Что-то никогда не меняется

Кто бы мог подумать, что составление списка книг, нужных ей для лекций, окажется такой сложной задачей? Нора корпела над ним больше часа, вычеркивая одних авторов и вписывая других — тех, кого будет проще найти в безумном бардаке публичной библиотеки, и кто почитал краткость проявлением таланта, а значит не отяготил бы скрипторов лишними унциями. Ей было известно, каково это — бегать под обстрелом с переполненным рюкзаком. Она, скрепя сердце, вычеркнула де Шардена и вписала Швейцера, когда дверь за ее спиной тихо отворилась. Рука мгновенно метнулась лежащему на столе пистолету, но, услышав знакомые тяжелые шаги, Нора расслабилась и в то же время зазвенела, как натянутая струна, от радости и предвкушения. Ладони Данса легли ей на плечи. Он крепко прижался лбом к ее голове, глубоко вдохнул запах волос и пробормотал, проводя щекой по макушке: — Ты припозднилась. — Ты тоже, — Нора выгнулась на стуле, ловя его за затылок и запуская пальцы в шевелюру. — Я подумал, что две недели без тебя — это слишком долго, и решил не ждать утра, — он несколько раз медленно и обстоятельно поцеловал ее в шею, а потом ухватил за талию, вытянул из-за стола и развернул лицом к себе. На какое-то время они замерли, восторженно и жадно разглядывая друг друга горящими глазами, и только потом принялись целоваться. Не разрывая поцелуя, Данс смахнул со стола стопки бумаги, усадил на него Нору и принялся освобождать ее от одежды, нетерпеливо обрывая особо упрямые пуговицы. — Ого, — прошептала она, переводя дух. — Вижу, ты действительно соскучился. — Еще как, — подтвердил он, опускаясь на колени и стаскивая с нее брюки. — Чуть с ума не сошел. А потом им стало не до разговоров — слова сменились горячечным дыханием, прерывистыми возгласами и сладкими стонами. Руки Данса на ее бедрах казались раскаленной сталью и наверняка оставили бы на коже ожоги, не будь она сама в тот момент жидким пламенем — податливым, мягким и гибким. Ей подумалось, что, если бы на столе остались документы, он совершенно точно загорелся бы. А потом пожар все-таки вспыхнул — и внутри нее, и снаружи, и Нора не удержала крик, наверняка привлекший внимание ночной стражи «Придвена». «И черт с ними, пусть завидуют», — пронеслось в голове. А потом ее подхватили, бросили на кровать, и она поняла, что тот пожар был только началом настоящего буйства стихии, а дневальным придется либо смириться с шумом, поднятым в ее каюте, либо сбежать на другую палубу. — Не так уж ты и вымотался в Вашингтоне, как я посмотрю, — заметила Нора, когда снова смогла говорить. Он усмехнулся, лениво обводя пальцем линию ее челюсти: — Достаточно. Но в дороге у меня было время, чтобы настроиться нужным образом. Я не воплотил даже половины из того, что себе напредставлял. — Черт побери! — воскликнула она с притворным испугом. — Хочешь окончательно вытрясти из меня душу? Я и так не знаю, на чем она держится. Он издал короткий смешок — смущенный и самодовольный враз: — Так и быть, дам тебе немного отдохнуть. А знаешь, я все-таки научился управлять винтокрылом — на всякий случай. Тебе тоже стоило бы этим заняться. — Опасно, — протянула Нора с сомнением и потерлась щекой о его плечо. — Есть риск, что когда-нибудь я встану прямо посреди лекции, прыгну за штурвал, прилечу к тебе и сорву какую-нибудь планерку... Кстати, тот стол в зале совещаний выглядел очень устойчивым. — М-м-м, точно, — промычал Данс и подгреб ее к себе. — Ты достаточно отдохнула? Некоторые из моих идей как раз касались винтокрыла. — Предлагаешь покататься? — фыркнула Нора. — Покататься? Ну, можно сказать и так, — тихо рассмеялся он, а потом сел и потянул ее за собой: — Идем. Она тоже поднялась и посмотрела на него с удивлением: — Так ты это серьезно? — Абсолютно, — отозвался Данс, нашаривая на полу одежду. — Мы теряем впустую слишком много времени, чтобы шутить такими вещами. Пошевеливайся, солдат! — он ласково толкнул ее в бок. — О-о-о... Ad Victoriam, старейшина!