Драбблы на ночь

      Джеймс млеет от одного звука голоса Питера.       Вернее сказать уже не Джеймс — «друзья зовут меня Баки» — как-то роняет Барнс. Питер пробует новое имя на вкус, перекатывает буквы на кончике языка и выпускает, растягивая, наполняя их силой — «Ба-ки».       Выходит вкусно. Питер довольно жмурится, укладывая голову на плечо Джеймса, не замечая ничего вокруг, в то время как Барнс судорожно восстанавливает дыхание, безуспешно ловит губами воздух. Мурашки по его спине бегут вниз и кровь приливает к паху. Мужчина молится, потому что спалиться со стояком сейчас, было бы крайне неловко.       В следующий раз Паркер снова произносит его имя, разбивая по слогам. Барнс опять путает кнопки управления духовки и Питер, желая привлечь внимание мужчины, произносит своё многозначительное «Ба-ки», наблюдая как резко спина Джеймса неестественно выпрямляется, а его рука и вовсе застывает в воздухе. Питер не придаёт значения такому поведению и, вздохнув, делает шаг вперёд, накрывая своей рукой руку Барнса, направляя его пальцы к нужным клавишам. Юноша так увлечён, что не замечает судорожно забившуюся жилку на шее мужчины.       Джеймс почти воет, когда в следующий раз Питер экспериментирует, пробуя с десяток вариантов произношения его многострадального «Ба-ки». И каждый раз, когда Паркер специально, новым способом коверкает его имя, Джеймс молчит. Потому что со своим голосом он точно сейчас не управится. И если бы только с голосом. Барнс сидит не шевелясь, ведь при каждом движении ткань трусов трется о стояк, совершенно не облегчая ситуацию.       С воображением у паршивца все отлично. Питер явно подготовился и сегодня произнёс «Ба-ки» с акцентом, кажется, семи стран, а ведь у Джеймса встало ещё на Испанском, который был всего лишь вторым. Голос парня прекрасен сам по себе — у Паркера редкий тембр и тон, описать который словами просто невозможно, — и когда этим воплощением мечты ещё и произносит его имя, то выдержка Джеймса трещит по швам. Баки благодарит всех богов, что юноша не разговаривает с придыханием, иначе у Барнса точно бы сорвало башню. А напугать Питера мужчина не хочет.       Питер отвечает на каждый шаг Джеймса, делая свои маленькие, но от того не менее значительные шажки навстречу. После обмена признаниями, Паркер проводит в квартире Барнса все свободное время и, даже несколько раз в неделю, сбегает к нему ночевать. Питеру нравится касаться Джеймса, гладить его шею, плечи и руки кончиками пальцев. Иногда он так глубоко погружается в себя, наблюдая за движениями собственных рук, что совсем тихо начинает шептать, чуть растягивая гласные «Ба-ки». В такие моменты Барнс будто приход ловит — шёпот мальчишки такой нежный, убаюкивающий, что по телу разливаются волны тепла. Джеймс стискивает зубы, когда в паху начинает ныть от возбуждения, но не позволяет себе шелохнуться, чтобы не разрушить волшебство момента.       Питер разговаривает во сне. И Барнс узнает это, когда однажды просыпается с каменным стояком от питеровсткого невинного «Баки». Джеймс смотрит на волосы своего парня, разметавшиеся по подушке, тонкую ниточку слюны и чуть припухшие губы, продолжающие кому-то что-то выговаривать во сне. Без капли стыда Барнс запускает руку себе в трусы, обхватывая ладонью член, начинает ласкать себя. В этот момент Пит снова произносит его имя и оргазм взрывается сотнями разноцветных звёзд перед глазами. Отдышавшись, Баки силой поднимает себя с постели и плетётся в душ — приводить себя в порядок.       На каникулах Питер перебирается к нему, и Барнсу совершенно плевать, что парень набрехал тетке. А он точно набрехал, ибо ни одна женщина в мире не отпустила бы своего любимого племянника жить неделю (целую неделю!) у какого-то левого мужика. Джеймс успевает обрадоваться — они уже достигли больших успехов и он в любой момент может подкрасться к Питеру сзади и сгрести в объятия. Одно он не учитывает. Раскатистое «Бааа-ки» и его организм тут же реагирует болезненным стояком. Барнс словно чувствует себя героем нового, дурацкого шоу с названием в стиле «снова семнадцать», когда встаёт всегда и на все. Но каждое «Ба-ки» не оставляет его равнодушным и таким мудаком Джеймс не чувствовал себя уже давно.       Они узнают друг друга. В прикосновениях, взглядах, интересах. Проводят совместные вечера у ноутбука или шатаются по ночному городу. «Баки» постоянно повторяет Питер, делая Джеймса самым счастливым человеком на свете.       В последний вечер каникул Барнс сидит на самом краю дивана, когда Питер шумно подкрадывается сзади. Стягивает резинку, запуская руки в волосы. Массирует голову, потом спускается к шее, мягко, практически неощутимо касается, оглаживает подушечками пальцев и с придыханием шепчет «Баки» — в самое ухо, обжигая воздухом кожу. Джеймс сбивается, чуть не роняя книгу, сидит, не двигаясь, боясь шелохнуться. Но следующее «Баки» звучит так горячо, что Джеймс срывается.       Поворачивается, толкая не сопротивляющегося парня на кровать и целует его — грубо, властно, захватывая его рот языком. Питер стонет, выгибается навстречу. Он такой горячий, что любовь с возбуждением связываются в плотный клубок в паху у Джеймса. Барнс чуть отстраняется, скользя взглядом по раскрасневшемуся парню.       «Баки» — слишком приглашающее, чтобы можно было отказаться.