямо перед решёткой, рассматривая расширенные зрачки санитара и то, как его подёргивающиеся губы силились сохранить свою ровную линию. Ганнибал улыбнулся ему, показывая клыки, после чего вытянул свои скованные руки вперёд, будто предлагая их. Мэттью прижал свою ладонь к ладони Ганнибала, и выражение его лица источало такое блаженство, пьянящее удовольствие, будто одного этого телесного контакта ему хватало, чтобы получить те же эмоции, что получал Ганнибал в те моменты, когда стены его Дворца Памяти окрашивались в красный. Ему раньше доводилось видеть взгляд и выражение лица одержимых людей, которых всегда отличало то, как трепетали их ресницы, и наливалась румянцем кожа рядом с объектом обожания. Теперь он видел то же самое в Мэттью Брауне. Он мог бы использовать это. Было бы грубо отказываться от такой возможности, учитывая значимость того, что ему предлагали. Когда Мэттью отпустил его ладонь, Ганнибал снова сел на стул, испытывая приятный голод. Мэттью задержал руки в том пространстве, где их ладони соприкасались, после чего слабо улыбнулся. — Что я могу для вас сделать, доктор Лектер? — …Сколько ваших друзей восхищается моей работой? — Пока что их немного… — Он застенчиво улыбнулся, проведя рукой по губам. — Я с лёгкостью могу найти ещё. Несколько санитаров и медсестёр здесь, парочка психопатов там… Чилтон просматривает все ваши письма, но я могу это исправить. Я также могу гарантировать, что встреча с кем-то из ваших посетителей не будет записана на микрофон. — Преимущества работы, мистер Браун? — Преимущества работы, доктор Лектер.