умбровая пыль

Насколько правильным решением было позвать Тэхёна к себе домой? Не знаю. Даже примерно прикинуть не могу. С одной стороны, ничего особенного, с другой - что-то в нём было такое специфическое, почему-то даже подозрительное. Многие люди открываются сразу, Тэхён даже спустя целый вечер, наполненный алкоголем, не стал мне более знакомым и на маленькую долю. Когда мы сидели у меня в комнате на полу в тишине и темноте, то я понял, что Тэхён чувствует себя точно так же по отношению ко мне: непонятливо, озадаченно. В конце концов, я не успел поймать своё былое раздражение за хвост, как оно сбежало, даже забыв попрощаться. У Тэхёна внешность стереотипного художника. Даже не то чтобы внешность, образ такой, аура. Смотришь на человека и сразу понимаешь, чем он занимается: на пальцах ни одного пятнышка, ни одного отпечатка, чистые ботинки, не въелась краска. А что-то интуитивное всё равно на языке вертится и выдаёт Тэхёна с головой. Знать бы только что. — Честно, если бы я увидел тебя не улице, никогда не бы не подумал, что ты рисуешь такие вот вещи, — задумчиво произнёс Тэхён и снова взглянул на картину, от которой не мог отлипнуть от самого их прихода. Он то отходил, то подходил ближе, покачивался на каблуках парадных туфель и совал руки по карманам. — Не выглядишь, как художник. Как будто мысли читает. — А как выгляжу? — Как студент. Может быть. Сложный ты какой-то. Нечитаемый. — Может быть, я и не хочу, чтобы меня читали, — не пытаясь скрыть неприязненный тон в голосе, сказал Чонгук. Импульсивная раздражительность снова давала знать о себе, что-то вроде ходьбы по минному полю. Одна неловкая фраза со стороны Тэхёна, и их вечернее рандеву подойдёт к концу. — Тут хорошо вписалась умбра. Какими красками пользуешься? — Самыми дешёвыми. — Странно. — Ну и как ты познакомился с Юнги? Разговор их напоминал скорее не дружескую беседу, а какой-то двусторонний допрос. Каждый спрашивал о том, о чём ему было удобно, но слушать? Нет, они не хотели слушать, смысл скорее был в заполнении пустого пространства комнаты белым шумом. Тишина сжимает все мускулы, но это не значит, что от разговора не может стать ещё хуже. — Мне надо было как-то продвигать свои картины, вот я и искал всех, кому не лень, — как будто отмахиваясь от вопроса, сказал Тэхён. — Я пришёл на одно из мероприятий и почему-то пришёлся ему по вкусу. Он сказал, что уже слышал немного обо мне и был бы рад взять меня на поруки. Но это слишком громко, Юнги любит городить лишнее. Уровни у нас не сильно отличаются, я считаю. — Звучит как-то больно самоуверенно, — не удержался на этот раз Чонгук и признался честно: — Я тебе не верю. Вообще. — Хорошо. — Что хорошо? — недоумённо переспросил Чонгук, чувствуя поджимающую грань. — Я готов побиться об заклад, что ты не знаешь никого, кроме Ван Гога и Клода Моне. — Ох, Чонгук-и, на твоём месте я бы так не думал. Произнесено это было как будто совсем в лёгкую шутку, но отпечаток о себе оставило достаточно тяжёлый, в душу даже как-то начали закрадываться тени тревоги и страха. Взгляд Тэхёна как-то странно помрачнел, и без того темные глаза из карих превратились в сплошь чёрные. Он улыбнулся. — Станцевать танго с Веттриано или, может быть, выпить вина с Пиросмани? Я знаю больше, чем ты думаешь. Не считай, что я один из тех подлиз, которые бегают за Хосоком. У меня есть своё мнение. И я бы выбрал танго. А вообще… лучше уж Франция у Писарро. Чонгук впервые за вечер не нашёлся, что ответить. В голове ни единой мысли. — Как в той серии картин. — С оперой? — Нет, Монмартр. Тэхён подошёл к окну, Чонгук как-то по инерции последовал за ним. Странно так. — Вот напоминает оно мне Монмартр, и всё. Ты, кажется, создал кусочек Франции в Дэгу из этой своей… дешёвой умбры. И снова насмешка в голосе звенит. Чонгук взглянул на сосредоточенное выражение тэхёнового лица и, проследив за взглядом, выглянув прямиком в летнюю вечернюю синеву. У соседнего дома загорелся фонарь, обдав слабым светом пару слившихся чёрных силуэтов. Над ними паутиной плелись нити другие — провода, по которым бежали чужие телефонные разговоры. Зашумел мотоцикл. — Странные у тебя ассоциации, — сказал Чонгук, оторвавшись от пейзажа. — Францией и не пахнет. — Мне, может быть, и пахнет. Белый шум. — Выпьешь? — Давай. Они сели на полу, сложив ноги, прямо друг напротив друга, и вместо разгоров заполнили угнетающую тишину перезвоном стекла. Осушив стакан до дна и сморщившись от спирта, Чонгук мельком рассмотрел кое-что в тэхёновом взгляде, но ни в чём не признался. Он посмотрел в ответ: — Что? — Ничего. Раздражение ушло, пообещав ещё долго не возвращаться. Момент будущей встречи — его придётся перейти. Чонгук начал осознавать это слишком рано. Но так и не понял, почему интуиция говорит ему, что это всё к худшему. Воздух в комнате был тяжёлый и спёртый, и горячее тело Тэхёна рядом забирало последний кислород. Его рука крепко уместилась прямо на грудной клетке, словно взяла Чонгука в тиски. Но почему-то это не было некомфортным. Ничего такого. Чонгук пялился в потолок и думал о том, что такого вдохновения у него не было уже очень долгое время. Возможно, ещё со смерти матери. — Ну что, пора вставать. — Нет, не пора. — Пора-пора, поднимайся давай. — Да оставь меня в покое, — вяло махнул рукой Чонгук, закрыл глаза и бессильно свесил голову, предпринимая очередную попытку заново заснуть, почти сразу же понимая её тщетность. — С кем ты там разговариваешь? — послышалось где-то совсем сбоку. — Ни с кем, — прохладно отрубил Чонгук и отцепил руку проснувшегося Тэхёна от своей груди, одним рывком вскакивая с постели. — Ну ладно, — ничуть не смутившись, сказал Тэхён, пожав плечами, и сел на кровати. Вчера вечером ему стало слишком душно, так что он стянул рубашку, поэтому сейчас Чонгук, к несчастью, сейчас был вынужден любоваться его голым торсом. Он сел на кровати и протяжно зевнул, почесав ключицу. — Прости, что я остался. — Только вот не надо этой тошниловки. — Почему ты такой грубый? — снова зевнул Тэхён, поспешно схватил рубашку и одним взмахом накинул её себе на плечи. Однако, обиженным или даже оскорблённым он не выглядел, наоборот, он вёл себя, как будто Чонгук был маленьким, гиперактивным ребёнком, чьи слова нельзя было воспринимать всерьёз. — Мне нужно рисовать, так что будь добр, одевайся скорее и проваливай наконец. Тэхён зашнуровал туфли и цокнул языком, улыбка так и не сходила с его губ, вызывая очень сильное встречное желание хорошенечко её подпортить. Чонгук суетливо открыл ему дверь, попутно поймав прощальный тэхёнов взгляд, такой же насмешливый. — Надеюсь, мы ещё с тобой как-нибудь выпьем. Вместо ответа Чонгук захлопнул дверь прямо перед тэхёновым носом.